***
Пока прижимаю Лаванду к себе, сама стараюсь сохранить баланс — и физический, и моральный. Подруга нуждается в поддержке, но я сама едва ли способна удержаться и не заскулить от свалившегося из ниоткуда горя. Парвати. Бедная Парвати, она так и не смирилась с тем, что произошло. Криви, Боунс, почти Браун. Возможно, были еще жертвы. Злоба находит на меня вмиг, когда я вдруг осознаю, какими грязными методами сражались Пожиратели! Бессердечные ублюдки! Отчего-то вспоминается, что и Антонин тоже один из них. Да не просто один из них, а лучшая боевая единица Волдеморта. Инстинктивно прижимаю ладонь к губам, вспоминая наш поцелуй. Поцелуй с Пожирателем Смерти. Не он ли проклял Патил Империусом? Ведь в баре Тони не чурался насылать на магглов Непростительное, невзирая ни на какие опасности. И все же нет, это, конечно, не он. Я успела узнать Долохова, пусть и немного — это просто не может быть он. Нельзя позволять своему горю взять верх над логикой. Лучше сконцентрироваться на Лав. Еще сильнее прижимаю ее к себе и тихо шепчу: — Я бы поступила так же. Лаванда, это честь быть твоей подругой. Где-то рядом слышится всхлип Грейнджер. — Я даже помыслить не могла, будто Грейбэк способен кого-то пощадить, — шепчет Гермиона. — Я тогда живо представила, что он вот-вот разорвет твое горло. — Я понимаю, — глухо отвечает Браун. — Почему он спас тебя? — хочу добавить «от Патил», но вовремя останавливаюсь: не стоит даже словом намекать на косвенную вину Парвати, ведь Империо — это не про выбор. Однако не спросить вовсе я тоже не могу, потому как все законы логики просто перестают существовать при таком раскладе: оборотень спасает студентку от другой студентки. Браун, разумеется, не сильно уточняла, что именно произошло, но можно ли ее винить? Пережить такой ужас, и быть внимательной к деталям — это уже чересчур. Невероятная удача, что в этой кровавой бойне она сумела догадаться о положении самой Патил и наслать на нее Фините. — Может, Парвати напала на него ранее, и он просто шел за ней, а на мне не концентрировался? — предполагает Браун. — Скорее всего, — соглашаюсь, потому как эта версия представляется мне весьма правдоподобной. Я, против воли, по-новому начинаю смотреть на кровожадного вервольфа, про которого так много слышала из Ежедневного Пророка и из сплетен кумушек Хогсмида. С одной стороны, почему бы ему не прикончить обычную школьницу, вставшую на его пути? Но я скорее верю в то, что никакого умысла к ее убийству у него не было, ведь и меня в конечном счете он не тронул в лесу. Был груб, но не более. Мне в очередной раз становится стыдно за свои скоропостижные выводы о людях и их нравах. Тот же Долохов — он и не думал никак влиять на мое решение оставить в покое несостоявшихся насильников. А я себе навоображала, будто у такого человека руки по локоть в крови, и он не способен к прощению. И что же? Тони по-настоящему сумел меня удивить, безоговорочно примирившись с моим решением. Как же мне совестно за примитивное суждение о нем. — Может, ты понравилась ему? — несуразное предположение исходит от Грейнджер. — Ага, — хихикает Лав. — А ты тогда Снейпу. Гермиона заливается румянцем, но хохочет вместе с Лавандой. Ну и глупые. Будто этого всего и случиться не может. Я даже немного злюсь на них, потому что провожу параллели с Тони и тем, что происходит между нами. А что-то точно происходит: он дал мне ключ от квартиры и примчался в Лютный, чтобы прикрыть мой зад. Обучал самообороне и нахально целовал в каморке Аберфорта. Конечно, не так я представляла себе ухаживания, но у нас с ним изначально все пошло… лесом. — А вообще, — вдруг разоткровенничалась Браун (вероятно, и наша поддержка, и сама исповедь немного помогли ей прийти в себя), — Грейбэк с Вейн. — С Ромильдой Вейн? — С Вейн? — одновременно с Гермионой шокированно вопрошаю я. — Ага. Я их видела. Браун почему-то немного грустнеет и заливается краской. — Планета сходит с орбиты, — философски замечаю я. — Грейбэк с самой роскошной девушкой Хогвартса. Розмерта торгует девочками в Лютном. Аберфорт и Слагхорн работают на оборотней, а Лаванда умеет варить аконитовое зелье. — Аконитовое зелье?! — восклицает Гермиона. — Усовершенствованное аконитовое зелье, я попрошу, — горделиво поправляет Браун. Я не могу сдержать истерический хохот: Лав, которая так недолюбливала Грейнджер, отныне просто приговорена к присутствию той в своей жизни, ведь Гермиона тенью теперь станет ходить за ней, пока не будет обучена варить аконитовое. Вот уж точно, пророчество сбывается — не видать Лаванде покоя.***
— Передайте, пожалуйста, соль. — Попробуй Акцио. — Джордж! И так продолжается уже неделю: я провоцирую миссис Уизли вступить со мной в контакт, Джордж, видимо, чувствуя мои истинные намерения, вступает в конфликт, а сама Молли хоть и осаживает сына, но продолжает меня избегать. Вот и сегодня я решила попробовать еще раз, и дело, разумеется, не в соли. Тем более обед готовила Флер, так что еду все равно уже ничего не спасет. Когда все расходятся из столовой, я, пользуясь случаем, навязываюсь помочь неуловимой миссис Уизли на кухне, ведь оба ее сына, а также Невилл с Дином под прямым руководством Кингсли в очередной раз куда-то спешат. Они уже даже не скрывают особо, что не на заработки уходят вовсе, но всех деталей того, чем промышляют, нам не говорят. Чудовищный сексизм, потому что женщины Ордена в очередной раз остаются не у дел. Но, стоит признать, их поведение вполне объяснимо: одна путалась с Пожирателем, другая — на короткой ноге с оборотнями, третья выдала главную тайну возрождения Волдеморта предателю и двойному шпиону, четвертая — немая, пятая страдает деменцией. Остаются лишь Флер, у которой язык без костей, и миссис Уизли, которая… может, и знает что-то о планах Кингсли, но я все равно пытаюсь добиться ее общества не из-за этого. Нагнав ее с горой левитирующей посуды уже на кухне, я набираюсь смелости и впервые за все это время собираюсь поговорить откровенно: — Миссис Уизли. — Кэти? Поставь в раковину, я позже сама закончу. — За что вы так со мной? — Я не понимаю, дорогая, — простодушно отвечает она, но я ей не верю. Эта Молли кардинально отличается от той, что провожала меня в лес, сжимая в материнских объятиях. Она всегда была ко мне добра, даже в дни скорби, даже когда волосы рвала на голове от горя над мертвым мужем, даже когда узнала, что Перси служит в Министерстве, несмотря на убийства аврорами Рона и Джинни. Никогда она не отворачивалась от любимых людей — такой вот светлый человек миссис Уизли. Но после моего произвола при обмене пленными что-то в наших отношениях надломилось, а уж после того, как выяснилось, что в комнате мотеля Тони обучал меня контрзаклятию, Молли совсем от меня отказалась. Она, разумеется, не делает из этого много шума — по-прежнему ведет себя очень вежливо — но тот, кто испытал на себе тепло заботы Молли Уизли, определенно заметит, когда этого лишится. — Все вы понимаете, Молли! Прошу вас, — я хватаю ее за руку, но не ожидаю такой реакции: она теряет концентрацию над домашними чарами, отчего одна чашка разбивается вдребезги. — Это из-за… Пожирателя? Я пытаюсь замаскировать свое отношение к Тони или, если говорить начистоту — свои отношения с Тони. Хотя тут я тоже перегибаю, ведь с Антонином мы не виделись уже достаточно давно — с той самой ночи в Лютном. Сначала я решила дождаться полнолуния, дабы убедиться, что Лаванда не отравила Тедди, а потом уже настраивать дерзкую по всем законам морали личную жизнь. Молчание давалось мне сложно, буду честна: руки так и чесались написать ему. Но чем я могла поделиться в письме? Как объяснить свою подростковую трусость? Привет, Антонин. Извини, что так и не появилась, ведь, сам понимаешь, Кингсли держит меня за задницу. Это, конечно, глупо, но не лишено смысла, потому как мистер Шеклболт и правда крепко за меня взялся. Чего стоит только та наша беседа, в полуночной и, как я наивно предполагала, пустой гостиной. — Не спится? Он сидел в кресле, которое, как делился в свое время Джордж, часто занимал сам Сириус Блэк. Одной рукой он невербально переворачивал поленья в камине (беспалочковая магия, между прочим), а другой удерживал прозрачный стакан, наполовину наполненный каким-то дурно пахнущим виски. — Нет, — с натянутой улыбкой отвечала я, пытаясь скрыть подступающую панику. Вообще-то, я пришла сюда, чтобы отправить Антонину Патронус и назначить встречу в Уэльсе. Я невозможно соскучилась, и мне, честно говоря, стало мало воспоминаний о поцелуе, который хоть и врезался в память, но был будто в прошлой жизни. Ночи напролет я только и думала, как бы вырваться к нему, ведь на то были веские причины: во-первых, хоть я и зацепила Долохова, но в его присутствии точно вяленая вобла — совсем безынициативна. Единственный раз, когда я решилась действовать, закончился моим фиаско и расцарапанным лицом Антонина. Надолго ли хватит его интереса бегать за мной по подворотням и маггловским пабам? Ну и во-вторых, в Уэльсе палка мертвого аврора, которая хранит неизвестное высококлассное проклятие — как можно об этом забыть? Итак, встречу — свидание? — я хотела назначить прямо на следующий день, лишь бы уже вырваться отсюда. Повседневные дела на Гриммо застянули меня надежно, будто в тину болотную, не позволяя ни на секунду выдохнуть. Мадам Помфри завалила вопросами относительно разного рода заклятий, а позже и вовсе стала рассказывать о проклятых пациентах, с которых надо снять те или иные чары. Сначала я думала, что она шутит, ведь вот так, не видя больного, делать какие-то выводы и заниматься ликвидированием проклятия, что называется, в теории — это же просто шарлатанство! Но, как говорил профессор Дамблдор, отчаянные времена требуют отчаянных мер, поэтому я целыми днями просиживаю за пергаментами, пытаясь хоть как-то помочь бедным пострадавшим волшебникам. Гермиона тоже почему-то решила, что раз мы все вместе поплакали на чердаке, то теперь она имеет полное право вовлекать меня в свои библиотечные расследования: отныне час-полтора в день мы торчим среди пыльных фолиантов, пытаясь определить, куда же девается Меч Гриффиндора, когда не находится в Хогвартсе. И это скучнейшее занятие мне, конечно, тоже никак не избежать: меч Годрика — наш единственный шанс уничтожить крестраж (до которого, к слову, еще добраться надо). Поэтому когда Кингсли обратился ко мне с вопросом: «Не спится?», то я ему, разумеется, нагло соврала. Потому что мне очень даже «спится»! Да я настолько вымотанная, что с трудом добираюсь до кровати и отключаюсь, точно под чарами, до самого утра. Я даже успела соскучиться по таинственному нахалу, который кличет меня «Катериной» в грезах — докатилась. — Присаживайся, — мистер Шеклболт как-то неловко указал на соседнее кресло, и по его скованным движениям я поняла, что он уже прилично надрался. Я не стала ему отказывать в компании, ведь разумно было бы поддержать легенду о бессоннице, поэтому проследовала в кресло и мысленно помолилась всем Основателям разом, чтобы он не заговорил о своем аврорском прошлом, иначе, о Мерлин, легенде конец: под его пьяный бубнеж и тепло камина я совершенно точно усну. Однако наш диалог, напротив, вышел сколь будоражащим, столь и неприятным. — Поппи тебя загрузила? Как ты справляешься? — Пока получается, но работенки совершенно точно прибавилось, — улыбаясь, отвечала я. — Это я ее попросил, — ошарашил меня Кингсли. А потом и вовсе отставил весь дружеский тон, заговорив настолько серьезно, что у меня мурашки пошли по коже: — Орден в упадке, Кэти. И эти новости о возможном возвращении Волдеморта еще сильнее ухудшают наше положение. — Я понимаю… — Нет, девочка, ты не понимаешь, — он отлевитировал стакан на стол и наклонился вперед, что в свете огня придавало его лицу неприятной строгости. — Если бы понимала, то не схлестнулась бы с Долоховым, даже ради жизни Гермионы. — Я не… — Кэти, что там случилось между вами двумя, я не знаю и знать не желаю. Но, что бы ты там о нем не думала, я не верю Долохову ни на йоту. Он не просто рядовой Пожиратель Смерти — он жил идеями Темного Лорда, готовый идти на смерть за своим повелителем. Даже если по какой-то своей личной причине, — мистер Шеклболт посмотрел на меня мягко, но с ярко выраженным интересом и продолжил: — впрочем, очевидной причине, Долохов тебе не навредит, я не могу подставить весь Орден Феникса. Что мне оставалось ему на это ответить, кроме как постыдно повторить: — Я понимаю. — Дамблдор мертв, Грюм мертв, Люпин и Блэк — тоже. У меня вчерашние школьники и кучка романтически настроенных девиц. Девочка, мы умрем в пытках либо от рук Амбридж, либо от рук Волдеморта. Не позволяй личному взять верх, не погуби их всех, — он многозначительно махнул рукой в сторону, подразумевая мирно спящих домочадцев. Мы, разумеется, не прервали разговор на такой печальной ноте, и даже обсудили некоторые планы Ордена, хотя тем, что конкретно Шеклболт и парни делают за пределами Гриммо, и как именно мы будем свергать власть, командир не поделился. И, как пить дать, Антонин, а точнее, моя с ним «связь», сыграла в молчании Кингсли не последнюю роль. Однако кое-что он все же выдал мне, находясь в заметном опьянении: нынешним составом мы не способны штурмовать Министерство в ближайшие месяцы. Ему нужно время. Полгода минимум. Только вот на что? И в чем заключается его победоносный план? Той ночью я опять спала потрясающе хорошо, почти забыв про намерения относительно Антонина. Но, как оказалось, ненадолго. Образ Долохова прочно поселился в мыслях, и пусть я не пишу ему, но отделаться от щемящей тоски у меня так и не получается. Даже сейчас, пытаясь объясниться с Молли, я интуитивно сжимаю ладонью левой руки уменьшенный ключ от его квартиры, что постоянно ношу в кармане брюк. — Это для меня он Пожиратель, Кэти, — как-то печально она вглядывается в мое лицо. — А для тебя? А для меня? Пожиратель Смерти, конечно. Но помимо этого — необщительный Долохов, внимательный Антонин, хулиганистый Тони, мужик с непроницаемым взглядом и обладатель самого мужественного носа. И человек, который по каким-то своим причинам уже не раз приходит мне на помощь. Мерлин, меня понесло. — Тоже, — откуда взялась хрипотца в моем голосе, я не знаю, но Молли так же, как и мне, становится все кристально ясно. Миссис Уизли протягивает ко мне руку и по-доброму гладит по щеке. Как я соскучилась по ее материнскому вниманию. — Не ошибись, моя девочка, — она качает головой, а потом покидает кухню, оставив меня одну наедине со своими противоречивыми мыслями.***
Лаванда так и не рассказала, каким запирающим воспользовалась тогда, поэтому я наслала самые простые чары на дверь и отправила капельку надежды во Вселенную, чтобы никому не взбрело в голову искать меня сейчас. Затягиваясь горьким табаком, я выпускаю очередное облако, от которого не спешу избавиться с помощью волшебства. Сигаретный дым меня успокаивает — в этом, собственно, и есть весь смысл моего курения, ведь сам процесс достаточно неприятный: мне до сих пор дерет горло от дешевого курева. Вот и сейчас я полагаюсь на эти пропахшие горечью облака, чтобы в очередной раз найти в них хоть немного умиротворения. Прикрываю глаза и делаю вдох, тут же разразившись глубоким кашлем — это я зря, табак в этот раз и правда крепкий. Итак, миссис Уизли мои иррациональные чувства не принимает. Кингсли и Джордж (особенно Джордж!) осуждают. И даже недобитый эльф Благородного Дома не скрывает своего омерзения. Лаванда, конечно, молчит, но мы уже выяснили — для друзей она сделает многое. И это в конечном счете не самое обидное, потому что от своих товарищей по Ордену было бы глупо ожидать чего-то другого — мы окружены волками, Пожирателями, Министерством и леденящей душу мыслью о возрождении Волдеморта. Разумеется, поведай я им, о ком тоскую, меня в лучшем случае не поймут. Нет, Орден как раз ведет себя совершенно по-орденовски. А вот где в этой истории сам Антонин? Уже две неполных недели минуло с последней встречи, которая, как и все прочие, случилась исключительно по его инициативе. Он разочарован? Перегорел? Я долго «стелила»? От него за это время не было ни одной весточки, что, положа руку на сердце, тревожит меня не на шутку. Мне становится невыносимо грустно от того, как вся эта странная история заканчивается. В качестве необходимой дозы успокоения я делаю последнюю затяжку и выдыхаю очередное облако. Вот бы мне в нем раствориться, тогда бы и тяга моя неприкрытая развеялась вместе с дымом. Я планирую просидеть здесь еще какое-то время — может, десять минут, а может, и час вовсе. Все зависит от мадам Помфри и Грейнджер. Уже удивительно, что ни одна из них меня пока не сцапала. Однако мои мысли об уединении прерываются внезапным стуком острого клюва о мутное стекло окна на чердаке. Как ошалелая, я подскакиваю, запутавшись в широких брючинах, и несусь открывать окно. Больная, даже не проверив на заклятия, не подумав и полминуты хоть для виду, я нервно дергаю за рассыпающиеся от времени створки — один раз, два — а потом, бросив это занятие, отворяю окно с помощью магии. Черный лощеный ворон дает круг под потолком захламленного чердака и садится на раму портрета миссис Блэк, отчего та недовольно кривит губы. Хоть бы не нагадил — вот этого мне Кричер точно не спустит с рук. Пусть впустила я птицу без лишних раздумий, да и сейчас улыбаюсь, как Пивз после шалости, все равно к посыльному приближаюсь с особой осторожностью: ворон, как и его хозяин, внушает некий страх. Не очень бы хотелось остаться без пальца, например. Но птица, утомившись от моей нерешительности, лениво протягивает лапку в сторону, и, когда я заканчиваю отвязывать маленькую коробочку, тотчас взлетает и устремляется в окно. Как только я придаю «коробочке» ее первоначальный вид, довольная улыбка становится еще шире — а возможно ли это? Передо мной на пыльном полу лежит книга, которую я читала у него в квартире — «Сказка о рыбаке и рыбке» — и небольшая записка. Все еще поглаживая обложку тоненькой книжки, я приступаю к записке, нацарапанной рукой Антонина (еще бы, этот корявый почерк я запомню на всю оставшуюся жизнь): Матрешка, Пока служишь верой и правдой Ордену, не забывай о досуге. Чтение очень помогает выкинуть все лишнее из головы, чтобы не обременять себя напрасными думами. Если рыбак не проймет тебя, приходи — подберем другой сюжет. А. Д. Как умалишенная, я кружу в импровизированном вальсе, прижимая записку — письмо! — к груди. Он не забыл меня, не выкинул из головы, не проклял судьбу за то, что связался с малолеткой. Напротив, Тони, как всегда, аккуратно направляет меня, при этом ни к чему не обязывая. По долгу службы я могла бы и задуматься, не является ли это приглашение ловушкой. Но, само собой, я этого не делаю, потому что все аргументы разума тонут где-то в глубокой луже невозможного счастья вместе с доводами Кингсли, Джорджа и миссис Уизли. Действую по старой схеме: пока не передумала, вызываю Патронус. — Я приду завтра в семь вечера, — обращаюсь как можно более спокойным голосом к счастливому беркуту, который моментально срывается в поисках адресата. Что и говорить, даже мой Патронус хочет к Долохову. Куда уж мне сопротивляться.