Город потерянных

Сон, и без того какой-то туманный и смутный, видимый как сквозь грязное стекло, смазался вдруг окончательно и пропал. Женя открыл глаза, глядя в темноту комнаты. Под левой ключицей жгло и слегка пульсировало. Спросонья показалось, что напоминал о себе свежий засос. Но в голове стремительно прояснилось, и Женя накрыл ладонью беспокойно горящую руну Предвидения. Черт, выходит, сон был непростым. Вспомнить бы только, что именно приснилось. В комнате было темно и тихо. Только ровно и глубоко дышал во сне Юра. Женя покосился через плечо, улыбнулся, различая в темноте в кои-то веки спокойное расслабленное лицо спящего Верховного Мага. Потом осторожно откинул одеяло, спустил на пол босые ноги и выскользнул из комнаты. Сна не было ни в одном глазу. Зато почему-то хотелось пить. Руна все никак не хотела успокаиваться. То ли намекала, что сон был важным, то ли злилась на бестолкового охотника. Женя покачал головой. Распущенные вымытые с вечера волосы мягко зашуршали, укрывая обнаженные плечи теплым покрывалом. Предвидение беспокоило его редко, но, наверно, Кирилл знал, что делал, когда на Испытании в Женины тринадцать настоял нанести эту руну сразу после Ясновидения. Женя тихо спустился по лестнице, шагнул в гостиную и вдруг остановился, как вкопанный. Падавший из окна лунный свет попадал на дальнюю стену, обитую незнакомой темной тканью. Что-то в этой стене показалось вдруг странным. Неправильным. Женя задумчиво свел брови на переносице и подошел ближе. Остановился, разглядывая ничем, в общем-то, не примечательную стенку. Склонил голову сперва к одному плечу, потом к другому. Наконец, уразумел. На ткани обивки проступала странная прямоугольная область. Словно под ней пряталось что-то не очень толстое, но довольно большое. Вроде картины без рамки. Женя осторожно протянул руку. Кончики пальцев знакомо закололо отголоском Юриной магии. Впрочем, отдергивать руку Женя не стал. Он уже знал, как ощущаются охранные заклинания. Будто загребущую ручонку в ведро ледяной воды суешь. Он прикоснулся к ткани, и та развеялась с легким полупрозрачным дымком. Под мороком на стене действительно оказался портрет, совершенно незаметный при обычном скудном освещении комнаты. На изумленно приоткрывшего рот Женю смотрела большими – Юриными – глазами девушка. На вид совсем молоденькая, тонкая, как березка. Она вроде бы не улыбалась, но уголки полных ярких губ как будто подрагивали, словно в любой момент готовые сложиться в широкую улыбку. На впалых щеках цвел легкий румянец. Длинные гладкие темные волосы двумя аккуратными волнами падали на грудь. Песнь защекоталась где-то в горле сама собой. Женя негромко запел: −День за днем проводишь у окна. Молнии и гром, над морем пелена. Отражаются волны в чистых глазах. Губы безмолвны. Полночь на часах. Глаза девушки на портрете зажглись хорошо знакомым ярко-синим огнем. От улыбки на щеках проступили едва заметные, но бесконечно обаятельные ямочки. В комнате стало вдруг как-то прохладнее. Женя обнял себя за покрывшиеся мурашками предплечья и обернулся. На пороге стоял Юра. −Надо же, нашел. – дернул углом рта Верховный Маг. −Нашел. – передернул плечами Женя, снова переводя глаза на портрет. – Это ведь твоя дочь? −Да. Юра встал совсем рядом, за левым плечом, но почему-то показалось, что бесконечно далеко. −Как ты понял, что это ее Песня? – негромко спросил он. −Я не понял. – так же тихо ответил Женя. – Оно само. −Само. – в Юрином голосе послышалась горькая усмешка. Женя помолчал, кусая нижнюю губу, но все-таки решился спросить. −Что с ней случилось, Юр? По обнаженной спине словно ледяным сквозняком потянуло, ощутимо взъерошив волосы. −Неужели у вас в Институте нет на этот счет какой-нибудь байки? – Юра говорил быстро, сквозь зубы, будто рывками бинт от раны отдирал. – Не знаю, что-нибудь о том, как благородный сумеречный охотник не сумел спасти дочь Верховного Мага, а тот в отместку проклял всех нефилимов до тридцать третьего колена и зарекся помогать им даже в самой великой беде. −Нет. – отозвался Женя, и сам удивился, как странно звякнул его голос. – Кирилл запретил говорить об этом. Поэтому я спрашиваю у тебя. −Не о чем здесь спрашивать. – бросил Юра, делая широкий шаг в сторону. – Алиса погибла по вине одного из нефилимов. Женя всем телом развернулся к нему, пытаясь поймать взгляд вспыхнувших синим глаз. Но Юра упорно смотрел только на улыбающееся лицо дочери. −Кто это был? – тихо спросил Женя. Верховный Маг как-то брезгливо скривил губы, словно одна мысль вызывала у него отвращение, не то что необходимость произнеси вслух. −Самосват. – все-таки выговорил он. – Он соблазнил ее, подбил сбежать из дома, а после не сумел спасти. И широкими размашистыми шагами вышел прочь. Женя остался наедине с портретом синеглазой улыбчивой девушки. Дочери Верховного Мага. Брезгливо брошенное имя звоном отдавалось в ушах. Он все-таки добрел до кухни. Напился воды из высокого графина. Постоял немного, пустыми глазами глядя за окно, где волновались от ветра голые ветви деревьев. Стоять босиком становилось холодно. И Женя так же медленно побрел обратно в спальню. Юра не спал – охотник слышал это по дыханию. Просто лежал на боку, отвернувшись к не зашторенному окну. Луна светила ярко, как ведьмин огонь. Женя молча опустился на кровать позади мага. Укрыл их обоих одеялом. Коснулся губами прохладного плеча. Юра вздохнул тяжело и прерывисто. Но ничего не сказал. Только судорожно напряженные плечи слегка расслабил. Женя завозился, устраиваясь удобнее. Уткнулся Юре в плечо уже лбом и затих. Так и пролежали без сна до самого рассвета.

***

В этой длинной и причудливо освещенной галерее библиотеки Жене нравилось всегда. То ли от света, то ли все-таки от искусства мастеров казалось, что портреты знаменитых сумеречных охотников немного живые. По крайней мере, смотрят на потомков вполне осмысленно и усмехаются чему-то своему, словно знают какой-то важный секрет. В подземелье Института было привычно тихо, в помещавшейся здесь библиотеке особенно, но в этой галерее нечему было гасить эхо, а потому собственные шаги отдавались у Жени в ушах. Нужный портрет он нашел без труда и задумчиво остановился напротив, разглядывая симпатичное открытое лицо со светлыми усами и щегольской бородкой. Длинные такие же светлые волосы прихотливо разметались по черной коже привычной институтской куртки с серебряными заклепками. Карие глаза щурились весело и чуть лукаво. В левом ухе поблескивали три серебряных колечка. Максим Самосват больше походил на металлиста, чем на сумеречного охотника. Женя задумчиво покачался с пятки на носок, размышляя, что именно он хотел здесь увидеть. Меньше всего этот нефилим напоминал кого-то, кто умышленно погубил бы чужую жизнь. Он ведь… Женя даже губу прикусил от накатившего почему-то волнения. Он ведь тоже был Голосом. Как сам Егоров. Кирилл как-то, видно, забывшись, сам сказал об этом. Возможно, стоило все-таки покопаться в библиотеке, а не стоять тут столбом и не смотреть в нарисованные глаза. Подумать только, все, что осталось от Алисы Мелисовой и Максима Самосвата – это два портрета. Один под мороком в отчем доме, второй в подземелье Института. −Чего ты пытаешься от него добиться? Гулко прозвучавший голос сперва показался Жене собственным гласом рассудка. Однако вздрогнувший от неожиданности сумеречный охотник все-таки сообразил, кому он принадлежит. −Здравствуй, Кирилл. – Женя отвернулся от портрета, кивая бесшумно подошедшему Главе Института. Гордеев хмурил темные угловатые брови. Черные в этом свете глаза смотрели так цепко, что чудилось – прямо в душу Жене хотят вонзить крючья и вытряхнуть наружу все, что у него внутри. −Я хочу знать, что с ними случилось. – тихо, но твердо заявил Женя. – С Максимом Самосватом и Алисой Мелисовой. Кирилл скривил губы, безумно напомнив этим Юру. −Правильнее было бы спросить, Женя, что случилось с Голосом. С ним случилась эта чародейка. Очаровала, заставила позабыть о своих обязанностях и почти отречься от Института. А когда он сделал выбор, то ее отец, Верховный Маг, потребовал его смерти. −Это не ответ. – Женя почувствовал, как против воли сжимаются в кулаки руки. Кирилл стиснул зубы так, что проступили желваки. Губы побелели, сливаясь с кожей. −Нет, Женя. – тихо и как-то очень страшно выговорил Гордеев. – Это и есть ответ. На все твои вопросы. И ты сам уже идешь тропой своего предшественника. Кирилл оказался рядом одним длинным скользящим шагом. Тяжелые ладони легли Жене на плечи, обжигая даже сквозь плотную ткань рубашки. Гордеев был намного выше, шире в плечах, мощнее. А еще бесконечно старше. По Институту давно ходила байка, что Глава как минимум ровесник самому Петербургу. Чтобы заглянуть Гордееву в глаза, Жене пришлось запрокинуть голову. Молодой сумеречный охотник едва подавил порыв отшатнуться – таким ужасом вдруг повеяло из этих прищуренных глаз. Между бровей у Кирилла залегла глубокая, как трещина, морщина. −Соловушка. – выговорил вдруг Кирилл Женино полудетское прозвище, и от его тона у Егорова побежали по спине мурашки. – Ты едва ли представляешь, на что обрекаешь себя, связываясь с магом. Прошу, послушай меня хоть раз в жизни. А еще лучше – посмотри. Из левого рукава у Кирилла будто само собой выскользнуло стило. Женя вздрогнул всем телом, невольно прогибаясь в позвоночнике, когда шею обожгло странной, незнакомой руной. Руна жглась так сильно, словно ее горячей спицей выводили. Правая рука Кирилла легла ему на щеку, не давая отдернуться. А левая все чертила и чертила эту проклятую руну. −Тише, Жень. Потерпи немного. Почти все. Стило вернулось Кириллу в рукав, но боль так и не прошла. Напротив, странно углублялась, словно к шее раскаленную железку приложили и вознамерились прожечь насквозь. Женя застонал сквозь зубы, вцепляясь ослабевшими пальцами Кириллу в запястье. От боли на глазах выступили слезы, и сквозь эту мутную пелену Женя видел, как Кирилл наклоняется к нему, будто собирается поцеловать. Он все-таки сумел отвернуться, вжимаясь губами Кириллу в ладонь и старательно давя крик. Горячий лоб Гордеева прижался к его виску. −Смотри. – прошептали на ухо. – Смотри внимательно, Женя. Пелена затянула зрение окончательно. Женя видел Марсово поле. Только узнал он его не сразу. Почудилось, если и случится однажды на земле Страшный Суд, то выглядеть он будет именно так – и полчища демонов, и хлещущие с темных страшных небес тугие струи дождя, и раскалывающие темно-серые тучи молнии. Впрочем, у демонов, кажется, было объяснение. Невысоко над землей медленно и величаво закручивалась воронка портала, из которого и лезли твари. Не портала, понял вдруг Женя. Разрыва прямо в ткани бытия. Ангел Разиэль, неужели такое было взаправду? Видимо, было, потому что перед глазами вдруг мелькнули уже знакомые светлые волосы, стянутые в хвост. Самосват пронесся молнией, одним ударом клинка разрубив пополам какую-то рогатую помесь ежа с ужом, очертил клинком вокруг себя сияющий полукруг. Увернулся от какой-то летучей твари и вдруг спрятал меч в заплечные ножны. За его спиной словно из воздуха соткалась тонкая женская фигурка. Полыхнул в узких ладонях ярко-синий огонь. Чародейка стояла спина к спине с сумеречным охотником, и ее сила вихрем закручивалась вокруг них. А потом Самосват запел. Его голос взрезал кошмарную какофонию этого ада на земле, метнулся не стрелой даже, а градом стрел. Высокий, какой-то переливчатый, звенящий лучшей зачарованной сталью. Края портала дрогнули, его вращение замедлилось. Сумеречный охотник пел, и дыра в ткани мироздания медленно, рывками, стягивалась, будто ее спешно зашивали крупными стежками. Девушка, прикрывавшая совсем ушедшего в Песнь охотника, вздрогнула вдруг всем телом. В мерцавший перед ней щит с размаху ударился чей-то шипастый хвост. Щит заискрил, но устоял. Краем глаза Женя видел голубые вспышки клинков серафима, но не мог отвести взгляда от двоих, окутанных призрачной синевой. Он никак не мог разобрать слова Песни, но голос Самосвата взвился вдруг так, что заслонил собой все, как волна цунами заслоняет небо. Вскинутые перед собой руки девушки дрогнули. Совсем немного. Но щит тоже предательски дрогнул. Сбоку на нее налетела какая-то тварь с крыльями, как у летучей мыши. Рванула когтями поперек груди, ударила крылом. Девушку отбросило в сторону, как сломанную куклу. Яростное синее свечение угасло. Самосват обернулся. Женя вдруг четко и ясно увидел его лицо. Широко распахнувшиеся почерневшие глаза. Искривившиеся губы, беззвучно выговорившие всего одно слово в три слога. А-ли-са… Налетевшая на девушку тварь отвлеклась на кого-то из охотников, выпустивших в нее стрелу. Портал, оставленный без внимания, возобновил свое вращение, снова начиная понемногу расширяться. Чародейка лежала на земле, бессильно раскинув тонкие руки. Самосват выхватил из ножен меч. Клинок серафима полыхнул так ярко, как никогда на памяти Жени не светилось это оружие. Только вонзил его охотник не в ближайшего демона, а в мокрую залитую кровью и ихором землю. Рухнул на колено, держась обеими руками за рукоять. Это больше не было Песней. Но было криком. Немыслимым, нечеловеческим, невозможным в этом мире. Что-то в пространстве дрогнуло. Портал застыл, как замороженный, и начал стремительно смыкаться. Воздух зарябил, как над костром, там, где только что была дыра в иное измерение. А потом разгладился, словно и не было ничего. Самосват вырвал из земли меч и бросился к чародейке, прорубая себе дорогу. Женя вздрогнул всем телом, приходя в себя. Он по-прежнему стоял подземной галерее. Рука Кирилла все так же лежала на его щеке. Вторая обнимала за пояс. Шею больше не жгло, напротив, к ней словно кусок льда приложили. −Что это было? – непослушными губами выговорил Егоров, прикасаясь кончиками пальцев к шее. Кожа была совершенно гладкой и ровной. Без следа адской руны. −Мнемозина. – глухо выговорил Кирилл. – Особая руна памяти. Позволяет разделить воспоминания. Женя завозился, пытаясь выцарапаться из его рук, отодвинуться, но Кирилл не отпускал. Его лицо по-прежнему было непозволительно близко. Весь он был слишком близко. −Самосват сделал верный выбор. – негромко проговорил Гордеев, скользя большим пальцем Жене по виску и растирая по коже горячую влагу невольно выкатившейся у младшего охотника слезы. – Он мог броситься спасать свою чародейку, но выбрал то, что должен был. Я до сих пор не понимаю, как ему удалось одним голосом стянуть ткань бытия. Он вообще был большим мастером на чудеса. Однако это было его последним чудом. Петь после этого он больше не мог. −Алиса умерла. – шепотом выговорил Женя, пытаясь уйти от гладящего висок чужого пальца. Кирилл упорно его не отпускал. −Умерла. – лицо Гордеева окаменело. – А Мелисов потребовал выдать ему Максима. Ты должен понимать, Женя, что сделал бы с ним Верховный Маг. Смерть показалась бы Самосвату горячо желанной. −Нет… − почти беззвучно выдохнул Женя. – Нет… −Да. – отрезал Гордеев. – Впрочем, Максим сам не пожелал жить. Он погиб вскоре после этого на совершенно рядовой вылазке. Полагаю, специально бросился демону в пасть, не дожидаясь, пока Мелисов добьется своего. −Да пусти же меня! – рявкнул вдруг Женя, чувствуя, как в груди пожаром вспыхивает ярость. Гордеев от неожиданности разжал руки. Женя прыжком отскочил в сторону, пошатнулся, ухватившись за стену, но все-таки устоял на ногах. Тряхнул собранными в узел волосами, окончательно приходя в себя. −Почему ты так упорно гнешь эту линию, Кирилл? Почему хочешь настроить меня против него? −Да потому что я не хочу тебя потерять! – лицо Кирилла исказилось, руки сжались в кулаки. – Неужели ты не можешь этого понять?! Я не хочу лишиться тебя по вине этого мага! −Этого мага – ядовито выцедил Женя. – мне еще не приходилось бояться. Этот маг не причинял мне боли. Если ты боишься, что Институт лишится Голоса, то можешь не переживать. Я сумеречный охотник, Кирилл, и всегда об этом помню. А с Юриными Песнями я больше, чем просто крайне посредственный мечник и совершенно никакой лучник. Женя прыжком развернулся и двинулся к выходу, когда в спину ему прилетело: −Максу Мелисов тоже писал Песни. Только никого это не спасло. Женя крепче стиснул зубы и прибавил шагу. Кирилл за ним не пошел. Попятился назад, медленно, словно тяжело раненный, прислонился спиной к холодному камню стены. Закрыл лицо рукой и тихо застонал себе в ладонь.

***

Женя пришел под вечер. Промокший под дождем, упрятавший руки в карманы, шею в толстый шарф, а голову под капюшон. Между бровей у него никак не разглаживалась уже давно знакомая Юре складочка. Дурной силой Гордеева от него веяло за версту. −Неужели спросил? – хмыкнул Верховный Маг, пропуская охотника в дом. Женя передернул плечами, сбросил влажную куртку, размотал шарф и, подумав, стянул резинку с волос. Кудри воспарили радостным облаком, делая Женю невероятно юным и каким-то очень нежным. −Спросил. – тихо ответил охотник. – И даже получил ответ. Можно мне еще раз взглянуть на нее? Юра прикусил губу, но все-таки кивком позвал так и стоявшего у порога Женю за собой. Морок на портрет он больше не наводил. Алиса улыбалась отцу и гостю совершенно так же, как в жизни. Женя смотрел на нее внимательно, как на живую. Глаза у него как-то странно поблескивали. −Кирилл сказал, ты писал Максиму Песни? – тихо спросил он. Мысленного помянув всю родню трижды проклятого, но при этом неубиваемого Главы Института, Мелисов скрестил руки на груди и ответил: −Да, писал. Когда-то мы с Гордеевым были дружны, и он привел Самосвата ко мне. Он был Голосом, но сам Песни складывать не умел. Поэтому я согласился. −Он был лучше меня? – тихо спросил Женя, глядя в пол. Юра мучительно скривился, такой болью вдруг повеяло от этих слов. −Если ты о его способностях, то нет. – глухо проговорил он. – Не лучше и не хуже. Не сильнее и не слабее. Эти категории вообще не подходят таким, как вы. Просто другим. −Знаешь, Юр. – прошептал Женя, поднимая глаза на портрет, по щекам у него вдруг скользнули слезы. – Алиса ведь была твоей дочкой. А значит, вряд ли ее можно было заставить сделать что-то против воли. Что если… − голос у него дрогнул. – Что если они просто любили друг друга? По-настоящему любили. Проблема ведь в том, что сумеречные охотники не живут долго и счастливо. И так или иначе губят всех, кто им близок и дорог. Женя повернул голову. Слезы прочертили по бледным запавшим щекам две блестящих дорожки. Покусанные губы дрожали. −Мне очень жаль, что все так случилось. – выдохнул он, обнимая себя за предплечья. – Если бы я что-то мог… −Ты можешь больше, чем тебе кажется, Жень. – проговорил маг, шагнув вперед. Женькины плечи так удачно и правильно вписались в объятья, словно кусочек мозаики в неполную картину. Юра вжался щекой в пахнущие ночным дождем волосы. Слегка дунул, прогоняя все еще заметный отпечаток ауры Гордеева. Женя глубоко вдохнул, обхватил Юру за пояс и прижался крепче. Алиса улыбалась с портрета весело и понимающе. Юра перевел взгляд с лица дочери на встрепанную кудрявую макушку и тихо запел: −Перейти надо бурное море, Что б увидеть Забвенья Страну. Женя закрыл глаза, и под веками встала вдруг картинка из того смутного сна. Собственные вскинутые к темным небесам руки. И странное пугающее чувство, будто от звука его голоса дрожат и эти небеса, и земля, город, и сама ткань бытия.