***
Инвестировать в людей — довольно интересное занятие. Один такой опыт у Кэпа имелся, и без лишней скромности говоря, очень успешный. Звали этот опыт Лили. Вернее, так его звал только Кэп, для прочих он был Лиландом, а затем доктором Саммерфилдом. Их свела чисто случайная встреча. Кэпу с первого взгляда понравился симпатичный, стройный юноша, понравился так сильно, что он решил продолжить знакомство. Несмотря на то, что Лиланд на сближение не шёл, он был настойчив — и вскоре узнал, что у объекта его внимания есть степень бакалавра медицины, съёмная квартира, девушка, собака, есть желание стать практикующим врачом, но денег на дальнейшее обучение нет. И вот как-то в одной из дружеских бесед Кэп, положив руку Лиланду на бедро, спросил напрямую, насколько важна для него карьера. Юноша очень внимательно посмотрел ему в глаза, потом с той же прямотой поинтересовался условиями Кэпа, без лишнего возмущения выслушал их и обещал подумать. Следующим вечером он вернулся и сказал просто, с будничной улыбкой, что медицинская карьера для него — самое важное в жизни. Кэп тоже улыбнулся. Наутро они вместе с Лили уничтожали последствия бессонной ночи отличным кофе и обсуждали преимущества лучших медицинских школ. Кэп охладел к нему задолго до окончания учёбы, но слово своё сдержал. Благодаря его поддержке Лили окончил ординатуру, благодаря его рекомендациям обзавёлся собственной практикой. При любой возможности он выражал Кэпу свою признательность, на что тот небрежно отмахивался — ему было довольно осознавать, что вложение себя оправдало, а Лили стал на самом деле превосходным врачом, хотя на собственном опыте он не собирался это проверять… Кэп отвлёкся от своих мыслей, услышав рядом надсадный кашель. — Эй, ты в порядке? — повернулся он к мальчишке. Нет, точно не в порядке — закрыв одеялом пол-лица, Джонни безуспешно пытался подавить душащие его спазмы. — Это из-за сигареты? Утвердительно кивнув, мышонок полностью исчез под одеялом. Вот чёрт, Джон! Сигарета немедленно была уничтожена в пепельнице. — Что сразу не сказал-то? — буркнул Кэп с раздражением, но тут же вскочил, раскрыл окно, и в комнату ворвался морозный воздух. — Потерпи, сейчас проветрится. Воды дать? Может, таблетки какие-нибудь нужны? Ответа не было — Джонни надрывался от кашля. Когда приступ закончился, и над одеялом показались покрасневшие слезящиеся глаза, Кэп повторил вопросы. — Не надо ничего. Сейчас пройдёт, — прохрипел мальчишка. — Прости. Не знал. — Кэпу очень хотелось приласкать мышонка, прижать к себе, но он не стал соваться, ведь в его дыхании полно дыма. — Ладно, полежи, успокойся. Я скоро вернусь. Он натянул штаны, рубашку, сгрёб с тумбочки пепельницу, сигареты, зажигалку, вышел из комнаты. Неслышными шагами пересёк светлый холл, вслушался в тишину второго этажа, где спал, или, скорее всего, не спал Бенджамин, распахнул перед собой дверь. Погружённая в полумрак гостиная не пустовала — с низкого кресла в углу, освещённом маленькой лампой, навстречу ему поднялся Дэн. — Сэр. — Сиди, сиди. Я… э-э, — Кэп поставил пепельницу на подоконник и рассеянно покрутил в пальцах сигаретную пачку, — покурю здесь. У мальчишки, похоже, аллергия на табачный дым. — Да, сэр. Дэн вернулся к прерванному занятию. Кэп задумчиво посмотрел на спицы в его руках, отяжелённые довольно большим куском вязаного полотна. О необычном увлечении телохранителя он узнал ещё на собеседовании, когда принимал его на работу, и всё же каждый раз улыбался, заставая его за этим занятием. «Успокаивает нервы», — коротко объяснил тогда Дэн своё хобби. Действительно, обычно он вязал после какой-нибудь неожиданной, не слишком приятной ситуации. «Странно, сегодня вроде бы выдался спокойный день», — мелькнула у Кэпа мимолётная мысль, но как только он сунул в рот новую сигарету, то забыл о ней и переключился на Джонни. Удивительный мальчишка. Ещё недавно Кэп видел в нём просто нахального калеку, которого хотелось поставить на место, унизить и одновременно показать своё превосходство; видел объект случайного, экзотического развлечения — а сейчас, через несколько часов общения, готов принять участие в его судьбе, готов помочь во всём. Готов… Кэп, усмехнулся, не зная, на что ещё он готов ради Джонни, но чувствовал, что на очень многое. Удивительный. Да. Под мерное постукивание спиц Кэп оглядел комнату и вдруг подумал — даже этот чужой особняк, снятый на время приезда, кажется теперь уютным и приветливым. Не потому ли, что за дверью спальни, в смятой постели лежит, свернувшись калачиком, его маленький мышонок? Чёрт подери, до чего же не хочется его отпускать… Покончив с сигаретой, Кэп отправился в ванную. Почистил зубы, вымыл с мылом лицо и руки, подышал в ладонь и снова взялся за зубную щётку, наглотался ополаскивателя для рта, чтобы окончательно избавиться от запаха. Затем заглянул к Нишимару. — Что со штанами мальчишки? — Готовы, господин. — Японец подал ему стопку выстиранной и выглаженной одежды, сверху которой лежала аккуратно сложенная рубашка. — Хорошо. Что ещё? — Всё проверили. Визитка его подлинная. Адрес известен. Вот его телефон. Три звонка и два сообщения, господин. Экран старенькой Моторолы, которую Нишимару положил на стол, был покрыт множеством царапин и парой диагональных трещин. «И как она ещё жива, — удивился Кэп. — Завтра же надо купить мальчишке нормальный телефон». Два звонка от какого-то Билла, один от матери. От неё же оба сообщения: «Где тебя носит?» и «Я дождусь сегодня хлеб и молоко?» — Не слишком ласковая мамаша, — проговорил Кэп с сочувствием. — Выяснил, кто такая? — Да, господин. Саманта Хопс, повар в местном ресторане. — Муж? — Разведена. Других детей нет. Этот факт показался Кэпу закономерным — на месте того мужика он сам бы свалил, как можно скорее. Он поблагодарил Нишимару и пошёл в спальню. Настроение было не очень — теперь ему вдвойне не хотелось отпускать Джонни, но обещание есть обещание. Может быть, попытаться как-нибудь его уговорить? Запах табака в спальне уже почти не чувствовался. Джонни сидел на краешке кровати, из-под наброшенного на бёдра одеяла свешивались босые ноги. Он слегка вздрогнул, обернувшись на звук открываемой двери, посмотрел куда-то через плечо Кэпа, затем на одежду в его руках и снова уставился в стоящее напротив него кресло. — Как ты, детка? Прошло? Мальчишка молча кивнул. «Твою мать!» — мысленно ругнулся Кэп. В кресле валялись игрушки Бенджамина. Он неловко хмыкнул: — Забудь, Джон. Не твой размер, — и только после заметил, что на кровати рядом с Джонни лежит бутылка. С синей крышкой. Пустая. Нет, ну как же так! Он ведь специально отставил эту чёртову бутылку подальше. Гораздо проще было дотянуться до другой, с обычной водой. «Наверное, приучен к бережливости — пока не закончилась предыдущая, не открывать следующей. Хотя чего теперь гадать», — Кэп положил одежду на диван у дверей — раз такое дело, то мышонку она понадобится ещё не скоро, закрыл окно, подошёл к Джонни и опустился перед ним на пол. — Не замёрз? Давно так сидишь? — Нет. Кэп посмотрел на его ноги, задержал взгляд на увечной — когда мышонок лежал в постели, она не выглядела такой жалкой, но сейчас от её вида по спине пробежал холодок. Он коснулся ладонью прохладной кожи: — Это травма, Джон? Или она у тебя с рождения такая? — Сколько себя помню, — ответил Джонни очень тихо. — Лечить не пытались? — ещё тише спросил Кэп. В полной тишине ему на запястье упала очень маленькая, очень горячая слеза. И тут Кэпа как обожгло. Он завладел искалеченной голенью, пылко, но нежно сжал, провёл губами от щиколотки до коленки и обратно, принялся покрывать поцелуями, между ними задавая быстрые, не требующие ответов вопросы. — Ты ходил когда-нибудь без костылей? Босиком, Джон? По мокрой от росы траве? По полосе океанского прибоя? Ты можешь представить, каково это — пробежаться по горячему песку и прыгнуть в волны? Мальчишка слушал. Он ничего не сказал, но глаза его откликнулись — слабым блеском смутной надежды в тёмных зрачках во всю радужку. Тогда Кэп обхватил сразу обе его ноги и прижался к ним щекой. — Сможешь, детка.***
Кожа под его губами начала покрываться мурашками. Кэпу тут же вспомнился нежный пушок на пояснице Джонни, руки сами собой заскользили вверх по бёдрам, под одеяло. Матерь божия, какие они горячие! Зверь внутри сладко потянулся в предвкушении близкой добычи. — Один мой знакомый — очень хороший доктор, — промурлыкал Кэп, согревая мурашки дыханием. — Он посмотрит тебя и скажет, что нужно делать. — Мне уже говорили — ничего тут не поделаешь. Только ломать кость и ставить вместо неё железку. А ступня так и будет кривой, — Джонни шумно шмыгнул носом. — Тебе говорили ерунду! — в возмущении вскинул голову Кэп. — Даже если и так, и во всех Штатах не найдётся толкового врача, я отвезу тебя в Европу, детка… нет, лучше в Израиль — там лучшие клиники мира. Поверь мне, — продолжал он горячо и торопливо, — эти еврейские ребята творят чудеса. Они лечат даже рак, что им стоит выправить какую-то кость и пару сухожилий. Мы будем летать туда до тех пор, пока не ты вернёшься домой здоровым… или хотя бы не сможешь ходить просто с тростью… Ну, что снова случилось, малыш? Мальчишка яростно тёр кулаками глаза, но несмотря на это на них продолжали наворачиваться слёзы. — Ничего. Ничего такого. Совсем ничего. Просто вы притащили меня сюда… — он начал всхлипывать, — оттрахали… связанного как поросёнка… влезли ко мне тело… теперь лезете в мою жизнь… в мою душу… что вам нужно от меня… — Хватит. — Кэп перехватил тонкие руки, потянул их на себя и принялся целовать побелевшие косточки сжатых кулаков. Какие же они маленькие и смешные! — Прекрати истерику. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Да, я был грубым и напугал тебя. Очень сильно напугал, знаю. Но теперь я хочу помочь. Не веришь? Тогда скажи, зачем мне всё это. Вдруг, совершенно неожиданно, Джонни рассмеялся горьким, обречённым смехом: — Откуда мне знать? Может, вам наскучили ваши красавчики, и вас потянуло развлечься с бракованной игрушкой. С калекой… Одним движением Кэп спружинил от пола, опрокинул мальчишку на спину, разведя его руки в стороны, придавил локтями, навалился сверху, хотел сказать что-то, но слова застряли в горле — наверное, к лучшему, иначе бы он точно ляпнул какую-нибудь глупость — замешкался на мгновение, потом сжал ладонями лицо Джонни и с силой припечатался к полуоткрытым губам. Тело под ним задёргалось, задрожало, в рот полились протестующие звуки, наполняя его вкусом возмущения. Но Кэп держал крепко, мёртвой хваткой. Держал и ждал. А в голове беспорядочно, как клочки старых газет под утренним ветром, разворачивались и кувыркались обрывки мыслей. «До чего же злой язычок у тебя, крошка… Зря. Я ведь искренне, а ты болтаешь о бракованных игрушках… Ну и руки у тебя — слабые, совсем как лапки мышонка. Что ты мне сделаешь ими? Злой, ужасно злой язычок… Ну ничего, зато губы. Такие нежные, мягкие… когда ты их не поджимаешь», — и тут он осознал, что губы Джонни и в самом деле становятся мягкими, какими он их недавно чувствовал. Губы, затем руки, плечи. Кэп держал его, не шевелясь, только ослаблял хватку по мере того, как слабело сопротивление. Короткий выдох пощекотал ему кожу — и мальчишка подчинился. Да, всё-таки поцелуй, пусть даже такой жёсткий, как этот — отличное средство устранения проблем. Иногда один поцелуй способен объяснить больше чем десятки слов. Джон умный мальчик, он конечно же должен понять. То, что Кэп уже понял. Несколькими лёгкими прикосновениями он поблагодарил эти мягкие губы, шепнул в них: — Дурашка. Никогда больше так не говори. Ты — особенный.