***
Тем временем Кэп смёл на пол все игрушки, лежавшие в кресле, уселся на него и закурил. Под его пристальным, изучающим взглядом по сердцу Бенджамина пополз новый — тяжёлый, тоскливый — страх. Не из-за угрозы быть выставленным на улицу, нет. Он знал, что «улица» в прежнем значении этого понятия ему не грозит. Два или три года назад благодаря Кэпу он стал обладателем кое-какой недвижимости, акций и нескольких застрахованных банковских счетов, дающих стабильный пассивный доход. Присматривать за его финансами было поручено юридической конторе «Менакер и сыновья», а это значило, что при любом раскладе его жизнь обеспечена на десятилетия вперёд — таков был кодекс чести Кэпа, которому он никогда не изменял. Пугало Бенджи другое. То, о чём он изредка думал, но никогда не произносил вслух. И вот сейчас, так неожиданно, затаённый страх стал реальностью и давил сердце липкими лапами. Страх потерять этого человека. За время, проведённое вместе, он не просто привык к Кэпу, не только научился ценить преимущества своего положения, заботу и чувство спокойствия — он к нему по-настоящему привязался. Даже больше. Пусть даже иногда Кэп и бывал резким, Бенджамин не мог не восхищаться его умом, независимостью, смелостью. Его телом, в конце концов, и его умением доставлять удовольствие в постели. Он был почти уверен, что другого такого ему не встретить, и не представлял себе иной жизни, чем рядом с ним. А тут на тебе. Явился какой-то инвалид, и мигом всё полетело к чертям. Всё пошло наперекосяк, потому что даже сейчас, когда они наедине, Кэп думает о том, другом. Вдруг Бенджи чуть не застонал, настолько болезненно проехалась по сердцу простая, ясная догадка. Как же он сразу не понял? Кэп ведь сейчас, пока смотрел на него, разговаривал с ним, целовал, трахал его — он ведь сравнивал его с тем, как его там, мальчишкой. Сравнивал наверное во всём, в чём мог! И он, Бенджамин, в этом сравнении безнадёжно проиграл. О господи, и кому? Калеке оборванному. Вот это было обиднее всего. «Что же он такое, этот замухрышка? Почему…» — Ну, что застыл? — прервал его размышления насмешливый вопрос. — За игрушки свои переживаешь? И вдруг в тоскливых сумерках сердца Бенджи вспыхнул слабый спасительный огонёк. «Если бы он захотел от меня избавиться, уже бы выставил за дверь, — подумал он. — А раз я здесь, а парня того здесь нет — это что-то да значит. Понять бы ещё, чего он от меня ждёт, чего ему надо?» С чувством, будто ступает на очень тонкий лёд, Бенджамин кротко взглянул на Кэпа. — Нет, сэр. Я вас понял. И сделаю, как вы велели. А теперь можно мне укрыться? Я замёрз. Кэп не спеша затянулся пару раз, выпустил несколько разнокалиберных колечек дыма и только потом удостоил его ответом. — Нет. Резкость его тона не обманула Бенджамина — он прекрасно умел читать в глазах своего мужчины. Судя по этому взгляду, самое страшное, кажется, осталось позади. Но Бенджи не был уверен. Осторожно нащупывая путь к спасению, он приподнялся на локтях, переспросил: — Нет? — согнул коленки, немного развёл ноги, так, чтобы тело смотрелось максимально соблазнительно, — значит, наказываешь меня? За что, дэдди? За то, что моя задница неожиданно стала для тебя недостаточно узкой? Кэп молча пускал колечки дыма. Но что-то подсказывало Бенджамину, что он движется в верном направлении. Он перевёл дыхание и продолжил, понемногу обретая уверенность. — Ну прости, так уж вышло. Мне двадцать с лишним, и последние десять из них не проходило и дня, чтобы какому-нибудь добренькому дяденьке не захотелось меня трахнуть. Иногда сразу двум. Некоторым из них нравилось запихивать в меня разные предметы, или смотреть, как это делаю я сам, а может кто-то ещё. В глазах Кэпа зажглись лукавые огоньки — одним из этих «некоторых» был он сам. Милая маленькая шпилька от Бенджи позабавила его, и он уже с интересом посматривал на мальчишку. Пожалуй, ему есть чем гордиться — он отлично выдрессировал эту маленькую голубоглазую бестию. Полюбуйтесь-ка на неё — лежит, выставив напоказ все свои прелести, смотрит на него между раздвинутых коленок с самым невинным выражением лица и чуть ли не хвастается тем, что его начали трахать с десятилетнего возраста. А были времена, когда он стыдился и скрывал своё прошлое, каждое слово чуть не клещами приходилось вытаскивать. — Знаешь, дэдди, любая вещь изнашивается со временем, — Бенджамин подавил нечаянный вздох, — от частого использования. И, мне кажется, в этом виновата не только сама вещь. Её владельцы — тоже. Действительно, зачем беречь её, зачем ухаживать, если можно попользовать, выкинуть и принести в дом новую? Теперь Кэп смотрел на него с откровенным удовольствием. Малыш на самом деле умница — говорит правильные вещи. А главное, говорит спокойно — ну почти, — если не знать, то и не догадаешься, что на самом деле его гложет ревность и жестокая обида. Кэп прищурился: «Поздравляю, ты научился держать удар. Но чтобы парировать, детка, ты пока ещё слишком слаб. И сейчас ты в этом убедишься». — Заткнись, Бенджи. Я помню наизусть все твои душераздирающие истории. — Он раздавил окурок в пепельнице и встал, — о том, как в десять лет тебя совратил тренер по плаванию. О том, что в одиннадцать ты сбежал из дома, а в двенадцать уже стоял на улице и садился в машины к разным дяденькам, которые имели тебя, как только хотели. О том, как их возбуждали твои детские трусики с Кенами и суперменами и как охотно они совали тебе в них купюры. Твой образ жизни тут ни при чём. Ты просто ищешь себе оправдание — там, где его нет. «Сейчас заплачет», — подумал он, глядя на замолчавшего мальчишку. Бенджамин не выдержал его взгляда, опустил глаза, стало видно, как несколько раз судорожно сжалось его горло. Но не заплакал. Не стал спорить. И голос его, когда он наконец заговорил, прозвучал на удивление ровно. — Хорошо, сэр. Я попробую какие-нибудь упражнения для анальных мышц. Надеюсь, это поможет. Кэп благодушно усмехнулся. — Вот и молодец. Время от времени я буду проверять, как твои успехи. — С размаху опустившись на Бенджи, он раздвинул его коленки своими, и, распластавшись на нём всей тяжестью, с чувством потёрся лицом о белокурый затылок. — Знаешь, детка, укрыться я тебе не дал не в наказание. Просто мне нравится, когда твоя кожа холодная. А согревать её я предпочитаю руками. Несколько минут спустя, когда тело Бенджи потеплело под его ладонями, он скатился с мальчишки, устроился поудобнее и откинул край одеяла. — Иди сюда, малыш. Бенджамин приподнял голову, задержался на секунду, потом осторожно, как недоверчивый зверёк, пристроился рядом, повернувшись спиной. Кэп притянул его к себе. Он очень любил такую, свежую и мягкую кожу Бенджи, когда малыш приходил к нему среди ночи. Медленно провёл ладонью по мягкому изгибу талии, поцеловал и укрыл краем одеяла голое плечо. — Спи.***
Кончено, он сравнивал своих мальчишек. И не собирался прекращать, потому что это занятие было очень приятным и увлекательным. Сравнивал их глаза, голоса, тела, образ мыслей, манеру общаться с ним. Но сравнивал не для того, чтобы выбрать кто из них лучше — нет, он пытался понять, что в них есть такого, что привораживает его, примагничивает. Каким таким общим свойством они обладают, что сумели, каждый по-своему, конечно, подчинить себе крохотный кусочек его души. Хотя кусочек, принадлежащий Бенджи, был несравнимо больше. Пока что? Кэп и сам не знал. Но сегодня он был бесконечно доволен своей белокурой бестией. Умница Бенджи выдержал непростое испытание. И не просто выдержал, а с таким самообладанием, какого Кэп от него никак не ждал. С достоинством перенёс незаслуженные унижение, насмешки, грубость. Никаких вопросов, споров, жалоб, встречных обвинений. А самое главное — никаких слёз. Кэп кинул одобрительный взгляд на мальчишку. Да, это главное. Всякий раз, если Бенджи случалось при нём заплакать, он немедленно обращался в бегство, раздражённо отмахиваясь или всем своим видом выражая неописуемое презрение. «Терпеть не могу слёз!» — это всё, что следовало знать Бенджамину. Сам Кэп знал куда больше, но ни за что на свете, даже под страхом смерти не признался бы, почему именно он не может их терпеть. Потому что раскрыть эту тайну — значило бы вложить в изящные белые руки Бенджи абсолютное оружие, перед которым все бастионы, форты и бункеры, старательно возводимые Кэпом вокруг своих истинных чувств, рухнули бы как карточные домики. И тогда прощай, Кэп всемогущий — и добро пожаловать, мальчик на побегушках, у хорошенькой, хотя и периодически заплаканной голубоглазой бестии. Он задумчиво улыбнулся в темноту. Слава богу, его тайная слабость распространяется только на Бенджамина, сегодня он в этом очередной раз убедился. Благодаря малышу Джонни. Бедный испуганный дурашка за полдня наплакался едва ли не больше, чем Бенджамин за все годы их совместной жизни. Но слёзы в красивых серых глазах не смягчили сердца, не заставили Кэпа отказаться от своего намерения. Напротив, в них было что-то такое… необъяснимое. Оно обнажало кончики нервов и щипало их электрическими разрядами, пробуждало первобытный инстинкт альфа-самца, наполняло грубой похотью вместе с каким-то ожесточённым торжеством; его внутренний зверь жадно лакал эти нежные капли, стремительно пьянея, но никак не мог насытиться, и всё яростнее скалил клыки и стискивал когти. Вот чёрт, одни только отголоски тех ощущений заставили Кэпа сладостно потянуться. Бенджи почувствовал движение, повернулся и крепче прижался к его плечу, что-то тихо проговорив. Лёгкая рука легла на грудь Кэпа. — Тш-ш, детка, отдыхай. Он накрыл её своей и снова задумался, почему всё-таки слёзы мышонка растравляют в нём похотливого хищника, а слёзы Бенджи — обезоруживают… Наверное, потому что Джон, при всей его внешней уязвимости, на самом деле очень крепкий малыш, с твёрдым характером и волей. А Бенджамин, хоть он старше и куда опытнее, в душе до сих пор остаётся ранимым, беззащитным мальчиком. Такова его сущность, и тут ничего не поделаешь. «Сегодня ты отлично держался, — думал Кэп, засыпая. — Надеюсь, когда я приведу к нам в дом Джонни, ты тоже будешь умницей. Меньше всего мне нужны выяснения отношений, разборки, вопросы и — особенно — твои слёзы, детка». Уже в полусне ему представилось, что к другому плечу прильнул мягкой щекой его мышонок. Может быть, однажды…***
Он вскочил одним стремительным движением. В распахнутые глаза двумя чёрными дырами ввалилась темнота. Ослепила, оглушила, чуть было не затолкала обратно в тот жуткий кошмар, из которого он едва вырвался. — Что с тобой? — послышалось откуда-то издалека. — Отстань! Ещё не проснувшись до конца, Кэп вслепую отмахнулся — и ненароком ударил наотмашь пытавшегося обнять его встревоженного мальчишку. Кажется, по лицу. — Прости! Я случайно, — хрипло воскликнул он, сам испугавшись собственного голоса. Но больше пугаться было некому — Бенджамин уже успел кубарем выкатиться из постели и исчез за дверью. Вот чёрт. Он этого не хотел. Но ещё больше Кэп не хотел, чтобы Бенджи почувствовал, как его сердце бешеными ударами разбивает ему грудную клетку — малышу лучше бы вообще не догадываться, что у него есть сердце, тем более, что оно способно испытывать боль или бояться.