***
Дэн позвонил значительно позже, чем он рассчитывал. — Слушаю. — Мы на месте, сэр. Мальчик вошёл в квартиру. — Спасибо, Дэн. Возвращайся. Кэп хотел было дать отбой, но Дэн неожиданно продолжил: — С вашего разрешения, сэр, я бы остался здесь ещё на некоторое время. И снова, как несколько часов назад, что-то померещилось ему в голосе телохранителя. Оттенок то ли неприязни, то ли осуждения. Он насторожился. — Что-то не так? — Мы опоздали. Всего на несколько минут. Я хотел бы убедиться, что всё в порядке. — Хорошо. — Кэп никак не мог понять, чего не договаривает телохранитель. — Ну… а как он… вообще? Говорил что-нибудь по дороге? Дэн задумался, вспомнив сжавшуюся на сиденье фигурку. Побелевшие от напряжения косточки руки, судорожно вцепившейся в дверную ручку. Безнадёжный опущенный взгляд и беззвучные слёзы, одна за другой медленно скатывающиеся по щеке. — Нет, сэр. Ни слова. Только плакал. — Ясно. Если бы Кэп задал ещё какой-нибудь вопрос, он, скорее всего, рассказал бы ему. Но вопросов больше не было. Отложив телефон, Дэн посмотрел в слабо освещённые окна второго этажа. За одним из них проковылял тёмный силуэт, на минуту исчез из поля зрения, затем приблизился к самому стеклу. Дэн смотрел на него, пытаясь разобраться в произошедшем. Нелепая случайность, или?***
На первый взгляд могло показаться случайностью. Дом Джонни стоял у трассы — один из тех безликих двухэтажных многоквартирных домиков, в которых находят приют не слишком обеспеченные семьи, наркоманы и ночные бабочки. Дэн решил припарковаться не перед окнами, а немного поодаль, чтобы не привлекать лишнее внимание к джипу. Помог мальчишке выбраться, подал ему костыли и наклонился за пакетом. Уже тогда он заметил тот грузовик. Его просто невозможно было не заметить — он шёл с дальним светом, тёмно-жёлтые фары вспарывали снежную завесу на сотни ярдов вперёд, как прожекторы. Джон наверняка тоже видел его, тоже слышал нарастающий гул двигателя. И всё же сделал это. Думать было некогда. Тело сработало само. Беззвучно, как хищник, Дэн метнулся под световые столбы, скручиваясь винтом, прыгнул на мальчишку, дальше они покатились вместе, сплошным клубком рук, ног и костылей. Сплетённые тела обдало грязной пенистой моросью, ударом воздушного потока отбросило ещё на несколько футов. Грузовик с оглушительным рёвом пронёсся мимо. Дэн быстро ощупал лежащего сверху мальчишку — вроде живой — столкнул с себя и волоком потащил к обочине. Усадив возле ближайшего пожарного гидранта, отёр с его лица грязь, потом устало привалился рядом. Спину жгло как огнём. — Ты ранен? Мальчишка помотал головой. Но Дэн знал, что это ещё ничего не значит, парень ещё в шоке, а боль может проснуться позже. Он посмотрел на след, оставленный грузовиком, место, где они упали, и глубоко вздохнул — их спасло лишь то, что Джонни оказался на удивление лёгким. Если бы на его месте был взрослый мужчина, расстояния бы не хватило, и обоих бы намотало на колёса. — Зачем, Джон? Джонни сидел слово каменный, уставившись на свой разорванный кроссовок. — Зачем? — повторил Дэн. — Решил разом со всем покончить? Ты хоть понимаешь, что бы оба могли бы сейчас валяться с размозжёнными головами? Или скажешь, что не видел фуры? Он подождал ещё немного, но понял, что мальчик слишком потрясён, расспросами от него ничего не добьёшься. Отряхнувшись, Дэн отправился подбирать костыли, разбросанные по дороге. В конце концов, может и правда не видел, может, думал о своём, а думать ему было о чём. — Поднимайся. — Он подхватил Джонни подмышки и почувствовал, что теперь парнишку всего пробирает крупная дрожь. — Где-нибудь болит? Идти сможешь? По-прежнему не говоря ни слова, Джон опёрся на костыли, спрятал голову в плечи. Дэн взял его за локоть: — Послушай! Что бы сегодня ни случилось, что бы мой босс ни делал с тобой там, в комнате, это не выход. Не скажу, Джон, что когда-нибудь забудется, но рано или поздно тебе станет легче. Слышишь? Ветер выдувал из серых глаз слёзы. Их взгляд был очень, очень уставшим. — Знаешь, бывает, с людьми и не такое случается. А гораздо, — Дэн вздохнул, — гораздо хуже. И последствия — намного страшнее. Ты цел, невредим, это главное сейчас. Понимаешь? Не думать обо всём, конечно, не получится, но лучше думай о том, что тебе удалось это пережить. Выбраться из… Ты сильный парень, Джон. Ты справишься. Должен справиться. Так ведь? Но лицо Джона в эту минуту совсем не выглядело как лицо «сильного парня», он едва стоял на ногах и дрожал так, что было видно даже на расстоянии. И Дэн сдался. Коротко обняв мальчишку, он поднял ему ворот куртки. — Ладно. Ты совсем замёрз. Идём домой.***
Телефон упрямо молчал. Кэп упрямо ждал. Всё равно ни о каком сне даже речи быть не могло — сохранившийся на постели запах тела Джонни будоражил воображение, мысли упорно не желали успокаиваться, в памяти непрерывно ворочались обрывки сегодняшнего вечера. Глупый мальчишка может и не позвонить. Испугается. Или из вредности. Впрочем, ругать его за это Кэп не собирался. Хорошо бы он уснул поскорее. И чёрт с ним, с этим проектом — сейчас Джонни нужно как следует выспаться, он ведь устал до изнеможения. А завтра… Суд не должен затянуться. Кэп прикинул, что до окончания курсов Джона он вполне успеет исследовать этот городишко, посмотреть, что к чему; потом забрать мышонка у школы и прокатить уже по разведанному маршруту. «Лишь бы мой сладкий ангелок не вздумал сбежать после занятий», — он заулыбался, представив испуганного мальчишку рядом с собой на кожаном сиденье роллса. Его лицо, глаза, губы. Нет-нет, он не станет его торопить. Достаточно будет одного невинного поцелуя в щёку. Или двух. Поддавшись мечтательному настроению, Кэп протянул руку за подушкой — это её кусал, терзал, слюнявил и подминал под себя Джон, перед тем, как он в последний раз перевернул его на спину. Прижал её к лицу, потянул носом. Но почему, откуда у этого невыносимого мальчишки такой запах? Запах, который кажется до боли знакомым и родным, и в то же время заставляет испытывать странную, необъяснимую тоску. Это чувство стремительно разрасталось, и скоро стало настолько сильным и таким пугающим, что Кэп решил немедленно от него избавиться. Он бережно пристроил подушку у изголовья и отправился бродить по дому в ожидании ужина.***
Силуэт в окне оставался неподвижным. Совсем маленький, сгорбившийся, будто под гнётом непосильной ноши. Дэн в сердцах выругался и ударил кулаком по панели. Это что же нужно было сотворить с мальчиком, чтобы он решил свести счёты с жизнью? И самое отвратительное — что он ничем, ничем не в силах ему помочь. Потому что для Джона он один из них, преступников, негодяев без чести и совести. Чёрт, если бы он мог подняться туда, побыть рядом, сказать хоть несколько слов утешения. Не особенно отдавая себе отчёт в том, что делает, он подцепил пальцем рычажок у руля, дважды моргнул дальним светом. Фигурка у окна шевельнулась. «Наверное, его пугает, что я не уезжаю, — думал Дэн мрачно. — Но может, всё-таки лучше — чувствовать рядом присутствие человека, как ни как спасшего тебе жизнь». Он дёрнул рычажок ещё дважды. И неожиданно получил ответ — быстро оглянувшись назад, мальчик снова прильнул к окну и приложил к стеклу ладонь. Дэн сделал то же самое, хотя сомневался, что Джонни увидит его жест. Но теперь он был уверен, что должен остаться.***
По комнате скользнула полоска света, выхватив из полумрака лёгкие очертания босых ног — в кресле, где недавно сидел со своим вязанием Дэн, устроился Бенджамин. На низком столике рядом с ним под приглушённой маленькой лампой были разложены карты. — Что ты здесь делаешь? — поднял бровь Кэп. — Я же сказал не высовываться. Бенджамин повернул голову и замер, глядя прямо на него — так мог бы смотреть из лесной чащи благородный олень, ничуть не испуганный, просто потревоженный бестолковым посетителем заповедника: — Вы сказали не высовываться «до вечера», сэр, а сейчас уже за полночь. Кэп молча принялся нашаривать выключатель. Тьфу ты, чёрт. Ведь и возразить нечего этой бестии с отличной памятью — сам он тоже вспомнил, что действительно сказал «до вечера». Тем временем Бенджамин поднялся с кресла, сложил руки перед собой, как школьник, снова замер. — Я, — продолжил он тихо, — я плохо вёл себя сегодня, сэр. Мне очень стыдно, поверьте. Я весь день переживал. Выключатель наконец нашёлся, а губы Кэпа защекотала непрошенная улыбка — как же хорош его мальчик, особенно в этой распахнутой рубашке и всё тех же коротких шортах. Он медленно смерил взглядом длинные, безупречно красивые ноги с мягко очерченными рельефами. И вдруг подумал — что, если бы Джону посчастливилось обладать такими? Сохранилось бы тогда его мистическое очарование, или это всего лишь очарование несовершенства, несущее примесь жалости? А потом вдруг попытался представить себе Бенджи с костылями, с искалеченной голенью. Нет, не получилось. Всё его существо воспротивилось подобному надругательству над чудесным телом Бенджи, даже как-то жутковато стало. Он подошёл ближе, прищурившись, посмотрел прямо в лицо: — Обещаешь быть хорошим мальчиком? — Буду самым лучшим мальчиком для вас, сэр, — с достоинством заверил Бенджамин, — только не сердитесь. Простите меня. Прошу вас. Нет, на такого Бенджи Кэп не умел, не мог сердиться. Он опустился в освобождённое кресло и похлопал себя по бедру: — Иди ко мне, детка. — А когда мальчишка устроился у него на коленях, кивнул в сторону стола. — Раскладываешь пасьянс? Неожиданно Бенджи не ответил на его улыбку и, как-то смешавшись, провёл рукой по столу, ломая стройный карточный узор. — Что такое? — удивился Кэп. — Да так. Ерунда. Не сложился. «Ответ неверный» — с долей злорадства отметил Кэп про себя. Слишком короткие фразы, слишком отрывисто прозвучал голос. — «Эх, детка, и когда же ты наконец толком врать научишься?» — Снова гадал. — Это был не вопрос, а утверждение, как и следующие его слова. — Сколько раз я говорил тебе не заниматься этой ерундой. Но уличённый в запретном занятии Бенджамин не утратил ни прежнего спокойствия, ни достоинства. Он лишь склонил голову в знак смирения, вместе с тем позволив Кэпу полюбоваться плавной линией гибкой шеи. — Да, сэр, гадал. Но гадал до того момента, как дал вам обещание быть хорошим. Кэп даже поёжился от удовольствия — умение Бенджи выкручиваться из ситуаций любой сложности не переставало его восхищать. Хотя нет, не выкручиваться, а скорее «вытекать». Как вода, которая обязательно найдёт лазейку, чтобы просочиться. Вот и сейчас он ловко и изящно утёк из расставленной для него ловушки. И ведь снова не придерёшься и не возразишь — оставалось только улыбнуться. Так Кэп и поступил. — Ну, и что пообещали карты? Наверное, недолгую дорогу на второй этаж и ещё один вкусный ужин под какой-нибудь фильм? — Ну, почти, — уклончиво ответил Бенджамин, искренне надеясь, что это звучит правдоподобно. И вроде бы так оно и было, во всяком случае Кэп не стал допытываться, узнавать подробности. — Вот видишь, детка, карты всегда «предсказывают» что-то такое, что можно подогнать под любую ситуацию, — объявил он беззаботно. — Я тебе об этом сто раз уже говорил. Бенджи опустил глаза, чтобы скрыть засверкавший в них вызов. Предыдущие «сто раз» может быть были справедливыми, но только не сейчас. То, что сегодня показывали ему карты, невозможно было подогнать ни под какую иную ситуацию. Кроме одной. Той, о которой и говорить-то страшно, но которую с неумолимым постоянством, неизменно предвещали сочетания равнодушных картинок, сколько бы он не раскладывал карты заново. Расстроенный, всерьёз обеспокоенный странным упорством карт, он всё же не собирался делиться опасениями с Кэпом, зная, что тот не разделит их. В лучшем случае отмахнётся, как обычно, назвав ерундой. А то и высмеет, что тоже изредка бывало. Всё, что он себе позволил, это шепнуть: — Не всегда. В тот же миг он отчаянно пожалел о сказанном. Но было уже поздно — Кэп услышал возражение, принял к вызов, и добродушно усмехнувшись, сказал: — Хорошо, давай проверим! Разложи-ка на меня.