Быть братьями

В итоге Митчелл все-таки остался в стороне от дрязг: не то чтобы он окончательно принял точку зрения Эндерса и Карла, однако посчитал, что может подождать, он лично нигде не засветился… И, как они и говорили, все вскоре решилось само. Ну как решилось? Если говорить о людях, то в Бристоле появились важные «шишки», которые устроили разнос и в полиции, и коронеру, и всем врачам. Суть была одна, как, кстати, и предполагалось все теми же Карлом и киви: работникам было высказано, что они увлеклись мистикой и прочей чепухой, позволив себе сверхъестественные допущения о вампирах, вместо того чтобы опираться на научное обоснование и искать настоящих виновных, которые просто притворяются кровососами. - «Кто дальше? Русалки, кентавры?» - пародировала крик на нее Люси, делясь с Митчеллом устроенной ей взбучкой, когда они сидели в парке возле больницы – женщина определенно вновь проявляла к нему интерес, а он вроде бы не давал ей повода для большего, но продолжал это поддерживать, чтобы быть в курсе дела… А еще все-таки желая попутно понять, может ли с ней что-то сложиться, хотя бы недолго, пусть это будет первым толчком, пусть короткий роман и даже без близости, но чтобы осознать, насколько он все-таки способен строить отношения, чтобы после прийти к отказу от крови добровольно, он не может рассчитывать только на волшебные силы бога. Или вовсе не может, если Эндерс обижен и не готов мириться. - Ну нельзя не признать, что они правы, - обезоруживающе улыбнулся ирландец, который немного сочувствовал Люси, но в этом вопросе никак не мог ее поддержать, заинтересованный в ином решении по вампирам и пока совершенно не представляя, как он может раскрыть себя женщине, которая видела уже столько жертв кровопийц. – Нет, разумеется, это не относится к тебе, ты делала свою работу, просто описала тело и характер ран. А вот полиция вместо того, чтобы искать любое более-менее правдоподобное объяснение происходящему, ударилась в мистику и решила покормить общество сказками. - А тот студент? – не хотела уступать врач. – Он ведь сказал, что и его подругу, и его самого кусали в шею! - Ты серьезно? – пожал плечами Митч, пытаясь сходу придумать более-менее подходящее объяснение. – Ему это наверняка привиделось! Наигрался в компьютерные страшилки, как все такие ребята. - У него раны на шее от укуса! - Ну… - чуть замялся Джон. – Ладно, не совсем привиделось. Не знаю, может быть, кто-то сделал вид, что укусил его, а на самом деле просто слил кровь из него и его девушки, мало ли сумасшедших сейчас, кто-то считает себя вампиром, кто-то Клеопатрой, принимающей страшные ванны. - Ты веришь в это? - А ты веришь в вампиров? – хмыкнул тот, точно зная, что самый лучший способ спрятать непонятное – это высмеять его. - Последнее время я сама не знаю, во что верить, раны-то были и вправду как от укусов, я не могла ошибиться. А сейчас ты предлагаешь мне поверить в какого-то безумца, который любит кровавые ванны? - Ну это не мне решать, что он там любит, я его даже не знаю. Я сужу о том, чем обычно увлекаются мальчишки в его возрасте – и на этой основе всего лишь пытаюсь отыскать правдоподобное объяснение, как этого потребовало высокое начальство, что кажется вроде бы логичным, нет? - Да, конечно, - кивнула она. – Нас уже позорят все: газетчики ухватились за это и, как раньше они трубили о вампирах, так теперь вовсю смеются над нами и над правоохранителями, что мы безграмотны… - В отношение коронера они не так и не правы, - попытался пошутить Джон. – Мало ли, кого и почему выбрали в качестве представителя для суда*. - Обычно не выбирают безграмотных. Но, так или иначе, а у меня на репутации лечение укусов и заключение по смертям от псевдо-вампиров. Так можно и лишиться работы – плохая характеристика для карьеры. - Уверен, ты ее восстановишь, - искренне постарался успокоить ее ирландец. – Газетчики строят предположения о сумасшедшем, считающем себя вампиром, или целой банде, которая имитирует нападения кровососов. Когда его или их поймают, твои описания ран лишь подтвердятся. Не ты писала про вампиров, ты просто описывала раны. Все решения принимали правоохранители и коронер. Полиции, конечно, придется вновь отчитываться за то, что они сделали не те выводы из твоего заключения, но это же не твоя вина, за свои фантазии каждый будет отвечать сам. - Ты прав… После этого Люси вновь пригласила его выпить. И на этот раз Митчелл, несколько поколебавшись, согласился. Ну хотя бы попробовать он может? Он должен был понимать, насколько он к этому способен. После сбежать в Новую Зеландию это ему не помешает, если это все-таки будет нужно. *** Все было не так и плохо, если обернуться назад. По крайней мере Джонсон был очень признателен Норвегии за то, что это была небольшая по размерам страна – ему не приходилось ездить далеко, лишь пару раз за свое путешествие он вынужден был останавливаться на ночь в стороне от цивилизации, в остальное время он возвращался в уютный и теплый отель, где наслаждался душем и мягкой постелью. И все то же большое количество алкоголя, который помогал забыть все это. Но вот – трофей его! Срезанная ветвь с самого Иггдрасиля! На какие-то мгновения киви действительно ощутил себя всемогущим богом – но это было чувство от захватывающего вида ледников перед ним, а в том количестве одежды, которое было на нем, ничего он не чувствовал. Ну кроме холода на лице. И все-таки он вернулся в отель, преисполненный надежд, столько усилий, столько намерений не могло быть зря, и… Долбанная палка не делала ничего. Эндерсу приятно было ее раздобыть, но все чувства победы были только чувствами, никакой власти он не ощущал, лишь удовольствие от того, что он этого добился. А дальше-то что? Разве эта штука не должна увеличивать божественные силы? Не должна придавать ему энергии и понимания, что теперь он по-настоящему бессмертен? Ну или материализовывать какие-то желания. Но это ни фига не волшебная палочка Гарри Поттера… Киви покрутил ветвь в руках, попробовал направить ее в разные углы комнаты и на разную мебель, представив что-то при этом (ни бутылка водки на столе, ни сексапильная блондинка на кровати так и не материализовались), попытался вызвать Браги, чтобы тот напрямую поговорил с Иггдрасилем – все бесполезно, никакого эффекта. Богу, вроде бы, нравилась эта ветвь, он испытывал к ней уважение. И только. Что получается? Агнета послала его за обычной палкой? Это было маловероятно, она ничего не делает без цели, за тем, что не имеет силы, она гоняться не станет. Просто хотела отослать его подальше из Новой Зеландии? Тоже не очень верилось, до сих пор там не произошло ничего особенного – вряд ли следовало бояться, что он помешает убийству Евы, а недавнее превращение Эксла в женщину, о котором Эндерсу сообщили после того, как младший братик вернул себе свое тело (даже не сфотографировали, что это была за шлюшка!) было удивительным для всех, подобное предсказать не мог никто и это никак не было связано с матерью. Ну и в любом случае Браги в этой ситуации не мог бы ничего сделать, в итоге же справились там без палки. Эндерс прекрасно понимал, что он не настолько мощный бог, чтобы Агнета его опасалась, потому решила держать подальше от себя. Нет, все это не то. Оставалось одно объяснение – то, что он предположил по пути сюда: все это затевалось для личного господства Агнеты, Иггдрасиль будет особым исключительно в руках Фрейи: наверное, это разумно, древо жизни может помогать богине плодородия, ради себя она и старалась, цинично используя всех, кого только могла. Ну, если повезет, то еще Один чего-то может добиться от этой ветки, все-таки он Всеотец… А киви-то отрезал огромную толстую ветвь! Старался, как всегда, для всех, надеясь, что это будет полезно всей семье. Ощущение, что его, и как Эндерса, и как Браги, просто использовали, жгло изнутри. Все-таки опять! Он тут морозит себе яйца и едва не был убит вампирами – все ради вещи, которая сделает могущественным кого-то другого! Притом даже вряд ли это поможет Экслу-Одину. Агнета стравливает братьев, собственных сыновей, между собой, использует тех, кого можно, убивает любого, кто ей мешает… И почему он ей поверил? Почему с ней Браги не ощутил лжи?! Или он слишком хотел верить в хорошее, чтобы замечать очевидное?! Слишком уцепился за то, что мать когда-то была именно матерью? Когда он наконец поймет, что в их божественности никогда не будет ничего хорошего, это проклятие почище того, с которым имеет дело ирландец! Кстати, Митчелл пропал, давно не пишет и не звонит… Правда, какое-то время киви был вне зоны действия сети, но это длилось не так и долго, за это время звонки не проходили, конечно, но и никаких сообщений от ирландца не было. Эндерс почувствовал досаду еще и от того, что вернется домой он, даже не заполучив друга. Никаких чертовых плюсов от этой дерьмовой поездки! Будет удачей, если он ничего не потеряет при этом (так что Джонсон мог только радоваться преданности Дон делу и готовности работать с новыми клиентами – это его страховка, если она доведет эти контракты до прибыли, то ей по праву полагается вознаграждение!). Агнета, богиня достатка, сколотившая состояние, не делала ничего, чтобы помочь бизнесу детей… В этом настроении киви и взялся просматривать билеты, для начала в Бристоль. Конечно, он бы предпочел махнуть если не вновь в Париж, то в Вену или Рим, Карл наверняка будет не против приехать туда, можно будет пересечься в более приятном месте, чем небольшой английский городок. Вот только Митч – нет, он явно любит свой Бристоль, а теперь, в этой его новой странной привязанности к неизвестной бабе ирландец честно погубит себя, искренне пытаясь спасти всех вокруг. Ни капли логики в этом действии не было, но Эндерс доверял тому, что ощутил Браги, а потому собирался вытащить Митчелла из той новой задницы, в которую тот угодил. А Джонсон был почти уверен, что угодил. Ну или, на худой конец, Эндерс собирался хотя бы убедиться, что этот дурак счастлив с дурнушкой-врачом, пусть себе остается тут и спит с ней, зажмуривая глаза, киви готов время от времени ему по телефону внушать, что он не просто не хочет выпить эту страхолюдину, но даже искренне привязан к ней, любовь ведь, как известно, очень зла… А может, Джонсон просто не любил незаконченные дела и неисполнения данного слова? Опять слово – то, что так важно для Браги, что составляет его самого. Неважно, проговорил он предложение отправиться с ним по пьяни, поддаваясь эмоциям или всерьез рассчитывая получить друга, но слово было сказано, и теперь Эндерс не мог от него отказаться, это было частью его. И ныне надо было вернуться и вновь определиться, исполнять это слово или он полностью от этого освобожден. Вот потому киви и смотрел билеты. Разумеется, прямых рейсов в Бристоль не было, а делать пересадки киви не хотел, потому он решил взять билет до Лондона, решив, что там и определится, как ему лучше поступить, оттуда доехать до «вампирской столицы» труда не составит, достаточно и такси, и поездов, и других рейсов. Оставался вопрос с палкой. Соблазн отправить ее напрямую в Окленд был очень велик, однако, коротко обдумав эту идею, Эндерс решил, что не хочет, чтобы проклятая деревяшка потерялась по дороге или раньше времени попала в руки матери – нет уж, он вправе получить свои аплодисменты за все сделанное! А может быть, и свою долю власти: он не собирался так просто делать Фрейю могущественной, ей придется поделиться властью или оставить все это Одину и его братьям, пусть объяснит, в чем сила Иггдрасиля – только тогда можно передать эту ветку. И может быть, вовсе не Агнете. Киви оформил документы, вновь забронировал тот же люкс в отеле и написал вампирам, что в скором времени вновь будет в городе, потому готов встретиться с любой целью, даже просто посидеть в баре, если они не надумали уезжать. Карл ответил немедленно – что будет рад увидеться и готов встретить в аэропорту, если нужно, пусть только сообщит номер и время рейса. Митчелл не ответил… Что это могло значить? Ирландец не хочет с ним общаться? Но он вроде бы не был ни на что обижен, Джонсон не заставлял его уезжать, не вмешивался в его жизнь. Правда, и не помог в схватке с Херриком, но после той драки Митч писал киви, они говорили по телефону, вроде бы вполне дружески, замолчал он уже после. И это заставляло думать, что что-то случилось, что-то очень неприятное, что мешает ответить… Это было не свойственно Эндерсу, разве что если дело касалось семьи, но сейчас он волновался за постороннего человека. Странный парень, вампир, избегающий крови, убивший сотни людей, но оберегающий друзей… Не может ведь быть, чтобы он был убит! Кровососы ведь бессмертны! Ну убьют и выпьют кровь у десятка девственниц или как у них это заведено? Вон последний раз Митчу хватило нескольких глотков, чтобы срастить ребро. Эндерс был достаточно эгоистичен, чтобы не считать чужие жизни, он цинично рассуждал, что жизнь ирландца ценнее. Если ему нужно для выживания кого-то там убить, пусть убивает! Сколько бы вампирам не было нужно, они получают свое и восстанавливаются как новенькие, так ведь? Тогда почему Митчелл молчит? Он справился с Херриком, все было в прошлом, так что же случилось теперь? Бля, во что вляпался этот парень, увлекшись странной врачихой?! Что там за женщина? Вот не зря Браги что-то не нравится во всей этой «любви», она несет не счастье, а опасность – и если бы только знать, какую… Нет, Митча надо срочно вытаскивать из Бристоля, пусть даже силой… если только он жив… *** Свидание с сидром вышло не очень удачным – врач пыталась добиться разговорчивости, хотела узнать подробнее, почему он довольствуется работой санитара, чем он увлекается… Все вроде бы совершенно естественно, на его вопрос, зачем ей это знать, Люси резонно заметила, что так ведь всегда делают, стараясь лучше узнать друг друга. Да, все естественно. Но Митчелл чувствовал одну лишь досаду: он не мог быть с ней откровенным, она нравилась ему, но одновременно он не испытывал ничего более, сам не желая ее расспрашивать как объект полового интереса, он не хотел и делиться чем-то о себе, как не желал придумывать и обманывать – если уж рассказывать про себя, то сразу всю правду, но такое не делается на первом свидании. Да и страх сорваться тоже никуда не уходил, а как он может давать надежду на какие-то отношения, если не уверен в том, что не вцепится в горло возлюбленной?! В итоге нормального разговора не сложилось, их встреча не напоминала свидание, это было больше похоже на попытку какого-то собеседования. Джон проводили женщину до ее квартиры, скомканно извинился, не зная, что еще сказать на ее законную злость и обиду, поскольку она чувствовала себя неуместно и глупо, настойчиво предлагая себя и это свидание, а Митчу оставалось только стиснуть зубы и уйти, досадуя на то, что все летит под откос, ему не стоит надеяться на изменение своей жизни. Впрочем, кое-что положительное вскоре случилось. Так, само собой пришло решение проблемы со стороны общины, и оно было ожидаемым после всех разговоров с Карлом и всех его доводов – появился новый глава. Он сразу же заявил о себе, не только тем, что хорошо известное ирландцу здание открылось, но, в числе прочего, пожелав встретиться с Митчеллом, просто за пивом в баре. - Ты не вернешься? – спросил Кэмпбелл после короткого приветствия. – Никто более не будет от тебя ничего требовать, но ты можешь рассчитывать на нашу поддержку. Похоронное бюро вновь работает, это было отличным прикрытием. Правда, вербовки будут не частыми, больше никаких попыток сколотить армию. - Я рад, что вы успели вовремя остановиться. Те, кто творили зверства, я надеюсь, будут наказаны или хотя бы приструнены? - За это можешь быть спокоен. - Отлично. Значит, община выбрала тебя? – догадался Джон. - Община и… «Древние», от них приходил посыльный. Я всех устраиваю, - объяснил собеседник. – В клане знают, что я не стану никому мешать, хотя и не позволю больше творить беззаконие. А «Старикам» нужен тот, кто будет отвечать за порядок здесь, кто будет делать черную работу и обеспечивать им спокойную жизнь. Митч только хмыкнул, посмеиваясь над собой – ведь и Карл, и даже Эндерс, плохо знающий их жизнь, предсказывали, что так будет. - Я могу быть тем мостиком, который связывает нас и людей, - продолжал Кэмпбелл, - при этом я не претендую на единое господство, как Херрик, не пытаюсь помешать жизни тех из нас, кто выбрал другой путь, как ты, не угрожаю безопасному существованию никому из старичков, которым не нужны революции. Кроме того… я говорил с начальником полиции и сумел найти нужный подход, что понравилось «Древним». В итоге это стало решающим для всех, всем нравится спокойствие. - И каков теперь уговор? - Почти неизменен: нам, разумеется, отдают все отбросы общества, денежную ставку за молчание оставили той же, по счастью, так что нам хватает процентного дохода от вложений. А также от нас порой будут просить исполнить… то, что начальник полиции назвал грязной работенкой, хотя я бы это назвал негласной казнью: они хотят, чтобы мы расправлялись с теми, кого оправдал суд. Так, для начала я взялся убрать педофила, который умудряется избежать наказания, после это могут быть подобные же личности – рецидивисты, мерзавцы с отличными адвокатами и прочие лица, мешающие полиции и городу. - Взаимная выгода? - Вроде того. Мы подчищаем за ними, они за нами, если вдруг наше похоронное бюро не успело, мы стараемся не высовываться, они не дают ход смертям всех тех, кто мешает порядку в городе. Митчелл кивнул, несколько удивленный. Нельзя сказать, что ему нравилось подобное условие – убийство остается убийством, сам Джон, окажись он на месте Кэмпбелла, не мог бы пойти на такое. Но он не мог и не признать, что определенная честность в этом есть: полиция закрывает глаза на преступления, однако это будут убийства только тех, кто и так в тягость обществу, а порой еще и угрожает безопасности добропорядочных людей. Вновь выходило, что Карл был во всем прав и предвидел все в точности: глава полиции умел обратить ситуацию к собственной выгоде, учитывая, что он при этом еще и получал деньги за свое и своих людей молчание. - Так ты не хочешь вернуться? – вновь повторил вопрос новый глава клана. – Мы все понимаем твои желания и, я даю тебе слово, никто не станет на тебя давить. Согласись, новые условия… - Все равно не для меня, - прервал его Джон. – Я понимаю, что это… благороднее, чем нападать на почтенных матерей или юных влюбленных, это лучше даже, чем «снимать» кого-то в баре. Но я не хочу никаких убийств, я отказался от крови вообще. И раз уж ты об этом заговорил, я бы хотел обозначить позицию четко. Я предпочел бы, чтобы меня не соблазняли ничем подобным. Твои слова о не-давлении на меня, значат ли они, что так считают все? Я могу быть уверен, что клан вновь не будет против меня? - Нет, можешь не беспокоиться. Не знаю, как насчет «Древних», хотя вроде бы они не возражали, а наши тем более приняли твое право жить, как ты пожелаешь, постепенно все поняли то, что ты пытался нам объяснить на собрании. Да, и если тебе это важно, то твоего волка тоже никто не тронет. - Хорошо, тогда я останусь при своем выборе. Я очень тебе признателен за это решение, но я не хочу никакого напоминания о прошлой жизни. Кэмпбелл помолчал. - Но, надеюсь, ты понимаешь, что моя благотворительность конечна? – осторожно заметил. – Я хочу сказать, что, при всем моем уважении к тебе, община занимается делами своих членов… - Ты хочешь сказать, что, если я сорвусь, убирать за мной не будут, в бюро мне лучше не звонить? – ухмыльнулся Митчелл, прерывая неуклюжие попытки Кэмпбелла – все-таки он не смел резко разговаривать с тем, кто до сих пор был для него легендой, но при этом, встав на место лидера клана, должен был уметь отстаивать их интересы и проявлять твердость, а если он будет делать исключения, то все члены общины будут думать, что и они могут рассчитывать на прощение каких-то проступков. - Ну не то что мы не поможем… не подумай, что я отказываю тебе, - осторожно ответил новый глава, все еще не в силах перебороть себя и чего-то требовать от Большого Злого Джона. – Но ты же понимаешь… если ты не в клане… - Не беспокойся, я все это прекрасно понимаю, - без капли злости отчеканил Митч, чтобы сразу во всем разобраться, - за мной не нужно убираться, и твое ограничение даже мне на руку, потому что тем более не позволяет мне срываться. Спасибо, что принимаешь мой выбор! И удачи тебе, я рад, что ты смог всех объединить! Кэмпбелл польщенно кивнул, и теперь ирландец был спокоен – они договорились, он получил главное, то есть свою безопасность и друзей. Он не переживал, что во многом это может выглядеть как изгнание, напротив, как он и сказал, даже лучше, если он не сможет обращаться к клану, когда последний раз он это сделал, обратив Лорен, то после ни раз об этом пожалел. Нет, чем дальше он от общины, тем лучше, зная, что ему не на кого рассчитывать, кроме себя, он будет вынужден жестче себя контролировать. Митчелл был уверен в своем решении и не хотел обманываться мнимой красивой картинкой: никакие убийства не помогут, пусть и во имя закона и спокойствия города – они все равно будут убийствами. Они немного помогают договориться с совестью, но он уже проходил через это, когда запретил себе нападать на кого-то, кроме бандитов или бездомных, решая, чьи жизни ценнее. Подобные решения ничего не меняют, да и опьяненный после крови он мог после напасть на кого угодно, так что подобные оправдания – сродни договору наркомана, который думает, что если уменьшить дозу или поменять одни средства на другие, то все сразу изменится. Единственный способ – путь Карла – то есть искоренять жажду полностью, не позволять себе ни капли крови. А это возможно только рядом с любимыми и друзьями, лишь это дорога может его куда-то привести. С дружбой сейчас было непросто. Карл не нуждался в нем и в скором времени собирался уехать, Эндерс тем более тут будет разве что проездом, Энни ушла… Джордж тоже больше не был тем, кто нуждался в Митчелле, совершенно не понимая, насколько в этом нуждается вампир, но при этом друг столь же упорно говорил о новой работе и о семье с новой девушкой, даже о готовности удочерить ее ребенка. Все это было поспешно и глупо, может быть, но это намерение заставило ирландца задуматься о том, чтобы все-таки самому попытаться выстроить отношения. Митчелл понимал, что глупо надеяться на любовь на века. Стоит ли не очень длительный роман, скажем, лет на пять, того, чтобы все это затевать? Нет, не для него, для него и год** свободы с Джози был счастьем, да что там, для него каждый день без крови был достижением. Но ныне у него были надежды на помощь от Эндерса – пусть не очень твердые, у него не было никаких обещаний, однако все-таки это было, как до того он уже смог удержаться от крови более восьми лет. Так можно ли портить жизнь женщины, вмешиваясь без обязательств, просить помочь за то лишь, что он будет ее целовать? Каков его вклад будет в эти отношения? Джози увлеклась им, она сразу знала правду о нем и хотела помочь. С Люси все совсем не так, он не может не думать о ее интересах. Что он может привнести в ее жизнь, чтобы его вмешательство было оправданным? Митч помнил, как мельком коснулся этого в разговоре с киви, мнение новозеландца было эгоистичным, он говорил о том, что каждый вправе думать о себе и беспокоиться о том, что ему необходимо. Джону хотелось бы думать схожим образом, хотелось верить, что он заслужил немного счастья и любви, что, наконец, если человек с ним счастлив, то это уже оправдывает то, что они вместе, а надоест – разойдутся. Но выбросить из этого уравнения Люси он не мог: да, она не была красавицей, она была просто хорошей милой женщиной, пока, кажется, не очень успешной и счастливой, а человеческая жизнь – и вампир это знал отлично – слишком коротка, чтобы тратить ее на помощь серийным убийцам. Вместо этого врач может встретить приятного достойного мужчину, тратить свои вечера на кофе и сидр с ним, обсуждать с ним неудачи на работе и отмечать успехи, потом они заведут ребенка или нескольких – спокойная, приятная, достойная человеческая жизнь. Можно ли лишать Люси всего этого ради собственного счастья, ради еще нескольких лет ощущения жизни, пользуясь тем, что она сама этого вроде бы хочет? Пока ответа по-прежнему не было, хотя бы потому, что женщина не знала о важной части этих отношений – о его вампирской сущности. Люси может надеяться когда-то построить с ним семью, не понимая, что этого не будет никогда, ее желания строятся на его молчании, если она узнает правду, то может не пожелать даже разговаривать с ним. И все равно постепенно Митч склонялся к тому, что это совсем неплохой вариант: он не может себе позволить раскидываться возможностями, для него каждая – на вес золота, Эндерс же может влиять по телефону, незачем следовать за ним в Новую Зеландию, надо только с ним помириться. Люси вроде бы обижалась на ирландца за его поведение, но одновременно не вычеркивала его из своей жизни, она будто бы давала ему шанс извиниться, она была готова, кажется, сделать вторую попытку. Неужели он ей все-таки понравился? Дело, конечно, не во внешности, он знал, что выглядит привлекательно, пусть давно и не видел своих отражений, но их общение было слишком ограниченным, чтобы увлечься им. В итоге Митчелл все чаще вспоминал Джози и думал о том, что заслужил хотя бы попытку прийти к счастью… Разумеется, все это может быть при условии раскрытия правды, скрывать что-то, как Джордж, вампир не хотел. Пусть лучше они разойдутся навсегда, чем он будет обманывать женщину. Хотя раскрывать такое надо осторожно, чтобы не напугать, надо дать ей понять, что она вне опасности. Так и получилось, что ирландец решился, сделал следующий шаг – предложил Люси в качестве извинения задать ему любые вопросы при встрече. Та помедлила, обдумала и… пригласила его на ужин. И все вновь пошло не так. Для начала то, что он обнаружил дома Херрика.