***
Этот восхитительно щекочущий нервы урок оказался для Кэпа очередной пыткой, не менее, если не более мучительной, чем предыдущая. Наблюдение за неуклюжими попытками мышонка «доставить ему удовольствие», а заодно и понять своё тело рождало в его груди невыразимую нежность. Ту самую, странную, запредельную, безумную, яростную, настолько острую, что казалось, она вот-вот пронзит его сердце или разорвёт в клочья. Глядя на Джонни, хотелось улыбаться — но он больше не смел, зная, что глупыш примет улыбку на свой счёт и отреагирует очень болезненно. И потом, какими бы неумелыми и хаотичными ни были движения мальчишки, они возбуждали настолько, что Кэп мог кончить в любой момент, и сдерживаться с каждой минутой, с каждым вскриком Джонни становилось всё труднее. Это и было то самое «слишком хорошо», от которого слёзы наворачиваются на глаза, и почти невозможно дышать. Он давно уже молчал, потому что был не в состоянии говорить, давно уже не подсказывал мальчишке жестами, как лучше двигаться, потому что тот больше не нуждался в подсказках, просто обнимал и оглаживал гибкое тело. Но Джонни, кажется, этого даже не заметил. Не замечал он и того, как безжалостно расцарапывает ногтями кожу на плечах Кэпа, его взгляд был направлен куда-то внутрь, туда, где сосредоточилось всё, что сейчас имело для него значение. Кэп свёл свою роль до того, чтобы не мешать — когда малышу понадобится его участие, он сам об этом скажет. Чтобы отвлечься от ежеминутно подступающего оргазма, вернулся к мыслям о Пигмалионе и его творении, и очень скоро пришёл к выводу, что легендарная Галатея на самом деле не стоит даже мизинца с искалеченной ноги его мальчика. Юный царь Кипра наверняка мигом выкинул из головы свою статуэтку из слоновой кости, если бы имел счастье познакомиться с Джонни, этим очаровательным неумёхой, дерзким калекой, с подлинным шедевром, за нахальную вызывающую улыбку которого можно не задумываясь отдать целое состояние. Но не успел Кэп как следует насладиться вкусной мыслью, как его шедевр снова замедлил движения, отчаянно дёрнулся ещё пару раз и тихонько застонал. — Что, Джон? — вскинулся Кэп. И, моментально догадавшись, вовремя перехватил руку, потянувшуюся вниз. — Нет, малышка, предоставь это мне. Джонни подчинился без борьбы, посмотрел беспомощно и виновато. Опять шмыгнул и утёр нос. И Кэп позволил себе улыбнуться искренне, без опаски обидеть. — Ты просто потрясающий, Джон, — на имени слова почти закончились. Внезапно, как, в общем, всегда с этим невозможным мальчишкой. Но всё же Кэп не сдался и договорил, призвав на помощь остатки красноречия. — Ты… всё хорошо… детка… я помогу. Обопрись мне о плечи. Вышло не очень поэтично. Ну уж как сумел. Сейчас Кэпа не интересовала эстетика и всякие там поэтические аллегории, он лишь видел, что его мальчик слишком устал. — Сейчас, малыш, я всё сделаю, — шепнул он мягко. Умелые ласки, грубоватые поцелуи, быстрые глубокие проникновения — и свистящее дыхание мальчишки ожило, переокрасилось, и наконец превратилось в сплошное, длинное, убийственно прекрасное «Аа!», угасающее вместе с долгим выдохом с тем, чтобы тут же возродиться. Снова и снова вторгаясь в горячее, влажное от пота тело, Кэп не сумел удержаться, скрипнул зубами и растворился в разжижающем плоть оргазме. Испустил низкий рычащий возглас. Но всё же превозмог желание расслабиться, сохранил темп. Дождался. Оно того стоило — Джонни наслаждался долго и бурно, блаженство выплёскивалось из него звонкими жаркими вскриками и тёплыми перламутровыми брызгами, покрывшими не только грудь, но и лицо Кэпа словно капли алмазной росы. — Да, да, детка! — выстонал Кэп, из последних сил вколачиваясь в бьющееся на нём тело. Мышонок ответил безумным взглядом, содрогнулся ещё несколько раз, постепенно обмяк, с тихим стоном повалился Кэпу на грудь и распластался на нём, уткнувшись лицом в плечо у самой шеи.***
В наступившей тишине, казалось, стало слышно, как быстро и гулко колотится его сердце. Кэп лежал неподвижно, пока оно не начало понемногу успокаиваться, потом потёрся щекой о взлохмаченные русые завитки, бережно обнял мальчишку, начал поглаживать узкую спину, согревая ладонями. Под тонкой натянутой кожей без труда прощупывались торчащие лопатки, рёбра и позвоночник. «Ну и тощий. Надо бы покормить его, скорее всего он и не обедал сегодня…» — Послушай, малыш, — спросил он вполголоса, — может, всё-таки, останешься? Худая спина заметно напряглась, под ладонями резко стукнуло и снова беспокойно затрепетало сердце, голос Джонни прозвучал глухо и бесцветно: — Так и знал, что всё это враки. С самого начала вы не собирались меня отпускать. Кэп угадал его намерение подняться — и не позволил, чуть сильнее прижав к груди. Сейчас они так близки, ближе не бывает, они ещё не перестали быть одним целым, их переплетённые тела соединены тонкой прослойкой из пота и капелек нежной влаги, которой под восхитительные стоны одарил его мышонок. Преждевременно разорвать эту драгоценную близость — всё равно что надругаться над святыней. — Ничего ты не знал, дурашка, — возразил он, немного расстроенный, что Джонни не способен оценить завораживающую прелесть волшебных минут. — Отпущу, как обещал, если так хочешь… Просто я подумал — зачем тебе уходить сейчас? Уже вечер. Ты устал, наверняка проголодался. Закажем ужин. Примешь душ, потом поешь и спокойно выспишься. А утром домой. Идёт? Джонни промолчал. — Я тебя больше не трону. Можешь спать один, в любой комнате, какая понравится, — добавил Кэп, решив, что мальчишка опасается новых домогательств с его стороны. — Нет. — Ну почему, Джон? — Кэп коснулся губами растрёпанных волос, втянул носом неповторимый слабый аромат. — Что ты любишь на… — Нет, — пробурчал Джонни ему в плечо. — Завтра мне проект сдавать, а я ещё не закончил. Он снова дёрнулся, на этот раз так, что их тела разъединились. Но Кэп тут же притянул его обратно. — Какой проект? По химии? — Какая разница, — фыркнул мальчишка, явно недовольный тем, что не может отодвинуться. — Ты, кажется, забыл одну важную деталь, детка, — Кэп заговорил с той самой интонацией, от которой многих бросало в дрожь. — Всё, что находится в моей постели — это моё дело. Итак, что там за проект? Джон тоже вздрогнул. Но ответил незамедлительно: — Я хожу на подготовительный курс. Чтобы поступить в колледж. В моей школе, два раза в неделю, к бывшему учителю по химии. Кэп медленно провёл пальцами между ягодиц Джонни, улыбнулся, потому что там всё ещё было очень горячо и необыкновенно мягко. Ещё раз улыбнулся, задумчиво поглаживая — мысль о том, как эта милая растерзанная им попка, обтянутая джинсами, завтра утром будет ёрзать по школьной скамейке, растеклась приятной тяжестью внизу живота, игриво кольнула крохотной иголочкой ревности. — И много доделывать? — быстро спросил он. — Прилично. — Ну давай, — сделал ещё одну попытку Кэп, — хотя бы поужинаем вместе. — Не хочу есть, — бессовестно соврал мальчишка. Кэп кротко вздохнул. Этого упрямца не переупрямить. — Понял, детка. Хорошо. В котором часу кончаются занятия? Джонни резко вскинул голову и с неподдельным испугом уставился на него. — Это вам ещё зачем? — Встречу тебя, — отозвался Кэп невозмутимо. — Пообедаем где-нибудь, поговорим — нам есть что обсудить, потом зайдём в какой-нибудь магазин — твои кроссовки вот-вот развалятся, потом… — А потом снова потащите меня трахаться, — перебил его мальчишка. Не меняя выражения лица, Кэп посмотрел ему прямо в глаза, отметил, что зрачки пока не в норме. — Это вопрос или пожелание? — Да вы издеваетесь! — Тихо, тихо, не заводись, дурашка. Просто по твоей интонации было непонятно, — сказал Кэп с прежним спокойствием. — Конечно, можно и, как ты говоришь, «потрахаться». Обычно я не отказываю таким резвым мальчикам, каким ты показал себя сегодня. Но только если для этого останется достаточно времени после других дел. А дел у нас с тобой, Джон, немало. Если бы Джонни обладал способность испепелять взглядом, на месте Кэпа сейчас бы дымилась кучка пепла. Мальчишка не издавал ни звука, не пытался освободиться из держащих его рук. Только смотрел, не моргая, в упор, а в глубине блестящих зрачков с нарастающей скоростью клубились электрические вихри. Кэп прикинул, что если дело дойдёт до взрыва, то, пожалуй, его сметёт ударной волной, поэтому решил предотвратить надвигающуюся катастрофу. — Пожалуйста, Джон, выслушай меня внимательно, — медленно начал он, делая паузы между фразами и внимательно наблюдая за ответной реакцией. — Для меня уложить в постель любого, кого захочу — дело нехитрое. Сегодня ты сам в этом убедился. А теперь по существу. Никто не знает, что ты здесь… не перебивай. Так вот, мне ничего не стоит просто увезти тебя с собой, запереть в одном из моих особняков. Приходить к тебе когда вздумается и наслаждаться тобой сколько душе угодно. Я могу держать тебя в рабстве… Да тихо ты! Не дёргайся. Да, в рабстве. Месяцы. Годы. Словом, пока мне не надоест. Могу распоряжаться твоим телом и жизнью по своему усмотрению. А потом… Тебя не найдут. Для семьи и знакомых ты исчезнешь бесследно, наверное, тебе известны такие случаи? Опасность взрыва миновала — бледный как смерть Джонни, кажется, перестал дышать. В остекленевших от ужаса глазах не осталось и следа прежней ярости. «Ладно, хватит с него, а то ещё шлёпнется в обморок». Кэп участливо приподнял бровь. — Но это не лучший вариант для нас обоих, детка, согласен? Ты особенный мальчик, и, думаю, не заслуживаешь участи сексуального раба. Ты пришёлся мне по душе. Поэтому я намерен изменить твою жизнь. Подробно мы поговорим об этом завтра. А пока скажу лишь, что не собираюсь немедленно увозить тебя с собой. Неразумно бросать курс посреди года. Да и мне многое нужно обдумать. Я не буду слишком навязчивым. Иногда буду встречать тебя после занятий или работы, водить в кафе мороженое или в кино, покупать тебе милые безделушки. — Он усмехнулся, — видишь, Джон, ради тебя я готов даже на конфетно-букетный период. Мышонок не оценил благородной уступки. Теперь он смотрел не на Кэпа, а в какую-то точку в пространстве, изморозь ужаса в глазах растаяла, превратившись в крошечные бриллиантовые капли. «Удивительно гибкая душа, — подумал Кэп, растрогавшись, — за несколько минут побывала в трёх стихиях. Вихрь, лёд, и вот теперь — вода. Маленькая злюка снова превратилась в милого мальчика, которого нужно защищать, баловать и нежить. Любить…» — Мне бы очень хотелось, крошка, чтобы между нами всё началось по-другому. — Он запечатлел на лбу Джонни долгий невинный поцелуй и склонил его голову себе на плечо. — И я сделаю всё, чтобы загладить свою вину. Длинные холёные пальцы зарылись в русые волосы. Бережно лаская локоны и наслаждаясь их шёлковой мягкостью, Кэп намеренно выбирал самые обтекаемые фразы, чтобы оставить себе возможность лавировать в будущем, при этом не нарушив никаких обещаний. Он объяснил мышонку лишь то, о чём ему следовало знать. Мальчишка слушал его молча, и только когда Кэп закончил, неуверенно, с запинками, прошептал: — Вы сейчас нарисовали мне какую-то райскую жизнь. Прямо как в кино. Но раньше, перед этим, ещё вы сказали мне о… рабстве. Для чего? Хотели напугать? Или… показать, что случится, если я не буду слушать… делать что вам нужно? Вы на самом деле… снова запихнёте меня в машину, увезёте… сделаете из меня раба? А потом я… исчезну… Кэп медленно накрутил русую прядь на палец и, прежде чем ответить, ненадолго задумался. Конечно, хотелось поскорее успокоить перепуганного мышонка, но пообещать, что никогда не позволит себе подобного, он не мог — ведь если Джон начнёт дурить, а этот вариант исключать было нельзя, если реально вздумает избегать его, то вероятно, придётся… применить силу. — Нет, детка. Пугать тебя мне ни к чему, — он наклонился и поцеловал локон. — Наоборот, я рассказал об этом, чтобы ты понимал — в моей власти похитить тебя и держать взаперти. Но я не хочу этого делать. И не собираюсь. Между нами всё должно быть по-хорошему. Понимаешь?