Город потерянных

В окнах тусклыми алыми отблесками догорал закат – слишком темно, чтобы при этом свете читать, и слишком светло, чтобы зажигать лампы. Впрочем, читать никто и не собирался. В тренировочном зале было пусто и тихо. Саша тряхнул туго стянутыми на затылке волосами и уселся на подоконник закрытого защитной решеткой окна. Решетка была старая, некогда выкрашенная белой краской. Теперь краска шелушилась чешуйками, и юный нефилим зачем-то взялся ее ковырять, раздраженно покачивая ногой в легком ботинке. И чем дольше он тут сидел, тем сильнее росло раздражение. Кирилл Борисович всегда говорил, что сумеречный охотник не должен позволять себе ни гнева, ни ярости, ни злости. Саша на это только мысленно фыркал, вспоминая фильм, который очень любила мама с этим вот «Нет эмоций – есть покой». Как может не быть эмоций, если все они живые? И если Пармонов такая форменная сволочь. Ангел Разиэль, да если бы почти два года назад Саша знал, что за гад этот смуглый вихрастый мальчишка, сцапавший его за руку у ворот Михайловского сада, он бы никогда в жизни не привел его в Институт. Но ведь привел, и до сих пор мирился с вечными язвительными шпильками, ядовитыми и совершенно не остроумными. Причем, доставалось от Пармонова вроде бы и всем, но Саше почему-то особенно. А больше всего бесило это дурацкое «Рапунцель» за Сашины длинные волосы. Прозвище не прицепились, как Соловушка к Жене, но все равно страшно раздражало. Саша глубоко вдохнул. Кирилл Борисович учил, что глубокое размеренное дыхание помогает успокоиться. Ага, как же. Сегодня днем на тренировке Андрей Владимирович даже спарринг остановил и рявкнул, что никогда больше не поставит их с Пармоновым друг против друга, пока они не научатся видеть друг в друге спарринг-партнеров, а не свои «ребячьи придирки». В чем-то наставник, наверно, был прав. Саша тогда еле пришел в себя, смаргивая пелену застившей глаза злости. Пармонов тоже тяжело дышал, гневно раздувая ноздри, и после занятия сцапал Сашу за плечо, почти у основания шеи, горячей ладонью. −Во время ужина здесь. Посмотрим, кто кого. Саша только кивнул и резко дернул плечом, стряхивая чужую руку. В словах Пармонова был смысл. После отбоя зал обычно запирали, а когда все ужинали, заперта была только оружейка с настоящим боевым оружием. Шесты и деревянные мечи всегда покоились на стойках в дальнем углу зала. −Не уснул, Рапунцель? – язвительно поинтересовались от дверей. −Будь здоров, Румпельштильцхен. – без запинки выговорил Саша, спрыгивая с подоконника. Пармонов дернул углом рта в своей вечной однобокой усмешке. Он безумно редко улыбался нормально. Обычно только насмехался. В черной майке и темных штанах, смуглый и черноволосый, он почти сливался с темнотой коридора. Сделал шаг через порог – к смутному свету просторного зала. −Свет включи. – бросил ему Саша, отворачиваясь к стойке с шестами. −А без света ты не можешь? – тут же прилетело в ответ. – Или каждого демона будешь об этом просить? Шест Саша метнул с разворота, на манер копья. Хотел бы, чтобы деревяшка стукнула этого гада концом по глупой голове. Но, к сожалению, летать, как настоящее копье, учебный шест не умел. Пармонов ловко уклонился и поймал его посередине. Прокрутил в руках и не встал даже, а перетек в стойку, напрочь проигнорировав положенное приветствие. Саша тоже не собирался проявлять вежливость. Как и ждать у моря погоды. Он ударил в полсилы, наискось, не пытаясь пока пробить чужую оборону, но присматриваясь и примеряясь. Пармонов без труда парировал и тут же отзеркалил удар, тоже ничуть не удивившись, что его отбили. Тишина зала наполнилась деревянным стуком. Саша почти с удовольствием чувствовал, как порхает в его руках шест. Пармонов, хвала ангелам, помалкивал, не сбивая с мысли, и Саша честно попытался взглянуть на него не как на главную язву и мигрень всего Института, а как на противника. И тут же получил концом шеста в плечо, слишком глубоко уйдя в свои мысли. Ойкнул, отшатываясь, но тут же вскинул свое оружие, блокируя следующий удар, развернулся на пятке, уклоняясь от целой серии коротких стремительных атак и оказываясь у Пармонова за спиной. Не теряя времени, рубанул того по коленям. Пармонов, не успевший развернуться, грохнулся набок, но тут же кувыркнулся и одним прыжком снова поднялся на ноги. −Пока один – один, Рапунцель. – усмехнулся он. Саша сдул прилипшую ко лбу прядь и поудобнее перехватил шест. Теперь ни один не стремился начинать первым. Двое нефилимов медленно кружили, не отрывая друг от друга глаз. Каждый ждал хотя бы крохотного сигнала – поворота стопы, чуть более напряженной руки. −Чего ты до меня докапываешься? – спросил Саша, разрывая тишину. −Ты так смешно краснеешь. – фыркнул в ответ Пармонов. – Рапунцель. Провокация осталась без ответа, и Пармонов бросился в атаку сам. Саша отбил шест почти у самого своего лица, нижним концом успел блокировать последовавший почти без перерыва удар в корпус. Не теряя времени, рубанул сам, пользуясь тем, что немного выше Пармонова. Тот, однако, успел вскинуть свой шест, блокируя, но, увлекшись, ни один не заметил, как близко друг к другу они оказались. Теперь расцепить шесты, не заехав себе же, оказалось почти невозможно. Так и стояли, глядя друг другу в глаза. Саша все пытался продавить блок, но силы категорически не хватало. Пармонов в свой перехваченный горизонтально шест вцепился намертво. Краем глаза Саша видел, как напряглись у него на обнаженных руках мышцы. А вот у самого Рычкова руки от напряжения уже подрагивали. Если не придумать что-то прямо сейчас… Додумать эту бесконечно ценную мысль он не успел. Отследить движение Пармонова тоже. Выставленную вперед ногу, на которую Саша опрометчиво перенес вес тела, неожиданно подсекли, и одновременно Пармонов – откуда только силы взялись – резко толкнул его шест своим, поднимая руки и выбрасывая свое оружие куда-то вверх. Деревянный стук шеста об пол Саша услышал, уже падая. Зажмуриться он все-таки успел, подспудно ожидая, что из глаз от удара головой брызнут искры. Не брызнули. Под щекой и виском оказалась чужая горячая ладонь. Другой рукой Пармонов без усилий выхватил Сашин шест, закинул его куда-то назад и оттолкнулся от пола, переворачиваясь и оказываясь сверху. −Попался. – насмешливо фыркнул он, беззастенчиво устраиваясь поудобнее, будто на кровати в собственной комнате лежал, а не на другом нефилиме. Саша ошалело хлопнул глазами – падение все-таки вышибло из него дух – и целую секунду осознавал, что левая рука у него согнута в локте и прижата за запястье к полу около головы. Пармонов без всяких зазрений совести улегся на него сверху, приподнявшись на руках, как в очень низкой планке. Большие черные глаза весело блестели. Дышал он тяжело и шумно. То ли и правда устал, то ли тоже слегка испугался падать. −Попался. – покладисто согласился Саша, вскидывая оказавшуюся свободной правую руку. Его пальцы легли Пармонову на шею сбоку, чувствуя подушечками тугое биение пульса под черной линией руны. Пармонов вытаращил глаза и тут же досадливо скривился. Сашины пальцы недвусмысленно давили на болевую точку. −Хочешь сказать, боевая ничья? – фыркнул Пармонов, сгибая руки и наклоняясь ниже. −Хочешь, чтобы я надавил? – прищурился Саша. – Давай слезай с меня. −Так давай или слезай? Саша зло брыкнул ногой, осознав заодно еще один занимательный факт. Колено Пармонова каким-то причудливым образом упиралось в пол между его бедер. Не дай ангелы, сюда кого-нибудь нелегкая принесет. Нотаций потом не оберешься. −Так что ты хочешь, чтобы я сделал? – тихо проговорил Пармонов. Саша вскинул глаза, встречая чужой темный и очень внимательный взгляд. Почему-то вдруг сделалось нестерпимо жарко. Наверно, от этой печки ходячей. Пармоновские пальцы, обхватившие запястье, вообще казалось отлитыми из железа и раскаленными. −Обзываться перестань. – сам не зная, почему, выдохнул Саша. Пармонов вглядывался в его лицо с каким-то очень странным жадным выражением. Взмокшие кудри липли ему ко лбу. В зале стремительно сгущалась темнота, и в ней в общем-то хорошо знакомое, ничем не примечательное лицо Ромки казалось каким-то чужим. −Хорошо. – неожиданно произнес он, наклоняясь ниже. Саша даже зажмурился, поймав на губах чужое дыхание и даже знать не желая, что может произойти в следующую секунду. Ничего не произошло. Пармонов оттолкнулся от пола и одним прыжком встал на ноги. Сашу обдало прохладой тренировочного зала. Совсем стемнело, и даже со зрением нефилима, гораздо лучшим, чем у людей, Саша никак не мог четко рассмотреть своего противника. −Все-таки боевая ничья. – голос у Пармонова будто сел и звучал слегка хрипло. – До следующего раза. Ромка подхватил свой шест, закинул его на стойку и почти бегом вымелся из зала. Саша, ошарашенно хлопая глазами, сел на полу, растирая ноющее запястье. На коже словно отпечаталась крепкая хватка чужих горячих пальцев. Наверняка чуть позже проступит синяком. Да и на плече от удара шестом как пить дать расцветет кровоподтек. Рома бежал по коридору, почти ничего не видя и молясь всем ангелам, чтобы никто не попался по дороге. Успеть бы добежать до маленькой, но своей собственной комнаты, закрываться изнутри и отдышаться. Шею жгло прикосновением длинных почти музыкальных пальцев – не боль, но обещание боли. От этого ощущения дыбом вставали волосы на загривке. И не только они. Дверью в комнату он все-таки грохнул так, что, кажется, кто-то выглянул в коридор. Рухнул на кровать, зарывшись лицом в подушку, и зашипел сквозь зубы. Повернул голову, накрыл глаза левой ладонью и даже надавил пальцами на закрытые веки. Распластавшийся на полу Саша, с широко раскрытыми глазами и приоткрывшимися от неожиданности влажно блестящими розовыми губами, никуда не делся. И его рука на шее… От нее будто колючие искорки разбегались. Вдоль позвоночника. Где-то под ребрами. И в паху. −Твою мать. – выдохнул Рома, остервенело закусывая губу и снова пряча лицо в подушку. Лежать на животе становилось категорически неудобно. Щеки горели, а в голове тяжело, как удар колокола по вискам, билась одна мысль. Одно имя. Са-ша. Только этого не хватало.