Больно не будет, детка. Четвёртая отрицательная

       Отшвырнув полотенца в сторону, Кэп уселся на кровать и провёл пальцем по губам, сжимающим скобу. — У тебя губы пересохли, малыш. Пить хочешь? Мальчишка бросил недоверчивый взгляд на тумбочку, на которой Нишимару оставил две бутылки с водой. Теперь Кэп уже откровенно забавлялся: — Поверь, я не собираюсь тебя топить. Как ты себе это представляешь, в двух пинтах воды? Довольно затруднительно, если подумать. — Он склонился к искажённому страхом бледному лицу. — Кстати, детка, смерть от жажды куда более неприятная штука. И я не позволю тебе… Бедняжка Джонни, у него пересохли не только губы, но и нёбо тоже, и даже язык был сухим и горячим. Кэп долго и увлечённо трудился над маленьким ртом, с удовольствием отмечая про себя, что мальчишка не пытается вытолкнуть его язык, как раньше, и не крутит головой, чтобы избавиться от поцелуя. Хороший знак, очень даже хороший. — Что? — мышонок силился сказать что-что, прямо ему в рот, и, чтобы разобрать слова, Кэпу пришлось отстраниться. — Хватит, — жарко выдохнул Джонни. — Воды… дайте. Кэп критически оглядел влажные покрасневшие губы, пожал плечами: — По-моему, и так неплохо, — и улыбнулся. Управлять мышонком совсем не сложно, если знаешь, когда и на какие кнопки нажимать. — Ладно. Погоди только, уберу эту железку — а то ещё захлебнёшься ненароком. Он расстегнул ремешок и вытащил изо рта Джонни скобу. Так, теперь не перепутать — крышка синяя. Мальчишка жадно присосался к горлышку. Кэп спокойно наблюдал за ним. Ни вкуса, ни цвета, ни запаха. Особую водичку Нишимару он применял в нескольких случаях — когда ему уж очень хотелось, а объект его желания оказывался уж очень несговорчивым. Один раз, из чистого любопытства, опробовал на себе. Фантастические ощущения, которые он тогда испытал, невозможно было ни выразить человеческим языком, ни забыть. Мышонок тоже не забудет. И уж конечно не забудет того, кто ему их подарил. Главное не перестараться с дозировкой и начать ласкать его раньше, чем подействует «зелье» Нишимару, иначе даже этот наивный глупыш может заподозрить неладное. Кэп молча отнял бутылку от губ Джонни, а в ответ на его непонимающий взгляд усмехнулся: — Мало? Хочешь ещё? Это, детка, называется утолить только первую жажду. Именно это сейчас чувствую я. Понимаешь? — прикинул остаток и вернул бутылку, — ладно, пей. «Не понимает, — подумал он, глядя, как Джонни торопливо глотает воду. — Но скоро поймёт, уж я об этом позабочусь». Когда в бутылке осталась примерно треть, Кэп решительно отобрал её и завинтил крышку. — Хватит с тебя, а то снова описаешься. Мальчишка обиженно поджал губы и густо покраснел, но Кэп не заметил этого — он был занят вычислением: «Минут через пять-семь его накроет и не отпустит примерно три четверти часа. Отлично. Этого хватит. Должно хватить». Он намеревался использовать это время с максимальной пользой и был уверен, что потом мышонок будет смотреть на него уже совершенно другими глазами. Кэп заставил Джонни высморкаться, затем снова вооружился полотенцами, вытер ему лицо и шею, провёл по груди — просто так, ради удовольствия, не спеша переместился ниже. Мальчишка лежал тихо, но стоило Кэпу коснуться его члена, тут же сжал ноги и вскрикнул испуганно: — Не надо! — Не надо что? — поднял бровь Кэп. — Не трогайте меня… там, — пробормотал Джонни, снова стремительно краснея. В недоумении Кэп замешкался — и тут до него дошло. «Господи, да он стесняется! — мысли беспорядочно заметались. — Уму непостижимо… После всего, что я с ним сделал, он всё ещё стесняется… меня? Глупости какие… Хотя… я ведь знал…». Да, он знал с самого начала, каким-то шестым или седьмым чувством угадывал, что даже физически опороченный, его мальчик останется невинным. Как ангел… Значит, это правда. Правда, мать твою! Кэпу вдруг показалось, что все бабочки, мирно порхавшие в животе, разом устремились вверх и захлопали крыльями в голове, роняя с них радужные облачка пыльцы. От неё, или от чего-то ещё, знакомо зачесалось в носу и уголках глаз. Вот чёрт, опять. Нельзя, чтобы Джонни заметил… Сделав вид, будто что-то ищет, Кэп отвернулся, шмыгнул носом, украдкой провёл мокрым полотенцем по лицу и постарался придать ему невозмутимое выражение. — Что за глупости, Джон, — возразил он как можно спокойнее. — У тебя прекрасное тело. Таким телом нужно гордиться, а ты стесняешься. Щёки мальчишки сделались пунцово-красными, взгляд — растерянным, губы дрогнули несколько раз подряд. Он хотел что-то ответить, но вместо этого часто-часто заморгал и отвернулся. А Кэпа, только что получившего очередное доказательство совершенной невинности Джонни, охватило нетерпеливое возбуждение. Всего лишь пара слов. Что же будет, когда он… …чёрт, пока Кэп ещё не решил, что именно намерен делать, но сама мысль о том, он будет делать всё это со стыдливым мальчиком-калекой, который стесняется даже произнести вслух слово «член» и краснеет, как первогодка из воскресной школы, вновь наэлектризовала его нервы до предела. Ведь это всё равно что развращать безгрешного ангела — так же пошло, цинично, грязно. И чертовски… нет — адски приятно. — Нечего бояться, детка, — через полотенце он погладил и чуть сжал пока ещё мягкую плоть. — Я же говорил, что знаю, как обращаться с неопытными мальчиками. Тебе будет очень хорошо, обещаю. Упрямый мальчишка снова всевозможными способами показывал своё нежелание — возился, отворачивался, сердито пыхтел, пытался дёргать искалеченной ногой, но Кэп видел и чувствовал, как его тело постепенно начинает откликаться на умелые настойчивые ласки. — Знаешь, почему я предпочитаю мальчиков? — губы бережно коснулись тёплой кожи внизу живота. — Потому что мальчики не умеют скрывать, когда им нравится. — Неправда! — отчаянно забился Джонни. — Не нравится! Не хочу! — Не хочешь? Тогда может объяснишь мне, что это? — он обхватил начавший твердеть член мальчишки и принялся легонько массировать подушкой большого пальца. Конечно же, мышонок не мог понять, что происходит с его телом. — Пустите! — пискнул он растерянно. — Э, нет, малыш, — возразил Кэп, — ты обречён. На долгое, сладкое, головокружительное удовольствие. — Не надо… — что ещё собирался сказать Джонни, осталось неизвестным, потому что слова его внезапно слились в хнычущий беспомощный стон. — Глупенький, зачем же противиться своим желаниям? Просто доверься мне — и ты узнаешь, сколько секретов скрывает твоё тело, и поймёшь, что такое настоящее наслаждение, — Кэп вкрадчиво понизил голос, — человеческое тело, Джонни, — как музыкальный инструмент. В неумелых руках он будет издавать лишь примитивные звуки, но если владеть техникой игры, то на нём можно исполнить божественно красивую мелодию. Начнём с самого простого. Вот смотри, — бледно-розовые соски мальчишки исчезли под ладонями Кэпа. — Ласкать их можно бесконечно разнообразными способами. Можно поглаживать, сжимать, оттягивать, щекотать кончиком ногтя — вот так… Можно мять и надавливать, одновременно или чередуя, и это только пальцами, а если языком и губами, то вариантов ещё больше… Объяснения стали прерываться долгими паузами, заполненными сочными влажными звуками и прерывистым дыханием Джонни. — Ну, это так, если коротко, детка, — Кэп облизнул мокрые губы и кинул многозначительный взгляд на его член, уже крепко налившийся, — вижу, нашему маленькому Джонни тоже захотелось внимания? — Нет… — мальчишка судорожно сглотнул. — Не хочу. — Ничего, ничего, не стесняйся. Я обязательно им займусь, а пока хочу показать тебе кое-что. Вот здесь, — Кэп сгрёб поджатые яички в ладонь, обнажив небольшой участок белоснежной тонкой кожи, — здесь, малыш, тебе будет особенно приятно. Протестующие возгласы Джонни вызывали у него лишь улыбку — он знал наверняка, что не пройдёт и нескольких минут, как они утихнут, а потом его слух будут радовать уже совсем другие звуки. — Что, никогда не трогал себя так? А вот, — он чуть сместил пальцы, — так? Джонни издал что-то похожее на хрипловатое рыдание. — Ладно, можешь ничего не говорить, — сжалился Кэп. Ни к чему истязать мальчишку, добиваясь от него очевидных ответов. Потом, однажды, Джонни сам расскажет обо всём, а сейчас ему точно не до разговоров, сейчас все его силы уходят на борьбу между неприязнью, страхом, стыдом, совестью и бог знает ещё какими чувствами и — желаниями тела. Наблюдать за этой борьбой, мучительной и совершенно безнадёжной, было безумно увлекательно, ещё увлекательнее было принимать в ней участие. «Ты проиграешь, детка, — Кэп щёлкнул крышкой флакона и выдавил на палец несколько капель, — но проиграешь тогда, когда я тебе позволю, не раньше и не позже». Взъерошенная русая голова заметалась по подушке из стороны в сторону. — Тихо, малыш, тихо. Не бойся, на этот раз всё будет только для тебя, — пообещал Кэп, мягко коснувшись своей цели. — Вот, чувствуешь здесь, внутри? Это ещё один секрет твоего тела, один из самых сладких. Успокойся, пожалуйста, я хочу, чтобы ты распробовал это удовольствие не спеша. — Нет! Нет, не… Очаровательное проявление протеста угасало в такт медленным уверенным движениям, и Кэп снова улыбнулся — мальчики действительно не умеют скрывать, когда им хорошо. За ним недаром закрепилась репутация мужчины, умеющего доставлять удовольствие. Природа наградила его не только отменными физическими данными, но и тонким чутьём, благодаря которому он безошибочно подбирал отмычки к телам любовников. Этой способностью он гордился не меньше, чем своими пальцами — холёными, длинными и гибкими, своими чуткими губами и неутомимым языком, по которым откровенно сходили с ума все мальчики, хотя бы раз удостоившиеся чести побывать в его постели. Ни один из них не оставался недовольным — если, конечно, этого хотел Кэп. А сейчас он хотел как никогда в жизни. Под неторопливыми ласками оборона Джонни таяла, словно льдинка в тёплых ладонях. Чёртов мальчишка всё еще упорствовал, но, несмотря на отчаянные старания, уже не мог сохранять контроль над своим телом. Его ноги больше не приходилось насильно удерживать — безвольно раскинутые, они лишь изредка подрагивали; мелко вздрагивал и бледный ввалившийся живот; руки то обречённо замирали, то комкали простыню, то цеплялись за закреплённые на изголовье цепочки, с силой натягивая их; из груди, покрытой следами поцелуев, вырывались шумные вздохи. Зазвучать стонами наслаждения им не позволяли только губы, которые Джонни нещадно кусал и сжимал, что есть сил, но Кэп знал, как заставить их разомкнуться. Он отстегнул ещё один карабин и закинул ноги мальчишки себе на плечи. — Нет… Это было последнее внятное «нет», сказанное Джонни. Ещё несколько следующих прозвучали слишком тихо и неубедительно, поэтому их можно было не принимать во внимание. Потом настала тишина. Замершая, как тело Джонни, напряжённая, как его плоть, крепко зажатая губами Кэпа, томительная, как затишье перед бурей. Нетрудно было догадаться, что за ней последует — и такой момент Кэп просто не мог пропустить, мало того, он хотел не только слышать, но и видеть. Перехватив член мальчишки рукой, он поднялся к его лицу, накрыл ладонью горячий мокрый лоб и зашептал, почти касаясь истерзанных губ своими: — Не надо, детка. Не сдерживай себя. Пощади свои губы. Прошу, Джон, они такие мягкие, они созданы для поцелуев, для нежных слов, для… Он не договорил. Он понимал, что совершает глупость, что острые мышиные зубки могут оставить неизгладимый след на его коже, но по-другому он просто не мог. — Пожалуйста. Он провёл по стиснутым губам языком, дотронулся — сначала осторожно, потом смелее. Почувствовал, как они дрогнули и чуть разомкнулись, с силой прижался, поспешно целуя, пытаясь охватить, позабыв об осторожности, думая лишь о том, что это их первый поцелуй, на этот раз настоящий, без всяких там железок. Вот чёрт, только он успел об этом подумать, как услышал короткий нетерпеливый стон, а рот его наполнился привкусом металла. Что за? Кэп отшатнулся — и замер. Прямо на него смотрели серые затуманенные глаза с расширенными зрачками. Такие красивые. — О господи, — сказал Джонни негромко, и по его подбородку скатились несколько капель крови.

***

— Господи, — повторил Джонни шёпотом. Как загипнотизированный, Кэп смотрел на собственное отражение в огромных бездонных зрачках. Боли он не чувствовал. Значит, кровь не его. — Зачем, Джон? — он едва сдерживал подкатившую к горлу ярость. Зрачки дрогнули, и отражение в них исчезло — Джонни отвёл взгляд в сторону. — Нет, ты мне ответишь! — ощетинился Кэп. Вцепившись в вывернутые плечи, он несколько раз хорошенько встряхнул упрямца и уставился на него в упор, тяжело дыша. Ещё ни разу он не был так близок к тому, чтобы ударить мальчишку… только что это изменит? Оплеухой не выбьешь дурь из этой бестолковой головы. Напрасная, ненужная боль, а ведь ему и без того больно. И всё ещё очень страшно, наверное. — Ну зачем, малыш? — повторил Кэп с горьким упрёком. — Я только что попросил тебя не трогать губы. Опять назло? Почему же ты… Глаза Джонни наполнились слезами, он воскликнул внезапно и тоскливо, словно в нём что-то оборвалось. — Потому что это неправильно! Боль, прозвучавшая в его голосе, развеяла минутный порыв Кэпа без следа. «Ну конечно, мог бы и сам догадаться. Наш маленький калека ковыляет по жизни с собственным кодексом чести под мышкой». Он прижал к себе судорожно вздрагивающее тело. — Что неправильно? Что ты получаешь удовольствие с тем, кто тебя похитил и изнасиловал? Среди приглушённых рыданий послышалось сдавленное «да-а…», и сердце Кэпа немедленно подхватило его. «Да. Он сказал да!» Это вымученное, болезненное, драгоценное «да» стоило всех признаний, слышанных им раньше. И пусть оно добыто не совсем честным путём — сейчас это не имело значения. Важно лишь то, что мальчишка произнёс это слово.