***
— Вот так, сэр, скоро вы согреетесь. Укутанный в два одеяла Кэп вопросительно посмотрел на телохранителя. — Нет, сэр, связи с вертолётом пока ещё нет, — Дэн покачал головой, одновременно обрезая от капельницы нужный кусок. — Но я принёс препараты и воду. Давайте сначала попьём. — Фу, — при виде трубочки у своих губ Кэп брезгливо скривился, — ты со мной прям как с младенцем. Ещё бы сиську в рот сунул. — Всегда к вашим услугам, сэр, — Дэн сделал движение, будто собирается расстегнуть на груди рубашку. Кэп сипло хохотнул. «А он хорош, мой красавчик». Действительно, что может лучше подбодрить в безнадёжной ситуации, чем добрая шутка? У Кэпа даже хватило сил поднять указательный палец свободной руки и указать телохранителю на грудь: — Я это запомнил. Как только разберусь с делами, Дэн, ты мой. Дэн воспользовался моментом и ловко сунул капельницу ему в рот. — Я ваш с того момента, когда вы меня наняли, сэр. Да, хорош. И вода тоже хороша. Свежая, прохладная — не то, что в прошлый раз. Совсем другое дело. Кэп крепко присосался к трубочке. Пока он наслаждался, над каталкой возникло и понемногу разгорелось какое-то препирательство. Медленно посасывая капельницу, Кэп вслушался в спор и вскоре понял, что именно не поделили врач с телохранителем. Препараты. Их слишком мало. На двоих не хватит. Перкинс, видно наконец сообразивший, что в его палате лежит важная шишка, которой сам главврач не то что перечить не смеет, но даже помощь прислал, тут же переметнулся на сторону Кэпа и теперь с горячностью отстаивал его интересы. Дэн обеими руками показывал на монитор у койки и твердил о показателях Джона, которые были намного хуже, чем у Кэпа. Что ж, раз такое дело, значит, снова придётся сделать выбор. И снова невозможный. Торопиться не стоило. Кэп не спеша напился вдоволь. Вздохнул. Ещё прислушался, чтобы окончательно разобраться в терминах. Оценил свои силы — вернее, их отсутствие. И ему всё стало предельно ясно. — Ну и что, что показатели Райта хуже. Зато они стабильны! — в который раз проверещал Перкинс. «Как же ты мне надоел». Кэп выплюнул капельницу изо рта: — Хватит, мальчики. Не ссорьтесь. «Мальчики» умолкли и одновременно обернулись на голос. — Самые стабильные показатели — у пациентов в твоём морге, живодёр. Но тем ребятам от этого не лучше. Слушайте меня и выполняйте. — Перед тем как продолжить, Кэп остановился, чтобы выровнять дыхание. — Введи Джону норадреналин с глюкозой. Трентал. Декстран. После — тест на свёртываемость. Шевелись, Перкинс. Быстро. Он посмотрел на изумлённого врача с чувством превосходства. Да-да, совсем неплохо водить дружбу с таким превосходным специалистом, как Лили — можно много чего полезного запомнить и при случае блеснуть познаниями. Но, даже оценив эрудицию Кэпа, Перкинс не хотел сдаваться. — Прошу вас, сэр! — он потряс воздетыми руками. — Вы потеряли уже два литра крови! Это уже не просто массивная кровопотеря. Даже тридцать процентов — это абсолютно смертельная кровопотеря, если её не возмещать. — Да, — неожиданно согласился Дэн. — Так гласит протокол военно-полевой хирургии США. — Вот именно! — поддакнул Перкинс. — А возмещать нам нечем. «Чего это они вдруг объединились?» — нахмурился Кэп. Впрочем, выяснение этого внезапного поворота потребовало бы сил и времени, которых у него абсолютно не было. Зато в его ладони был очень весомый аргумент. Он медленно выпростал из-под одеяла руку с пистолетом. Поднять не пытался — всё равно не смог бы. Но ствол в сторону оппонентов повернуть сумел. — Выполнять. Спускать с предохранителя не пришлось. Даже повторять дважды не пришлось. Перкинс кинулся к Джону. А Дэн приблизился к каталке. — Сэр, простите. — В его глазах читалось страшное сомнение. — Тут Перкинс прав. Так нельзя. Позвольте хоть что-то оставить для вас. Что если из-за кислородного голодания у вас уже нарушено мозговое кровообращение? Мне совсем не хочется видеть вас в состоянии овоща. «Да уж. Гипоксия это нехорошо. Если я стану овощем, толку от меня будет негусто. Джону помочь не смогу», — медленно проплыло в голове Кэпа. Но он благоразумно решил не произносить это вслух. — Ну, если я, — он натянул уголок рта в улыбке, — и превращусь в тыкву, Дэн, то… по всем правилам, это должно случиться в полночь. Время есть. Улыбка вышла кривая. Времени ни у Джона, ни у него самого давно уже не было. Он прекрасно это понимал. И Дэн тоже.***
— Чёрт знает, пожалуй в чём-то вы и правы, — пробормотал Перкинс. Кэп разлепил склеившиеся веки. Ох, до чего же они стали тяжёлыми. — Что такое? — сонно спросил он. — Показатели Джона, сэр! — ответил Дэн. — Давление повысилось и, кажется, продолжает ещё немного подниматься. — Ну вот, — Кэп не отказал себе в удовольствии проворчать, — а вас только под пистолетом и заставишь слушаться. Сколько там у него, Дэн? Семьдесят три? А пульс? Ладно, воды дай.***
Успех Джона, пусть крошечный, Кэпа очень воодушевил. Даже слабость вроде бы отступила. «Да, определённо, — думал он, потягивая воду через капельницу, — мне на самом деле лучше. Сейчас отдохну чуток, и продолжим». Но отдохнуть ему помешал Менакер. Когда старик возник перед каталкой, вид у него был такой, словно он прорывался в палату боем. Во всяком случае, впервые за долгие годы булавка его галстука лежала не идеально, из нагрудного кармашка не высовывался кончик белоснежного платка. Ну а глаза — те просто пылали, будто яростный лесной пожар. Кэп приветствовал его искренней улыбкой. — Йелед шэли! Эйза асон! Эйн ли милим (Мой мальчик! Какая беда! У меня нет слов), — воскликнул Менакер в волнении. Обычно старик переходил на иврит в нескольких случаях — когда хотел охранить разговор от лишних ушей, когда хотел произвести особенное впечатление, или когда ему действительно было нужно достучаться до собеседника. Неизвестно, какой случай сработал сейчас, но ещё никогда прежде Кэпу не было так приятно слышать звук родной речи. Даже будто потеплело на душе. Или не на душе, а просто он наконец согрелся, потому что Дэн укрыл его ещё одним одеялом? — Ал тидъаг, (не беспокойся) Шмуэль. — Он пошевелил пальцами, приглашая подойти ближе. — Я контролирую ситуацию. Рад тебя видеть. Однако беспокойство, хоть и очень хорошо сдерживаемое, всё же угадывалось в облике старого адвоката. Он с недоверием оглядел палату. Мельком — Перкинса, дольше всего задержался на Джоне, затем перевёл взгляд на пистолет в руке Кэпа. — Я также рад. Но мальчик мой, таки что ты творишь? Неужели так необходимо было доводить себя до такого состояния? Зачем тебе пистолет, если Дэн здесь, рядом с тобой? И наконец, скажи мне во имя Бога, кто этот ребёнок? Да, вопросов у старика было явно гораздо больше, чем он успел задать, а отвечать на все не хватило бы сил. Поэтому Кэп выбрал главное: — Знакомься, Шмуэль — это Джон Райт. С этого момента поручаю его твоим заботам. — Будто мало мне забот с тобой, — буркнул старик. И тут же уточнил, — ху мэахэв? (он любовник?) Вопрос понравился Кэпу. Такой обыденный, будто всё в порядке, и они не в реанимации вовсе, а сидят в уютной гостиной и потягивают коньяк. В знак согласия он прикрыл глаза: — Да. Любовник. Он — мой мальчик… Посмотри на него ещё, Шмуэль. Что ты можешь сказать о нём? Взгляд старика сделался проницательным, как если бы адвокат изучал главного свидетеля во время процесса — подмечая доступные лишь посвящённым детали, которые могут повернуть ход дела вспять. Минутой позже он вынес своё суждение: — Ха-пасал йоцэр псалим мэуданим. Скульптор создаёт изящные скульптуры. Кэп так и вздрогнул. Статуэтка! Почему старик тоже сказал о скульптуре? Из-за мраморного узора на коже Джона? Или потому что скульптор — это он, Кэп? Но затуманенный разум мгновенно утомился, не способный разгадать послание, вложенное Менакером в эту фразу. Поэтому Кэп просто осторожно согласился с ним. — Да, верно, Шмуэль. А ещё он, вероятно… то есть, может быть… Он… он мой… Кэп посмотрел на адвоката и почувствовал, что не в силах сказать это слово прямо сейчас, вслух, пусть даже и на иврите. Не хотел взваливать на старика всё разом. Пусть Лили сначала проведёт тест. Да и Перкинс вон уши навострил — чёрт его знает, вдруг этот живодёр тоже владеет ивритом. — Джон — очень близок мне. Я написал тебе поручение по этому мальчику. Заверь немедленно, Шмуэль, я должен убедиться. Дэн, дай листок. Дэн чисто интуитивно догадался, что от него требуется, потому что Кэп по инерции обратился к нему на иврите. Дождавшись, пока адвокат наденет очки, он вынул из нагрудного кармана бережно сложенный лист бумаги. — Это… — за время чтения старик бросил несколько взглядов на Джонни, каждый раз меняясь в лице, и в конце концов принял покорно-сокрушённый вид. — О, мой бог! Это же снова завещание. Ты настолько плохо себя чувствуешь, сынок? — Вот именно — снова, — Кэп хмыкнул, желая подбодрить старика. — Не в первый раз и не последний. Пора бы уже привыкнуть. Но Менакер не отступался: — Не первый… Таки сколько можно терзать мои старческие нервы? Я-то всегда надеялся, что выполнять твою последнюю волю придётся если не внукам моим, то хотя бы, в самом нехорошем случае, моим детям. Очень хочу надеяться, мальчик мой, что ты торопишь события, и этот раз действительно «не последний». — Ещё раз десять будешь переписывать, — пообещал Кэп. — А потом дети твои. И внуки. Всем четверым работу задам. После этих слов праведное негодование Менакера почти утихло. Ещё несколько раз бегло пробежав глазами листок, адвокат переключил внимание на Джона. Стоял неподвижно, изучая Джонни долгим, оценивающим, всеведущим взглядом. — Таки мы с тобой упустили что-то очень важное? — спросил он вдруг. — Мэайин лакахта зот? (С чего ты это взял?) — Кэп испытующе прищурился. На это адвокат ничего не ответил. Только насупился, с тревогой всматриваясь ему в лицо. Вдруг Кэпу показалось, что старческие глаза затянула влажная блестящая поволока — и в ту же секунду Шмуэль произнёс: — Мой мальчик, у тебя кровь. Не успел Кэп открыть рта, чтобы как-нибудь отшутиться, как Дэн уже промокал ему под носом смоченной в воде салфеткой. Менакер терпеливо подождал, исподлобья наблюдая за его действиями, и продолжил только когда последние следы чёрной крови исчезли. — Ты уверен, сынок, что этот несчастный ребёнок… хм… что твоё решение — абсолютно взвешенное? — Когда принимал его, то не был уверен,— честно признался Кэп. — Но с того момента, Шмуэль, у меня было много времени для размышлений. Так что — да, теперь я уверен. — И ты уверен, что мальчик действительно того стоит? Кэп помедлил с ответом лишь пару мгновений. — Безусловно. Старик покивал головой. Не то чтобы согласно, просто принимая выбор Кэпа как данность — просто он чувствовал, в каких случаях есть шанс переубедить его, а в каких не стоит даже пытаться. Затем повернулся к Джону. Взгляд его снова прояснился, стал цепким и проницательным. — Что же, эту вероятность нельзя исключать. Хотя… Такой риск всё равно не оправдан, — пробормотал он себе под нос и, повысив голос, спросил, — скажи, сынок, я могу что-то ещё сделать для тебя сейчас? — Нет, — ответил Кэп. — Тода лэха. (Спасибо тебе) После тяжёлого вздоха Шмуэль сделал несколько пометок на полях листка, что-то написал, поставил свою знаменитую размашистую подпись, выпрямился и вздохнул снова. — Хорошо, сынок. Да будет так. Я понимаю, что ты уже всё решил для себя, и даже самые веские мои аргументы тебя не убедят. Поэтому не стану отнимать твои силы бесполезным спором. Если понадоблюсь, я буду здесь, за дверями. Тахзик маамад. Ана мимха. (Выдержи. Очень прошу тебя) — Да. Иди. — Ани ло омэр лах шалом, мой мальчик. — И я не прощаюсь с тобой, Шмуэль. Уже шагая через порог палаты, старик услышал тихое: — Титпалель лемаани, тов? (Помолись за меня, хорошо?) — Тов, — уронил он на ходу, но больше не обернулся. Ещё раз посмотреть на бледно-серое лицо Кэпа, который во время всего разговора силился ему улыбнуться, было бы просто невыносимо — Шмуэль не раз видел умирающих, и хорошо помнил те особенные признаки, которыми отмечает лица приближающаяся смерть. Их нельзя было спутать ни с чем другим. Однако он был уверен, что Кэп не отступится — значит действительно, единственное, что ему оставалось, это молиться.***
С уходом старика в палате стало очень тихо, как показалось Кэпу — намного тише, чем прежде. И намного холоднее. Вместе с этой ледяной тишиной он ясно чувствовал всё нарастающее напряжение. Да, получасовой интервал уже подошёл к концу, и прямо сейчас ему предстояло сделать ещё один трудный выбор. Выбор между собой и Джоном. Возможно, ошибочный. Возможно — последний. Но абсолютно необходимый. Потому что никто на свете, даже Менакер, даже Дэн, обратись он к ним за советом, не выбрали бы правильно. Он должен сделать это сам. Больше некому. И он сказал: — Пора. Дэн и Перкинс молча переглянулись.