***
Кэп лениво разлепил веки и тут же сомкнул, ныряя назад, в прохладные объятия невероятного послевкусия. Возвращаться не хотелось. Хотелось остаться — там, где слишком хорошо. Где нет мыслей, и ты принадлежишь миру звуков, ощущений и запахов; миру, в котором можно всё. Где снова и снова чувствуешь, как под твоим натиском раздвигаются гладкие тугие мышцы, где раз за разом целуешь, вылизываешь и кусаешь нежную кожу, где страсть обладания уничтожает границы между телами, и становится непонятно, где кончаешься ты и начинается он, Джонни. Джонни. Дерзкий, упрямый, несносный калека, обладатель красивых глаз и до смешного нелепой попки, мальчишка с ужасным характером и невероятно нежными губами. Каким-то непостижимым образом этот невзрачный на первый взгляд мышонок заставил его вспомнить, что такое «бабочки в животе», так что теперь при каждом вдохе Кэп ощущал трепетание невесомых радужных крылышек. «Как ты это делаешь, детка?» — он потёрся щекой о мягкое плечо и нехотя приподнялся. Джонни лежал мёртвой мышкой. Оглядывая неподвижное тело, Кэп вновь почувствовал, как его затапливает нежность — на этот раз без привкуса горечи, а тёплая, благодарная, почти благоговейная. По лицу пробежала мягкая задумчивая улыбка. Он был убеждённым атеистом, но если бы сейчас кто-нибудь затеял с ним разговор о существовании рая, он бы не стал спорить. Более того, он сообщил бы, что ему достоверно известно, где находится вход в царствие небесное. И как выглядят ангелы. Они именно такие — распятые на скомканных простынях, взъерошенные, искусанные, заласканные, затисканные, обессиленные, пахнущие потом, мочой, спермой, поцелуями, одним словом — любовью. Кэп посмотрел на мокрое пятно под лицом Джонни, на тонкую ниточку слюны, тянущуюся от уголка его рта, аккуратно подобрал её пальцем и слизнул. Из мальчишки выйдет отличный любовник. При должном воспитании, конечно. Однако все необходимые качества, насколько Кэп успел узнать, у него имеются: смелость, не выходящая за рамки разумного, понятие о честности и собственном достоинстве, независимость. Редкие качества. Особенно честность. За свою жизнь Кэп повидал немало тяжёлых, иногда катастрофических последствий вероломства, предательства, измен, видел, как катилась к чёрту дружба, разорялись компании, погибали люди, поэтому ценил честность превыше прочих человеческих качеств. Членам своей команды, деловым или сексуальным партнёрам он выдавал лишь допустимый кредит доверия — и всякий, хоть раз замеченный в обмане, пусть даже невинном, лишался его навсегда. Любовников он просто выставлял за дверь, с прочими разбирался по ситуации. Жёсткая мера, но иначе было нельзя — если бы он вовремя не научился распознавать ложь, то давно бы уже получил нож в спину, в переносном или прямом смысле. В словах и поступках мышонка не чувствовалось ни капли фальши. Хотя в его положении было бы вполне естественно всячески юлить и изворачиваться, он ни разу не попытался ему соврать, даже в том, что молчал ему назло, признался по-честному, а ведь наверняка понимал, что подобный ответ может выйти ему боком. Такие мальчики на дороге не валяются. «Или всё-таки валяются», — хмыкнул Кэп, вспомнив сидящего на обледенелом асфальте калеку. Подумать только, если бы он поскользнулся парой ярдов раньше или позже, или шёл бы по другой стороне улицы… Нет уж. Никаких «если». Властно, по-хозяйски Кэп сжал плечи Джонни, поцеловал приглянувшееся ему местечко между лопаток, прошёлся ладонями по спине и бёдрам: «Ты сам напросился в мышеловку, сокровище моё. Теперь ты мой, и только мне решать, как с тобой поступить». Отстегнув пару цепочек, он легонько толкнул мальчишку в бок. — Подъём, детка. Давай просыпайся. Влажные сомкнутые ресницы дрогнули, мышонок попытался согнуть локоть, но смог только охнуть. «Эх ты, неженка, всё-то приходится делать самому». Кэп быстро перевернул его на спину, перехватил освобождённое запястье и снова подтянул к изголовью кровати. Джонни беспомощно задёргал рукой: — Вы… не отпустите меня? В ответ на нелепый вопрос так и хотелось ухмыльнуться: «А ты на что надеялся, детка?» — но его сокровище было таким слабым и несчастным, что Кэп решил обойтись без грубостей. Не спеша проверил, надёжно ли закреплён карабин, задумался ненадолго, размышляя, стоит ли заново пристёгивать искалеченную ногу, затем безо всякого выражения посмотрел в испуганные серые глаза. — Нет. Полотенце, предусмотрительно положенное Нишимару под бёдра Джонни, полетело на пол. При звуке мокрого шлепка мальчишка содрогнулся. — Значит… вы, — скоба отчаянно скрипела, едва не заглушая робкий голос, — … убьёте? Матерь божия, час от часу не легче. От неожиданности Кэп даже растерялся — насчёт Джонни у него было множество планов, но убийство ни в один из них не входило. Не зная, рассмеяться ему или рассердиться, он встал с кровати и направился в ванну, оставив мышонка без ответа. «Это же надо было до такого додуматься. Похоже, малыш триллеров пересмотрел. Теперь понятно, с чего он писается как младенец. Ладно, пусть ещё немного помучается — это пойдёт ему на пользу». То посмеиваясь, то хмурясь, Кэп привёл себя в порядок, намочил чистое полотенце и прихватил с собой ещё пару сухих. Джонни встретил его взглядом, полным ужаса. Поначалу Кэп подумал, что он уставился на его член, но спустя несколько секунд понял свою ошибку — огромные немигающие глаза были прикованы не к его голому телу, а к полотенцам в его руках. — Ты что, вообразил, будто я собираюсь удушить тебя полотенцем? Мышонок промолчал. За него ответила ужасающая бледность, будто из глубины самой души проступившая на измученном лице. Нет, это было уже слишком, даже для Кэпа — вопреки намерению выглядеть серьёзным его начал разбирать смех. — Хорошенького же ты обо мне мнения, детка. По правде говоря, пару раз у меня возникало такое желание, но как видишь, ты до сих пор жив, возможно, таким и останешься. Возможно, — повторил он внушительно. На всякий случай. — Что вы будете… делать? — проскрипел Джонни и снова покосился на полотенца. А вот это хороший вопрос. Однако прежде чем делиться своими планами с мышонком, его нужно как следует подготовить. — Если бы я собирался тебя задушить, то обошёлся бы без этих тряпок. Ясно?Часть 6
5 июля 2023 г. в 14:09
О том, каким странным было утро этого дня. О мимолётной скорби по исполосованному роллсу и своём внезапном эгоистичном желании. О том, сколько разных, противоречивых чувств он пережил, пытаясь укротить непокорного, до ужаса строптивого мальчишку. О том, как намерение просто скрасить время превратилось в… во что, Кэп пока не знал, но у него ещё будет время подумать об этом. Он расскажет Джонни, как мучился и на какие жертвы пошёл, чтобы продлить самую жестокую, изощрённую, самую прекрасную в своей жизни пытку.
Мышонок с недоверием посмотрит на него и спросит: «Самую прекрасную? Правда?» — а он кивнёт согласно, и обнимет покрепче, и будет ласково-ласково целовать ясные серые глаза, и мягкие губы, и маленькое ушко, вот прямо как сейчас. И потом — по большому секрету — нашепчет в это самое ушко о том, как едва не расплакался, когда впервые любил своего нежного упрямого мальчика, самого желанного и самого милого на свете.
«Ты такой смешной», — застенчиво улыбнётся Джонни. О да, они будут долго смеяться над страшным секретом всемогущего Кэпа. В наступившей тишине мышонок спросит едва слышно: «Отчего?» Тогда он задумается, вспомнит то головокружительное, с оттенком смутной тревоги, на грани боли наслаждение, и ответит: «Наверное, от счастья, малыш. Или… как бы это объяснить… ты можешь представить себе, что такое "слишком хорошо"»?
«Да, — исцелованные губы улыбнутся и потянутся к нему за новой лаской. — Могу. Ты научил меня. Мне с тобой всегда слишком хорошо». «Всегда? Даже в первый раз?» — прошепчет он в поцелуй. Мышонок разволнуется, начнёт оправдываться, говорить каким он был глупым, признается, что сначала ему было очень-очень страшно, станет просить прощения за то, что ненавидел его и боялся, но Кэп прервёт признания, приложив палец к горячим губам. «Просто скажи, тебе было хорошо?» — и наконец услышит желанное «да».
Ну вот, теперь его рассказ неполон — придётся продолжить. «Знаешь, я сказал тебе неправду, — признается он, а, когда в серых глазах заплещется беспокойство, безмятежно добавит, — вообще-то я собирался расплакаться дважды. И во второй раз у меня почти получилось». Кэп отпустил порозовевшее ушко и потёр глаза кулаком. Однажды он обязательно расскажет обо всём. Однажды их воспоминания переплетутся и, разделённые на двоих, станут ещё прекраснее, если это вообще возможно, а сейчас…
Сейчас на неподвижном лице Джонни не отражалось совершенно ничего, и Кэп внезапно почувствовал лёгкий укол раздражения. Уж лучше бы этот несносный бесёнок ругался, кряхтел, или на худой конец плакал, хоть что-нибудь — лишь бы не это упорное молчание, это показное равнодушие, за которым скрывается чёрт знает что.
— Так не пойдёт, Джон, — с досадой пробормотал он сквозь зубы. — Я хочу слышать твой голос.
Одной рукой перехватив Джонни поперёк груди, другой взяв за подбородок, чтоб не вздумал отворачиваться, он приподнял бёдра, немного выждал, а затем одним стремительным движением погрузился до конца. Мальчишка испуганно охнул и распахнул глаза. Кэп мстительно ухмыльнулся — так-то лучше. Не дав времени опомниться, толкнулся ещё, сильнее и резче, но, к своему удивлению, на этот раз не услышал в ответ ни звука. Да, с этой крошкой точно не соскучишься.
Вызов был принят. Воздух комнаты наполнился поскрипыванием кровати, звонкими шлепками кожи о кожу и шумным сбивчивым дыханием Джонни. Кэп не сводил глаз с распятых губ, напряжённо ловил каждый судорожный глоток воздуха, каждый выдох. Его слух обострился настолько, что казалось, он слышит даже стук сердца в маленьком теле, хотя на самом деле это были удары его собственного, гулко отдающиеся в висках.
Среди этих восхитительных звуков не хватало только голоса Джонни, но Кэп не сомневался, что обессиленный мышонок долго не продержится. «Ничего, ничего, — повторял он себе, пока тело под ним сжималось и замирало в ожидании следующего удара, — никуда ты не денешься. Будешь у меня и стонать и кричать как миленький, и просить ещё станешь, чтоб не останавливался».
Охваченный азартом, Кэп почувствовал, что процесс начинает понемногу выходить из-под контроля, но это его уже не беспокоило. Пусть себе выходит. Он выжал из мальчишки всё возможное, ещё больше отложил «на потом», и теперь единственное, чего он мог пожелать — выбить из его груди хотя бы парочку стонов.
На этот раз Джонни не заставил себя долго ждать. Сначала его дыхание окрасилось каким-то неясным звуком, затем вздохи превратились во всхлипы, а на каждый новый толчок он стал отзываться долгим и отчётливым «а-ах». Такой результат Кэпа вполне устраивал, но дальше произошло нечто абсолютно непредвиденное — в тот момент, когда он готовился к очередной атаке, мальчишка весь подобрался, задрожал и вдруг захныкал, устало и тоскливо, как обиженный ребёнок. Кэп немедленно остановился.
— Что такое, детка?
— Не надо… пожалуйста… я не могу больше, — донеслось до него вперемешку со всхлипами и постукиванием зубов о металл.
— Тебе больно?
— Нет, — после секундной заминки ответил Джонни. — Мне… страшно.
Ах вот в чём дело. Это Кэп понимал — тягостное ожидание непредсказуемых ударов кого угодно может измотать. Он заботливо вытер мышонку нос краем простыни, провёл ладонью по влажному лбу.
— Я сказал, что хочу слышать твой голос, почему ты молчал? Назло мне?
Джонни поскрипел скобой, потом молча кивнул. Кэп тоже кивнул и внимательно посмотрел на него. Честность — редчайшее достоинство. Но сейчас не самое подходящее время говорить о подобных вещах, поэтому он ограничился короткой похвалой:
— Молодец, врать не стал. Хорошо. — Выдержал паузу и продолжил, — но я ещё не кончил, Джонни. Давай договоримся — я больше не буду грубым и не стану тебя пугать, а ты пообещаешь мне быть хорошим мальчиком. Идёт?
— Что я… должен делать? — измождённым голосом спросил мальчишка.
Кэп не стал прятать улыбки. Мышонок с каждой минутой нравился ему всё больше и больше.
— Ничего, малыш. Просто не бойся. И… ахни ещё пару раз. Пожалуйста.
Чтобы помочь мальчишке расслабиться, а себе заново возбудиться, он бережно помассировал ему плечи и спину, не спеша огладил руки, наверняка давно затёкшие, коснулся губ, с удовольствием отметив про себя, что теперь Джонни их не поджимает, добрался до желанной шеи. Несколько сочных поцелуев — и он был снова готов любить своего мышонка.
Взяв плавный разгон, Кэп двигался размеренными толчками, мощными, но мягкими, и непрерывно наблюдал за ответной реакцией. Джонни не выполнил его полушутливую просьбу, не стал ахать, но и глаза больше не закрывал. «Ладно, не всё сразу, — подумал Кэп, — зато не кривляется». Потом он стал думать, какой всё-таки необыкновенный ему попался мальчишка, и как удивительно, что он оказался у него в постели, а потом думать устал, и руки сами собой скользнули вниз, по пути жадно ощупывая нежную кожу.
Под животом Джонни было мокро и горячо. Жар его тела постепенно впитался в ладони, медленно пополз по рукам вверх, захватил плечи, тесным кольцом окутал шею, ударил в голову. «Вот дурашка, снова описался», — усмехнулся Кэп беззвучно. Это была последняя отчётливая мысль, после которой его сознание начало неторопливо плавиться.