***
Дальше дни шли быстро, один за другим. Дамиано полностью утопал в делах. А Итан всё то время, что Давид находился в их доме, старательно делал вид, что тот его нисколько не интересует. Но ему было очень интересно, почему же он, бывший категорически против совместного проживания, ни с того ни с сего начал чуть ли не безвылазно находиться в этом доме. Давид даже не удосужился объяснить что-либо. Он просто как можно старательнее избегал Торкио и практически не появлялся где-то, кроме своей комнаты. Его лишь изредка можно было заметить на кухне или в коридоре первого этажа, когда они, волей-неволей, пересекались в прихожей или гостиной. За всё время, пока Давид был в их общем доме, Итан успел узнать много фактов об этом человеке и сделать свои выводы о нём. Даже просто изредка наблюдать за ним было достаточно, чтобы заметить некоторые черты характера и привычки. Например, Дамиано никогда не вставал раньше десяти утра и все свои дела старался планировать позже данного времени. Каждое утро он пил очень крепкий кофе с одной ложкой сахара и почти сразу уезжал к родителям, вероятно, для того, чтобы меньше видеться с Итаном. А вечером он возвращался очень уставший, сознательно изматывая себя работой. В один из таких дней Торкио сидел на кухне, откуда открывался прекрасный вид на входную дверь. Он заметил, что Дамиано вернулся домой, только на этот раз не один, а с маленьким котёнком на руках. Тот мяукал и ластился к его ладоням, и это зрелище очень умилило Итана. Давид сразу же прошел на кухню и, не обратив никакого внимания на сидящего там Торкио, взял пару пачек корма из выдвижного ящика и, вопреки ожиданиям, вместо своей комнаты отправился в общую гостиную. Ещё немного побыв на кухне, Итан решил, что всё же уже поздно и поспешил в свою комнату. Но по пути к лестнице на второй этаж он заметил уж очень милую картину: Дамиано сидел на диване и гладил кота, что-то тихо говоря себе под нос, при этом очень тепло улыбаясь. И тут Итан поймал себя на мысли, что желает так же оказаться в объятьях Дамиано, хочет, чтобы тот относился к нему с такой же теплотой и заботой, что и к этому уличному котёнку. Но он очень быстро отмёл все эти размышления в сторону, убеждая себя, что Давид ему абсолютно не интересен и такие мысли не что иное, как результат долгого одиночества. Итан себе врал, просто было легче думать, что ему всё это не нужно. На самом же деле Торкио знал, что этого не случится. Он не представлял, как кто-то может его полюбить таким, какой он есть. Никогда в жизни никто так не делал. Итан зашёл в ванную, стараясь умыться и отбросить все эти мысли, но вместо этого его взгляд зацепился за собственное отражение, и парень заметил в нём то, что видел всегда: неуверенность, убогость, слабость, странность, все недостатки и изъяны внешности, а главное потухшие, почти безжизненные глаза. Возможно, другим это было и незаметно, но он себя знал и ненавидел за каждую эту черту. Родители всегда ему про них говорили, каждый раз упрекали в любом несоответствии идеалу, и в итоге сделали вывод, что он ни на что не способен и сказали, что разочарованы в нём. А Итан пытался, каждый день старался доказать им, что он может быть лучше, может сделать всё, как они говорят, только этого было недостаточно. Он приносил отличные оценки, его ругали за то, что он плохо выглядит, он старался сделать что-то со своей внешностью, это не получалось, да даже если бы и получилось, всё равно они нашли бы к чему придраться. Он был для них никем, его желания никогда не учитывались. Итана часто использовали в своих каких-то интересах, да и этот случай не стал исключением, он просто нужен был родителям для развития их компании. Больше ни на что он способен не был, так прямо ему и сказали. С самого детства его постоянно преследовали крики и осуждения: почему не наивысший балл, почему не самый лучший результат в классе, почему он не всё время тратит на учёбу, а ещё читает какие-то книжки, почему он не в вписывается в общепринятые стандарты со своими длинными лохмами. Волосы родители несколько раз пытались у него отрезать, но ему помогали старшие сёстры отстоять свои интересы хоть в чем-то. Итан постоянно слышал от родителей оскорбления: ты странный, ты замкнутый, ты ничего не стоишь, ты не достоин называться нашим сыном, ты ничего не добьёшься, ты некрасивый, ты никому не нужен, тебя никогда таким никто не полюбит. Последнее било больнее всего. Раньше Итан верил в чудо, думал, что каждому человеку предназначен другой человек и они смогут вместе быть счастливы, но найти такого он уже отчаялся и просто знал, что он всегда будет один. Иногда доходило до рукоприкладства. Первый раз, когда он получил плохую оценку, ему от отца прилетела достаточно сильная оплеуха, и за самые крупные недочёты тоже иногда попадало. Мать его не трогала: она убивала словами, и от этого было ещё хуже, ещё ужаснее. Физическая боль проходила, душевная только усиливалась с каждым словом. Лет в двенадцать Итан узнал, что родители занимаются чем-то запрещённым: он нашёл книгу, написанную на незнакомом языке, и какие-то странные баночки и бутылочки с необычными ингредиентами. Торкио старался убедить себя, что ему показалось. Затишье продолжалось до шестнадцати лет, он даже и забыл о случившемся: множество других проблем появилось, а потом мать подошла к нему с серьёзным разговором. — Итан, я понимаю, что твою внешность поменять сильно нельзя простым способом, но у меня есть решение, — она говорила холодно и отстранённо, как и всегда общалась с ним. Женщина поставила перед ним стакан с какой-то зеленоватой жидкостью, — Выпей. Отказываться было себе дороже, поэтому парень, практически не думая, осушил залпом стакан, исполняя волю матери. Объяснить ничего она так и не удосужилась, а на следующее утро Итан почувствовал ломящую боль во всём теле и в зеркале увидел перед собой другого человека. Он запаниковал, не зная, как вернуть свою внешность, так как из-за подобного у него могли начаться проблемы. Через пять минут всё нормализовалось, но за следующий день он раз пять превращался в кого-то другого, один раз — даже в животное. Это пугало ни на шутку, и вообще, Итан недоумевал: какого хрена происходила в их вроде бы нормальном реальном мире. Свои превращения он старался скрывать ото всех любыми способами, но вскоре родители подошли к нему для серьёзного разговора. Они знали. Конечно же, они знали, так как сами умышленно сделали это всё с сыном, опять же ради собственной выгоды, а сейчас хотели, чтобы он научился всем этим управлять. Торкио просто хотелось умереть, он так надеялся хоть когда-нибудь стать нормальным, а сейчас с этим проклятьем его жизнь становилась ещё ужаснее. Итан не понимал, за что его родители настолько ненавидели. Поначалу каждое превращение сопровождалось болью, и это были просто адские мучения, когда его несколько раз подряд заставляли становится кем-то. Постепенно Торкио привык, всё стало легче, но от него всем также что-то было нужно. Его использовали, а потом говорили, какой он слабый и неидеальный. А Итан старался: всё больше, больше и больше, пока в один определённый момент не понял, что у него всё равно ничего не получится, никогда. И дальше с каждым днём он просто утопал в ненависти в себе. Итан не предполагал, что когда-нибудь у него реально что-либо будет хорошо. Он верил во все слова родителей, и его самооценка формировалась всецело основываясь на их мнении. Итан прогнал это наваждение, сейчас совершенно не хотелось думать о прошлом. Он умылся ледяной водой, отправляясь в спальню, и там ещё долго лежал, не в силах заснуть, и мечтал о том, как хорошо было бы стать обычным котом или котёнком и получить тепло, ласку и любовь Дамиано.***
Больше всего на свете Итану хотелось, чтобы его любили. Не суть, как бы это проявлялось, просто он мечтал, чтобы для кого-то он был важен, чтобы о нём думали, заботились, обнимали. И он понимал, что в собственном обличии этого никогда не получит. Но его голову уже третий день подряд посещали навязчивые мысли. Он знал, как получить внимание и любовь Дамиано, хоть это был и не совсем честный способ. Он видел, как Дамиано смотрит на котов, и Итан верил, что в этом облике получит желаемое. Вообще, Торкио изо всех сил пытался прогнать эти мысли из головы: поступать подобным образом было неправильно, так как это являлось самым настоящим обманом. А ещё Итан переживал, что случайно может потерять контроль и превратиться обратно в человека прямо на глазах Дамиано. Своим «даром», точнее сказать — проклятьем, Итан умел управлять, но всё равно была вероятность, что что-то пойдёт не по плану. Но в один день, когда он в очередной раз наблюдал за мужем, сидящим с котом в обнимку, Торкио осознал, что больше не может терпеть. Итан незаметно выскользнул на улицу и отошёл на приличное расстояние от дома, чтобы его обращение в кота никто не заметил. Торкио, стоя в каком-то безлюдном дворе, снял вещи и поменял человеческое обличие на кошачье. Дальше он немного побегал по переулку, специально приобретая потрёпанный и испачканный вид, чтобы вызвать чужое сострадание. Сразу же после обращения Итана посетили мысли о том, как хорошо было бы просто сбежать, ведь всё, что он сотворил, — очень плохо и по отношению к нему самому, и по отношению к Дамиано, так как вся его идея являлась сплошной ложью. Но Торкио понимал, что если сегодня не получит заботы Дамиано, то, наверное, отдаст концы из-за отсутствия человеческого внимания. Поэтому кот направился обратно к своему дому в надежде, что он всё же почувствует долгожданную ласку. Итан быстро пришёл на нужное ему место и расположился немного поодаль от входной двери, свернувшись в комочек, в ожидании мужа. Когда он услышал шаги вышедшего покурить Дамиано, то начал жалобно мяукать, будто прося о помощи. Давид опустил глаза, сразу же его услышав, и взглянул с какой-то грустной улыбкой, а дальше он без всяких раздумий подошёл ближе, рассматривая бедное животное, и Итан был готов умереть от счастья, потому что на него ещё никогда не смотрели с такой нежностью. Дамиано аккуратно взял его на руки, совершенно не замечая испачканную шёрстку и лапы и не брезгуя прижимать его к себе. Торкио продолжал мяукать, желая привлечь к себе как можно больше внимания, а Давид потрепал его мягко по холке, стараясь успокоить. Дамиано зашёл домой, направляясь в ванную и говоря с котом, будто тот и правда мог всё это понять. — Тише, сейчас мы тебя помоем, посушим, покормим и будешь у нас красавцем. А Итан понимал и наслаждался, прижимаясь к чужому телу и подставляясь под такие заботливые руки. Ванну в облике кота принимать было не сказать, что приятно, но ладони Давида, постоянно гладившие его, распределяющие по телу специальный шампунь, перекрывали все другие ощущения. Парень замотал его в полотенце и понёс на кухню, сам Дамиано хотел ещё зайти в комнату Итана, чтобы показать ему свою находку, странно, но в этом животном он будто видел какие-то черты своего мужа, но дома того не оказалось, что его в какой-то степени удивило. Торкио был сытно накормлен мясом, хорошо, что ему не стали давать какой-то специальный кошачий корм. А потом Дамиано расположился на диване. Торкио запрыгнул на чужие колени, чувствуя, как заботливые руки перебирают его ещё мокрую шёрстку, и слыша, как Дамиано говорит какой он красивый и пушистый. И в этот самый момент чертовски захотелось принять свой настоящий облик и получать всю эту ласку как Итан, а не как найденный на улице кот. Это было несправедливо. Почему Давид не мог заметить в своём муже такого же потерявшегося бедного котёнка? Почему не мог эту заботу проявить именно к нему?