Город потерянных

Мысленный зов Агаты толкнулся в висок и заставил вздрогнуть от неожиданности. Саша, сосредоточенно правивший нож и так увлекшийся этим занятием, озадаченно застыл, глядя перед собой. Руна парабатай под левой ключицей слегка нагрелась. Они не умели читать мысли друг друга. И общаться телепатически не умели тоже – такие чудеса только у смертных в кино и книжках бывают. Просто где-то на подкорке сложилось вдруг четкое знание – он нужен в лазарете. Прямо сейчас. Как можно быстрее. Нож, обиженно звякнув, упал на стол. Саша вихрем подорвался с места и стрелой понесся по светлым институтским коридорам. В два прыжка одолел лестницу. Бесшумно пролетел несколько залов, перепугав попавшихся по пути наставников. Калейдоскопом мелькнули висевшие на стенах портреты. Длинная анфилада развернулась, как тот самый тоннель, в конце которого должен быть свет. Свет был. Из приоткрытой двери лазарета. Саша затормозил, хватаясь рукой за стену, выровнял дыхание, заправил за ухо выбившуюся из узла прядь и скользнул внутрь. Стоявшая у крайней кровати Вилена подняла голову, темные волосы у нее были туго заплетены в две косы, белый передник – весь в кровавых кляксах. −Сашка! Давай сюда. Только сейчас Саша рассмотрел, кто лежал на кровати, и крепко закусил губу. Пармонов лежал в какой-то бесконечно странной позе – нечеловечески неподвижный, весь напряженный, вцепившийся ладонями в каркас кровати, обнаженный по пояс. Было отчетливо видно, как страшно натянулись под смуглой кожей мышцы, словно вот-вот лопнут. Ромкино лицо показалось на мгновение какой-то застывшей кровавой маской. Кровь текла из широко раскрытых глаз. Вилена, еле слышно что-то шепча, водила по его лицу марлевым тампоном, вымоченным в ядовито-зеленой дряни, которой обычно обрабатывали зараженные ихором раны. Саша только сейчас доглядел, что кровоточили не глаза, а веки. Впрочем, глаза выглядели еще страшнее. Саша склонился над кроватью и чуть не подавился судорожным вдохом. Зрачки сузились до крохотных черных точек. А по темно-карей радужке шли странные белые прожилки. Рома смотрел в одну точку где-то на потолке, не моргая и не переводя взгляд. Но эти прожилки все равно двигались. И на фоне белка тоже – заметные только потому, что были подвижными. От кошмарной догадки замутило. −Это что?.. – голос сел, и Саша так и не договорил, но Вилена кивнула, поджав губы. −Черви, да. Цокотуха успел плюнуть. Саша с трудом сдержал желание выругаться. Ангелы знают, как называли в других Институтах этих демонов с большими фасеточными глазами, способных смотреть почти на 360 градусов, как мухи. Но их мерзкая манера плеваться жидкостью, содержащей личинки этих тварей, была, пожалуй, самой отвратительной особенностью всего демонического племени. −Командуй, что делать. Вилена взяла чистую марлю, снова смочила ее в своей лечебной гадости, осторожно обтерла пострадавшие глаза и тихо позвала: −Рома, ты меня слышишь? −Уши мне еще не отгрызли. – со свистом выговорил Пармонов, крепче вцепляясь в кровать. – Действуй давай. Руна выдыхается. Саша мысленно отвесил себе подзатыльник. Вот почему Рома лежал так неподвижно и неестественно спокойно. Обезболивающая руна еще действовала, и больно ему пока не было. Саша бросил взгляд на побелевшую кисть правой руки, на проступившие на шее вены и как-то разом понял еще кое-что. Больно не было. Зато страшно – было. И черт знает, каким немыслимым усилием воли Рома удерживал себя в этой неподвижности, глядя в потолок глазами, кишмя кишащими мерзостью. Вилена деловито скрутила из чистого отреза ткани жгут и сунула Пармонову в рот. Тот сжал ткань зубами и шумно выдохнул через нос. −План такой. – голос у Вилены звякнул хорошо знакомой металлической ноткой. – Я пою, ты его держишь и постоянно обновляешь обезбол. Когда из глаз потечет красное – не пугайся. Это будет не кровь. После этого сразу чертишь иратце. Все понял? −Понял. – Саша кивнул, примеряясь, как бы поудобнее перехватить обе руки. −Сверху сядь. – не глядя, бросила Вилена. – Так удобнее будет. Стылую тишину лазарета разорвал хриплый отрывистый Ромин смех. −Бойся своих желаний. – с трудом выцедил он, вытолкнув языком кляп. – Они сбываются… Через… Жопу. В другое время неприкрытый намек взбесил бы, но сейчас заставил только покрепче сжать зубы, перекинуть ногу через напряженные бедра, усесться все-таки сверху и прижать чужие руки к кровати. Пармонов поерзал, будто устраивался поудобнее, дернул уголками губ в жутком подобии улыбки и негромко сказал: −Вилен, не тяни. −Держись, Ромочка. – прошептала Вилена, возвращая жгут на место. Саша крепче сомкнул пальцы на чужих запястьях. Каркас кровати Пармонов так и не выпустил. Начало Песни Саша не услышал. Слова и вовсе не разобрал. Только голос Вилены зазвенел колокольчиком, заиграл соловьиными переливами, взвился вихрем. Рома крепче вцепился зубами в жгут, глухо замычал, но не дернулся. Вилена пела, вскинув руки, и, повинуясь ей, пострадавшие глаза засветились странным оранжевым огнем. Руна на шее у Ромы тускло сверкнула, истаивая, и Саша тут же рванул из-за пояса стило, вычерчивая новую. Тело под ним слегка расслабилось. Он все-таки решился заглянуть Роме в глаза. Сквозь оранжевое сияние разглядел, как под тонкой оболочкой глазных яблок кишат длинные белесые нити, рвутся наружу, пытаясь уйти от, очевидно, причинявшей им боль Песни. Рома глухо застонал, и Саша вздрогнул, отводя взгляд. Только что вычерченная руна уже выдыхалась. Голос Вилены взвился такой высокой нотой, что, кажется, стекла в окнах зазвенели. Рома, не смотря на новую руну, выгнулся дугой, едва не сбросив с себя Сашу, взвыл так, что даже измочаленный зубами кляп не сумел этого заглушить. Из глаз у него потекла густая красная жидкость, и правда очень похожая на кровь. Саша снова выпустил его руку и опять схватился за стило, вычерчивая иратце, и не сразу понял, что Вилена замолчала. Рядом с иратце на вздрагивающей смуглой шее появилась еще одна руна. Вилена выводила сложные острые линии, сосредоточенно закусив губу. Саша такую руну не знал, но по характерному росчерку угадал что-то из восточной практики. Руна, сверкнув почему-то не золотом, а серебром, впиталась в кожу и осталась едва заметным розовым узором, как старый рубец. Вилена отступила на шаг. Стило выпало у нее из пальцев. Саша прыжком слетел с кровати и бросился ловить уже Вилену. −Получилось? – шепотом спросил он, глядя на тяжело дышащего Рому. Кляп тот выплюнул и весь как-то расслабился, растекся по кровати, жадно хватая воздух пересохшими губами. Вилена подняла руку запястьем вверх, и Саша понятливо вычертил ей руну бодрости. −Получилось. Дальше я сама. Но ты посиди пока здесь. Мало ли. Саша опустился на соседнюю кровать, глядя, как Вилена влажной тканью обтирает Роме лицо и шею. Закапывает что-то в пострадавшие глаза и накладывает сверху плотную повязку. Рома поднял руку и поймал Вилену за запястье, повернул голову, словно хотел заглянуть ей в лицо. −Жить буду? – коротко спросил он. −Будешь. −А видеть? −Как прежде. Рома коротко сжал тоненькое запястье и убрал руку. Вилена заставила его приподняться, ловко выдернула из-под головы перепачканную подушку и бросила ее на пол. Саша протянул ей чистую. Рома медленно опустился на нее, запрокинул голову и снова замер натянутой струной. −Больно? – тихонько спросила Вилена. −Неуютно. – с трудом проговорил Пармонов. −Лучше поспи. Вилена укрыла его одеялом, подобрала свое стило и одним резким росчерком вывела на голом плече простенькую руну сна. Дыхание у Ромы постепенно выровнялось. Вилена опустилась на соседнюю кровать и закрыла лицо руками. −Как это вообще случилось? – вопрос у Саши вырвался сам собой. Вилена убрала руки от лица. Она была очень бледной. Большие темные глаза показались двумя бездонными провалами. −Немцевы погибли, Саш. – прошептала она. – Оба. Успели только послать Кириллу просьбу о помощи. А Ромка к Мурино был ближе всех. Вот ему и досталось. Ростик и Свят с Максом прибыли позже, они его и вытащили. Его и маленьких. −Маленьких? – нахмурился Саша и тут же беззвучно выругался. У супругов Немцевых и впрямь были дети. Кажется, близняшки. Вилена устало кивнула. −Их Агата к Кириллу увела. Мальчики. По девять лет. Семен и Федя. Будут теперь жить в Институте. Саша выдохнул сквозь зубы и до боли переплел пальцы. Нельзя защищать людей, отсиживаясь за стенами Института. А живя среди людей – легко можно стать добычей демонов. Шумно дышащий во сне Рома сам был тому примером. Дверь тихонько приоткрылась, и в лазарет просунулась голова Агаты. Вавилова бросила долгий внимательный взгляд на Рому, на сидевших по обе стороны от его кровати Сашу с Виленой, кивнула каким-то своим мыслям и открыла дверь пошире, протолкнув вперед двоих детей. Обернувшийся через плечо Саша едва удержался от дрожи. Светленькие вихрастые мальчики держались за руки и все никак не расцепляли судорожно сведенных пальцев. Глаза у них были какими-то слишком большими и застывшими, как осколки стекла. Мальчики замерли на пороге и даже ласковое воркование Агаты не заставило их сдвинуться с места. Вилена судорожно выдохнула и отвернулась, торопливо комкая и пряча свой окровавленный передник от двух пар светлых глазок, видевших сегодня не просто кошмар, а настоящий ад. −Молчат. – тихо сказала Агата и добавила, потерянно ссутулив плечи. – Совсем молчат. −Уведи их отсюда. – одними губами сказал ей Саша, поднимаясь на ноги и закрывая собой от мальчиков и Рому с перевязанным лицом, и Вилену с ее залитым кровью передником. Агата осторожно потянула близнецов за плечи, но те и не подумали ни разжать рук, ни пойти за ней. Так и стояли двумя неподвижными маленькими статуями, как каменные. У того, что стоял слева, по щеке скатилась слеза. Брат тут же повернул к нему голову, вздрогнул всем телом, но не заплакал. Вообще не издал ни звука. Саша медленно обошел кровать, на которой сидел, подошел к близнецам поближе и опустился на колено, чтобы быть с ними хотя бы одного роста. Мальчики перевели на него две пары одинаковых глаз. Почти одинаковых. У одного текли слезы. Молча, без крика и всхлипа. Второй все еще судорожно вздрагивал. Агата торопливо гладила его по плечам, но, кажется, делала только хуже. Саша мысленно велел ей прекратить и сам не стал к ним прикасаться. Только едва слышно запел: − Скроется день В закате, чтоб свой путь начать сначала. Звездная тень Коснется тех, чья жизнь течет устало. Голос тек мягко и плавно, как мед с ложки. Саша прикрыл глаза, вплетая в Песнь все, на что был способен. Он не владел Песнями исцеления. И уж точно не умел, как Вилена или Женя врачевать голосом души. Но мальчиков безумно хотелось обнять, прижать к себе, а прикасаться к ним руками было бесконечно страшно. Страшнее, чем к разбившимся и кое-как склеенным статуэткам. Саша пел, закрыв глаза, и едва не завалился на спину от неожиданности, когда его за шею с двух сторон обняли тонкие детские ручки. Щеки обожгло чужими слезами. −Тише, котята. – прошептал Саша, не открывая глаз и обнимая вцепившихся в него мальчишек. – Тише. Вы не одни. Мальчики по-прежнему молчали. Но держались так крепко, что дыхание перехватывало. Или это было от вскипевших под веками слез?