To Crouch [К Краучу/Пресмыкаться]

…отличаются бледным цветом кожи. Наиболее древние возгораются при контакте с прямыми солнечными лучами, посему предпочитают ночной образ жизни. Молодые вампиры не страшатся солнца и составляют бóльшую опасность в связи с неутолимым чувством голода и беспрепятственным проникновением в людские общества. Вампиры могут обходиться без сна длительное время, вернее, сон для них не характерен совсем, но присуще впадение в состояние длительной регенерации, сходной с анабиозом и длящейся от нескольких десятков лет до тысячелетия. Больше всего вампиры остерегаются серебра, сосновой древесины и чеснока… Книга немного опустилась, позволяя Барти незаметно выглянуть из-под нее. Гостиная Рейвенкло не отличалась новыми деталями — такая же полупустая, сине-голубая и тихая. Объект наблюдения не сдвигался с места, больше получаса переписывая черновое эссе про боггартов на чистый лист. Барти уже закончил свое, но, случайно открыв учебник на одной из последних страниц, заинтересовался главой о вампиризме. И с этой роковой секунды поведение Женевьевы Старки, безобидное раньше, вдруг вызвало тьму подозрений. За эту неделю он ни разу не видел, чтобы она ела. Сам Барти, несмотря на плотное расписание, не пропускал ни одной трапезы, но Женевьева либо ограничивалась кофе, либо ее вовсе не было в Большом зале. Она стала бледнее, чем в прошлом году, и изможденнее, хотя посещала всего два или три дополнительных предмета. Регулус тоже оставался бледным и уставшим, его часто клонило в сон на уроках или в перерывах, однако за Женевьевой такое не замечалось. «Я знаю, кто ты» — Барти вновь прикрылся учебником. Теория крепла с каждым прочитанным абзацем, коих для третьекурсников написали не так уж и много. Некоторые факты Барти притягивал за уши, но это не мешало невероятно гордости за свои непризнанные гениальность и индукцию. Расследование требовало дополнительных наблюдений. На которое у Барти катастрофически не хватало времени. Через несколько дней, окончательно все обдумав, он как раз собирался поделиться сформулированной теорией с Уолтом, когда она рассыпалась на пух и прах. В перерыве между историей магии и теоретическим уроком астрономии Барти заскочил перекусить в Большой зал и увидел за столом Женевьеву, вполне себе обедающую. — Что это ты ешь? — сев напротив, он недоверчиво всмотрелся в тарелку супа, будто в него могли подлить человеческой крови. Короткие внеурочные беседы между ними пересчитывались по пальцам одной руки: она удивленно вскинула голову, и распополамленная черная челка съехала обратно на глаза. — Да так, суп, — Женевьева вернулась к еде. Барти заметил, что ложка в мелко подрагивающей руке отодвигает всю суповую гущу, зачерпывая один бульон. — Суп, — повторил Барти и придвинул к себе чашу ирландского чаудера. — Хороший выбор. Поперхнувшись, она покраснела до корней волос. Полускомканная салфетка быстро промокнула губа, и через мгновение место напротив Барти опустело. Он попробовал самый обычный на вкус рыбный суп — никакой крови. Остаток обеда методично, ложка за ложкой еда исчезала в его рту, в то время как глаза невидяще сверлили полупустую тарелку оставшейся гущи. «Не могу сказать, что это считается за еду» — рассудил он, — «Наверняка это было прикрытием, и она сбежала в туалет…» Уроков было так много, что на собрания Дуэльного клуба он притаскивался — другого слова не подобрать — еле живым. Мысли сонливо путались, реакция оставляля желать лучшего — два из трех сражений продулись им за пять минут. Профессор Блэк, перенявший кураторство, пребывал от этого далеко не в восторге. — Прошлый преподаватель оставил в ящике стола краткий отзыв о каждом курсе, — палочка в длинных пальцах, похожих на белых пауков, быстро вращалась. — И вы, мистер Крауч, были отмечены, как выдающийся ученик. К сожалению, пока этого незаметно. Сердце слабо трепыхнулось от косвенного упоминания Беллами — надо же, все-таки выделила его — и заглохло. Не будь Блэк в два раза старше, он бы огрызнулся. Но приходилось терпеть и «удрученно» кивать, уповая на милость старшего: может, хоть так его не попрут из клуба. Уходить из единственного места, где разрешалось законно срывать злость на манекенах и партнерах по дуэли, не хотелось. Через три недели Барти добровольно покинул клуб астрономии, не без едких комментариев Синистры, перешедшей на шестой курс. От прежнего состава, какой встретил его на первом курсе, осталось не так много человек, и острее всего ощущалась потеря Ваниллы, бросившей клуб ради подготовки к ЖАБА. Астрономия не входила в круг интересов, непосредственно касавшихся ее будущей карьеры, и Барти вынужденно не мог с ней не согласиться. Встретив ее в библиотеке, он тихо поинтересовался, чем она собирается заняться после школы. — Хочу стать моделью, — она мечтательно улыбнулась, а ее подружка, прыснув, подкатила глаза. — Слышал, зимой Сильвестр Уайт выпускает коллекцию одежды? Как жаль, что я не смогу попасть на показ! Барти что-то промямлил и вернулся к секции Опасных существ: вампиры сами себя не изучат. На самом деле вопрос работы немного волновал его уже сейчас, на третьем курсе. Ни одна из бывших мечт не вписывалась в концепцию «идеальной карьеры» по версии отца, хотя изучение всех предметов, предлагаемых Хогвартсом, открывало любые дороги и перспективы. Поход по семейным стопам в отдел Магического Правопорядка не казался привлекательным — скучнее вещи Барти еще не слышал, но не мог предложить ничего равнозначного. Аврор, ликвидатор заклятий, изобретатель заклинаний, астроном, магический архитектор — все звучало сколько захватывающим, столько же и недостойным для образцовых Краучей занятием. Прошерстив половину справочников и пособий, Барти извлек с самой верхней полки талмуд «Вампиры нашей эры. Распознай и уничтожь». Приставная лестница под ним покачивалась, грозясь завалиться на бок, и страх высоты поддушивал его и кричал в уши поскорее спускаться. Маленький квадратный стол на одного человека, спрятавшийся в темном углу, отлично подходил для чтения столь мрачной книжонки. «…темный цвет радужек, отливающий алым при длительных голоданиях…» Барти не помнил, какой цвет глаз у Женевьевы. «…Стремительное исхудание объясняется переходом на низкоэнергетическую диету. Вампиры способны извлекать из крови жизненную силу в ее первозданном виде. Кровь волшебников ценится ими больше, так как магия насыщает гораздо сильнее, чем простая кровь. И все же вампиры не рискуют связываться со взрослыми волшебниками, так как часть из нас (особенно прочитавшие данное пособие) способны без труда справиться…» За половину сентября Женевьева и правда немного похудела. А может, Барти и его замылившемуся взгляду так показалось. Но то, что потенциальный вампир жил среди более чем трехсот несовершеннолетних волшебников, которым запрещалось колдовать (а значит, и защищаться) в коридорах… Для кормежки не сыскать лучшего места! Правда, им не учлось, что пока никто из студентов не пострадал — хотя откуда ему было знать, обращался кто-то в лазарет или нет? «…Кожа всегда холодна. Медленный метаболизм не позволяет тратить ресурсы на нагрев тела, но вамиры не испытывают холода — как и боли…» «Надо проверить ее глаза» — решил он, и как назло не пересекался с Женевьевой на достаточно близком расстоянии еще несколько дней, до ночного урока астрономии. — Заканчиваем карту Девы, побыстрее, — профессор Бернард погнала третьекурсников к телескопам, стоило им взойти на башню. — Время на исходе, скоро созвездие пропадет. Кто не успеет — задам дополнительное эссе. Барти пробрали мурашки от мыслей о дополнительной работе, поэтому он со скоростью света расчехлил свой телескоп и присоединил его к стойке. Карта была закончена на восемьдесят процентов, нуждаясь лишь в нескольких финальных штрихах. Глаз приник к окуляру и быстро нашел Спику, самую яркую звезду Девы. На карте от нее тянулись четкие, геометрически точные линии с числовыми подписями углов. Не глядя, он занес руку над пергаментом и чуть не поставил кляксу, когда его неловко постучали пальцем по плечу. Рыкнувший Барти отлип от телескопа и столкнулся взглядом с Женевьевой, сцепившей пальцы за спиной. Густая челка закрывала ее глаза. — Что тебе? —сразу собрался он. — Ты не мог бы, — она украдкой оглянулась на Бернард, коршуном снующую между учениками, — поделиться телескопом? Я забыла свой. Если и эту карту не закончу, она убьет меня… — Конечно, — он сдвинулся и легко освободил место под второй пергамент. — Без проблем. Им разрешали работать в парах, но Барти не любил командую работу. В другой день он бы послал Женевьеву мириться с Ванессой или приставать с просьбами о благотворительности к Виолетте, но им руководила миссия по пресечке массового кровопролития. Женевьева долго перенастраивала телескоп под свое зрение и выискивала незаконченное на карте место. Заглянув в нее, Барти увидел, что там не было и половины всего, что он отметил у себя. Распущенные волосы прикрывали белое пятно, но он и так видел, что с прежней скоростью она отнимет у него все время для личных доработок. — Эй, — нагнувшись, он остановился в десяти дюймах от выглядывающего из прядей уха. — Возьми мою карту, перерисуй. Мы так не успеем. Нехотя она отпустила рукоятку и поджала губы, сравнивая свою и чужую работы. — Ладно, — уступила она. «Будто у тебя выбор есть» — Барти сдержал самодовольный смешок. Несколько минут он возвращал телескоп к исходным настройкам, еще несколько искал нужные скопления звезд и их названия в учебнике. По привычке не глядя взял перо и обмакнул в чернильницу, собираясь поставить точку в новом месте, но ребро ладони наткнулось на что-то мягкое. И холодное, как лед. Женевьева отдернула руку, которой придерживала сворачивающийся угол пергамента, и виновато потупила взгляд. Барти ошарашенно выронил перо и потрогал свою кожу, не веря, что чье-то тело может опускаться до таких низких темератур. — Почему у тебя такие холодные руки? — он не осмелился коснуться их снова ради проверки, не показалось ли ему, но призрак холода и спустя время морозил кожу. — Здесь холодно, — отвернувшись, она натянула рукава до кончиков пальцев. — Разве тебе нет? — Да как-то нет… Сердце часто забилось. Если удастся засечь красный блеск в глазах — все, можно идти сразу к Дамблдору. Он ненатурально пригнулся и попытался заглянуть под челку, но в ночи цвет радужек не определялся. — Что не так? — она непонимающе нахмурилась и уткнулась в свою работу. Звякнул транспортир. — Все так, — поведя плечом, он пододвинул свой пергамент и сделал подпись. К концу урока уверенность, что и он, и она все успеют, переполняла его. К несчастью, с незаметностью лунного тельца профессор Бернард прошла за их спины и долгое время наблюдала за бесстыдным списыванием Женевьевы. — Минус пять очков с обоих, — она вырвала оба пергамента. Перо Барти оставило поперек чертежа длинную черную полосу. — К вечеру пятницы жду эссе о Порриме с вас, — она хлопнула Барти по плечу. — И о скоплениях галактик вокруг Девы с вас, — Женевьева согнулась от могучего хлопка. — А потом вы весело проведете время на отработеке. Списывание наносит юным умам громаднейший вред. — Чтоб тебя, — сквозь зубы процедил Барти, когда женщина ушла собирать другие работы. — Сраная карга. — Прости, — в страхе Женевьева подобрала сумку с пола и сбежала от его злости на нижнюю площадку. Ярость захлестнула его, залив глаза красной краской. На грани взрыва он был готов сорвать свой телескоп со стойки и швырнуть его в бесстекольное окно, но сохраненные остатки разума напоминали о ценности материальных вещей. Ни эссе, ни отработка не вписывались в планы никоим образом, и теперь ему предстояло экстренно учиться туда впихивать невпихиваемое. Штрафная работа писалось на уроке истории магии — все равно профессор Бинс не следил, чем занимались ученики, хотя Барти раздражало, что приходится заниматься астрономией вместо ведения конспекта по истории. Он знал базовые вещи о двойной звезде Порриме, но хотел добавить немного дополнительного материала — утереть Бернард нос. На коленях под партой лежала книга по древней магии средиземноморья, и там Поррима значилась, как одна из великих прорицательниц. Ее полустертая иллюстрация была довольно миленькой, и Барти поймал себя на том, что чуть не вырвал страницу для собственного пользования. Все-таки порча школьного, особенно библиотечного, имущества оставалась для него табу — даже во имя краткого отвлечения от навалившихся проблем. Большинство предметов, как базовых, так и дополнительных, в школе преподавали женщины, рядом с которыми Барти чувствовал себя спокойно. Привычные Слизнорт и Флитвик тоже не вызывали в нем чувства опасности, а с чудаковатым Кеттлберном вполне можно было мириться и сосуществовать. Но необъяснимый дискомфорт, окутывавший его при встречах с профессором Блэка, не мог проходить незамеченным — и Барти боялся, что он может перекинуться на других людей в будущем. В своих мыслях он называл их именно «людьми», всячески избегая слова «мужчины». — Пошли, — в день отработки буркнул он Женевьеве, сидящей в углу гостиной. — Уже почти семь. Она молча встала и отложила учебник о магических существах. По дороге в Астрономическую башню они не сказали друг другу ни слова: у решетчатой двери Барти и забыл, что идет не один. Скрипнув петлями, он вошел первым, и только потом спохватился об обязанности пропустить даму вперед. Женевьева ничего не сказала, и Барти, в который раз предавшийся беспочвенному раздражению, проигнорировал неловкость. Бернард за письменным столом проверяла работы их класса. Не отрываясь от сверки чьей-то корявой карты со своей, она сказала: — Оценка за эти эссе пойдет вместо оценки за карту. Ваше задание на вечер — почистить телескопы: Крауч — верхний ряд, Старки — нижний. Уйдете, как закончите. — Понятно, — Барти положил свиток на край стола. Уголок больно прошелся по подушечке пальца, разрезая ее до крови. — Ох… Оторопев на секунду, он резко перевел взгляд с выступивших багровых капель на Женевьеву. Та тоже смотрела на палец, глаза неопределенного цвета округлились в неясной эмоции. «Чует кровь» — Барти сдержал ухмылку и зажал порез другим пальцем. За чисткой телескопов он придумывал, как проверить ее чувство боли, но счел каждую идею негуманной. К тому же Женевьева наверняка смогла бы симулировать правдоподобную реакцию — слишком долго прожила в теле человека. Дни летели, как в страшном сне. В двадцатых числах сентября на защите от Темных сил третьекурсники перешли к изучению болотных фонариков. Блэк не припас для них живого экземпляра, так что они отрабатывали технику защиты на маленьком манекене, мечущемуся по кабинету по замысловатой прыжкообразной траектории. Утром Барти провалился на зельеварении, да и в нумерологических рассчетах хватало ошибок, чтобы разозлиться как следует. Когда до него дошла очередь, он собрал макмимум внутренних силы и послал настолько мощное проклятие, что манекен разлетелся на мелкие кусочки. — Да уж, — покачав головой, профессор призвал из кладовки новый манекен. — Винсент, вы следующий… Барти засунул палочку в карман и быстро отошел к группе справившихся с заданием. Сегодня, во многом благодаря пасмурному настроению, он не страшился Блэка — только злился на него и его маску хорошего преподавателя. Возможно, это было начало, тронувшийся лед разрешения внутреннего клубка душевных проблем. По крайней мере, он на это надеялся. — Что с лицом? — Пандора, сидевшая на стуле боком, оттянула пальцами нижние веки и скорчила ужасно недовольную гримасу. — Ты спишь вообще? — Нет, — с размаху он сел на стул, который оказался задвинут за парту, и больно ударился копчиком о пол. — СРАНЫЙ МЕРЛИН! — Оно и видно, — Пандора извинительно сложила руки для профессора Блэка, и тот не вычел с них баллов за ругань. — Помочь? Вечно ты валяешься, когда я неподалеку. — Иди ты, — Барти, отряхиваясь и потирая спину, встал, выдвинул стул и сел, как подобает. — С таким отношением скоро с тобой никто не будет дружить. — Буду иметь ввиду. В последнее время он правда маловато спал — из-за уроков —, а если ему что-то снилось, то сны эти были беспокойными и выматывали больше, чем действительность. Пандора цокнула языком и ушла, громко шаркнув стулом. Остаток урока Барти провел, положив голову на руки и пачкая слюной рукава. Гомон на заднем плане способствовал быстрому засыпанию: мысли вплетались в его светлый паттерн и уносились далеко от мрачных образов. Он проспал звонок, никто даже не потрудился толкнуть его. Оторвавшееся от парты лицо с отпечатком шва оглядело пустой кабинет и закрытую дверь. Профессор Блэк занимался починкой какого-то сложного механизма. С комом в горле Барти встал и попятился к выходу, но тот окликнул его: — Подождите, мистер Крауч. Я хочу с вами поговорить. «Хочу». Фыркнув, Барти грубо бросил сумку на парту. — Это по поводу клуба, да? Хотите меня вышвырнуть? — вопросы звучали обвинительно, но в глубине души он занял стойко оборонительную позицию. — И да, и нет, — Блэк вставил в хрупкую конструкцию одну деталь и замер, пока качание не успокоилось. — Вышвыривать, как вы выразились, я точно никого не собираюсь. — Тогда что вам нужно? Он прикрыл глаза, явно призывая себя к умиротворению. А, открыв, показал, что они такие же умные, серьезные и серо-голубые, как у Регулуса. — У вас все хорошо? — посмотрев на него, Блэк вернулся к прибору. Кажется, это был какой-то детектор вредоносной магии. — Да. Спасибо, что поинтересовались, — Барти начал конкретно закипать от бесполезности разговора. Вместо этого он мог бы, скажем, побежать на следующий предмет. — Простите, но мне надо на заклинания. — Вообще-то, на маггловедение. Урок давно закончился, а преподаватель уведомлена о вашем местонахождении. Барти обратил внимание на положение солнца за окном. Судя по всему, близился ужин. «Черт, еще одна отработка!» — подумал он, — «Придется давить на жалость, чтобы Флетчли оставила меня в покое!». — Не хотите чаю? — задал Блэк самый неуместный по мнению Барти вопрос. — Что? — он удивленно приподнял брови. Рука крепко держалась за ремешок сумки и готовилась стащить ее с парты. — Чай, — терпеливо повторил Блэк. — Забудьте о маггловедении — я сказал, что вы помогаете мне с подготовкой к следующему уроку. — Спасибо, — в смятении Барти шагнул назад. — Не нужно чая. Мне пора. «Что ему от меня нужно? С чего бы ему выгораживать меня перед другими профессорами?» — пятясь, задавался он лихорадочными вопросами. — Подождите, — заметив это, Блэк привстал, а Барти ускорился. — Я хотел обсудить с вами вашу нагрузку… Добравшись до двери, Барти дернул ручку. Та оказалась заперта. — …Может, я смогу поговорить с вашими ро… — Выпустите меня, — дергавшие ручку руки покрылись бисеринками пота. Оглядываться не давал страх столкнуться с высоким, сильным и опасным Блэком нос к носу. — ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ! Неподдающаяся дверь вслеляла панику сродни той, что обуяла его в тот день. Обернувшись со скрежетом в суставах, Барти увидел, что профессор Блэк так и стоял темной фигурой рядом со своим столом в противоположном конце кабинета. Обескураженно он взмахнул палочкой, и дверь распахнулась, а Барти вывалился в коридор. В глазах чернели каемки, и еще хуже стало, когда он добрался до туалета и заперся в дальней кабинке. Голова разболелась от борьбы с накладывающимися один на другой неприятными картинками и неоновыми вспышками. Показываться в таком ужасном состоянии людям он не мог, а благодяря Блэку дополнительно надо было придумать для друзей (тех, что прощали ему его негатив), чем он занимался вместо маггловедения. — Распределяли по клеткам пикси, — сказал он через час за ужином. — Ага, ври дальше, — Пандора запихнула в рот большую ложку картофельного пюре. — Фсе вители, как ты дрых. Ему просто стало тебя жалко. — Тебе тоже, — Уолт поучительно покачал вилкой с наколотым куском мяса. — Первая запретила его будить. Знаешь, что сказала? — кивнул он Барти и процитировал девиз школы: — «Не тыкай в глаз спящего дракона»! — И что? — Пандора пнула его под столом. — Ты кого копируешь? — Уолт возмущенно вытаращился на нее, потом на Барти. — Нет, вы меня с ума сведете такими аргументами… Возвращаясь в башню, Уолт намеренно отстал от общего потока рейвенкловцев и потянул Барти за капюшон мантии. Факела отбрасывали на стены и лица косые тени, и всегда безметяжный приятель в нем будто лишился своей главной черты, сделавишсь серьезным, если не насупившимся. — Что он тебе сказал? — он замедлил шаг, и Барти с трудом приноравился к темпу: слишком привык к бегу. — Блэк? — Да. Они свернули в восточное крыло с высокими арочными потолками. Где-то неподалеку квакнула статуя жабы. — Мы почти не говорили, я сразу ушел. — Почему? Барти сжал кулаки. Что значит «почему»? — А о чем мне с ним болтать? О болотных фонариках? — он ударил гобелен и впечатался в стену — прохода за ним не было. — Я думал, он скажет что-то о твоей учебе. Ну, ты знаешь, — Уолт потянул на себя следующий занавес, но и там ждал голый камень. — Что, например? — Барти прибавил шаг, желая поскорее добраться до гостиной и упасть в кресло. — Какая разница, кто что скажет, если я все равно не могу отказаться от дополнительных предметов? В таком случае, если их это сильно печет, надо говорить не со мной. — А с кем? — Ты знаешь, с кем. В гостиной было не протолкнуться. Он с трудом нашел себе место, спугнув каких-то первокурсников, среди которых была сестра Дария. Ашхен недобро зыркнула на него и толкнула маленьким острым плечом, прежде чем уйти. Увалившийся в кресло Барти вытянул ноги и взял со стола чей-то учебник прорицания — на днях им раздали несколько текстовых упражнений, описывавших рисунки в чашках, по которым надо было составить предсказание на неделю. У Барти получалось из рук вон плохо, настолько, что он хотел просить помощи Уолта, чью последнюю работу профессор Ваблатски назвала не иначе как «блестящей». Но он не смог переступить честолюбие и попросить прощения за грубость, в итоге в понедельник ему нарисовали проходной балл только за красивые глаза и обещание исправиться. На уходе за магическими существами они наконец-то разобрались со зверями категории «Х» и перешли к следующей, очевидно, «ХХ». — Порлок, — представил Кеттлберн маленькое косматое существо с кабаньим рыльцем и копытами на задних лапках. Передние были сложены на животе, как у сурка. — Хранитель лошадей. Ближе, ближе подойдите, они смирные… Весь урок они зарисовывали пожевывающего траву порлока, слушая про их повадки и полезность в быту. Барти вдыхал горечь преющих листьев, желтым ковром опавших под деревьями леса, и дождевой сырости. Это было последнее занятие на улице — на следующей неделе предстояло перебираться в кабинет на первом этаже. Вдалеке, у подножия холма виднелась хижина лесничего, из ее трубы поднималась тонкая струйка дыма. В Большой зал шли окольной дорогой, через Трансфигурационный двор. Инициатором был, как ни странно, Барти: — Прекрасная погода, — преувеличенно бодро сказал он друзьям, надеясь вернуть их расположение. — Хочу еще пройтись по улице, пока все не затянуло дождями. — Я как раз знаю пароль от портрета неподалеку, он ведет прямо к Главной лестнице, — радостно поделился Джон. — «Драконье яйцо». — Откуда? — удивился Уолт. — Услышал, — тот уклончиво пожал плечами. — Эй, смотрите! На жухлой траве в ученическом поединке сражалось двое гриффиндорцев. Чемпион факультета ждал на лавке под дубом, следя за порядком. Барти, Уолт и Джон остановились в проходе: бой разворачивался стремительный и беспощадный. Поттер безостановочно хлестал заклинаниями и ловко уворачивался от встречных. Красные и синие всполохи врезались в колонны, отбивая кусочки каменной резьбы; если МакГонагалл вздумается выйти из кабинета, им не поздоровится. Рубящим выбросом в грудь Джеймс послал в противника мощный оглушающий сглаз и одержал победу. Его прихвостни сразу же зааплодировали. — Эй, вы! — он мотнул головой в сторону рейвенкловцев. — Что встали? Или это очередь за пиздюлями? Барти и Уолт достали палочки. Джон, погодя, тоже. — Нет, с чего ты так решил? — сдержанно сказал Барти. Из троих дуэлянтов — Поттера, Блэка и Люпина — он не сражался только с первым, и сейчас было не лучшее время для исправления данного упущения. Но Поттер так не думал. — Держу пари, тебя не гонят из Дуэльного клуба только из-за папочки, могущего и дьявола к сотрудничеству склонить. — Заткни пасть, — прямолинейно порекомендовал Барти. — Мой отец тебе ничего не сделал. — Ну, раз уж ты здесь, — Поттер широко развел руки. — Давай, покажи, что он ни при делах. — Что не зря место занимаешь, — нахально пояснил Сириус, вертя палочку в пальцах. — Или ты настолько привык к лояльности взрослых, что позабыл, как колдовать? — Джеймс растянул неприятную улыбку. — Я знаю, что это ты испортил наши фейерверки. Ты всегда, как подколодная змеюка, ошиваешьсягде-то рядом, когда мы… Барти не видел способов мирно разрешить конфликт — уход означал капитуляцию и похорное изгнание из Дуэльного клуба. Кровь разогналась по жилам, бешеной волной сметая усталость и выстилая дорогу чистейшей первобытной ярости. Его не успел остановить Джон, не задержал Уолт. Рука взметнулась к сизо-голубому, дымчатому небу, и выпустила бирюзовый луч: — ИМПЕДИМЕНТА! Дальше в обездвиженного Джеймса полетели все возникшие в памяти заклинания. Когда он снова смог двигаться, его кожа стала фиолетовой, а кисти покрылись какой-то слизью — кажется, Уолт тоже вступил в бой, и их с Барти заклинания смешались во что-то ужасное. Люпин и Блэк тоже не стояли в стороне, защищаясь и контратакуя. Сосредоточившись, Барти пропустил через руку сильный поток магии, какой разрушившил манекен в кабинете защиты, и запнувшийся Блэк надолго бы слег в лазарет, если бы в последний миг Джон не выставил между ними щит. — Спасибо, мистер Уотсон, — раздался позади суровый голос МакГоннагалл. — Могу я поинтересоваться, что за побоище вы устроили перед моим окнами? Не успел кто-то из них ответить, как она сняла с каждого из пятерых по двадцать пять очков. Четвертый приятель Поттера потащил предводителя к Помфри, остальных попросили пройти в пустующий кабинет трансфигурации. — Я не собираюсь разбираться, кто из вас кого спровоцировал, но… — далее она произнесла муторную десятиминутную тираду об опасности незарегистрированных дуэлей. — Посему я, как заместитель директора, лишаю всех — ну, кроме мистера Финнигана, — членства Дуэльного клуба до конца триместра. — Что-о-о? — возмутился Блэк. — А мы тут при чем?! Мы вообще защищались! — Довольно! — жестко рявкнула она. — С меня хватит ваших выходок! Будьте благодарны, что это запрет не до конца обучения! — Зашибись, — прорычал Барти у портрета Джиффорда Аббота, где их дожидался нескладный Джон с тяжелой сумкой наперевес. — Погуляли. Сын, Я крайне разочарован твоим поведением. Вместо того, чтобы прикладывать больше стараний к учебе, ты находишь время для злостных стычек. Из-за тебя человеку пришлось обращаться за помощью к медикам — ты совсем не думаешь головой, когда предпринимаешь какие-то шаги? Я не могу влиять на тебя, пока ты в Хогвартсе, но еще одно подобное сообщение от декана, и мы заберем тебя на домашнее обучение. Это не пустая угроза, так что не вздумай проверять мое терпение. На обороте и еще одном свитке Барти Крауч-старший расписал все, что думал о сыне. Не дочитав и до половины, Барти отправил письмо в топку. Привет, мой неизвестный друг, Писать Кэмпбеллу и дальше кажется каким-то глупым. Наверное, он никогда и не понимал меня по-настоящему, а я только представлял себе, что это так. Мы даже не общались большую часть жизни, наше общение было сугубо деловым… Я знаю Уолта чуть больше двух лет, но даже с ним у меня выстроилась более доверительная связь. Или нет. Не знаю, я уже ни в чем не уверен. Осень навевает сплошную рыже-серую тоску. Сейчас красиво, но мне некогда этим любоваться. Все наслаждаются уходящей порой, только я без конца прозябаю в библиотеке. Ну, без клубов стало немного легче, но это ненадолго. Скоро начнутся контрольные, уже завтра моя первая самостоятельная по древним рунам. Летние знания свежи в памяти, но я все равно боюсь заруинить перевод. Руны-руины, я мастер юмора. Джон снова ходит на хор. У него, на самом деле, петь неплохо получается. Может, у него даже получится стать музыкантом, как он хочет. Вот бы мне знать, чего хочу я. Все вокруг такие определенные, даже Уолт. Он хочет поскорее в Хогсмид, посмотреть на Зонко вживую — думает работать там после школы. Профессор Блэк больше не приставал ко мне с дурацкими вопросами. Подумал точно, что я ебанутый, и решил не рисковать здоровьем. Особенно после Поттера. Помфри его залатала, уже вечером ходил живой, но столько слухов распустить за такое короткое время надо было постараться. Теперь все гриффиндорцы и часть хаффлпаффцев (куда не входит Турунен, однако) сторонятся меня, а какой-то слизеринец с четвертого курса подошел и пожал руку во время обеда, прилюдно. Наверное, у них с Поттером личная вражда, не знаю. И с Блэком-старшим, они его, похожу, вообще ненавидят. Интересно, почему. Он же Блэк, как-никак. И наверняка учился на Слизерине. Я все еще задумываюсь о том, что Женевьева Старки может быть вампиром. На отдельном свитке я составил таблицу с приметами вампиров и отметил те, что подходят под ее описание. Отметок вышло много. Завтра-послезавтра поделюсь этим с Уолтом — Пандора точно забракует, скажет, нет жертв — нет доказательств. Но я считаю, надо действовать, пока никто не стал этой самой жертвой.