***
POV Антонин. Матрешка не выходит у меня из головы. Даже бубнеж мадам Гринграсс и тихие вздохи бледной Дафны, сидящей подле матери с такой прямой спиной, что позвоночник у нее вот-вот треснет, не могут отвлечь меня от девчонки Белл. — Мисс Гринграсс, не оставите меня с вашей матушкой на минуту? Кажется, Дафна только и ждала повода, чтобы деликатно смыться, поэтому, откланявшись и пропищав какие-то витиевато-аристократические извинения, рванула к спасительному выходу. — Миссис Гринграсс, — устало потирая переносицу, я обращаюсь к старой манипуляторше. — Где ваш муж? — Ариону нездоровится, мистер Долохов, но уверена, он скоро пойдет на поправку. Другими словами «ссыкун». Гринграсс всегда был трусливой мразью, оправдывая себя нежеланием вступать в конфликты. Он щедро спонсировал Темного Лорда, но никогда открыто не выступал за интересы чистокровных магов. Молча пересидел первую и вторую войны, откупаясь от Тома своими галлеонами. Теперь по этой же схеме спонсирует Министерство Амбридж, которая порядком потрепала его и без того шаткое финансовое состояние. Бесхребетное создание, он разорил семью и растерял авторитет, так какая к Мерлиновым трусам разница — входит он в Священные 28 или нет? — Тогда раз яйца семьи в вашей корзине, мадам, разговор этот уместнее вести с вами. — Вижу как ее жабье лицо вытягивается от моей наглости. — Ну что же вы, леди Гринграсс, не смущайтесь: я простой убийца, правда достаточно богат и чистокровен, чтобы обрюхатить вашу дочь. К которой, кстати, я не чувствую ничего — ни сострадания, ни жалости, ни малейшей симпатии. Поверьте, при таком раскладе ей не понравится быть моей женой. Я бы послал вас к Мерлину на хер прямо сейчас с этой смехотворной помолвкой. Но дикое желание поглумиться, уж извините, вынуждает меня поставить вас раком. Я ведь верно понимаю, что, если бы не замаячившая на горизонте нищета и страх перед Министром, вы бы даже пить со мной из одного кувшина не стали? Она смотрит на меня и не шевелится — старая интриганка знает, что я их последний шанс. Их кровь намешана веками, все чистокровные семьи уже приходятся Гринграссам ближайшими родственниками. Сквибы им обеспечены. — Дафна будет несчастна в браке со мной, это я вам обещаю, — пытаюсь пробиться к ее материнским чувствам. — Измены, жестокость, полнейшее игнорирование ее минимального благополучия — вот на что семья Гринграсс подписывает дочь. Передайте через Яксли, если вы готовы пойти на такое, матушка. А пока катитесь к дракклу отсюда и не отнимайте у меня время своими пустыми посиделками. Мадам Гринграсс, породистая сука, как сказал бы мой знакомый оборотень, с чувством собственного достоинства встает, вежливо прощается и покидает гостиную. Да, дочке бы поучиться у мамаши, а то от ее болезненного вида все кишки внутри в узел завязываются. Я, конечно, немного перегнул, чем нисколько не горжусь. Во-первых, никогда не стану склонять женщину к близости насильно и уж тем более подавлять физически. Это унизительно и лишено всякого смысла: бордели переполнены бабами на любой вкус — к чему выбивать из кого-то желание? Во-вторых, даже под Империо не породнюсь с этой семьей, тем более девка — совсем бесцветная. То ли дело Орденская матрешка. Зараза. Мысли в который раз возвращаются к Кэти Белл — нахалка забралась мне под кожу, не иначе. Губы сами собой расплываются в улыбке при воспоминании о ней. Как пубертатный юнец, пикси меня задери. Давненько я так не возжелал женщину. Вся укутанная в мантию с головы до пят, с невероятной для местных ведьм роскошной косой — ну точно славянская матрешка. С этими своими глазищами, она хоть сама понимает, какой притягательной является? Подкинула же судьба мне нежданный сюрприз. Изначально на дело должны были пойти Руди, Макнейр и Торфинн, а нам с Басти предстояло обговаривать с семьями помолвки. О том, что было бы с этой идиоткой, крикни она «Долохов» в таком случае, даже думать не желаю — как ясный день, Фенрир бы разорвал весь присутствующий Феникс, а Уолден и Торфинн раскидывались Круциатусами, даже когда последний дух покинул бы врагов. Так сильно мы все ненавидим Орден блядского Феникса. Но Кэти Белл повезло: в последний момент произошла рокировка. Отправлять на дело Макнейра было отвратительной идеей — он бы спровоцировал кого-нибудь, чтобы ввязаться в драку. С характером Роули — пусть он и друг мне — заварушка была бы громкой, ведь Торфинн совсем без башки, когда начинается битва: шмаляет заклинаниями, не раздумывая. Такое представление взбесило бы оборотней, так что парней решили попридержать в поместье. Грейбэк и так четко дал понять, что с нами, как с Пожирателями, дел иметь не желает, а уж заниматься честным обменом пленных ему и вовсе не с руки: кажется, Шеклболт прикончил женщину его Беты (сейчас уже не вспомню точно). Уговорил я Фенрира только благодаря нашим приятельским отношениям. Так уж случилось, что после очередной отсидки в Азкабане я совершенно выдохся. Кажется, нет во мне больше ни запала, ни гнева, ни страсти: пустая оболочка прежнего Антонина — вот что я из себя представляю. Последний год перед Битвой был мрачным и бессмысленным в своей грязной жестокости — пытки совершенно непричастных к делу магов, разнузданность армии Лорда, да и сам Лорд, поехавший крышей на каком-то школьнике — это все уравняло нас, приспешников Тома, в моих глазах. На Грейбэка все смотрели как на псину, недоноски, я же видел картину шире: Фенрир может и был животным, но не более, чем мы все. Увы, грани были безвозвратно стерты. Исчезли благородство боя, ясность цели, желанное будущее — все свелось к рекам крови, пыткам и выживанию. Дрянное было время, на мой вкус даже похуже, чем сейчас. Но было одно отличие, выгодно отделяющее оборотня от Пожирательской элиты: Грейбэк простой, как пуффендуец. У него, по сути, базовые инстинкты: все, что на благо стаи — приемлемо, остальные значения не имеют. А вот братьям моим по оружию стало плевать на все, кроме своей жалкой туши. Так и вышло, что стал я все чаще курить с Грейбэком в изысканных когда-то садах Малфой Мэнора. Молчаливый перекур с пропитанным кровью и потом оборотнем был приятнее фальшивых посиделок лживой аристократии. Не вспомню уже, говорили ли мы о чем — может и нет, ведь что могли сказать друг другу два убийцы, ожидающие своей очереди отдать душу дьяволу при очередном припадке Лорда. Теперь же, когда Фенрир Грейбэк — фигура авторитетная, с ним нельзя не считаться. И договариваться, конечно, Руди отправляет меня. Не верю, что оборотни выступят с нами под единым флагом еще когда-нибудь, но чем докси не шутят. Я уже благодарен Грейбэку за то, что не дал своим псам разорвать матрешку: сукин сын чуть не обоссался от смеха, учуяв мой интерес к девчонке. А она, конечно, захватила все мое внимание враз. Честно говоря, я подумал, что на такое отчаяние даму толкнуло безрассудное желание выцарапать мне глаза за убитого родственника. Такая дикая, она метала молнии взглядом, при том что трясло ее от страха, как мышонка. Невероятная девочка: при моем явном преимуществе в силе, все равно не позволила себя даже немного потискать. Уже тогда я знал, что возьму Кэти Белл — теперь, как ни крути, придется нарушить ее границы. Но то, что матрешка выдала дальше, до сих пор не укладывается у меня в голове. Я встречал разных женщин — двинутых, как Белла, выдержаных, как Нарцисса, страстных, как Розмерта, пустых, как Дафна — Кэти не похожа ни на одну из них. Она кажется многогранной; про нее будто нельзя сказать «просто хороша собой» или «сообразительна», или «храбра». И, конечно, этот ее выход с разбором проклятия был отчаянно дерзким, ибо разбивать мои чары в моем же присутствии — да она без царя в голове. Сумасшедшая, дотошная (сколько она бьется с этим проклятием?) и такая притягательная — просто девочка-магнит. В конечном итоге сам не понял, идиот, как решил ей продемонстрировать свое лучше заклятие в деле. Поняла ли матрешка, насколько далеко мы зашли? Однако, женщинам цену я знаю, и то, что стоит за каждой красотой — тоже не секрет. Так что самое время прекратить эти бессмысленные фантазии. Антонин Долохов — это больше, чем имя, это репутация. Пора прислушаться к голосу разума. Аргументы более, чем весомые, чтобы не впутываться в темную историю с Кэти: трахнуть ее разок у меня уже не получится — настолько меня очаровала эта девочка, а я ведь даже фигуры ее не видел. Но серьезно связываться с кем-то из Ордена — это еще хуже, чем вводить в свою семью девку Гринграссов. У меня должны быть очень веские причины. Выглядываю в окно, выходящее на террасу поместья. Юная Дафна, слившаяся с белой колонной, стоит, потупив взгляд в пол, а ей в это время с упоением вещает свои небылицы добродушный Роули. Торфинн, беги, идиот, пока мамаша Гринграсс не пересчитала твои галлеоны и не сочла их достаточными. Впрочем, это не мое дело. Создаю беспалочковый Темпус — без четверти пять — до собрания всего ничего. Еще немного, и мы, наконец, узнаем, был ли какой-то смысл устраивать этот чертов обмен. Я почти отхожу от окна, оставив и свои размышления, и наблюдение за совершающим ошибку Роули, как в стекло бьется сова. Впрочем никакая это не сова, а щипаная сипуха с кривыми лапами. Убожество рискует разбить голову, но я вовремя открываю створку: мне не хочется отвечать за смерть никчемной птицы, тем более я знаю, чья она — Грейбэк точно озвереет, если лишится этого куска дерьма в перьях. Отвязав записку от лапы этой совы, с позволения сказать, оставляю птицу без угощения: не имею привычку кормить пернатых почтальонов и своему ворону не позволяю жрать всякую дрянь. Птица, обиженно ухая, но не решаясь клюнуть за палец, улетает. Хотя мне уже нет до нее никакого дела, я раскрываю письмо — нет — записку Фенрира. Намерен что-то просить? Спешно пробегаю глазами по строчкам и моментально чувствую расползающийся в груди гнев — этот выблядок животного и ведьмы будет глумиться надо мной? Стремительно развернувшись, фактически несусь в гостиную, на ходу бросая записку в камин. Видимо, я совсем дал маху там в лесу, раз оборотень подумал, что может держать меня за яйца. Записка быстро сгорает в огне, как и я в своей злобе. Жаль лишь, что адрес задрипанного маггловского притона и расписание смен мисс Белл из памяти не выжжешь. Ублюдок, быстро он пронюхал. Суббота значит. Что ж, до субботы еще три полных дня и ночи. Чтобы выкинуть матрешку из головы, этого более чем достаточно. Свернув в нужном направлении, почти влетаю в какого-то осла. Новобранец, кажется, Вуд — хотя какая к дементорам разница — покорно склоняет голову и бубнит приветствие. Молодняк меня жутко бесит: с такими войны не выигрывают. Уже в гостиной, дождавшись раскрасневшегося Роули (он, кажется, клюнул на Гринграсс) мы начинаем собрание. Все, включая меня, не моргая смотрят на виновника торжества. Лучше бы ему порадовать нас чем-то прямо сейчас, потому что, если Снейпу предложить нечего, я лично убью полукровку его же Сектумсемпрой! — Господа, вижу, я уже завладел вашим вниманием, так что перейду сразу к сути, — Северус вещает так, будто мы на его уроке зельеварения. Это бесит. Рабастан вскакивает и собирается выдать предателю гневную тираду, а может даже проклятие какое, но Руди одним жестом руки останавливает брата, не отводя взор от Снейпа. Я тоже не спешу с выводами, ведь, будучи уже взвинченным запиской Грейбэка, с легкостью могу наделать непоправимых ошибок. Нет, это не мой стиль. Хладнокровие и дальновидность — вот чем стоит руководствоваться в общении с таким скользким типом, как Снейп. — Я располагаю информацией о возможном воскрешении Темного Лорда… — продолжает так, будто и не озверевший Лестрейндж только что мог его, безоружного, прикончить. — Волдеморт может вернуться. Блядь. Устало тру ладонями глаза. Это сюр какой-то: Том в который раз обставил смерть. И почему я не удивлен? — Опять?! — взрывается Роули. — Это уже нихера не смешно! Конец POV Антонин.***
День, когда Снейп убил профессора Дамблдора, я называла самым худшим в моей жизни. Тогда отчаяние заполнило меня всю без остатка, поразив унынием, словно ядом. На выпускном, который состоялся чисто номинально, мы сидели в своих обычных школьных мантиях, убитые горем и как будто осиротевшие, не решаясь даже посмотреть друг другу в пустые глаза. Но потом была Битва за Хогвартс, где моих друзей и учителей кромсали слуги Волдеморта, как отходный материал. Так что, при всем уважении к профессору Дамблдору, номинацию «говнодень Кэти Белл» пришлось отдать Битве. Затем на замок вероломно налетели авроры, и я снова задумалась — какое из этих событий страшнее? Потом Олли не стал задерживаться на Гриммо, ссылаясь на бесперспективность нынешнего состава Ордена Феникса, и, потеряв всякую надежду уговорить меня бежать с ним, разорвал нашу вымученную помолвку. Тот день тоже стал заслуженным номинантом — не каждый раз меня, голодную и испуганную, бросал жених. Ну а когда один за одним стали умирать орденцы фактически на моих руках, и вовсе все запуталось. Слишком много дерьма случается в еще такой недолгой девичьей жизни, чтобы четко сформулировать, какой же именно день — тот самый, худший. Но вот теперь, не колеблясь ни секунды, я уверенно заявляю: сегодня. Тот самый наикошмарнейший дракклов день всей моей жизни случился сегодня, без сомнений. С утра профессор Дамблдор и все мои близкие по-прежнему были мертвы, Оливер Вуд так и не приполз вымаливать прощение, а волшебный мир по-прежнему утопал в хаосе. Но по крайней мере еще каких-то двенадцать часов назад у меня была надежда. Я искренне верила, что Гермионе, несомненно, можно помочь, что я не одна и меня окружают заботливые товарищи, и вместе мы непобедимы. Долохов снес мои надежды быстрее, чем Поттер ловил снитчи. Здесь не все движения палочкой, мисс Белл. Внимательно смотрите, медленно показывать не стану. Лежа на спине в кромешной тьме, я снова начинаю захлебываться слезами, которые теплыми ручьями стекают по лицу и неприятно попадают в уши. Сердито вытираю соленую влагу ладонями, сдавливая очередной порыв рыданий в горле — разбужу девчонок и тогда выставлю себя еще большей дурой. Со мной и так в Ордене никто не разговаривает, кроме маленького Тедди, если его детский лепет может считаться речью. Когда жизнь окончательно полетела под откос? Идиотка, все это время я лечила Гермиону недозаклинанием, уверенная в своих действиях, как в самой себе. А стоило прислушаться к мадам Помфри и не умничать. Надо же было так бессмысленно рискнуть жизнями Джорджа, Кингсли и Невилла! Если бы Долохов не остановил Грейбэка, то я бы уже не скулила тут в ночи. Долохов. Как один человек может быть и спасителем, и губителем одновременно? Больно же жизнь бьет своей истиной: раньше добро было добром — светлым, теплым, чистым; а зло — очевидным злом, со всей своей чернью, холодом и мерзостью. И выбор делать оттого было совсем несложно. Я всегда хотела вытаскивать людей с того света, а не отправлять их туда. И вот сегодня, ведомая только благими целями, я наплевала на своих друзей. А Долохов, этот невыносимый жестокий человек, получается, всех нас спас. Хотя жестоким его все же назвать не выходит, как ни крути: пусть и наслышана о его хладнокровии — убьет и перешагнет — да и Гермиона умирает по его вине, но со мной он был… добр? Приветлив? Точно нет, не могу подобрать слово. Сказала бы, что он был заботлив, но забота его определенно разнится с тем, что я привыкла получать от близких. Уж простите за очередное нарушение ваших границ, мисс Белл. Переждите смену власти у Блэков. А потом уже можете гулять. Грубый, властный, совсем не старается быть понятым. Почему он озаботился моим благополучием? Можно, конечно, постараться уверить себя, будто мне все равно, но это будет ложью. При мысли о его хриплом шепоте у меня внизу живота расползается теплая тяжесть. Как унизительно! Храбрая девочка. Мне бы хотелось ему понравиться, пусть это была первая и единственная встреча; остаться в памяти этого жуткого человека возвышенной и недосягаемой, а не мелкой неудачницей. Понимаю, это так глупо, и совершенно искренне ненавижу себя. Он ведь совсем не в моей весовой категории — властный мужчина, а я просто Кэти Белл, неплохо в квиддич играю. Вдыхаю поглубже спасительный кислород, чтобы прогнать это наваждение, а в голове мелькают фрагменты нашей встречи — ухмылка, нос с горбинкой, непослушные кудри. И холодный нечитаемый взгляд. Матерь Салазара, меня завел Пожиратель из шайки Волдеморта! Фактически убийца Гермионы! В этот раз приходится зажимать рот рукой, ведь до палочки не дотянуться, а всхлипы становятся все ощутимее. Это и правда был очень длинный и очень дерьмовый день.***
Чувствую, как чья-то маленькая рука настойчиво трясет мое предплечье. — Поднимайся. Флер. Обычно мы с ней ладим весьма недурно и, еще только пробуждаясь, я хочу спросить, какого черта она так себя ведет? Но в памяти всплывают события вчерашнего дня. Долохов. Десять минут. Это не вся схема. Пересидите у Блэков. Храбрая девочка. Ну да, мне же неофициально объявили бойкот после всеобщего разноса. Даже миссис Уизли в немом ужасе смотрела на меня, явно порицая мою выходку. Джорджа так вообще еле оттащили — думаю, он бы проклял меня чем-нибудь, не вмешайся Лаванда и Падма. Я приподнимаюсь на локтях в постели и оглядываю спальню: девчонки уже ушли, так что можно спокойно юркнуть в ванную, не сгорая от стыда за предательство и ночные завывания. Не зря я заглянула в зеркало — выгляжу просто кошмарно. Припухшие глаза, одутловатое лицо и всклоченные волосы. Да весь мой вид так и кричит: «Я очень страдаю! Сжальтесь уже!». С гордостью и гонором у меня все впорядке — этого добра я еще Слизеринцам могу одолжить — так что с помощью магии немедленно привожу себя в порядок. Я знаю, что наворотила дел, но собираюсь разгребать последствия достойно, не уподобляясь тряпке Миртл. Спускаюсь вниз в гостиную внешне достаточно собранная, хотя в душе творится полный раздрай. Вчера я загнала себя настолько, что даже проклятый убийца Долохов уже не выглядел таким вселенским злом на моем фоне. Натура я эмоционально нестабильная: провалиться в саможалость для меня проще, чем произнести Люмос. Так что здесь, встречаясь лицом к лицу со всем Орденом (надо же, и Падма с Грейнджер присутствуют), я даю себе слово: что бы ни случилось, ничто не выбьет меня из колеи! Что ж, все в сборе. Я, как ни в чем не бывало, подхожу к креслу, где сидят Лаванда и Тедди. Надеюсь, выгляжу вполне уверенно, потому что ноги будто ватные: вдруг Лав меня прогонит? Но Браун — темная лошадка, не зря я на нее поставила. Не придавая особой значимости своим действиям, просто немного двигается, чтобы я могла сесть на подлокотник. Она только с виду такая поверхностная и ведомая мнением большинства; в душе Лаванда Браун — одна из самых добросердечных людей, встреченных мной на жизненном пути. — Внимание, — обращается ко всем Кингсли. Он выглядит намного лучше, чем вчера, хотя его голос сквозит каким-то разочарованием. — Гермиона, давай. Грейнджер встает со своего места. В отличие от посвежевшего за какие-то сутки Кингсли, она выглядит, мягко говоря, неважно — бледная, с залегшими синяками под глазами. Видимо, так сказывается отсутствие необходимых зелий в ее ослабевшем организме. От этих мыслей я теряю всю концентрацию. Приходится закусить губу, чтобы снова не разреветься. Здесь не все движения палочкой, мисс Белл. Храбрая девочка. Да пошел ты, сукин сын! Если мне еще когда-нибудь встретится Долохов, клянусь, без раздумий прокляну его Круциатусом! — Я рада вас всех видеть, — начинает Гермиона, и я мгновенно обрываю свои мысли, вслушиваясь в ее тихий голос. — Хоть и по такому неприятному поводу. — Моя девочка, — начинает профессор МакГонагалл, но ее тут же перебивает взвинченный Кингсли. — Минерва, Гермиона нарушает постельный режим не ради светской беседы, уж прости. Дадим ей высказаться. Профессор МакГонагалл недовольно поджимает губы: еще бы, Кингсли ее бывший ученик, а значит, вечный ребенок. Не пристало такому шалопаю перебивать учителей. — Я сделала глупость, — надрывно продолжает Гермиона. — Доверилась… не тому человеку. Разумеется, речь обо мне — кому еще Грейнджер могла довериться понапрасну? Это же я обещала поднять ее на ноги. Я обсуждала с ней свои успехи в процессе расшифровки схемы гребаного заклятия. Я кормила ее крохами надежды, ослепленная своей самоуверенностью. Прикрываю глаза и делаю медленный вдох, чтобы на выдохе встретить все упреки, которые совершенно точно заслужила, с должным смирением. Виновата. Не работает, потому что вы не до конца расшифровали. — Когда профессор Снейп очнулся, — начинает Гермиона свою исповедь, а я, распахнув глаза, ошарашенно вслушиваюсь: при чем здесь зельевар? — Я уже находилась в больничном крыле, а Хагрид к тому времени… умер. Все молча слушают рассказ Гермионы, не решаясь перебить говорившую даже вздохом или нечаянным шорохом. Да, Кингсли не Билл, его авторитет непоколебим в Ордене. Видимо, только он один примерно представляет, как нам поступать в будущем, ведь то существование, что мы влачим сейчас, уже давно выходит за границы понятия «жалкое». — Я понимала, что тоже вряд ли протяну долго, — смотря в пол, тихо, но уверенно Гермиона продолжает: — поэтому просто обязана была докопаться до истины, которая не давала мне покоя весь год скитаний. Этот разговор, очевидно, дается ей тяжело, скорее даже мучительно. Оглядываюсь вокруг и почему-то представляю себя на публичной исповеди. Грейнджер же глубоко выдыхает, видимо, преследуемая своими персональными демонами, и продолжает уже более пылко, с надрывом: — Поймите, мы же не просто так бегали от режима Волдеморта. Профессор Дамблдор оставил нам задание найти и уничтожить семь крестражей — частичек расколотой души Тома Риддла. Крестраж — это очень страшно! Создание лишь одного влечет за собой чудовищное преступление, а он создал семь! Я чувствую, как начинаю задыхаться, в комнате ощущается явная нехватка кислорода. Бессмертие, да еще и таким вот темнейшим методом достигнутое — это же похуже любой самой страшной сказки. Мерлиновы портки, но я же лично видела труп Волдеморта! По мне, так он выглядел весьма себе мертвым. В голову, конечно, начинают пробираться глупые мысли, вроде: «стоило проверить пульс». Не стоило! Гарри совершенно точно его отправил к праотцам. — Крестражи были заключены в самых дорогих и принципиально важных ему вещах. Чаша Хельги Хаффлпафф, диадема Ровены Рейвенкло, медальон Салазара Слизерина, кольцо Марволо Мракса, Нагини, его детский дневник и… сам Гарри. Комната тонет в ужасе, а я, уже не стесняясь, роняю горячие слезы. Сколько горя, сколько боли из-за желания одного человека обладать властью. В попытке подчинить саму Смерть, Волдеморт ураганом пронесся по жизням сотен людей, оставив после себя полнейший хаос. Гарри, обреченный с рождения, стал заложником тщеславия одного высокомерного ублюдка. — Волдеморт лично уничтожил крестраж, который был в Гарри. Профессор Дамблдор — кольцо Мракса. Невилл — Нагини, — Гермиона с благодарностью смотрит на Лонгботтома, а тот с нежностью во взгляде кротко кивает ей в ответ. — Остальные крестражи мы уничтожили с мальчиками собственноручно, как нам тогда казалось… Горькая скорбь по жертвам Темного Лорда сама собой сходит на нет, уступая свое место ледяному страху, уверенно сковывающему мое горло когтистой лапой — она сказала: «как нам тогда казалось»? — У меня было много времени подумать, пребывая в больничном крыле, и мысли о медальоне буквально не давали мне покоя. Его мы уничтожили первым, потому особо не задумывались, все ли в порядке. Но вот что меня стало смущать: чаша и диадема дались нам чрезвычайно тяжело. Это как испытание пройти — темная магия воздействует на тебя, будто подчиняя себе, и устоять невероятно сложно. — Я ничего такого не почувствовал, — вклинивается Невилл. — Ты был в шоке, — снисходительно отвечает Гермиона. — Когда мы уничтожили медальон, никто из нас ничего подобного не испытал. Как будто орех раскололи на три части, не более. В общем, я как одержимая стала рассуждать, почему первый крестраж так легко дался. А профессор Снейп, он был очень внимателен ко мне. Мне кажется, или Грейнджер смущается? На бледных щеках проступает румянец. Не температура же у нее поднялась. — Я поделилась с ним своими догадками, — продолжает Гермиона уже увереннее, стараясь перекричать возмущающуюся толпу. Еще бы — поделилась со Снейпом! — И он мне очень помог! Перерыв всю библиотеку и комнату девочек, мы выяснили, что Регулус Блэк подменил медальон и заменил его подделкой! Что они перерыли?! Возмущенная, перевожу взгляд на Лаванду, но не решаюсь ничего сказать, ведь Браун и так молнии глазами мечет. Я так понимаю, что возможный не уничтоженный крестраж ее заботит в разы меньше, чем Снейп, ковыряющийся в нашем барахле. Надо же было поселиться в комнате младшего Блэка! — Тогда мы решили стрясти информацию с Кричера, ведь он служит Блэкам Мерлин знает сколько времени. Кричер поведал нам, что мистер Флетчер обчистил особняк и прихватил медальон вместе с прочими вещами. — Альбус всегда собирал вокруг себя всякий сброд! — взрывается профессор МакГонагалл. Что ж, она хотя бы сегодня в себе. Уже не так плохо. — А мистер Флетчер продал его… Амбридж. В себя меня приводит визг маленького Тедди, особенно громко прозвучавший в гробовой тишине: это Лаванда стиснула его слишком крепко, видимо, под гнетом настигнувшей нас информации. Святые угоднички, это самые ужасные новости за последние миллионы лет! — У Амбридж, — срывающимся голосом заговаривает Билл, — крестраж Волдеморта с частицей его души? — Да. — Как вы узнали? — Профессор Снейп узнал по своим каналам. Я... — Гермиона опускает глаза в пол. — Я дала ему свою палочку. Голоса, возмущенные и громкие, перекрикивают друг друга, призывая Грейнджер к ответственности. Но та уже содрогается в рыданиях, кое-как выдавливая из себя скудные сожаления. — Присядь, — мистер Шеклболт наколдовает Агуаменти и усаживает рыдающую Грейнджер на стул. — Дальше я сам. Снейп уверил Гермиону молчать, якобы чтобы хорошенько обдумать план, а уже потом объявлять об этом на собрании. Сам же в очередной раз выманил у нее волшебную палочку, ссылаясь на необходимость использования волшебства в каком-то зелье, и отправил Пожирателям Патронуса. Обмен пленными был лишь предлогом, чтобы добраться до своих и передать им информацию. Теперь у нас есть Амбридж с крестражем, Пожиратели и оборотни. И все служили Волдеморту. — Простите меня, — в очередной раз пропищала из своего угла Гермиона. Не знаю, как остальные, а я уже совсем туго соображаю. Снейп может вызывать телесного Патронуса? Ну ничего себе Пожиратель Смерти! А у Амбридж помимо власти еще и крестраж с душой узурпатора Риддла. Глубокая задница, в которой мы очутились, просто потрясает своими внушительными размерами. Перевожу взгляд на Гермиону — ох, облажалась ты, подруга. Что же там за отношения с профессором такие, раз вот так просто она смогла отдать ему палочку? Еще каких-то пятнадцать минут назад я храбрилась, будто ничто не способно выбить меня из колеи. Но вот она я, как сквозным бладжером вышибленная, валюсь со своей шаткой колеи прямиком в бездну. Худший день сегодня, совершенно точно.