Твой самый крутой приятель, Уолтер Кит Финниган
Барти слышал и о панках, и о группе «Мандрейкс», и об их будущем альбоме, но, не сильно впечатлившись, не вдавался в подробности происходящего. Куда больше его заинтересовала другая сенсация. Привет, Барти, Присылаю тебе вырезку о Кэндис Мур, ты наверняка уже слышал ее новую песню по радио. Как тебе? Мне очень понравилась, хотя мои родители считают, что она подрывает семейные идеалы и все такое. Они вообще не поддерживают ничего современного, а я от этого больше всего страдаю. Знаешь, я, наверное, отправлю тебе не только вырезку, но и весь журнал — там много интересного, но если мои родители увидят, мне несдобровать. С остальными выпусками поступлю так же. У тебя хотя бы не так рьяно проверяют комнату.Винни С.
Если июньский альбом Сильвестра Уайта прошел мимо Бартиных ушей, то мега-хит от Кэндис Мур въелся в сознание намертво. Этим летом в доме Краучей радио играло почти круглые сутки, и песня «Pop Star» веселила стены не менее двух-трех раз в день. Барти не пропустил ни одного. Зачастую гостиная пустовала — отец пропадал в Министерстве, а мать проводила большую часть дня во внутреннем дворе, с цветами. Занимаясь летней домашней работой или проходя программу древних рун за четвертый курс, Барти держал дверь в свою комнату открытой и слушал отголоски радиоэфира. И если там включали ту самую песню… — Уйди с дороги, ведь меня ждет мой лимузин, отделанный бриллиантами… Барти отбросил перо, словно оно превратилось в ядовитого паука, и сорвался со стула. Босые пятки загрохотали по лестнице. — Мое шампанское в бокале никогда не кончается — и дело совсем не в магии… Спрыгнув с третьей снизу ступеньки, он сделал в воздухе пируэт и врезался в сервант. Стекло опасно зазвенело, но Барти слышал только заводную музыку и уверенную речь. — Я восхожу наверх, да! Я поп-звезда! Барти выглядел противоположно тому, о чем пелось — с немытыми третий день волосами, с расковыренными прыщами на лице и шее, в домашней одежде, промокшей от жары. Но, слушая песню, он чувствовал себя королем мира, обязательно в каком-нибудь нью-йоркском пентхаусе с пирамидами из бокалов шампанского, бриллиантовой мебельной фурнитурой, затащенным прямо в комнату лимузином и толпами фанаток под дверью. — Я восхожу наверх, да! Я поп-звезда! Барти закружился и поймал свое отражение в зеркале. Оно было ужасно некрасивым, но Барти позволил себе напялить уверенную мину и пострелять указательными пальцами. Он поиграл бровями и послал воздушный поцелуй воображаемой фанатке, которую выбрал из толпы и пригласил к себе. От танцев стало жарче, и Барти стянул с себя футболку и повертел ее над головой, оставаясь в одних длинных шортах. Зеркало показало ему полоски растяжек, которых он так стесняснялся, и пшеничную волосатость, особенно густую на ногах и руках. Тело, местами костлявое, местами бесформенно-мягкое придирчиво осмотрелось и загналось в комплексы, впрочем, не мешающие наслаждаться песней и дальше. Воображаемые фанатки никогда не осудят. И он хотя бы не коротышка, как Уолт. — Ох, Мерлин… Барти, провожавший затихающее аутро особенно дикой пляской, резко развернулся. В дверях, ведущих в коридор, стояла его мама с очень удивленными глазами. — Я вышел за водой, — сорвавшись на высокий скрип, промямлил он. Сырая футболка мгновенно натянулась обратно. — Да, конечно… Я просто услышала шум, подумала, вдруг с тобой что-то случилось… — Все в порядке, — Барти молнией спрятался на кухне и прилип ртом к крану. Жарко стало еще и от стыда. «Неужели я так сильно топал?» — смятенно думал он. После этого случая приступы танцев пришлось прекратить. Однако настали занятия кое-чем другим. Привет, Барти, Я почти не читаю журналы, только пролистыаю. Родители начитались новостей и боятся, что я стану каким-то «не таким», так что очень строго за всем следят. Представляешь, я теперь должен каждый день делать спортивные тренировки, чтобы стать настоящим мужчиной. Это такой абсурд. Прости, не могу писать длинные письма. Кстати, писать мне можно только тебе, потому что ты из приличной семьи ха-ха. Наши родители, кажется, нашли общий язык. Ненавижу.Хуинсент С.
Раз даже Винни занялся спортом, хоть и из-под палки, Барти решил, что ему это тоже не помешает. Притворяя дверь, чтобы его не застали в странном положении, он начинал утро с короткой зарядки, а если к вечеру оставались силы, делал что-то «посерьезнее» — все ради толпы фанаток, живущих по ту сторону зеркала в ванной, перед которым он вследствие красовался и уверял себя, что «ну вот сегодня точно что-то изменилось». За домашними заданиями, тренировками и вечерним чтением и перечитыванием «Magic-Music» Барти было не до взрослых новостей. Он решил последовать совету Уолта и оставить все дела отцу — даром он что ли, глава отдела Магического Правопорядка? «Придет время, и я, когда надо, буду в курсе всего» — считал Барти. Летняя пелена отдыха одолела настолько, что излишне напрягать мозг и в чем-то разбираться ему совершенно не хотелось. Тем более в связи с последними событиями люди сеяли столько ложной информации, что запутаться во всем было проще простого. Иногда Бревно приносила ему письма от других друзей. Привет, Барти, В Лондоне все стоят на ушах, все из-за тех идиотов, которые устроили рядом с Министерством балаган, и других, устроивших балаган в «Пьяной Пикси». Мой мнительный дедушка провел между этим параллель, думает, это все дела рук «Мандрейков». Я ему говорю, что это никак не связано, и магические панки наоборот выступают против традиций сохранения чистокровия, но как об стенку горох. В Брайтон мы тоже не поехали. Очинь апасно. Иногда я выхожу из Косой аллеи погулять, но никогда одна — ко мне всегда приставляют мою младшую кузину, чтобы не скучала. Сущее наказание! Из-за нее я не могу ходить по «сомнительным местам», то есть узнавать больше об этих самых панках. Да если бы не запрет, клала бы я на них! Просто все вокруг о них говорят, а ты знаешь, я обожаю всякие опасные штуки, хотела бы посмотреть на них не издалека. Кстати, да, в Лондоне они повсюду — ходят такие страшные, распугивают народ. Уверена, Уолт с ума от зависти сходит в своем Шетланде. Жил бы он тут, первым бы додумался что-нибудь взорвать.Пандора
Привет, Барти, Я долго не писал — уж прости, был в ахуе. Очень много всего случилось. С Кингс-Кросс меня забрал Джордж, этому я сначала обрадовался. Мы приехали в Манчестер, и оказалось, что пока меня не было, моя мама второй раз вышла замуж. Джордж все знал — она с этим (ну, теперь это мой отчим) почти год встречалась, и мне никто не удосужился об этом рассказать. Не знаю, почему. В общем, я ужасно на них всех обиделся и долго не разговаривал, почти не выходил из комнаты. Знаешь, просто лежал и смотрел в потолок, не было ни на что желания. Я много о чем думал в это время. И в моей голове появилась очень странная мысль, странная, но такая цепляющая, что я не мог думать ни о чем другом. Я позвонил как бы настоящему отцу и прямо у него все спросил. Ну, оказалось, от меня много что скрывали, на самом деле. Я доверяю эту информацию только тебе и Акселю, так что прошу никому не рассказывать. И не посылай мне никаких сочувствий, это просто факты. Ну, как бы сказать, вся моя семья ненастоящая, а моя «настоящая» тупо бросила меня у церкви, где мой ненастоящий отец проповедует. Я пока не знаю, как называть моих ненастоящих родственников, поэтому пока называю так. Настоящих искать не хочу. Чувствую себя убитым. С одной сторны, мне обидно, что я всегда узнаю все последний, но с другой могу понять, почему это так. На месте Джорджа я бы тоже не знал, когда будет подходящий момент для выкладывания таких вещей. Настроение хуже некуда. На гитаре почти не играю. Маггловская музыка тоже бесит.Ненастоящий человек
«Ну, моя родственная принадлежость к Краучам точно не вызывает никаких подозрений» — Барти пасмурно разглядывал старые фотографии родителей: раньше отец был полной его копией. Глядя на усы, которые тот отпустил после совершеннолетия, Барти решил, что никогда в жизни не будет пренебрегать бритьем лица. Читая, как мир ополчился против новых веяний, сразу причисленных к истинному злу, Барти думал о том, насколько верно его отец исполняет рабочие обязанности. Если Пандора прямо разграничивала каких-то там разодетых дебоширов и настоящих преступников, то Уолт пустился в собственные философствования: «…по сути, все правильно. Вот как я думаю: не всегда ведь право большинство, верно? Вот и те, кто говорит о важности чистоты крови — они не в большинстве, и их никто не слушает. А если тебя никто не слушает, надо же как-то сделать так, чтобы слушали? Изменения не наступят, если к ним не подтолкнуть. Панки тоже так считают, хотя они вроде наоборот за слияние с магглами. Кортни прислала мне двухфутовый эпос об анархеях и революциях, я, чесно, мало что понял, но суть-то на поверхности — чтобы сделать что-то новое, надо сломать старое. Светлое будущее не настанет без жертв, это очевидно. В любом случае будут недовольные, так я считаю…» Переварив замысловатые рассуждения, Барти крепко задумался. По сути, его отец карал тех, кто нарушал законы. Но кто придумал эти самые законы? Насколько прав тот человек? Если бы законы были для всех другими, и все так же были ими довольны, отец бы придерживался их точно так же. Это очевидно. На моменте по правое меньшинство Барти колебался. Раньше ему казалось, кого больше — тот и прав, в противном случае большинство бы побороло меньшинство и все равно сделало по-своему. Но сейчас он согласился с Уолтом насчет того, что большинство просто боится изменений: живя по старым укладам, люди точно знают, что ждет их завтра, но в случае глобальных перестроек они попадут в шаткое, уязвимое положение неизвестности — никому нормальному такого не захочется. Но если не оставить выбора… Глупые люди, по мнению Барти, не поймут очевидного, если на них не надавить. Волшебники привыкли прятаться от магглов, бояться их факелов и вил. Но пришел новый век, волшебников стало больше, они сами стали сильнее — будь действующая власть умнее и смелее, было бы очень просто взять магглов под контроль и удерживать там, пока они не поймут, что волшебники неопасны и желают всем только лучшего. В светлом будущем, прямо как предрекал Сильвестр Уайт, люди бы объединили достижения магов и магглов, тем самым достигли бы пика человеческого идеала. И дополнительно бы снизился уровень преступности, за что так рьяно борется его отец — ведь неспособные защититься от магии магглы попросту побоятся нарушать закон. «Если бы я мог колдовать перед магглами, я бы дал отпор прошлым летом» — воодушевлялся и одновременно злился на существующую систему замечтавшийся Барти. Он все еще считал «разбазаривание чистой крови» бездоказательным бредом, потому что не наблюдал его подтверждения: чистокровные не всегда учились лучше всех, и наоборот, даже в Дуэльном клубе рожденные в маггловских семьях могли взять чемпионство. Но, очевидно, в ходе переворота некоторое время волшебникам придется жениться только друг на друге, ведь подмятые магглы наверняка долгие годы будут проявлять недюжинную агрессивно. «Наверное, мы даже не доживем до момента, когда мир придет к согласию» — неутешительно вывел Барти, — «Но ради будущих поколений я готов стать к нему ступенькой». Но пока Барти находился в исключительном меньшинстве — то есть, дома —, он сохранял престижную таинственность. Глядя отцу в глаза, кивал и соглашался с ним со всей серьезностью. — Я обещал поговорить с тобой, если случится что-то важное, — сказал одним вечером Барти-старший. Вернувшись с работы, до ужина он попросил Барти зайти к нему в кабинет. Тот сотворил крайне внимательное лицо и навострил уши — надо же ему знать, с чем предстоит бороться в будущем. — Ты, наверное, знаешь, что сейчас почти каждый день во всем королевстве и даже в Ирландии случается много связанных друг с другом беспорядков. — Барти кивнул. — Я не так стар, чтобы видеть то, чего нет, и обвинять неразумный молодняк в серии убийств. К тому же те, кто стоят за этими убийствами, явно хотят выделиться — я говорю о специфическом знаке, который они оставляют после себя. — Кивок. — Я уверен, у тебя достаточно ума не связываться ни с первыми, ни со вторыми, особенно со вторыми. И если кто-то из твоих друзей выразит сомнение в действующем порядке, ты сможешь убедить его в обратном. — Конечно. Барти распирало от злодейских смешков — какая ирония! Успокаиваясь, он опустил глаза, но даже собственные носки сейчас казались ему смешными. — Я не заставляю тебя это делать: переубеждение — довольно тяжелая задача. И она не твоя, пусть этим займутся компетентные люди. Я просто надеюсь, что мы с тобой на одной стороне, сейчас и потом. Что в будущем я смогу гордиться тем, что именно мой сын послужил созданию мира на земле. «Так и будет, пап» — Барти напряг губы, чтобы не улыбнуться и не выдать себя. Перубеждение и правда тяжелая задача, спорить с отцом ему не хотелось. Отчасти Барти с ним все-таки соглашался. Примыкать к какому-то околомаггловскому движению он даже не собирался, считая себя выше этого, а риторика людей, оставлявших в небе метки черепов тоже не прельщала. Да, они пользовались одобряемым им инструментом, но их конечная цель, вечное превосходство магов над магглами, не совпадала с его видением. «Придется развивать дар убеждения» — думал Барти во время слабых попыток отжаться от пола. — «Если они — меньшинство, то кто тогда я? Ультраменьшинство?» В день отъезда Барти в последний раз посмотрел в зеркало — результат показался ему сносным, к тому же он еще немного подрос. Напрощавшись с матерью дома, на платформе он попросил ее обойтись без лишних нежностей: вдалеке ему уже махали гном и великан, то есть Уолт с Джоном, которые чуть что и снова вспомнят старую кличку «мамина радость» . — Привет, Барти, — прогудел кто-то за его спиной. Обернувшись, Барти увидел подошедших к ним мистера и миссис Сайкс, а также третьего человека. И не поверил своим глазам. Они с Винни были примерно одного роста, но за лето тот раскачался так, что стал почти вдвое его шире. Оглядывая широкие плечи, Барти счел свои хилые потуги смехотворными на фоне такой громадины. От щепетильной манерости не осталось и следа, как и от модной прически — Винни, нет, Хуинсента обкорнали под два-три дюйма . Его подбородок стал четче, и на нем проступал намек на жесткие волоски. А в глазах сверкала дикая радость встречи (или радость побега из дома). — Привет, — оторопело ответил Барти. — Классно выглядишь. Винни немного повернулся, чтобы не увидели родители, и скорчил свирепую гримасу. «Ванесса охуеет» — подумал Барти, выглядывая в толпе две черные макушки. — «Нет, они как раз-таки теперь будут как из одного мебельного набора. Шкаф, шкаф поменьше и… маленький комод…» — Винни, ты ебанулся?! Какого хрена с тобой произошло? — чуть позже вскинулся Уолт, наоборот, будто бы уменьшившийся за лето, и от изумления позабывший скотс. — Меня заставили, — уклончиво пожал плечами Винни. — Папа настоял, чтобы я вел себя, как подобает. Как он хочет. Ну, мне кажется, с одной стороны так даже лучше?.. Он задрал рукав и согнул руку, показывая часть бицепса. — Я сейчас упаду в обморок, — по-чертиному похихикав, Уолт приставил ко лбу кисть. — И что, ты теперь не будешь красить ногти? — Не знаю, — он снова пожал плечами. — Ладно, мне пора. Увидимся на пире. В вагоне, в который их угораздило залезть, было не протолкнуться. Сначала они натолкнулись на Билла Венлока, покрывшегося такими веснушками, что настоящий цвет кожи только угадывался. Джон послал Барти красноречивый взгляд. Там же они встретили двух старшекурсников из квиддичной команды Гриффиндора, братьев Уизли, и Барти увидел, как Джон раздраженно вращает глазами. Наверное, теперь во всех рыжих людях он видел «настоящих» родственников. Они почти добрались до свободного купе в конце состава, когда с другой стороны вышли Регулус Блэк и его прихвостни. Тогда уже Уолт наступил Барти на ногу, но тот отмахнулся. — Мы первые сюда пришли, — нейтрально начал Барти. — Да пожалуйста, — фыркнул Регулус. — Я не имею никакого желания сидеть там, где побывали осквернители крови. Чистокровие еще не показатель, Крауч. Он намеренно вжался в стену, обходя их троицу. — Чего?.. — Барти свернул шею, провожая слизеринцев взглядом. — Ничего, — буркнул Уолт, втиснувшийся в купе. — Что встали? Заходите уже! — Ты ничего не хочешь сказать? — Барти запинал чемодан под сидение и только сейчас спохватился — он забыл дома сову. — Блять… — Ну да, — истерично засопел Уолт. — Я писал летом Блэку, уточнял некоторые моменты. Говорил, мы типа… Он осекся, взглянув на ничего непонимающего Джона. — Что? — вздернул тот брови. — Ты писал Блэку? Зачем? — Э-э-э… Севший на диван Барти медленно закрыл и открыл глаза, послал Уолту беззвучное послание. Сам брякнул — сам и расхлебывай. — Нам, э-э, мне, то есть, было интересно, правда ли то, что убийства связаны с «Мандрейксами» и им подобными. Ты же знаешь, я в любую тусовку могу втереться, все прознать — везде свой и при этом везде ничей… — Ближе к делу, — все еще хмурился Джон. — Ну, я спросил мнение Регулуса насчет этого… — И? — Он сказал, это пиздеж чистой воды, что панки сами по себе, а эти психанутые чистокровки… — То есть ты ради этой хуйни написал Блэку? — Джон обхватил лоб рукой. — Ну, типа… Джон явно ему не поверил, но допытываться не стал. Барти жевал губу, не зная, как разрядить обстановку. Но напряжение понемногу убавилось, когда с пустой болтовней к ним зашли Пандора и Джинджер: — Как вам Кэндис Мур?.. — А вы слышали, что Уайт…? — Да от этих панков больше фарса… Лишь только двери поезда отворились, в небе вспыхнуло, а потом грянул гром. Ливень был так силён, что ребята склонили головы и зажмурились — стена воды била с таким неистовством, будто наверху в ангельской ванне забыли выключить воду. Но у безлошадных карет, когда Джон убежал к Акселю, Барти все-таки приставил Уолта к стенке: — Зачем ты писал Блэку? Вода стекала по их лицам, будто они стояли под душем. Уолт залез на одну ступенек и немного сравнялся с Барти в росте. — Нам нужна информация со всех сторон, не только с министерской. Надо знать, каких мнений придерживается наше «меньшинство», — он приподнял брови. — Как иначе нам быть? Как их перестраивать? — А с какого перепугу Блэк тогда высрал это «Чистокровие еще не показатель, Крауч»? — Барти и так активно жестикулировал, но когда дело дошло до передразнивания, кончиками пальцев случайно задел Уолта по лицу. — А я ебу что ли? — Уолт злобно потер висок. — Думает, наверное, раз мы вместе с тобой всегда шляемся, значит ты со мной. Ну, по сути, так и есть. — Бля, если это всплывет и мой отец узнает, я тебя прикончу, — сквозь зубы произнес Барти, угрожая полусжатой пятерней, и залез в карету. Вода стекала с него в три ручья. Хорошо, что он не додумался надеть новую дорогую одежду, которую ему купили этим летом! — Одним домашним арестом я не отделаюсь. Буду как Хуинни. — Кстати, теперь над ним не посмеяться даже, — заметил Уолт. — Вьебет еще, ебаный взрывопотам. — Взрывопотам? В одну секунду с громовым раскатом они громко расхохотались. Рискованно кренясь от резких порывов ветра, кареты миновали ворота со статуями крылатых вепрей по бокам и с трудом поехали по петляющей грязной дороге к вершине холма. В окно Барти видел всё ближе и ближе надвигающийся замок, множество его освещённых окон расплывались и мерцали за плотной завесой дождя. Когда их карета остановилась перед громадными парадными дверями наверху каменной лестницы, небо перечеркнула очередная вспышка молнии. Те, кто оказались впереди, как можно скорее забегали в замок. Барти и Уолт спрыгнули на землю и тоже помчались по ступеням, переведя дух лишь под сводами освещённого факелами холла с его величественной мраморной лестницей. Большой зал был, как всегда, великолепно подготовлен к банкету по случаю начала семестра. Золотые кубки и тарелки мерцали в свете тысяч свечей, плавающих в воздухе над приборами. За четырьмя длинными столами факультетов расселись студенты, оживлённо переговариваясь; на возвышении, по одну сторону пятого стола, лицом к ученикам, сидели преподаватели. Здесь, в зале, было гораздо теплее, но Барти, каждый раз отвыкавший от столпотворения, поежился. Одно дело — думать о великом в собственной комнате, совсем другое видеть вражески настроенные друг к другу компании. Джеймса Поттера, например, МакГонагалл осадила еще в вестибюле за стычку со Снейпом. Распределение прошло быстро, в школу в этом году приехало мало новобранцев. Джон неотрывно следил за одним рыжим первокурсником, Гилдероем Локхартом, которого по итогу распределили к ним на Рейвенкло. — Думаешь?.. — спросил Барти у него на ухо. — Нет, — покачал тот головой. — Точно нет. Когда распределили последнюю ученицу, профессор МакГонагалл унесла и Шляпу, и табуретку. — Ну неужели, — Уолт схватил вилку и с нетерпением уставился на золотое блюдо, пока что пустое. Поднялся профессор Дамблдор. Он улыбнулся всем студентам, приветственно раскинув руки. — Рад вас приветствовать, — звучный голос эхом прокатился по всему залу, попав аккурат между двух хлопков за окнами. Барти взглянул на потолок — хвала основателям, за тысячу лет он так и не расколдовался. — И наши столы тоже рады. — Да! — с неподдельным чувством воскликнули Барти и Уолт, и в это время на столах выросла еда. Когда с тарелок исчезли последние крошки шоколадных кексов, Альбус Дамблдор снова поднялся со своего места. Гудение разговоров, наполнявшее Большой зал, сразу же прекратилось, так что стало слышно лишь завывание ветра и стук дождя. — Итак, — заговорил, улыбаясь в бороду, Дамблдор. — Теперь, когда мы все сыты, я должен ещё раз попросить вашего внимания, чтобы сделать несколько объявлений. Мистер Филч… — он сделал традиционное напоминание о запрещенных предметах и правилах поведения. — Также я рад представить вам нового преподавателя защиты от Темных искусств — профессора Крика, бывшего главу мракоборцев, согласившегося провести год в наших гостеприимных стенах. Под вялые аплодисменты с места поднялся непривлекательный старик с жидкой бородой, морщинистым лицом и множеством пигментных пятен. Он вскинул руку в знаке приветствия и сел на место. — Так же вынужден сообщить, что с этого года курс прорицаний официально закрывается. — Что-о? — возмутился Уолт. Барти оглянулся на Ванессу — сидит со спокойным лицом. — Профессор Ваблатски попросила об отставке, и я не нашел другого человека, отвечающего стандартам преподавания этой волшебной дисциплины. Однако рад сообщить о введении новой, предложенной Министерством Магии — «Право, политика и экономика». Так же, как и прорицания, этот предмет начнется с третьего курса, но он по тем же рекомендациям Министерства магии он обязателен к посещению для всех. Вести его будет также профессор Крик. Профессор встал снова, но уже никто ему не хлопал. В зале восцарилась гробовая тишина. — Что за ебанина? — прошипел Уолт. — Они, кажись, собираются загонять всех в свои рамки представления о мире! — Запасаемся затычками для ушей, — так же ответил Барти. — Готов поделиться своими на первое время. Часть слизерицев выглядела такой же обескураженной, как и они. Радостных были единицы, среди друзей Барти — никого. — Им мало истории? — негодовала Пандора по дороге в башню. — Еще один скучный предмет, который придется зубрить! — Ну, очевидно, они хотят устранить любую поддержку той группировки, — заметила Джинджер. — Пусть точечно и устраняют. Нам оно зачем? — А как ты предлагаешь выискивать приверженцев чистокровия «точечно»? Прилюдно они могут молчать, да даже среди нас можеть быть… — она обвела недоверчивым взглядом всех шедших рядом. Барти быстро отвернулся. Прислушавшись, он услышал еле заметный металлический цокот, исходящий от нее. — Пусть лучше все слушают, лишним не будет. — А можно мне не слушать? — в шутку попросил Барти. — Мне-то бояться нечего, я дома прослушал весь материал вплоть до седьмого курса. Надеюсь, хоть домашки будут задавать не так много. — Разрешаем, — фыркнула Пандора. В спальне Барти обновил несколько плакатов — снял пару Сильвестров и повесил Кэндис, а также отдал Уолту его любимых «Котлов». — Жаль, «Мандрейксов» никогда не напечатают. Они же помрут, если их попытаются ком-мер-ци-а-ли-зи-ро-вать, — выговорив столь сложное слово, Уолт был очень доволен собой. — Ебать, нахуй… Винни по привычке снял при них верх, чтобы надеть пижаму, и взгляды Барти и Уолта приковали мышцы торса, бугрящиеся от телодвижений. Барти ущемленно потрогал свой полутвердый пресс. Мотивация продолжать что-то делать испарилась насухо. С Винсентом ему никогда не сравниться.