Моё спасение

Мы затихаем, не разжимая объятий. - Погода, кажется, успокоилась, - трусь краем носа по его груди. - И погода тоже, - усмехается мне в волосы довольный Саске.

Только пепел знает, что значит сгореть дотла.

И. Бродский Первое что ощущаю, проснувшись утром - передающееся тепло тела Саске ко мне. Хмурость нового дня вперемешку с барабанной дробью дождя словно дают повод не выходить из дома, согреваться горячим чаем, а может даже и какао, прям как в детстве, и читать книги вслух. Я бы выбрала иной вариант – нежиться в объятьях любимого человека, наслаждаться им, только сейчас открывшимся с новой, мало изведанной стороны. Ноги Саске сплелись с моими будто две скрепленные и давно переплетшиеся лозы. Он такой горячий, что хочется отодвинуть одеяло, но я не решаюсь, только поворачиваю голову, чтоб взглянуть на него спящего. Ресницы немного подрагивают, лицо умиротворенное, а волосы растрепаны еще больше чем обычно. Сейчас он совсем не похож на того мужчину которого я встретила в темном переулке, грозного и всегда хмурого. Черные глаза неожиданно распахиваются и с искрой смотрят на меня. - Наслаждаешься видом? – голос игривый, он облизывает нижнюю губу, довольно и хищно улыбаясь. - Ты не спал, - догадываюсь я, наиграно хмурюсь и бью кулаком ему в грудь. Смущенно прячусь под край одеяла. - Нет. Не хотел мешать твоим пристальным исследованиям, - он уже откровенно надо мной смеется и поднимает руки вверх, словно сдается в мою милость. Ловко повернув меня на спину, нависает надо мной, лицо становится серьезным, неторопливо-нежно целует, кусает губы стирая укусы языком, превращая свои движения в подобие сладостной пытки. Мой язык несмело затрагивает его, Саске тут же перехватывает инициативу и в следующий момент наши языки танцуют огненный танец, зажигая каждую клеточку тела. Чувствую себя маленькой каплей растворяющейся в бескрайнем и бушующем океане. Тону, растворяюсь и плыву в нежных ласках мужчины. Реальность отступает на задворки сознания, позволяя наслаждаться… Чем именно? Я бы назвала это эйфорией чувств. Я впитываю это чувство, что покрыло мою кожу, задержалось в глазах, вместе с кислородом попало мне в легкие, проникая в кровь, и разлилось по венам. Запоминаю каждую мелочь, отпечатывая в памяти драгоценные слайды: тяжелые капли, стекающие по окну, беспорядочно разбросанная одежда на полу, маленький белый шрам на груди Саске, темная родинка на животе, широкие плечи по которым я вожу кончиками пальцев, его тяжелое и горячее дыхание на моей шее. Смятая белая подушка, вобравшая запах любимого человека. Мы два дня почти не выходим из дома, лишь изредка посещая ближайший магазин, чтоб пополнить запасы еды. В магазине, пока Саске идет к полкам с кофе, я хватаю набор красок и кисточек, бросаю их в корзину. Вернувшись, мужчина вопросительно смотрит на непонятно зачем взятые принадлежности для рисования, ответом ему служит лишь моя загадочная улыбка. Саске сидит за столом, внимательно наблюдая за мной пока я нарезаю овощи. Не могу, не смутится от столь пристального взгляда темных глаз. В процесс готовки он не вмешивается, но и не уходит, чтоб хоть как-то его занять даю задание – варить кофе. Мы стоим рядом, чуть касаясь плечами, руки заняты работой только взгляды периодически скрещиваются. Вечером, посреди гостиной расстилаю на полу плед, снимаю с Саске футболку и прошу его ложиться на указанное место, подаю под голову подушку. Его взгляд источает заинтересованность и некий азарт. Приношу стакан с водой, краски и кисточку. Сажусь верхом на удивленного мужчину и принимаюсь рисовать на его груди, животе, плечах. Кажется, он немного вздрагивает, когда холодная и мокрая кисточка касается живота, мышцы напрягаются. Я на миг застываю, заглядываю в его глаза, в которых начинают плясать горящие искорки. Прошу Саске рассказать какой-нибудь смешной случай из жизни, отвлекая от перемещений кисточки. Он повествует свой рассказ, вглядываясь в пространство поверх моего плеча, я споласкиваю кисточку, окунаю в следующий цвет и смеюсь над тем, чем вылился для Саске и его друга Наруто первый опыт курения. Как их застукала мама блондина и заставила эти самые сигареты съесть, и ничего не хотела слушать. Уж кто-кто, а она могла заставить. Как они потом еще неделю отходили от столь горького опыта в прямом и переносном смысле. Все же любопытство взяло верх и, приподнявшись на локтях, мужчина взглянул на результат моих трудов. - Я похож на красно-оранжевое чудовище, - прокомментировал Саске, нахально улыбаясь. – Что ты на мне намалевала? - И вовсе не похож, - сделав притворно-обиженный вид, я щелкнула его по лбу пальцами. – Это огонь. В моем представлении ты всегда ассоциировался с этой стихией. Такой же горячий и опаляющий, только притворяешься неприступной ледышкой… Не успела я договорить, как оказалась прижата к груди мужчины, в нос ударил запах краски. Он обнимал меня за талию, в ответ мои руки повторили его же действие. - Иногда огонь оставляет ожоги, - задумчиво проговорил мужчина. Вот так мы и сидели, прижимаясь, друг к другу какое-то время пока Саске меня не отпустил. - Ты мое оранжево-красное чудовище, - смеялся он, стирая с моей щеки чуть присохшую краску. Потом я долго оттирала с него краску при этом, умудрившись вымазать весь душ, а после пришлось вымыть и всю комнату. Мы смеялись над моим скудным художеством и даже устроили бой мокрыми тряпками, в конце которого, я оказалась прижата к тому же пледу и сдалась Саске, не очень-то при этом сопротивляясь. Его улыбка и горящий взгляд обезоруживали в считанное мгновение. Учиха сидит на диване, о чем-то размышляя, а я аккуратно словно боюсь, что меня могут прогнать, устраиваюсь рядом, ложу голову на его колени и разглядываю белый потолок, мысленно представляя как можно раскрасить это большое белое полотно. Интересно, а Саске позволит мне подобную дерзость или предпочтет и дальше жить в монотонном холостяцком доме. Саске просит равноценный обмен воспоминаниями, теперь пришла моя очередь. Погружаюсь в моменты своего прошлого, жду, что сработает внутренняя защита каждый раз закрывающая меня от боли, но рассказ свободно льется из моих уст, я не замираю на каждом слове и слез нет. Руки Саске погружаются в темную копну моих волос: успокаивают, дают возможность вспомнить родных со знакомой теплотой в сердце и без надрыва. Из глубин памяти всплывают воспоминания о детстве, о безграничном счастье, что жило в те года в моем маленьком беззаботном сердце. Когда я была маленькой, мне казалось, что я ходила по земле, почти ее не касаясь, как бы паря, или, будто у меня за спиной были маленькие невидимые крылышки. Наверное, это была моя детская фантазия, но она дарила мне чувство легкости и неподдельной радости. Ощущая прикосновение пальцев Саске к моим щекам, легкие поглаживания, теплоту его рук и даже если он меня не касался, а просто находился рядом, я вновь чувствовала себя той маленькой девочкой с невидимыми крылышками за спиной. - У тебя была хорошая семья, - дослушав мои рассказы, тихо проговорил Саске. - Очень хорошая, - закрывая глаза, так же тихо ответила я. - Не бойся их вспоминать, - он легко сжал мою руку. – Рассказывая о них, ты становишься чуть счастливее. Твои родные ушли, но память о них всегда будет жить в тебе. - А ты вспоминаешь о своих родителях? – пытаюсь определить его реакцию на столь тяжелый вопрос. - Вспоминаю, - Саске крутит головой, хрустя позвонками, и разминает шею. – Отец, конечно, был строгим, а вот мама, словно ему в противовес – добрая и ласковая. Как она вообще за него вышла замуж, для меня это всегда было загадкой. Голос Саске звучал почти беззаботно, лишь на таких важных словах как «отец» и «мама», прорывалось волнение. Я понимала, каких усилий ему стоят эти воспоминания и слова, от этого сердце начинало болезненно сжиматься. Поднявшись, я переместилась на колени сидящего мужчины, обняла за шею, а ногами обвила его торс. - Спасибо, Саске, - прохрипела я ему в изгиб шеи, сдерживая слезы и еще крепче прижимаясь. - На сегодня, кажется, кому-то здесь уже вполне достаточно разговоров, - присвистнул и шутливо поддел меня Саске. – Пора ложиться спать, обезьянка. Ловко подхватив меня под ягодицы, он понес меня в спальню. Попытался осторожно уложить на кровать, но я вцепилась в Саске железной хваткой, будто его хотят отобрать. Мой взгляд упирался в чуть заросший темной щетиной подбородок, но от этого не менее для меня привлекательный, потом мои обнаглевшие глаза пропутешествовали выше – к соблазнительным губам и я потянулась за поцелуем. Саске как-то по-отцовски чмокнул меня в ответ и строгим тоном приказал закрывать глаза и спать. А вот хотелось ли мне сейчас быть послушной… Определенно, Саске менял мои привычки, устои и взгляды. Менял изнутри. И эти изменения мне нравились. С каждым днем я все больше отпускала свою зажатость, не пыталась скрывать себя настоящую. Рядом с ним это становилось естественным процессом, как дышать, или щурить глаза от ярких солнечных лучей. Я расслаблялась и радовалась изменениям, что добавляли ярких мазков на картину моей жизни, а вот Саске все больше хмурился, о чем свидетельствовала глубокая морщинка, что залегла между его бровей. Задумчивость и отстраненность все чаще проскальзывали и в его общении со мной, но не в отношении. И вот тогда тревожное предчувствие стало въедаться в меня, оседая под кожей и периодически напоминая о себе нервным покалыванием в конечностях. Ночь, которую впоследствии я буду прокручивать в голове несчетное количество раз, мне не забыть никогда. Последнюю ночь с Саске. Саске был подобен огненному шторму, который никак не остановить, как ни пытайся, а я оказалась в его центре. Его губы сминали и жгли каждую клетку моего тела, руки заключали в стальные объятья, оставляя следы, страстные слова звучали надрывно. Капли пота стекали с наших тел ручьями, охладиться не помогало и открытое окно, через которое врывалась прохлада ночи. Ветер трепал нежную, белую тюль, что словно плыла легким облаком над нашими разгоряченными телами. Я тлела. Принимала. Упивалась его пожаром. Вот только в глазах моего мужчины застыла грусть, которую именно сейчас он не мог скрывать. Он был мой. Я это чувствовала. Полностью и без границ. Саске впустил меня в свое сердце. Обессилевшая, я засыпала, ощущая горячее дыхание на своей шее и сильные руки, прижимающие меня к горячему телу. Как бы мне хотелось на этом поставить точку, тем самым обозначив конец сказки. Но сказки никогда не были форматом моей жизни. Проснувшись утром, первым звуком, донесшимся до моих ушей, был звон ключей. Наспех надев футболку Саске, лежавшую возле кровати, я прошествовала в гостиную, потирая глаза ото сна. - Ты куда-то выходил? – спросила я мужчину стоявшего возле дверей, попутно приглаживая волосы. От Саске пахло новым днем, утром и немного бензином. Мои руки сами потянулись для объятий, но мужчина приостановил меня, рукой поворачивая в сторону ванной. - Хината, иди, оденься, нам нужно кое-куда съездить, - тон серьезный, а в глазах маленькие льдинки от коих похолодело в затылке. Умывалась и собиралась впопыхах, чувствовала, что что-то не так с моим спасителем. Выбежала в коридор, на ходу натягивая куртку. Почти врезалась в застывшую фигуру мужчины, по-видимому, тем самым выведя его из прострации. Взгляд его был рассеянным и пустым. Ох, чует мое сердце, не к добру это. Я кинулась в сторону кухни, сама не зная зачем, словно пытаясь задержаться в этом доме для отсрочки надвигающегося момента. - А… завтрак? – запинаясь, но с надеждой спросила я. - Потом. Все потом, - с сожалением ответил Саске, взял за руку и потащил во двор, как нашкодившего котенка. - Ты скажешь, куда мы поедем? – щелкнул замок входной двери, мужчина вздохнул и завел мотор мотоцикла. - Узнаешь на месте, садись, - кивок головы Саске и я уже сижу на кожаном сидении, обхватив его за талию, жмусь к нему поплотнее, как настоящая наркоманка не могу надышаться им. Сжимаю пальцы, в кулаки, пытаясь унять волнение. Мотор рычит, и мы выезжаем со двора, глаза обводят уже привычный контур любимого дома. Город сливается в ленту серо-зеленого цвета, запахи смешиваются в один непонятный аромат, звук мотора оставляет на задворках гам детей и взрослых, гул машин, щебетание птиц. Мы мчимся на допустимо высокой скорости. Со временем начинаю узнавать знакомые магазинчики, кафе, салоны. Да и как можно не узнать места, где ты прожил всю свою жизнь, где знаешь каждый камень и каждую трещинку в асфальте. Родной район, родная улица и родительский дом. Во дворе пусто и тихо, будто мы и не в городе вовсе. - Ты знаешь, где я живу? – вопросительно-пытливо смотрю на Саске, который слез с мотоцикла и идет к порогу дома. - Я многое о тебе знаю, Хината, пойдем в дом, - ботинки темноволосого шаркают по дорожке. Он добавляет – Поговорить нужно. Привычный ключ под цветочным горшком, привычный щелчок замка с легким заеданием, привычный запах родительского дома. Но… почему-то далекий. Словно из другой жизни. Жизни до… До Саске. Непривычно видеть Саске именно здесь, сидящим на светло-зеленом диване, там, где я с семьей играла в шарады, смотрела фильмы по вечерам. - Сядь там, - он указал на кресло стоящее напротив дивана. Голос холодный, приказной, даже леденящий. - Может, я сяду рядом с тобой, - пытаюсь сопротивляться, но его твердый взгляд, способный сейчас раскрошить гранит в крошку одним своим намерением, заставляет мои колени подогнуться и молча сесть. Теперь нас разделяет не только взгляд мужчины, но и кофейный столик. Пожалуй, про столик лучше не думать или про взгляд. Саске снимает куртку, проводит рукой по волосам, хаотично гуляя по ним пальцами, мускулы на руках перекатываются от напряжения. Он все та же статуя, застывшая в узком коридорчике его дома. Мужчина ходит, говорит, отдает мне приказы, руководит процессом, но внутри он крионическая статуя. Он все решил. И мне страшно думать, что именно. - Я сейчас уеду, а ты, Хината, останешься здесь, - из его уст мое имя звучит с твердым нажимом, словно хочет пригвоздить меня к мягкому креслу. Я вздрагиваю всем телом. - В мой дом можешь не приходить, я туда больше не вернусь, - стальной голос чеканит каждое слово. – Теперь у тебя своя жизнь, а у меня своя. Отдельно. Поиграли и хватит. Это конец. - Отдельно – одиноко, - мои губы шевелятся, но я не слышу своего голоса из-за шума в ушах. Горячая волна прокатывается по моему телу, щеки сводит от подступающих слез, но я их сдерживаю, не даю пролиться. - Что? – спрашивает Саске. - Знаешь, синонимы. Отдельно – одиноко, - я поднимаю голову и смотрю в черные глаза мужчины. – Звучит по-разному, а суть одна. Саске не отводит взгляд. Понимаю – сейчас он для меня закрыт. Он все решил и не сегодня утром. Вчера – это было его прощание. Но сейчас сдаваться еще рано, этот мужчина сам меня этому учил. Раньше я бы смирилась, уступила, но не теперь. Слишком все изменилось в моей жизни, чтобы отступать – мне есть чем дорожить или кем. И почему я раньше не прислушалась к своей интуиции, ведь чувствовала, нет, даже знала, что что-то не так. - Это все из-за твоего брата? Из-за чувства мести, что не дает тебе спокойно жить? – перебираю догадки и стараюсь неотрывно смотреть в темные глаза. Тот час же в них вспыхивает калейдоскоп эмоций: ненависть, злость, недобрый огонь. Понимаю – попала в десятку. - Ты не понимаешь, Хината! Он не должен ходить по этой земле, дышать воздухом, существовать после того, что сделал, - в голосе Саске лишь холодная сталь. Встаю с кресла и медленно обхожу столик, хочу быть ближе к мужчине. Сейчас это нужно и ему и мне. Он резко встает и отходит от меня на несколько шагов, держит дистанцию. - Саске, реши этот вопрос законным путем, - чуть ли не умоляю. - Закон, - он словно выплевывает это слово. – По закону его признают больным наркоманом, невменяемым. Посадят в какую-нибудь клинику с мягкими и белыми стенами, где он и будет спокойно отсиживаться. Если я не сдох в том доме на дорогом мраморном полу, смотря на его ботинки омытые кровью родителей, значит, обязан отомстить. Сердце готово разорваться от его слов на мелкие кусочки. Саске полон твердой уверенности в своих словах, его стена отчуждения становится все толще и прочнее. Я делаю еще пару маленьких шагов в его сторону. - Ты не обязан. Не обязан становиться таким как он! – мотаю головой, пальцами убираю челку с горячего и влажного лба. – Если ты сделаешь эту непоправимую глупость, то потеряешь себя. Настоящего себя. Не того парня, что убежден будто не умеет чувствовать – холодного и неприступного, а того, который может быть добрым и сочувствующим, источающего тепло. Думаешь, твои родители хотели бы этого? Мой голос хрипит, глаза жгут соленые слезы и образ Саске становится все туманнее и дальше от меня. - Так, женщина, пора прекращать этот цирк. Кажется, мы уже все выяснили. Просто забудь, что когда-то встретила меня и спокойно живи своей жизнью. Последние слова Саске долетают до моего сознания, и вот его фигура уже стоит у открытых дверей. Я резко поворачиваюсь в его сторону и бросаю вдогонку: - Не поверила! Ни капли не поверила в твою бездушность и холодность. Ты не монстр, каким хочешь казаться. Хотел убедить в этом меня – не получилось! Кричу в спину уходящему Саске. Дверь закрывается с громким хлопком заставляя дернуться всем телом. - А может, хотел убедить в этом себя, - добавляю в грустную тишину комнаты. Обессилено ложусь на диван. Скручиваюсь в клубок. Тиски обреченности ломают мои кости, выворачивают изнутри. Душа горит, осыпаясь серым пеплом. Только бы не сгореть дотла...