Город потерянных

Вообще-то идея была плохая. Однозначно, стопроцентно, абсолютно плохая. Она не понравилась Жене уже на момент зарождения в дурной голове Ростика. Но Колпаков обладал по-настоящему уникальным даром – он умел даже не убеждать, а как-то незаметно заражать если не энтузиазмом, то, по крайней мере, смутным любопытством. И все-таки идея была плохая. Она все еще была плохой, когда Ростик, не особенно вслушиваясь в робкие возражения Жени, потащил его за рукав в тренировочный зал, где вечерами обретался Ромка в компании своей нежно любимой катаны. Женя успел еще подумать спасительную мысль, что язва-Пармонов их просто оборжет и пошлет лесом, полем и невским берегом. Но то ли звезды легли как-то по-особенному, то ли Ромка был в благодушном настроении, но он внимательно выслушал сбивчивую речь Ростика, выразительно поднял бровь и ограничился только коротким фырком от смеха. И тут же схватился за правую скулу, на которой переливался всеми оттенками внушительный синяк – память о дневном спарринге с Сашей. Женя украдкой позлорадствовал, что нечего было доводить Рычкова. Всегда спокойный и сдержанный внешне, Саша закипал медленно и незаметно. Но уж если закипал… Ромка сегодня убедился на своей физиономии, насколько это было опасно. Словом, Рома выслушал Ростика на редкость благодушно и даже снабдил подробной инструкцией, что и где искать. Еще и заверил напоследок, что к сумеречным охотникам там относятся исключительно лояльно и голову откусывать прямо с порога не полезут. −Если сами задираться не будете. – все-таки счел нужным предупредить он. У Ромки в последнее время вообще завелось как-то подозрительно много дел вне стен Института. И прямо пропорционально росло число стычек с Кириллом Борисовичем. Хотя Женя так сходу и не сказал бы, что в этой системе повод, а что причина. Но факт оставался фактом, Ромка явно имел дело с Нижним миром и до сих пор был цел. А значит, его словам про то, что голову с порога не откусят, можно было доверять. И да, это все еще было плохой идеей. После первой стопки крайне сомнительной жидкости ядовито-розового цвета, больше напоминающей марганцовку, идея все еще была плохой. Жидкость дымилась, как горячий чай, по горлу прокатилась легкой прохладой, а в желудок упала каким-то огненным сгустком. Женя подавился и закашлялся, закрываясь рукавом куртки и старательно пытаясь удержать внутренности на положенных местах. Черт возьми, как он вообще позволил Ростику себя в это втянуть? Это – занимало какой-то низкий, но просторный и зачарованный от людей подвал. В этом клубился странный разноцветный дым, пахнущий, кажется всеми возможными оттенками сладости и горечи разом. Сквозь эту смутную подвижную завесу пробивались разноцветные лучи от незнакомых и очень крупных, подвешенных прямо к потолку кристаллов. Женя заподозрил в них какие-то творения фэйри. Короче говоря, это было баром с интригующим названием «Умирающая чайка». И нет, Женя пока не увидел здесь ничего, что напоминало бы ему бедную птичку на последнем издыхании. Зато увидел нескольких фэйри, одного очень явного оборотня, группу магов с разноцветной кожей и хвостами, вроде бы кошачьими, но совершенно невообразимых расцветок. Опознать остальных личностей напряженно оглядывающийся нефилим, забившийся в самый темный угол и отгородившийся от зала столом, так и не сумел. Не очень хотелось признавать, но Рома был прав. На них здесь никто не обратил внимания. Проигнорировали и характерные куртки, и кобуру с кинжалом у Жени на бедре, и такую же у Ростика, и руны на кистях рук, которые только перчатками и можно было скрыть. И налили по первому требованию. Хотя Женя, пожалуй, предпочел бы, чтобы их выперли взашей. Ему здесь было неуютно и тревожно. Нефилим с тоской посмотрел на стоявшие перед ним еще две стопки – с ярко-синим, как медный купорос, и ядовито-зеленым содержимым и тяжело вздохнул, переводя взгляд на Ростика. Друг, не терзавшийся, кажется вообще никакими сомнениями, уже прикончил три своих и теперь оглядывался с куда большим интересом. Глаза у него в переливающимся свете кристаллов вспыхивали то зеленым, то синим, то каким-то совершенно невероятным густо-фиолетовым. Подвал был круглым, и столы тоже стояли полукругом, оставляя свободным большое пространство в центре, очевидно, бывшее танцполом, куда потихоньку стягивался народ. Женя даже засмотрелся на тоненькую белокожую девушку в серебристом платье и со стрекозиными крыльями на худенькой спине. Крылья красиво вспыхивали всеми переливами радуги. Откуда полилась музыка, Женя не понял и даже вздрогнул от неожиданности. Но тут же забылся и заслушался. Угадать инструмент он так и не сумел. Что-то в нем было очень странным, неземным. Музыка как будто рождалась прямо из воздуха, сплеталась и ширилась, как поток воды, обнимала и обволакивала. Женя сам не заметил, как протянул руку за следующей стопкой. Рот обожгло горечью, которую почти сразу смыло незнакомой терпкой сладостью. Горло мягко обволокло и так же деликатно отпустило, уже не вызвав желания немедленно расстаться со всеми внутренностями. Женя открыл на всякий случай зажмуренные глаза и обомлел. Хаотично метавшиеся сквозь дым пятна света сложились в силуэты исполинских чаек. Женя торопливо перевел взгляд на Ростика. Друг улыбнулся, вскинул кулак, показывая, что все нормально, тряхнул собранными в длинный хвост волнистыми волосами и решительно поднялся на ноги. −Ты куда? – спросил Женя, смутно слыша собственный голос. −Танцевать. – ответ Ростика донесся неожиданно ясно и отчетливо. – Мы зачем пришли вообще? Допивай давай и присоединяйся. Прежде чем Женя успел хоть что-то возразить, Ростик сбросил куртку куда-то ему под ноги, оставшись в одной черной майке. На мускулистых руках черными и светлыми росчерками выделялись постоянные руны и следы от сошедших временных. Легко и ловко Колпаков сбежал по невысокой лесенке и с головой окунулся в цветной дым. Женя даже привстал и прищурился, высматривая друга. Углядел он его только некоторое время спустя, в обнимку с той самой девочкой-стрекозой. Широкие ладони Ростика бережно лежали на хрупкой спине, чуть ниже стрекозиных крыльев. Колпаков что-то нашептывал девочке на ухо, а та улыбалась и встряхивала светлыми, в белизну, волосами. Женя бросил задумчивый взгляд на последнюю стопку, глубоко вдохнул, решаясь, и опрокинул ее в рот. Странно, но подозрительно смахивающая на абсент жидкость отдавала почему-то яблочным компотом. Таким, какой варила мама… Эта мысль мелькнула и тут же растворилась, смытая изменившимся ритмом музыки, который отдавался теперь мягкими ударами в висках, в унисон со стуком сердца. Женя поднялся на ноги, дернул молнию наглухо застегнутой куртки, сбросил ее совсем. Пожалел мимоходом, что надел теплую кофту с длинными рукавами. Но все же решительно шагнул по ступенькам в плотный клубящийся дым. Он совершенно не умел танцевать, безумно этого стеснялся и вообще, если бы не эти три сомнительных стопки адских зелий, в жизни бы не вылез из облюбованного угла. Но сейчас почему-то все было уже неважным. Неземная музыка вела и направляла. Или не только она. Чья-то рука коснулась головы, мягко провела по кое-как укрощенным и собранным в пышный хвост длинным кудрям. Задержалась на сразу двух резинках – одна такой объем не держала – и те вдруг испарились, словно их и не было. Женя вздрогнул, когда волосы рассыпались вокруг лица, мягким облаком укрыли плечи и спину. Кто-то рассмеялся над ухом, но когда он остановился и обернулся – не увидел никого, кроме мелькнувшего смутного силуэта. Что-то скользнуло по бедру вверх, там, где были ножны с кинжалом. Женя торопливо опустил туда руку, но ничего не почувствовал. Все было на месте – и штаны, и ремни кобуры, и оружие. −Не пугайся так, ангел мой. – весело пропели над ухом. – Здесь тебя никто не съест. Лучше танцуй. У тебя отлично получается. Руку перехватили чьи-то прохладные сильные пальцы, потянули, заставив развернуться, и Женя оказался лицом к лицу с девушкой. Вернее, не лицом к лицу, а скорее лицом к шее, потому что девушка закономерно оказалась выше, чем он. Да и просто девушкой однозначно не была. Женя даже слегка запрокинул голову, зачарованно разглядывая переливы света в больших прозрачных глазах с вертикальным кошачьим зрачком. Глаза становились то льдисто-голубыми, то лазурно-синими, то непроницаемо-темными. Лицо девушки – чародейки – словно терялось где-то в тени. А на голове, из длинных светлых волос, выступали большие лихо закрученные рога. Девушка расхохоталась над его изумлением и кивнула, выговаривая, наверно, свое имя. Ее голос сплелся вдруг со все еще звучащей музыкой, и Женя не сумел четко разобрать сказанное. Кажется, три слога и в каждом гласная, вроде бы «а», но он не был уверен. В голову словно набили ваты. Зато ее следующую фразу он уже расслышал отчетливо: −Ты какой-то слишком одетый, ангел мой. Прохладные руки девушки скользнули по его рукам – от запястий до плеч. Огладили ключицы, перебрались на грудь, спустились по животу к поясу джинсов. Женя вздрогнул всем телом и уставился на собственные руки. Через рукава кофты просвечивала бледная кожа, но задуматься над природой этого феномена он уже не успел. Чародейка шагнула ближе, укладывая прохладную руку ему на пояс, и потянула за собой в душный туман. Мир растворился окончательно. В нем остались только смазанные голубые и розовые вспышки, запах яблок и прохладные руки чародейки. Руки то сжимали талию, то скользили по бокам, то оказывались на шее, направляя и подталкивая. Женя плыл в этом смутном тумане, послушно поддаваясь чужим мягким и умелым рукам – то прогибаясь в спине так, что кудри наверняка чиркали по полу, то склоняясь куда-то вбок, как дерево под порывом ветра, то снова выпрямляясь. Лицо чародейки оказалось вдруг слишком близко. Узкие ладони легли Жене на горящие щеки, остудив блаженной прохладой. Большой палец огладил приоткрытые губы. А мерцающие тысячами переливов глаза оказались совсем рядом. Губы обожгло чужим дыханием. Чародейка вдруг остановилась, вглядываясь Жене в глаза так внимательно, словно читала там, по меньшей мере, трактат про упырей. −Надо же. – негромко выговорила она. – Что ж, очень жаль. Тебе лучше уйти отсюда. – она помедлила, улыбнулась чему-то и добавила. – Не мой ангел. Уходи. Она вдруг притянула Женину голову к себе, дунула в пушащиеся надо лбом волосы и растаяла в дыме и музыке. Женя ошалело попятился и тут же налетел на кого-то, выругавшегося хорошо знакомым голосом. −Ростик. – позвал Женя, прихватив друга за локоть. – Идем отсюда. Язык повиновался с неимоверным трудом, ноги подкашивались, а подвал уже без всяких разноцветных чаек из света нехорошо кружился. Ростик, выпустивший от неожиданности из объятий какую-то барышню с переливчато-синей кожей, так же ошалело хлопнул глазами и тут же удостоился презрительного взгляда своей партнерши и едкого: −Я смотрю, ты тут с девушкой, нефилим. Ростик открыл было рот, чтобы отбрить барышню, но Женя только крепче вцепился в его локоть и дернул в ту сторону, где предположительно остались их куртки. Ростик все-таки бросил что-то колкое, едва различимое за показавшейся ужасно неритмичной музыкой, и послушно потащился следом за Женей. На ногах он стоял чуть более твердо, но все равно некрепко. Последний взгляд на чудной подвал Женя все-таки бросил. Мерцающая голубым вывеска «Умирающая чайка» вдруг подмигнула и сложилась на мгновение совсем в другое слово. «Авалон». Каким образом они вообще сумели добраться до Института без приключений, Женя не помнил совершенно. С помощью какого ангела сумел дрожащей рукой вычертить на калитке руну-пароль, тоже изгладилось из памяти. Зато лицо Кирилла Борисовича, стоявшего у подножия главной лестницы со скрещенными на груди руками, запомнилось неожиданно отчетливо. Может быть потому, что Женя, окончательно потерявший способность нормально передвигаться где-то посреди двора, смотрел на него не как обычно – очень снизу очень вверх, а с рук явно протрезвевшего от холодного ночного воздуха Ростика. Губы главы Института сомкнулись в тонкую злую линию. Потемневшие глаза метали такие молнии, что впору было закапываться под землю. А говорят, в Волгограде Институт вообще в бункере помещается, вот им там, наверно, спокойно и тихо. Женя потряс головой, осознавая разом две вещи. Волосы явно зацепились за какой-то ремешок на куртке Ростика, и без помощи третьей стороны он сейчас с его рук не слезет. И мир все еще упрямо кружился и шатался, а в голову лезла всякая ерунда. Ах да, и третья мысль. Кажется, их сейчас будут бить.

***

−И что, правда, побили? – со смешком уточнил Петя. Женя прикрыл глаза, млея от чутких пальцев, перебирающих его волосы. На ощупь зашарил рукой по кровати, ища одеяло. Не нашел и покрепче прижался к обнаженному крепкому и очень горячему телу минского Голоса. Просто лежать становилось уже прохладно. −Же-ня… − тихо позвал Петя, касаясь губами Жениной щеки. Егоров открыл глаза и усмехнулся, глядя в светлый прямоугольник окна. Над Петербургом потихоньку воцарялись белые ночи. −Нет, конечно, не побили. – тихо засмеялся он. – Но мы потом с Ростиком месяц из библиотеки не вылезали. Каталоги пыльные перебирали. А там вот такенные пауки водятся. Петя добросовестно изучил Женин кулак, призванный показать, какого размера пауки живут в подвалах Михайловского замка, и засмеялся. −Ну и вот. – сонным голосом продолжил Женя. – Я когда утром проснулся, причем в лазарете, там Вилена на Ростика шепотом орала. Правда, от этого шепота в соседней комнате что-то звякало. А на себе я обнаружил эту… Чегоську. Та чародейка и наколдовала из моей кофты. Петя ткнулся лицом в разметавшиеся по всей подушке кудрявые волосы, вздрагивая всем телом от смеха. −Я смотрю, ваши котята мастера лексикологии. Хорошее слово придумали, интересное. А чародейка? −А что чародейка? – повел плечом Женя. – Я даже имени ее не запомнил. Что-то напомнило, а что – не знаю. То ли какой-то штат в Америке. То ли породу собак. Мне другое интересно. Что она такого разглядела? −Маги… − неопределенно проговорил Петя. – Никому не ведомо, что они знают, чего не знают, а о чем считают нужным молчать. С ними всегда стоит быть очень осторожными. Петя помолчал, думая о чем-то своем, и вдруг погладил Женю по голове. −Спи давай. А то тебя уже выключает. Женя хотел было ответить, но подавился зевком, свернулся поудобнее, прижимаясь крепче, и закрыл глаза. Сверху опустилось одеяло. А поверх него – тяжелая и надежная рука.