В плену фантазии

Телефон разрядился еще три часа назад, девушка чертыхается, и старается как можно спокойнее припарковать машину. Серёжа и Олег уже явно успели себя накрутить, хорошо, если ещё не успели отправить за ней Леру, девочке и так досталось за последнее время. Воронова достала пакеты, направляясь к дому. Она немного увлеклась шопингом, день выдался продуктивным, виной тому хороший кофе, или очередная ссора с Разумовским, Саша точно сказать не могла. Открыв дверь, девушка ставит пакет на пол и с удовольствием стягивает обувь, а потом не замечает плаща Олега, что удивительно для этого времени. Воронова проходит вперёд. – Серёжа? – нарочно громко зовёт мужчину Саша. – Олег? Но ей никто не отвечает. Странно, она ведь видела свет в окне, похоже, Сережа снова забыл выключить освещение. Воронова поджимает губы, и, вытянув бутылку шампанского и бокал, идёт в гостиную и падает на диван. Ну, конечно, никто её не искал. Телефон мёртвым грузом опускается на журнальный столик, и стоило так торопиться? Саша делает глоток и закрывает глаза, откинувшись на подушку. Алкоголь подпитывает и без того грустные мысли. Вечером они кричали, что было сил, а утром не проронили слово. Разумовский провёл ночь в серверной, а Саша, взяв подушку, устроилась на диване. Не та, ни другая жертва не были оценены по достоинству. Воронова сделала ещё глоток. Может ей, и возвращаться сегодня не стоило? Ночь в отеле помогла бы расставить все на свои места. Саша поставила бокал, и встала, легче всего сбежать от проблем. Всего-то взять сменную одежду, а завтра вернуться и поговорить, когда эмоции улягутся, когда в них снова заговорят взрослые люди. Девушка едва успела открыть шкаф, заслышав за спиной шаги. – Привет, пташка. Воронова замерла. Серёжа никогда ее так не называл. Она повернула, слишком резко, вцепившись побелевшими пальцами в дверцу шкафа. Глаза смотрели на неё с лёгким прищуром, янтарно-жёлтые глаза. – Скучала? Девушка опрометчиво делает шаг назад, деревянные полки впиваются в её спину, вмиг отрезвляя. – Буду считать, что это – да. – Где Олег? – звучит жалко, но Саше плевать. – Ой, надо же, голос подала, – он делает шаг вперёд. – Волче уехал. Серёжа успел его предупредить. Он не навредил Олегу. Олег в безопасности – это информация помогает Саше выдохнуть, а потом её топит волной осознание – они снова вернулись к начальной точке, и теперь, когда этот нацепит на себя костюм, только вопрос времени. – Пташка, – тонкие пальцы стирают дорожку слёз с её побелевших щек. – Ты настолько не рада меня видеть? Он аккуратно усаживает Сашу на кровать, спокойно закрывает за ней дверцу шкафа. Воронова сжимается, чувствую, как кровать прогибается под чужим весом. – Ну что, ты, наконец-то, поговоришь со мной? А то, надо признать, я начну ревновать тебя к Волкову, что не добавит баллов его персоне. – Ты им… – Шепчет Саша. – Зачем? – Что зачем? – Удивляется Птица, вполне искренне, как может показаться. Его взгляд – цепкий и томный, словно бросал ей вызов. От выпитого шампанского немного затуманилась голова, девушка попробовала собраться все мысли воедино. Она ведь любила мужчину напротив, так почему Сашу так трясет от мысли, что она осталась с ним наедине в этом огромном особняке? – Зачем ты вернулся? – Потому что я нужен Серёже, – он касается пальцами её щеки, нежно поглаживая кожу. – И тебе нужен, Пташка. Когда давно Серёжа перестал пить таблетки? Как давно к нему вернулись навязчивые мысли? И была ли Саша права, забив тревогу, когда Разумовский говорила о новом чумном докторе? У них ведь была почти нормальная жизнь, чего ему только не хватало? «А тебе?» - шептал противный внутренний голос. Ведь и сама Саша могла уйти, но бросить все это на него просто не могла. – Я ведь тебе нужен, – чужое дыхание обжигает сухие губы. – И мы оба это знаем. – Нет, - уверенно произносит Воронова, на что получает лишь гортанный смех, Сережа так не смеется, только этот. – Пташка, - он касается пальцами ее щеки, убирая в сторону прядь волос. – Я все-таки не слепой, и точно знаю, что ты мне лжешь. Так нельзя, ты ведь это знаешь, моя дорогая? Птица упивался давно забытым чувством – эти губы, волосы и тело, спрятанное под одеждой, принадлежали ему, как любая мебель в этом доме. Эта строптивая девчонка все еще носила на себе печать чужого обладания, его печать. Раньше, во время общих ночей, он любил оставлять метки на ее теле, укусы, засосы, были его главным аргументом в доказательстве принадлежности. – Ты… Фраза обрывается жгучей болью в области живота. Птица смотрит ей в глаза, проворачивая нож, смотрит с любовью, на которую только способна эта личность Разумовского. – С Олегом я поступил жестоко, но с тобой проявлю милосердие, не пули, но одного удара вполне достаточно. Он тянет рукоятку ножа на себя. – Нет, - шепчет Саша, пытаясь остановить мужчину ослабевшими руками. – Тише, – шепчет Птица, завороженно наблюдая, как кровавое пятно расползается по светлой кофте. – Это тоже своего рода искусство. Моя лучшее картина, Пташка. Воронова чувствует, как её кровь утяжеляет ткань лёгкая кофты. Она никогда не спрашивала у Олега, что он чувствовал, тогда Венеции, но сейчас лёжа в кровати, Саша сама ответил на свой вопрос. Нужно было уходить тогда, когда Олег уехал за ним Сибирь. Бежать, а не готовить убежище. Чудовище погубила красота, а её любовь. – Это была твоя главная ошибка – вернуться к нам после всех событий. Благородно, что ты решила бороться за мир, но ведь гибель мира, который давно уже не твой – чужое дело, Пташка, я доведу до конца задуманное, обещаю тебе. Мужчина встал, пройдясь по комнатам, он отыскал бутылку шампанского, что еще хранила в себе отпечаток ее губ и тепло женских рук. Птица с наслаждением сделал глоток, чувствуя, как пузырики приятно покалывают язык. Последнее время, когда Птица стал смелее, Сережа стал изучать архетипы, черт знает, зачем ему это было надо. Один из самых мощных и темных архетипов называется «тенью» - внутренняя сторона человека, что часто скрыта от сознания или отрицаемая им. Сергей называл его тенью, но время сменилось, и теперь он будет руководить этим театром – театром теней. И никто теперь не станет ему мешать: ни Олег, ни Саша, осталось только разобрать с новой девчонкой. Птица широко улыбнулся, глядя на свое отражение в окне, и сделав еще глоток, он направился в комнату, полюбоваться своим главным шедевром. Миру нужна была кровавая жертва, а Сашу он отрывал от сердца, но нужно было положить конец всем человеческим чувством, это ведь благородная цель. – Ничего личного, Пташка, мы просто не любим свидетелей своего падения. Он смахнул прядь волос и оставил поцелуй на холодно-мертвенном лбу.