***
Большой Зал, в котором было решено собрать всех участников Альянса, после принятия необходимых магических клятв, постепенно наполняется людьми, в том числе членами Ордена Феникса. От томительного ожидания заламываю пальцы на руках, потому как мне не терпится убедиться воочию, что они живы, по крайней мере, пока. Нападение на Азкабан, схватка с аврорами и без промедлений следующий за этим штурм Министерства — сомневаюсь, что мы переживем такое полным составом. От этих мыслей я не могу сдержать шумный вздох, вырвавшийся непроизвольно, чем привлекаю, наконец, внимание Тони: — Ты как? — отрывая мои руки друг от друга, он нежно сжимает ладони в своих. Это не может не вызывать улыбку, ведь мы стараемся не нежничать друг с другом на глазах у всех — ни я, ни Антонин не желаем привлекать к своему роману дополнительное внимание: одного дикого альянса на сегодня и так хватит. Однако, озабоченный моим взвинченным состоянием в преддверии появления друзей, он, конечно, не может не попытаться успокоить меня теплым жестом. — Да, — улыбаюсь ему, а сама только и думаю, как утону в его руках этой ночью. — Жду вечера. — Кэти, — как-то отстраненно начинает он. — Завтра мы выдвигаемся в Азкабан, битва будет тяжелая. Нам обоим стоит набраться сил. Я сегодня останусь у себя. — Конечно, — тут же качаю головой, изображая абсолютное понимание. — Ты совершенно прав. На деле же неприятный осадок отравляет душу: он и так после их секретного собрания (на которое меня, к слову, не пустили, мерзавцы) будто избегает оставаться наедине — стоит мне появиться неподалеку, и у него тотчас находится важный разговор с Биллом, или Грейбэком, или Малфоем. Ощущение, что он даже с мандрагорой готов говорить, лишь бы не со мной. В голову закрадывается назойливое подозрение, что таким образом Антонин пытается избежать какой-то темы, связанной с решениями Альянса. После общего собрания в Малом зале Кингсли, Лестрейнджи, Тони, Грейбэк, Арис и волчья рок-звезда закрылись в кабинете, где обсуждали военный переворот и последующее деление власти. Они просидели там уйму времени, и я успела замучать месье Дювье своими допросами, а также сгрызть все ногти. Позже, когда спустя, казалось, тысячи бесконечных часов ожидания они закончили с обсуждениями, Тони обмолвился лишь в общих чертах о планах, сославшись на Кингсли, который позже все поведает Ордену. Что же, да будет так. Но я-то Долохова насквозь вижу: дело нечисто, и к Трелони не ходи. Из мыслей меня вырывает восторженный визг Лаванды: — Кэти! Я замечаю их сразу, отчего срываюсь с места, тотчас позабыв о Тони и его странном поведении. — Вы живы! — Мерлин, как же я соскучилась! — Да, да, — шепчет Лаванда, вся осунувшаяся и в целом какая-то другая, обреченно повиснув у меня на шее. Эхо наших голосов разносится по огромному залу, отскакивая от стен, отчего хрупкий хрусталь массивной люстры вибрирует, будто магией заговоренный. Гермиона стеклянными глазами смотрит на потолок — кажется, прямо на эту самую люстру — и взгляд ее становится поистине сумасшедшим. Но вмиг придя в себя, она, словно самообладание вернувшая, обращается ко мне: — Мы в порядке, — Грейнджер осматривает меня внимательно, не переставая лепетать. — Ты жива, слава Мерлину, Кэти, мы с ума сходили. Ты жива! — Я… Олли… — пытаюсь сразу рассказать им, что совершила. Мало ли Кингсли утаил от всех мое преступление. Но Гермиона с влажными глазами мотает головой из стороны в сторону: — Брось, Кэти, не стоит. Он сам решился на такое. Твоя совесть чиста. Я не заслужила такой доброты, Основатели свидетели, но отчего-то мои подруги принимают меня, и я не в силах отказаться от их поддержки. — Ты все правильно сделала. Это он виновен в смерти Невилла и похищении Падмы! — свирепеет Лаванда: Моргана, что сделала война с нашими сердцами? Однако, в словах Браун я углядела слабую надежду: она не назвала Джорджа, а у Кингсли я не успела узнать — все произошло так быстро, мы и трех минут не говорили. Я была взвинчена, ведь боялась, что Тони обнаружит мое отсутствие. А мистер Шеклболт и вовсе был просто в отчаянии. Мы толком и детали предложения, с которым собирались выступить перед Пожирателями, не обсудили, лишь условились на полной взаимной поддержке и стопроцентном принятии риска. Сейчас же мой мозг запоздало реагирует: Лав не назвала Уизли в числе убитых или похищенных, оттого росток надежды прорывается наружу — что если он… Не успеваю я подумать о друге, как хрипловатый голос Джорджа зовет меня из другого конца зала — он прибыл сюда с матерью и мадам Макгонагалл. — Джордж! — кричу я и мчусь к нему что есть силы. Он подхватывает меня на руки и сжимает до хруста костей, отчего я издаю неловкое кряканье. — Прости, — поставив меня на пол, шепчет Джордж, все еще сжимая кисти моих рук. — Ничего, косточки совсем одеревенели, — отшучиваюсь я с глупой улыбкой. — Нет, Кэти, — сломленным голосом отзывается он. — Я… подвел всех. Ты была права. — Не-а, Джордж. Ничего подобного, — как и Грейнджер минуту назад, отрицательно качаю головой. — Ты сражался. Я тоже. Мы еще надерем им задницу, слышишь? Начнем с Долиша. Понимаю, что уровень моих подшучиваний и в подметки не годится тому мастерству юмористического искусства, коим нас баловали близнецы Уизли, но мне так хочется поддержать его! Показать, что знаю, как он, обжигаемый чувством вины, запер себя в клетке одиночества. Но я здесь, совсем рядом, потому он не один. Боковым зрением замечаю, как к нам спешно направляется миссис Уизли, отчего разворачиваюсь в ее сторону, чтобы подарить теплые объятия и ей, но, заведомо разглядев обеспокоенное лицо Молли, напрягаюсь сама — что такое? — Кэти, — быстро шепчет мне она. — Дорогая, он здесь. Помоги: нужно срочно вывести Лаванду. Мне начинает казаться, что миссис Уизли рехнулась, как и мадам Макгонагалл, но отчаянный крик Лав привлекает мое внимание: какого дьявола? Все происходит молниеносно — и откуда у Лаванды такая прыть? Кажется, вот она еще стоит с Гермионой, а через мгновение невербально отточенным движением призывает нож для фруктов с элегантного столика и кидается в сторону Грейбэка, который — с этим-то что не так? — не сводит с нее своих ледяных глаз. Как в замедленной съемке бросаюсь к Браун, чтобы уберечь ее от фатальной ошибки: напади она на этого маргинала, нам всем крышка! О чем она только думает? Это политическое соглашение стоило всем стольких трудов, а Лав вдруг решила разделать огромного оборотня фруктовым, блядь, ножом. Джордж оказывается быстрее меня и перехватывает ее за талию, что очень вовремя — Грейбэк, глядя на них, начинает угрожающе рычать, почему-то испепеляя взглядом Уизли. Хоть бы он спустил это ей с рук. — Ублюдок! — орет Лаванда, срывая горло, пока Джордж силком выволакивает ее из зала. — Что б ты сдох, животное! Такой выпад уже не замять. Обозленная на подругу, я спешу за ними, чтобы уже в коридоре лично выбить всю дурь из Браун: даже если представить, что они поспорили из-за какого-то зелья, подставлять весь Орден вот так — это верх безрассудства. Но уже на выходе из зала меня вовремя задерживает Гермиона. — Нет, Кэти, — шепчет она. — Оставь ее. — Мерлин, ты хоть понимаешь, что она нас топит! — еле слышным речитативом начинаю жаловаться на поверхностную Лав. — Он забрал Тедди. — Что? — мгновенно замираю, кажется, даже рот не прикрыв до конца. Он сделал что? — Кингсли обменял Лаванду на Теда. Грейбэку всегда нужен был Тедди. — Я не понимаю, — ужас волнами накрывает меня: что же теперь с Лавандой? — Зачем ему… — Я не знаю. Никто не знает. Но поверь мне на слово, от нее не осталось и крупицы той Лаванды, что ты видела в последний раз. — Надо разыскать ее, — твердо говорю я, но меня останавливает голос под Сонорусом, что разносится по залу. — Внимание, — говорит Лестрейндж-младший, а рядом с ним с деловым видом возвышается Тони. — Все проследуйте за своими командирами, чтобы получить необходимую информацию о предстоящих сражениях. Лестрейндж говорит еще что-то о том, чтобы мы отдохнули и набрались сил в комнатах, которые приготовила для нас бедняга Пенни, но его уже мало кто слушает: оборотни, Пожиратели — все тянутся на выход. К нам же приближается Кингсли, который указывает кивком головы следовать за ним. И мы, как послушное стадо телят, плетемся следом, чтобы, наконец, получить хоть какие-нибудь конкретные инструкции.***
Лучше бы не получали, честное слово! — Какого хе… — начинаю я, но мадам Макгонагалл в своей строгой манере одергивает меня. — Следите за языком, мисс Белл! — но тут же обращается к Кингсли, прожигая его недовольным взглядом. — Какого дьявола? Почему мы не идем в Министерство? — Это решение общее, Минерва, не только мое, — пытается оправдаться мистер Шеклболт, но у него это выходит очень слабо. — Чье еще решение? — возмущается Грейнджер. — С какой стати? — наседает Лаванда, которая, кажется, пришла в себя после встречи с Грейбэком. — Послушайте, так и правда будет надежнее: вам просто нечего делать в Министерстве. Кингсли, конечно, не прав. Законченный сексист, он только что объявил во всеуслышание, что полным составом мы отправляемся только в Азкабан. А оттуда в Министерство аппарируют только мужчины. Только, блядь, мужчины! После всего, что сделала Минерва для защиты Хогвартса! Гермиона для уничтожения Волдеморта! Я, в конце-концов, для того, чтобы этот дракклов Альянс в принципе имел место быть! Про миссис Уизли и ее жертвы я вообще молчу. — И почему тогда нас, бесполезных, — выплевывает с ухмылкой Молли, — соблаговолят взять на штурм Азкабана? — Нам нужны Патронусы, мам, — примирительно начинает Билл. — В Министерстве мы справимся своими силами. Там будем и мы, и Пожиратели. Ну да, решено, что оборотни останутся контролировать Азкабан и добивать авроров, не позволяя тем найти лазейки добраться до Министерства. — Флер, вон, вообще ни в чем не участвует, так что… — начинает Джордж свою речь в поддержку брата, но не успевает и предложения закончить. — Она беременна! Мы вас чем не устраиваем? — Вы с Минервой уже не в том возрасте, Молли! На вас выпало достаточно испытаний. Еще и возраст затронули, кретины. Это уже ни в какие ворота не лезет. Профессор Макгонагалл, поджав тонкие губы, демонстративно выходит прочь. За ней следует и миссис Уизли. — Мам, — пытается окликнуть ее Билл, а затем вместе с Джорджем бегут на выход догонять обиженных женщин. Мы же остаемся на месте, не желая облегчить Кингсли задачу. — А с нами что не так? — сложив руки на груди, спрашиваю я. — Лестрейндж считает, — устало потирает руками лицо мистер Шеклболт, даже не скрывая, что мы ему все осточертели, — что маги вырождаются. Вы молодые, можете родить… — Что? — ушам своим не верю. — Я прямо сейчас пойду к Тони и он… — Кэти, — рявкает Кингсли, — Долохов первым предложил это! Распахнув глаза, я замираю — что все это значит? Сукин сын! Вот почему он меня избегает. — Да, — продолжает Кингсли: — Он поставил условие: ты не участвуешь. Это его принципиальная позиция, и я не смею ему перечить. Он руководит всей операцией. Долохова горячо поддержали Грейбэк и Снейп, добавив и вас двоих, — кивает на Грейнджер и Браун. — Снейп — предатель, — вскрикивает Гермиона. — Незачем его слушать! — Девчонки, — примирительно обращается к нам Дин, — мы сделали все, что могли. Лав, — поворачивается к Браун: — я правда старался. Но они меня и слушать не стали. — Спасибо, Дин, — выжимает из себя улыбку Лаванда, отчего Дин мгновенно сият, как начищенный галлеон. Они с Кингсли мнутся еще какое-то время, а потом выходят, оставив нас троих наедине со своим поражением. Однако проиграна битва, не война. — Все еще можно исправить, — заключаю я многообещающе, разглядывая в окно выжженное поле: так не вяжется это с самим Малфой-Мэнором. — Кэти, — осторожно начинает Лаванда, — я хотела извиниться за свою… выходку в Большом Зале. Мгновенно разворачиваюсь вокруг своей оси и спешу к подруге, чтобы заключить ее в крепких объятиях — это вряд ли притупит ее боль, но пусть она чувствует, что друзья всегда с ней. — О чем ты, Лав? — шепчу я куда-то ей в макушку. — Ты имеешь полное право разорвать его на части. Понятия не имею, зачем Грейбэку Тед. Лав начинает всхлипывать — кажется, вместо поддержки я еще сильнее расстроила ее. Но на выручку, впрочем, как всегда приходит Гермиона: — Потому что он гандон! Лаванда со слезами на глазах, шумно всхлипывая, начинает смеяться. Да и я не могу сдержать разбирающего меня внезапного приступа веселья: этот неоднозначный диагноз мы, кажется, поставили уже всем знакомым мужчинам. — И Снейп тоже! Вот же влез без мыла… в гиппогрифа! — сердится Гермиона, а потом грустно добавляет: — Сейчас бы сигарету, чтобы все обдумать. — Тут наверняка, — оглядываю роскошный кабинет, в котором когда-то пряталась под столом, — есть чем поживиться. Без лишних слов, заперев дверь заклинанием молодчиков из Дурмстранга или Истории Хогвартса — кто теперь разберет — мы с толком начинаем обчищать офис мистера Малфоя. Спустя пять минут кропотливой криминальной деятельности заветные сигареты, или на худой конец сигары, так и не находятся. Я уже собираюсь принимать поражение, как за массивными фолиантами нащупываю что-то очень холодное и очень стеклянное. — Огневиски, — филосовски заключате Лаванда, поднимаясь с ковра. — Заначка Кэрроу, не иначе, — припоминаю слова месье Дювье. — Тогда я в игре! — заключает Лав. — Ненавижу всех Кэрроу. — Я не пробовала никогда, — признаюсь постыдно, все еще не считая это хорошей идеей. — Да и завтра нам всем нужны силы. — Меня пытали в этом доме, — отрезает Гермиона, ловко выхватывая бутылку из моей руки. — Имею право. Они уже трансфигурировали стаканы из павлиньих перьев, усевшись по-турецки прямо на полу, будто в гостиной Гриффиндора на вечеринке. Что мне еще остается делать? — Ну, пить так пить, — заключаю я, присаживаясь на тот самый ковер, которым меня попрекает буквально каждый в этом драккловом поместье.***
— Да и куда они без нас, ну будем откровенны? — Браун еле вяжет языком, и я уже с трудом понимаю ее речь. Честно говоря, с трудом я в принципе воспринимаю все происходящее: меня преследует стойкое ощущение, что планета стала вращаться как-то быстрее и ощутимее, что ли. — Думаешь, есть возможность уговорить их передумать? — немного грустно спрашивает Гермиона, уже раскрасневшаяся от жара алкоголя. На часах уже… поздний вечер (не до Темпуса), Антонин скрывается от меня — трус — весьма надежно, а мы немного переборщили с заначкой Кэрроу. — У нас все шансы! — неэстетично икнув, выдаю я. — Найду Долохова и договорюсь. Он мне не откажет. — А я зайду в лабораторию, чтобы приготовить провизию восстанавливающего. После Азкабана оно нам понадобится, если мы хотим быть в ударе при взятии Министерства, — Гермиона уверенно качает головой и со второй попытки поднимается с ковра. — И как вы найдете Долохова и лабораторию? — ухмыляется Браун. — По Полярной Звезде? Очень смешно! Но комментарий, в целом, уместный: Тони, скорее всего, уже закрылся на сто замков в своих покоях, и я понятия не имею, где в этом Малфой-Лабиринте его искать. А Гермиону пусть и пытали в поместье, но вряд ли в лаборатории, так что путь туда она, как и я, тоже самостоятельно никогда не найдет. Самостоятельно… — Я знаю, кто нам поможет! — уверенно вскакиваю, пусть и заваливаюсь немного на бок. — Месье Дювье-э, — нараспев зову я, как мне сейчас кажется, своего близкого друга Жюстина. Он появляется на картине, как будто все это время скрывался на соседнем полотне, подглядывая за нами. Вероятнее всего, так и было, потому как Жюстин по-прежнему очень одинокий, не принятый портретами персонаж. Чем еще ему заниматься на досуге? — Мерлин, дамы, какой кошмар! Вы налакались, будто стадо кентавров под звездным небом. Отвратительно! — Жюстин, помогите, — умоляю я. — Отведите меня к Долохову. — К неангличанину? Ни за что! Присмотритесь к Малфою, милочка. Он одинок, ему нужна женщина. Если бы вам протрезветь и слегка накраситься, то вполне бы и вышла партия. — Месье Дювье, прошу! У нас для вас есть подарок, — заговорщически подмигиваю я, а потом шепотом обращаюсь к Гермионе: — Ты Вальбургу взяла? Она лишь утвердительно качает головой, а потом начинает бесконечно копаться в своей сумочке, размером с галактику. — И Гермиону потом в лабораторию, пожалуйста, — Дювье недовольно морщит аристократичный нос, но, завидев портрет спящей миссис Блэк, приставленный к стене, утвердительно качает головой. Хорошо, что наша Вальбурга спит, потому что внешность у нее очень даже приятная, чего не скажешь о речи. Итак, сыграв на одиночестве Жюстина, мы и миссис Блэк пристроили, и сами остались не в накладе. Разве что мистер Малфой не обрадуется дальней родственнице, но, увы, всем не угодишь.***
Я даю себе немного времени на раздумья — секунды три, не больше — и кулаком стучу в дверь, отчего не только Долохов — весь Малфой-Мэнор должен проснуться. Заслышав за дверью торопливые шаги Антонина, я собираюсь напустить на себя строгое выражение лица: все-таки он меня сбросил со счетов, негодяй! Но когда дверь открывается, и я вижу его — сонного, с этими буйными кудрями и без рубашки — губы сами собой растягиваются в разомлевшей улыбке. — Кэти, что ты здесь… — начинает он сонно, но в мгновение его лицо приобретает серьезный вид. — Нет! Это не обсуждается. — Привет, — я все еще улыбаюсь, как нюхль при виде золота. — Пустишь? Он нехотя пропускает меня и готовится к спору, я вижу. Однако, Долохова в этот раз я собираюсь брать хитростью, расчетливостью и смекалкой. Потому не стану рубить с горяча. Именно так я и собираюсь поступить, но кровь бурлящей лавой распаляет все чувства — негодование, уязвленное самолюбие и какого-то дементора похоть — отчего я заявляю ему в лоб: — Я иду в Министерство, хочешь ты того или нет! — Хрен тебе, а не Министерство! Я бы и в Азкабан тебя не брал! — отрезает он, и не думая расшаркиваться в любезностях. Но и я не стану отступать. Кэти Белл непоколебима! — Антонин! — Матрешка, — он подходит ко мне вплотную, и его губы уже так близки к моим, что поддайся чуть вперед и… Но внезапно Тони шокированно заговаривает: — Да ты надралась! Кажется, я и правда не только непоколебима, но и чуточку пьяна. — Ну и что? Для храбрости, ведь тебя по всему Мэнору искать надо. Хочешь оставить меня в запасных, как резерв для рождения магов? — Это еще что за глупости? — Тони отходит от меня, призывая на ходу футболку, отчего я не могу сдержать разочарованного вздоха. — Ну, так Лестрейндж говорит. — Согласен, Руди немного помешан на вырождении магии. Но мне на это наплевать. Просто ты должна быть подальше от Министерства. Ты уже навоевалась. Подлетаю к нему, и разворачиваю за руку, разъяренная, как русалка в Черном озере: Тони даже не глядит на меня, когда говорит весь этот бред, приправленный сексизмом и несправедливостью в целом. — Я имею право быть там, как и ты! Быть рядом! — выкрикиваю ему в лицо. — Не имеешь! — рявкает Тони, и у меня от такой резкой подачи сердце к горлу подпрыгивает. — Ты не понимаешь? Я с ума чуть не сошел, когда Долиш тебя… Да и когда узнал, что эти ублюдки хотели сделать с тобой в Лютном. Я не могу сражаться, как раньше, зная, что в любую секунду тебя могут покалечить, и тем более убить! — он наступает на меня, а я, не в силах перестать смотреть в его разгневанные, но такие живые глаза, отступаю назад, пока не упираюсь спиной в стену. Тони же, нависнув надо мной, с жаром продолжает: — Если с тобой что-то случится, Амбридж возьмет верх. Я провалю эту операцию, Кэти, я их всех подставлю, — машет рукой в сторону двери. — Я весь мир предам если надо будет, только чтобы ты была цела. Я твой, зараза, полностью. Я тебе душой принадлежу, ты же видишь! Останься в стороне, дай мне закончить. От нежности, что раскатами проходится по телу, я млею: он такой желанный, такой искренний, такой родной и, Мерлин, такой любимый. Необходимо продолжать этот бесполезный спор, чтобы отстоять себя и свою независимость, но его слова окутывают меня любовью, отчего я в состоянии лишь податься вперед и жадно впиться в его сухие губы. Тони, не раздумывая и секунды, отвечает на мой призыв, и эта дикая влажная страсть раскаляет нас обоих. Тяну его за шею ближе к себе, потому что одного поцелуя, пусть и такого напористого, мне становится мало. Не знаю, что именно говорит во мне — любовь или алкоголь — но Долохову я намерена отдаваться сегодня самозабвенно. — Нет, — вдруг отрывается от меня, отчаянно пытаясь восстановить дыхание. — Ты пьяна. Только не так. Откровенное разочарование и недовольство отображаются на моем лице — не сомневаюсь. Разожженный огонь желания и не думает угасать, потому Антонин со своим целибатом совсем не вписывается в мою идеальную картину вечера. — Не куксись, — ухмыляется он, проведя рукой по моей щеке. — Пойдем, отведу тебя в комнату. Провожу языком по небу: что же, негоже навязываться джентльмену. Да вот только принципиальность моя, внезапно разыгравшаяся на пару с похотью, так не считает. Глядя ему в глаза, не мигая, я наощупь цепляю рукой белье под юбкой и стягиваю его вниз, пока не ощущаю легкое касание кружева на щиколотках. — Матрешка, — разгневанный Тони начинает меня отчитывать, — если ты думаешь, что мной можно манипулировать вот так, — громко сглотнув, он указывает взглядом на нижнее белье, из которого я демонстративно выхожу — куда только девалось мое стеснение, — то ты глубоко заблуждаешься, потому как я не пубертатный юнец и… Продолжить он не в силах, весь напрягшись от моих следующих действий: уверенно стягиваю с себя свитер, под которым, к слову, ничего более нет. Полуголая, дерзкая, я стою перед ним и даже на секунду не задумываюсь, что с моей мальчиковой фигурой не стоило так рисоваться. Напротив, в кои-то веки голос разума заткнулся, а вот разнузданный Огденский в крови самодовольно заявляет — я звезда. — Мерзавка, — одними губами шепчет Тони и накидывается с поцелуями на мою шею.