В плену фантазии

Она не понимает, в какой момент все изменилось. В памяти еще живо воспоминание, как пятнадцатилетний Сережа робко, но настойчиво признавался Саше в любви, что девушка невольно «заразилась» этим чувством. Разумовский сшиб ее личные границы своей смелостью. Воронова очнулась лишь в тот момент, когда Сережа уже показывал ей проект Башни - их семейное гнездышко. Оглядываясь назад, Саша думала, в какой момент так увязала в рыжеволосом мальчишке? Почему позволила утащить себя в Москву? Почему разрешила отдать ее документы на факультет менеджмента? Почему в какой-то момент согласилась заниматься его пиар отделом? Почему после всего этого он ее разлюбил? Воронова открыла глаза, даже не кинув взгляд на вторую половину кровати можно понять, что она пустовала. Девушка отбросила одеяло в сторону. Жуткая ночь, кошмары стали ее постоянным спутником, самым преданным, если на то пошло. Саша бросила взгляд на часы, яркие цифры электронного монитора показывали семь утра, через полчаса зазвонит будильник. Воронова ловит себя на мысли, что проснулась скорее по привычке, потому что выспаться не получалось от слова совсем. Олег и Сережа, скорее всего, уже в зале. Волков делает зарядку, ответственно подходя к тому, что у него осталось от здоровья, Саша зарядку по утрам не делала, оттягивала неизбежное общение с Разумовским еще на полчаса, если он в это время бодрствовал. После Венеции им словно стало страшно говорить друг с другом, они все чаще обходились общими фразами, но почему-то спали в одной постели, секс давался им лучше, чем эмоциональное откровение. Все настроение слетает вмиг, когда она слышит голос Олега, теперь всегда тихий. – Ты все еще ее любишь? Воронова замерла, чувствуя, как сердце замедляет свой бег, от ответа Разумовского теперь зависит вся их жизнь. Сережа тяжело вздыхает, слышатся, как что-то ставится на столик, скорее всего, чашка с кофе. – Нет. Саша за рекордное время закрывает свой рот рукой, не позволяя эмоциям выбраться наружу. Но и рыжеволосый на этом не останавливается. – Мне кажется, что я никогда не любил. Жутко, верно? Может..может я вообще какой-то ненормальный, ну совсем ненормальный, но с Сашкой удобно. Удобно – бьет куда-то в область сердце, основательно. «Я, что, подушка?» - хочет возмутиться девушка, но отступает назад, на еще одну ступеньку. Разговор еще не окончен. – Так и оставишь все? Саша знает - Разумовский сейчас жмет плечами, строя из себя невинность. – Решение требует серьезного размышления. Пошли. Лера скоро будут здесь. Скрипит стул, жутко дорогой и очень удобный, по словам Сережи. – Тебе бы поспать, - в голосе Олега сквозит забота. – Потом, - отмахивается Разумовский. – Нас ждут великие дела! Воронова думает, что теперь не сможет смотреть в эти голубые глаза, Птица был до жути нежным, если сравнивать его с главной личностью. Саша закрылась в ванной, прячась в душевой кабинке. Рано или поздно это должно было всплыть, но легче от этого осознания не становилось. Ледяные капли били по плечам, а шампунь с ароматом хвои возвращал ее в детский дом, кто бы мог подумать, что спустя столько лет она будет вспоминать все с теплотой и улыбкой? Когда Саша выбралась из душа, Лера уже разминалась с Олегом, а Сережа сидел в позе вареной креветки за своим столом. Прошмыгнуть на кухню незамеченной не получилось. Вороновой нужен был кофеин, чтобы контактировать с людьми в дружелюбном настроении. – Доброе утро, - слишком радостно произнесла Макарова. В этом скопище международных преступников, она была рада Саше, вполне искренне. – Привет, - девушка улыбнулась, девочка точно не виновата, в грандиозных планах Сережи? И Воронова надеется, что все это не приведет Леру к печально финалу. – Я принесла твою книгу, - блондинка бросилась к своей сумке и протянула томик. – Какие у тебя холодные руки! Вот она - черта будущего медика. Саша неловко улыбнулась, прижимая книгу к груди. – Закаляюсь. Надо было как-то отшутиться, не вызвать подозрений, но Разумовский уже смотрел на нее по-волчьи хмуро. – Ты срываешь тренировку. Она смотрит на мужчину, который все это время был эпицентром ее жизни и вдруг осознает, что ничего не видит - только боль, обиду и предательство. Человек, которого она любила, где же он? Растворился? Исчез? – Уже ухожу, - небрежным тоном бросила Воронова, и скользнула за дверь. И Саше не больно, почти не больно. Девушка думает, что эти отношения изначально были обречены на провал, что она – просто Саша, могла дать такому амбициозному парню, как Сережа? У них изначально не получалось строить картину счастливой парочки, с чего они вообще решили, что после психиатрической больницы, тюрьмы, Сибири, вторых личностей и какого-то магического культа, у них все получится? У обычных людей все сводится к тому, что любовь ограничивает: действия, поступки, Разумовского же ограничивать было нельзя, он тут же начинал увядать и поглощать энергию вокруг. Ему нужно было отдать любовь без ограничений, и Саша вдруг ловит себя на мысли – что отдавать ей больше нечего. И все держится до тех пор, пока на телефон не приходит сообщение от старого синеволосого знакомого. Ни рано, ни поздно, а ровно в тот момент, когда она больше всего в нем нуждается. « Я в Питере. Хочешь кофе?» Воронова воровато натягивает пальто, пока в зале слышится смех Разумовского. Обычно, когда она уходит, обязательно заглядывает к ним, машет рукой и бросает уже ставшее привычным – «я ушла», только потом убегала, поправляя шарфик в зеркале. Рука замирает у дверной ручки, но Саша сжимает пальцы в кулак. Сегодня она уходит по-другому, так и не высушив волосы, ускальзывает в холодный переулок, и как было бы поэтично уйти зимой, чтобы метель замела ее следы и силуэт в наружных камерах. Сегодня Воронова уходит подальше от этого места, от старой квартиры и когда-то родного человека. Девушка открывает чат и пишет, пока не передумала, не просит, не спрашивает, ставит перед фактом, и очень надеяться, что в ее голову никогда не придет мысль, что она поступила неправильно. И дело даже не в любви, хотя бы из вежливости объясниться с ним, но нуждается ли Сережа в этих объяснениях также как и она? «Забери меня» Шура появляется незаметно, что для него удивительно, открывает дверь такси, позволяя раствориться в безликом транспорте. Саша закрывает глаза, отказываясь на спинку пассажирского сидения. В арсенал она больше не вернется. Но Воронова добровольно решается на этот шаг, с удивлением ловит себя на том, что не испытывает ни волнения, ни отчаяния, лишь тягучая усталость, что обычно бывает после тяжелого рабочего дня. Мальвина ничего не спрашивает, просто находит ее руку на кожаном сиденье и слегка сжимает озябшие пальцы, словно немое напоминание - Саша существует, даже отдельно от Разумовского.