***
Зверь внутри, почти незаметный под роем спустившихся на него бабочек, беспечно мурлыкал и сладко позёвывал. Под его мурлыканье Кэп, подперев подбородок, смотрел на лежащего без движения мышонка и улыбался в кулак. «Видел бы сейчас своё лицо, детка. Можно подумать, впервые в жизни испытал оргазм. Что, угадал? А то! Хотя… не такой уж ты и маленький, наверняка пошаливаешь сам с собой под одеялом… или в душе. Я вовсе не прочь посмотреть, как ты ласкаешь себя… Ну, ладно, если и испытывал, то точно не такой, как сейчас. Верно, мой ангел?» На лице и шее совращённого им ангела отчётливо обозначились последствия нечестивого вмешательства — под припухшими от бесконечных слёз глазами легли лиловатые тени; прокушенная губа потемнела и надулась, нарушая плавную линию мальчишеского рта; нежные складки на шее почти растворились под пёстрыми отметинами поцелуев. Вся эта роспись, эти отпечатки насилия и звериной похоти, в сочетании с застывшим выражением невинного, неземного счастья выглядели настолько забавно, что Кэпа так и подмывало немного подтрунить над мышонком и спустить его с небес на грешную землю. «Хотел бы я знать, Джон, о чём ты сейчас думаешь. Может, о том, что трахаться со "сраным пидором" не так уж и противно? Вроде ты не возражал, когда этот самый пидор своим грязным языком вылизывал твоё тело, а его похотливые пальцы шарили внутри, а? Тебе даже понравилось, я видел, и не вздумай отпираться…» Но Кэп не произносил ни слова. Не время сейчас ехидничать, да и напоминать о только что пережитых неприятных моментах не стоит — ещё обидится, дурашка. Пусть лучше повитает ещё в своих облаках, это пойдёт ему на пользу. Кэп растянулся на спине и тоже уставился в ту точку, к которой были устремлены глаза Джонни. Насмешки, ирония… Он всё прекрасно понимал. Всего лишь ширма. Попытка сознания выставить защиту. Глупая и к тому же запоздалая, потому что он уже разобрался в своих зверях и бабочках. Эти цепкие ревнивые коготки, царапающие сердце изнутри, это ощущение зыбкой невесомости, рождённое взмахами маленьких хрупких крылышек, не спутаешь ни с чем. Кэпу было знакомо подобное чувство — в дни молодости оно дважды нарушало его душевный покой, врывалось без спроса, без предупреждения, устраивало в сердце божественный хаос и… причиняло боль. Её призрачный осадок до сих пор жил где-то там, в глубине, окружённый горьковатым шлейфом воспоминаний. «Вот уж не думал, что это снова случится со мной, — Кэп перевёл взгляд с потолка на растерзанный объект своих внезапных чувств и пренебрежительно фыркнул, — боже милосердный, вот было б хоть во что!» Да, он узнал свою непрошеную гостью. Влюблённость. Но какая-то странная, непохожая на те, другие — острая, колкая, тревожная. Пожалуй, слишком тревожная. С чего бы? Кэп сдвинул брови, прислушался. Чёрт знает что. В монотонном гуле подсознания было не разобраться, среди невнятного шёпота инстинктов — никаких отчётливых мыслей, только необъяснимое ощущение, какой-то тоскливый холодок, смутное предчувствие… «Беды», — нечаянно вздрогнуло сердце, и Кэп рассердился на него за такую несуразную подсказку. «Что за чушь! Какой ещё беды! — презрительно прищурился он, всматриваясь в лицо Джонни. — Чем эта наивная дурашка может быть мне опасной? Чего бояться? Что он не ответит взаимностью? Пфф… Ну и что? Подумаешь, какая трагедия! Я давно уже не сопливый юнец, не способный справиться с собой. Не разделит чувств — так разделит постель, этого вполне достаточно». Сердце испуганно умолкло, но теперь не хотело уняться растревоженное чувство собственности. «Мальчишка — мой! — негодовал Кэп неизвестно на кого, — и никуда не денется, даже если очень захочет. Вздумает скрыться — мои люди разыщут его быстрее всякой полиции, брыкаться станет — будет сидеть взаперти, как миленький, пока не образумится». Ещё некоторое время он старательно вытаптывал нехорошую поросль, поселившуюся в душе, потом, успокоившись немного, снова взглянул на мышонка и неожиданно улыбнулся. Да кто вообще сказал «не разделит»? Судя по выражению лица Джонни, ему более чем понравилось, так что дурить он, скорее всего, не станет. Ну а потом, может, и разделит. «Вот именно. Там видно будет, — и Кэп придавил последний росток тревоги решающим аргументом, — не такой уж он глупый, мой мальчик, чтобы не оценить преимущества той жизни, которую я ему предложу. А вот забивать себе голову какими-то там предчувствиями — это действительно глупо». Нет-нет, беспокоиться ему совершенно не о чём. Его сердце достаточно закалено, и никакому мальчишке его не разбить, так почему бы просто не наслаждаться? Ведь влюблённость не обязательно приносит одну только боль, вместе с ней приходят обновление и свежий вкус жизни, и душа наполняется яркими красками. Прекрасное чувство, если держать его под контролем. К тому же он так давно его не испытывал. Кэп закинул руку под голову и вернулся к созерцанию потолка. Последние годы его жизнь была не то чтобы скучной — скорее, слишком размеренной. Враги давно уничтожены, конкуренты повергнуты в прах, бизнес развивался без потрясений. Дома его всегда ждал Бенджи, мальчик не только для тела, но и для души. Хороший мальчик Бенджи. И всё же к нему Кэп никогда не испытывал подобного чувства, даже в первые недели. Присутствовал некоторый охотничий азарт, пока он отбивал мальчишку у прежнего владельца, а сначала…***
Сначала Бенджи для него был просто ноги. Длинные, крепкие и изящные, но ничего сверхъестественного, что могло бы по-настоящему заинтересовать Кэпа, в своём окружении он привык видеть и не такие. Возможно, он вообще никогда бы не удостоил эти ноги внимания — если бы не вызывающее поведение их спонсора, неопрятного плешивого продюсеришки лет примерно семидесяти. Этот тщеславный сластолюбец так кичился своим малолетним любовником, всюду таскал его за собой, выставлял напоказ и так бесстыдно превозносил его достоинства, что наконец спровоцировал Кэпа. Подняв взгляд чуть выше, Кэп обнаружил довольно аппетитную попку и при первом же удобном случае выразил своё восхищение её обладателю. Мальчишка ответил ему милой улыбкой без тени кокетства, поблагодарил приятным мелодичным голосом, который Кэпу захотелось послушать ещё. Тогда он впервые разглядел его лицо и глаза. После недолгой беседы Бенджамин перекочевал из разряда пустоголовых содержанок, куда Кэп автоматически помещал всех незнакомых мальчишек, в разряд «милых мальчиков». Ломался Бенджи недолго, так, помариновал чуть-чуть для приличия, не кривляясь и особенно ничего не обещая. Видимо, приглядывался. А в один прекрасный день внезапно возник у него на пороге с маленькой дорожной сумкой в руках и открыто заявил, что не питает к нему лирических чувств, но ему будет куда приятнее жить с человеком, который почти вдвое моложе его прежнего папика, и, что тоже немаловажно, в сотню раз его состоятельнее. Прямолинейность юной белокурой бестии и её прагматичный подход к делу несколько обескуражили Кэпа. Как он посмел, нахальный мелкий щенок, сравнивать его с каким-то старикашкой, сладострастным растлителем малолеток! И все же — честность. Кэп не мог не оценить её. Он распахнул перед мальчишкой дверь, и уже четверть часа спустя имел счастье оценить по достоинству все прелести ухоженного молодого тела. Тело оказалось не просто молодым и ухоженным, а ещё и очень хорошо обученным. Кэп был так искренне впечатлён, что немедленно в самых красочных выражениях описал свои ощущения Бенджи. Мальчишка же, натягивая джинсы на голую задницу, невозмутимо пожал белым плечиком и сказал, что Кэп тоже неплох, и что разница между мужчиной под сорок и мужчиной под семьдесят действительно существует. Это замечание, а точнее небрежный тон и усмешка, с которыми оно было брошено, привели Кэпа в бешенство. Он было собрался поддать крепкого пинка под этот аппетитный зад и выставить его на улицу, но… вместо этого стянул с дерзкого щенка джинсы и снова повалил на кровать — давать второй шанс. Давал долго, жёстко и грубо, зажимал бесстыжий рот ладонью, заставляя мальчишку давиться собственными стонами, подбадривал увесистыми шлепками по бёдрам и любовался расцветающими на тонкой коже багровыми синяками. Но этого ему казалось недостаточно. Даже когда обессиленный Бенджи рухнул ничком, закрыв лицо руками, и взмолился о пощаде, Кэп не смягчился, рывком перевернул его на спину, задрал кверху длинные ноги, трясущиеся и покрытые холодным потом: «Разница, ишь ты… Я покажу тебе разницу… Ты эту разницу навсегда запомнишь», — и показывал, до полного изнеможения. В тот день он очень устал, наверное, как никогда ещё не уставал в постели. Зато в блестящих от слёз глазах нещадно оттраханного мальчишки появилось что-то, напоминающее уважение. Затем последовал бурный медовый месяц, с положенными ужинами в Париже, лыжными курортами и райскими островами. Крепко задетый нелестным сравнением Кэп не жалел времени и денег, чтобы убедить Бенджамина в своём безусловном превосходстве, и по нескольку раз в день, не спрашивая согласия, усердно выколачивал из нового приобретения память о бывшем папике. Приобретение, оказавшееся довольно неглупым для своих лет, быстро усвоило урок — раздражающее имя больше никогда не произносилось в присутствии Кэпа, а ежедневные, вполне искренне звучащие уверения в том, что он — лучший, мало-помалу заживляли уязвлённое самолюбие. Постепенно всё как-то сгладилось. Мальчишка сообразил, что от него требуется, уяснил своё место и больше не переступал границ, Кэп, в свою очередь, научился усмирять вспышки ревности и приступы тщеславия. Со временем его физическое влечение потихоньку обросло клейкими листочками нежной привязанности, вероятно, даже взаимной — во всяком случае, порой ему хотелось так думать. Или нет… не важно. Так или иначе, Бенджи стал неотъемлемой частью его жизни. Изящным украшением, достойным Кэпа всемогущего, изысканной вишенкой на его торте. Жёсткие тренировки медового месяца сделали мальчишку выносливым, так что с ним было легко воплотить любые фантазии, к тому же он всегда был готов к всевозможным играм и экспериментам, поэтому Кэп без лишней скромности признавал, что ему нет равных в постели. И не только. За её пределами Бенджамин тоже был хорош — с ним можно и дела обсудить, и поговорить по душам, и подурачиться, и поспорить. Иногда спокойное течение их отношений нарушалось — как сегодня утром, например — всплесками безобидных капризов, но Кэп смотрел на них снисходительно, понимая, что и он сам не такой уж подарок, и мальчишке полезно время от времени выпустить пар. Бенджамин устраивал его во всём, устраивал настолько, что на протяжении почти пяти лет он и не мыслил о других развлечениях, и вдруг — на тебе, споткнулся, зацепившись взглядом за сидящего на льду мышонка с искалеченной ногой. По лицу Кэпа пробежала мрачная тень. Вот она — проблема, о которой у него ещё не было времени поразмыслить. Пять лет не вычеркнешь из жизни росчерком пера, как чьё-нибудь имя из завещания. Пять лет взаимного понимания, доверия и верности… За эти годы они с Бенджамином стали больше чем любовниками, их отношения опутывало множество невидимых, прочных нитей. Конечно, своим сегодняшним поступком он оборвал часть из них, но, зная покладистый характер Бенджи, был уверен, что мальчишка не станет закатывать ему истерику. Тем более, никуда не уйдёт. И слава богу, потому что он вовсе не собирается с ним расставаться. «Эх, — посмотрев на Джонни, Кэп невесело вздохнул,— будь на его месте вот это упёртое сокровище — непременно бы со скандалом хлопнуло дверью. В лучшем случае, заявило бы "или я, или он"». Но это абсолютно невозможный выбор. Между чем и чем выбирать? С Бенджи они отлично ладят, с ним ему надёжно и спокойно. Мальчишка всегда внимателен к нему, заботится об уюте в доме, о его удобстве, чувствует его настроение, знает, когда лучше стать тихим и незаметным, а когда можно с разбега прыгнуть на шею. Он дружит с головой, содержит тело в отличной форме. Он универсален — готов помочь толковым советом и заняться любовью тоже готов, в любое время и в любом месте, — «ну, за редким исключением», — снисходительно улыбнулся Кэп. Он в курсе многих его дел и по мере сил старается быть полезным. Если подумать — Бенджи практически живёт его жизнью, растворился в ней, безоговорочно приняв все правила и законы. Мог ли Кэп ожидать подобного отношения от дерзкого упрямого калеки, которого он сегодня заполучил в постель таким варварским способом? Пусть не сразу, а когда-нибудь? В этом он очень сильно сомневался. Дело даже не в насилии, это всё решаемо, дело в характере, в стержне, который Кэп успел почувствовать в перепуганном заплаканном мальчишке. Приручить его можно, подчинить — большой вопрос. Может, он согнётся — с тем, чтобы снова распрямиться, но может и сломается. И даже если всё выйдет по-хорошему, как он задумал, Кэп был почти уверен, что скорее всего жизнь с Джонни будет напоминать покатушки на русских горках, с резкими взлётами, непредсказуемыми поворотами и захватывающими дух провалами. Словно тихий ручей возле дома и дикая горная речка, полная перекатов. Вот если бы они смогли подружиться...