***
Прошло три недели прежде, чем ему стало лучше настолько, что доктор разрешил ему перестать обрабатывать спину – зашитые раны затянулись, но было очевидно, что его тело на всю жизнь обезображено неровными розовыми рубцами. Впрочем, это Чжаня совсем не печалило. Город, где он жил, казался немного странным, хотя жившие в нём люди мало отличались от тех, что населяли его родной Маастрихт. Он не знал их языка, но старался понемногу учить, помогал по мере сил в доме доктора, у которого и жил всё это время – вместе с отцом он часто возился с лекарствами и стоял за прилавком в аптеке, поэтому старался быть полезным. Было понятно, что доктор приютил его не за здорово живешь, и значит его ангел как-то заплатил за лечение и проживание, или ещё каким чудом это устроил. Сам он являлся всего пару раз, каждое своё появление проводил с ним немного времени, убеждался, что Чженси идёт на поправку, и вновь исчезал, ссылаясь на неотложные дела. В тот вечер, как и всегда, когда он являлся, шел дождь с грозой, и Чжаню уже начинало казаться, что в этом есть какая-то закономерность. Как не сложно было привыкнуть к тому, что он может просто спуститься с неба, в этот раз Чженси даже не вздрогнул, услышав сверху: - Привет, Сиси! – и глубокая лужа перед домом разошлась волнами от приземлившегося с плеском прямо в центр. Как некто столь изящный на вид может быть при этом таким мило-неуклюжим – оставалось одной из его загадок. Такие мысли смущали, но как-то по-другому сформулировать Чженси не мог. – Смотрю, ты совсем поправился! - Да, благодаря тебе, ангел мой. Не знаю, чем отплатить тебе за всё. - Ой, да не думай! Я не мог бросить тебя там на погибель, – он немного замялся. – Лучше скажи, куда бы ты хотел отправиться? В какой-нибудь порт? Ты же моряк. - Прости за мои грубые слова, но морем я сыт по горло, - мысль о том, чтобы снова оказаться на каком-нибудь корабле и больше его не увидеть, приводила в ужас. И он решился сказать то, о чём думал все эти три недели. – Больше нет никого, к кому я хотел бы вернуться. Ангел мой, могу ли я как-то последовать за тобой? Понимаю, это звучит самонадеянно и, может, глупо, я всего лишь смертный, но, если можешь... Не оставляй меня, – с этими словами он опустился на колено прямо на мокрую мостовую и замер, опустив голову, и ожидая решения своей участи. Стоящий над ним растерянно и совсем не величественно почесал затылок, взлохмачивая и без того находящиеся в беспорядке волосы. - Я как-то не думал об этом. Но, если ты так хочешь, можно спросить у Хозяина. Прости, не могу тебе ничего обещать – это не я решаю. Чженси похолодел. Верно! Ангелы – слуги Господни, как они могут решить такое сами. Но чтобы обращаться прямо к Богу ради его отчаянной просьбы – это казалось чем-то запредельным. Он вскинулся. - Прости! Я сказал глупость – конечно, это невозможно. - Ну почему сразу невозможно? Он неплохой парень. Не без странностей, но тебе понравится. Я вас познакомлю. Формулировка «неплохой парень» привела в замешательство, а перспектива знакомиться с Господом лично едва не отправила Чжаня в обморок. - Не надо. Я передумал. Не стоит! - Так ты хочешь или нет? Я запутался, – Цзянь смотрел озадаченно. – Ты боишься? Я вообще тоже человеком был, если тебе станет проще. Вот найдём его, поговорим и тогда уже решишь, хорошо? Он потянул всё ещё коленопреклоненного Чженси за руку, чтобы встал и не мочил штаны – дождь всё ещё продолжал поливать их. Собирать было особенно нечего – никакими вещами, кроме тех, что были при нём, тот так и не обзавелся, а значит, отправляться можно было прямо сейчас.***
Цзянь припомнил, как они с Тянем сделали первую попытку обратить его Другим. Хозяин Ветров тогда расстарался, вручив им длиннющий свиток с контрактом. Он конечно сделал вид, что всё отлично, бегло просмотрев бесконечные линии выписанных каллиграфическим почерком иероглифов. Нет, Цзянь не соврал – читать он умел… в целом. Но вот половину из написанных там символов видел, кажется, в первый раз. Ну вот не приходилось ему разбирать такие заковыристые письмена – всё больше повторять вызубренные наизусть священные тексты, куда надо было только подглядывать, отвечая больше по памяти. Поэтому когда Чэн отбыл, они остались одни, и Тянь изъявил желание попробовать прямо сейчас – пришлось признаться. - Я, наверное, не смогу это прочесть. Тот тоже смотрел на свиток с едва ли большим пониманием – примерно, как баран на новые храмовые ворота. - Да и не важно! Сами придумаем, что мы – совсем дурные? Цзянь повеселел. - Ага! - Ну вот как он там сказал: чтобы было понятно, как ты силой пользоваться будешь. А там просто всё – чтобы людям вреда от неё не было. И зверям. Так и надо говорить: не причиню вреда… всему. Сущему. – припомнил тот умное слово, которое слышал от Чэна. - А если что не так пойдёт – я тогда имею право силу назад забрать. А если надоест – ты сам её вернуть можешь. Годится? - Годится! Я не собираюсь никому вред причинять. А сущему особенно! – важно кивнул И. На том и порешили. В первый раз произнеся обещания (при этом Цзянь едва сдерживался, чтобы не захихикать – как молодожены, чем привел Тяня в состояние неожиданного смущения, сказав об этом), они торжественно соединили руки. Очнулся И примерно через час, с удивлением рассматривая желтые, наполненные жидкостью волдыри ожогов на пальцах. Хорошо хоть не болели – кончики просто потеряли чувствительность. Тянь сидел рядом, мрачный, разглядывая собственные руки. - Ну, ничего, - отозвался Цзянь, приподнимаясь. – Помнишь, у снежного тоже не сразу заработало. - Я так убью тебя. Это слишком опасно. - Никто и не обещал, что легко будет, правда? – Цзянь потянулся, расправляя плечи, которые словно свело судорогой. Всё тело болело, но И изо всех сил старался, чтобы этого не было заметно. – Зато потом я смогу помогать тебе – ты же не успеваешь везде. Будет здорово! Уговорить его попробовать ещё раз удалось только когда ожоги окончательно зажили. Во второй раз соприкасаться пальцами не стали – и Цзянь очухался уже через несколько минут, обнаружив, что Тянь осторожно обнимает его руками в перчатках, роняя слезы на макушку. Через полгода они попробовали снова. И тогда Цзянь умер - а первое Дитя Грозы появилось на свет. Сколько лет ушло на то, чтобы научиться действительно помогать Хозяину Грозы, через сколько они решили-таки расстаться, чтобы он мог работать совершенно самостоятельно? Каждая же встреча была им в радость, и однажды Цзянь узнал, что пока они в очередной раз "потерялись" надолго, Тянь нашел Ханну - тихую, немного отстраненную девушку с красивыми зелеными глазами, рыжими кудряшками и мягкой печальной улыбкой. Девушка жила где-то в Англии, пасла овец, и кривой пьяница - сосед, которому она наотрез отказала, когда он полез к ней, за несколько пенсов указал на неё, как на ведьму, команде самозваных охотников. Как раз тогда там свирепствовали последователи Мэтью Хопкинса, везде и всюду пытаясь найти "адский след". Охотники разъезжали на лошадях, одевались в дорогую одежду - им хорошо платили за каждую жертву - ведь всё имущество арестованных отправлялось в казну. Люди нищали, пустели поля и фермы, и только пылающие костры никак не могли насытиться жертвами. Под пытками арестованные признавались в чём угодно - и указывали на других ни в чем не повинных, и всё становилось ещё хуже. Ханну угораздило родиться рыжей, она жила в доме дальних родственников, не питавших к ней особой любви - родных давным-давно забрала чума, а она выжила, что уже само по себе считалось весьма неблагонадежным. Как она не прятала свои огненные кудри под платком - а напуганные жители деревни давно посматривали косо, и вот уже хозяева дома в глаза говорили, что если бы она исчезла - им было бы только легче. Слишком уж красива - вдруг и впрямь ведьма? Потому-то когда кривой Флинсен посреди деревни сорвал с неё платок и заорал во всё горло, что это она навела порчу на его коз, которые передохли у него от голода, запертые в кошаре той весной, пока он неделю пьянствовал в кабаке в близлежащем городке, никто не вышел за неё вступиться. Охотники, предупрежденные заранее, не заставили себя долго ждать. Девушка рванулась, в последний момент избежав хватки, и побежала к лесу. Пока преследователи возвращались за оставленными у коновязи лошадьми, не сомневаясь, что легко поймают беглянку, она успела нырнуть под шумящие кроны. Над деревней начинал накрапывать дождь, вдалеке слышались громовые раскаты, но ей было не до них. Ханна понимала, что ей никто не поможет, но и просто вот так сдаваться не хотела - прекрасно знала, что за кошмар ждёт её, попади она в руки дознавателей и палачей. Её захлестывало отвращение к этому миру, а следом страх сменило странное равнодушие - она двигалась по инерции, не разбирая дороги, под усиливающимся дождём, только всё резче становилась боль в горле и лёгких. Поэтому когда увидела на поляне сидящего на пригорке у дороги парня, то не свернула, пытаясь спрятаться, а направилась прямо к нему. - Прошу вас, убейте меня. Быстрее! - тот удивленно вскинул голову, встречая какой-то потухший, измученный взгляд. - Возьмите грех на душу, я умоляю! Господь простит, ведь я ни в чём не виновата. Они будут пытать меня и сожгут. Я не ведьма! Девушка упала на колени, протягивая руки в мольбе. Позади уже слышался треск и шум погони. - Милостивый господин, если в вас есть хоть капля сострадания, сделайте это! Парень поднялся - он выглядел озадаченным, но, видимо, что-то решил. Она закрыла глаза, ожидая удара, который оборвет её мучения, но вместо этого почувствовала, как её уверенно обняли, подхватывая с земли. Ветер... Ханна стала вторым Дитя Грозы. К Цзяню и Хозяину относилась тепло и ровно, с каким-то почтением, как к старшим братьям, и была, безусловно, благодарна за спасение своей жизни, вот только со временем оказалось, что на деле она испытывала неизбывный страх. Сколько не утешали её оба, сколько не показывали вновь и вновь, что и как нужно делать - она только прятала лицо в ладонях, шепча, что это - воля Господня, и она не должна противиться. Через время Хозяин Грозы сдался, и Ханна просто следовала за ним по миру, не предпринимая больше попыток как-то ему помогать, год за годом несмотря на всю заботу, делаясь всё молчаливее, и словно бы незаметнее - бледная тень некогда яркой юной девушки. В тот день они встретились с Цзянем, и он поразился переменам, сразу почувствовав неладное. Когда Хозяин ненадолго отошел, Ханна робко тронула его за рукав. - Цзянь. Я хочу тебя кое-о-чём попросить. Сегодня я уйду. Не оставляй нашего Хозяина одного. Он любит меня, я знаю. Но я просто не могу больше. Побудь с ним, хотя бы немного. - Ханна! - И было больно смотреть на неё, но и понимание неизбежности происходящего ложилось на душу тяжелым бременем. - Что ты будешь делать? Как жить? Никого из тех, кого ты знала, уже давно нет в живых. - Я всё понимаю. Здесь неподалеку есть монастырь бенедиктинок. Надеюсь, они будут достаточно милосердны, во имя Господа, чтобы принять меня. Я бы хотела прожить остаток своей жизни в тишине и молитвах, благих делах, на которые окажусь способна. - Вижу, ты решила. - Решила. Они попрощались на поле, среди волнующихся трав, откуда уже виднелись мрачные каменные стены аббатства. Ветер гнал серые облака, обещая скорую смену погоды. Тянь, непривычно молчаливый и подавленный, произнес формулу отмены контракта, представляющую собой обратную той, которой контракт заключался. Ханна вторила ему своим бесцветным голосом. Слабые, едва видимые шипящие молнии покидали её тело, пока она не осела на руки подоспевшему Цзяню. Но уже через несколько минут она поднялась, низко поклонилась обоим и зашагала в направлении монастыря. - Мы с тобой снова остались вдвоём, - глухо проговорил Тянь. - Думаешь, я где-то ошибся? - Нет, - покачал головой И. - Просто это не для всех, выходит. Ты дал ей очень много, кто виноват, что дар оказался ей не подходящим. - И всё же, я чувствую, что виноват. Она не была счастлива рядом со мной. - Если бы не ты - она погибла бы ещё тогда. Давай думать, что так для неё будет лучше, и Ханна найдет свой покой и радость. - Я приду навестить её. Потом. - Как хочешь. Вы с ней...? - Были ли близки, как мужчина и женщина, ты об этом? Нет, мне кажется, ей это было не нужно. Она всегда была немного не от этого мира. Наша Ханна. Они постояли так ещё, пока её силуэт не скрылся окончательно. Каждый чувствовал, что вместе с ней ушла частичка их жизни. После неё появились брат и сестра Моро, беспризорники с парижских улиц, сполна хлебнувшие жизненных невзгод, и всё же - полная противоположность Ханне - внешне весёлые и беззаботные, словно так и не повзрослевшие дети. Держась друг за дружку, они приняли новую жизнь, как сказку, но к работе подходили серьезно, и быстро покинули Тяня, отправившись в самостоятельный полёт. И все они вздохнули немного свободнее - вчетвером справляться было гораздо легче. Почему всё это пришло на память сейчас? Цзянь не любил слишком долго о чём-то размышлять и беспокоиться, но невольно думалось, что если тому, кто сейчас смотрит на него так доверчиво и с надеждой, тоже не подойдет их бесприютная жизнь? Что, если и он захочет однажды "уйти"? И согласится ли Хозяин Грозы вообще разделить силу с кем-то, кого он даже не знает - всё это тревожило и приносило неуверенность. С тех самых пор, как он подобрал с тонущего корабля израненного парня, Цзянь не знал покоя. Впервые кто-то смотрел на него с таким восхищением, и чем-то ещё, пока непонятным. До этого ему не приходилось быть за кого-то в ответе, кроме самого себя. Он всегда был общительным, и когда их с Тянем дороги разошлись, его первое время тяготило одиночество, но понемногу он привык и начал находить в этой свободе удовольствие. Вновь быть рядом с кем-то? Это и притягивало и страшило - если ни к чему не привязан - то и терять нечего, а вот если... Им пришлось изрядно попутешествовать вдвоём, прежде, чем посчастливилось, и Цзянь понял, что Хозяин Грозы неподалеку. К тому времени Сиси немного попривык к объятьям - первое время он краснел каждый раз, когда приходилось отправляться вслед за грозой. Впервые, ещё в Вавилоне, осознав, что пешком он следовать за "своим ангелом" не сможет, и придется путешествовать, используя его как транспортное средство, парень долго не мог справиться с собой. - Я не могу! - Брось, я же нёс тебя сюда. - Я... я был без сознания. - Мне тебя вырубить? - невольно фыркнул Цзянь. - Знаешь, как неудобно было? В сознании ты хотя бы держаться сможешь. И так придется останавливаться чаще - не знаю, смогу ли я вообще поспевать. Это Хозяин - здоровый, как конь, он и двоих легко поднимает. Пропустив мимо ушей последнюю фразу, зато взвесив собственную нерешительность против того, чтобы отказаться от своих намерений, Чженси наконец шагнул вперед, неловко обнимая. Устраиваясь на ночевку вечером после очередного перелета в заброшенном сарае, которым видимо пользовались иногда пастухи, куда его ангел не зашел, пока он его не попросил, видимо, брезгуя из-за запаха скота и прелого сена, Чжань решился задать мучивший его вопрос. - Почему ты зовешь Его - хозяином грозы? То есть, тебе конечно виднее, ты - ангел Господень, а Господь - хозяин этого мира. Так что и грозам, верно, хозяин, - рассуждая вслух, Чженси пытался отвлечься от того факта, что ему сейчас придется ночевать рядом с тем, кто вызывал в нём столько противоречивых чувств. - Сиси, - прервал Цзянь его бормотание, называя данным с самого первого дня прозвищем. - Я всё никак не пойму. Ты повторяешь: ангелы, Господь... Ты что, решил, что мы - те самые боги, в которых верят люди в срединных странах? - А... нет? - опешил Чжань, окончательно теряя ориентиры. - Я не знаю, есть ли кто-то ещё там, - Цзянь ткнул пальцем в сыплющее мелким дождиком небо. - Ни разу их не встречал. А Хозяева - просто не люди, Другие. И у нас есть работа - следить за грозами, ветром, снегами и вулканами, болезнями. И для этого даются силы, но много чего и забирается взамен. В мире всё находится в равновесии, и если ты захочешь принять такую судьбу, ты получишь бессмертие, но утратишь способность жить в мире людей. Пока мы ищем Хэ Тяня, у тебя есть время - подумай об этом хорошо. Я отвечу на любые твои вопросы, если смогу. В ту ночь они проговорили почти до самого утра, знакомясь заново, узнавая друг о друге всё, что оказалось можно доверить под шум разошедшегося дождя, стекающего через прореху в крыше. Было зябко, и пришлось тесно прижаться, кутаясь в один плащ, пока перед самым туманным, серым рассветом, Чжань всё же не задремал, уронив голову на плечо, думая, что кем бы ни был на самом деле тот, кто сейчас делился своим теплом, он всё равно останется его ангелом. И он пойдёт за ним, куда бы ни привела дорога.