нет нахуя
они ищут голкипера ты же хотеля не хотел с чего ты взял
ты постоянно ругался на бывшего вратаряну так они этого дерьморука до его выпуска продиржали я б его сразу выгнал нахуй
ну так иди на отборочныене хочу
боишься что не возьмутнет мне просто похуй
Вместо того, чтобы слушать проповедь профессора Крика, распинавшегося о вреде установок превосходства чистокровных, Барти и Уолт передвигали по поверхности стола клочок бумаги с перепиской. Пандора, не тая, сидела с закрытыми глазами и выводила у себя нечитаемые загогулины. Больше половины четверокурсников, пришедших на урок в большой лекционный кабинет, забились на верхотуру амфитеатра и занимались всем, чем угодно, кроме урока. Поначалу Барти сонно (после невыносимо муторной трансфигурации) пялился на сидящую вполоборота гриффиндорку, шепотом болтавшую с подружкой. Точнее на большеватую для четверокурсниц округлую грудь, и воображал, как она выглядит без одежды. Потом он запустил в голову замершего Джона самолетик (их новое развлечение), и после этого такой же изнывающий от скуки Уолт подсунул под руку почти девственно-чистый лист с единственным словом «лох» . Конечно, Барти быстро нацарапал «сам лох» в ответ. Новое послание как раз вертелось в голове, но профессор Крик не мог не встрять в самый неподходящий момент. Отвлекшись от монолога, он вскинул палочку: — Когда я говорю, надо слушать! Акцио, пергамент! Пергамент послушно выскочил из-под запоздало хлопнувшей ладони и умчался вниз. Барти рассерженно зашипел. К счастью, переписку изучать не стали и просто отправили в мусор. — Останетесь после урока, оба. — Нет, ну это нормально вообще? — возмущался Уолт после того, как вечер ближайшей среды конфисковался под строчки. Он, Барти и Джон плелись в подземелья на зельеварение, и первые два активно поддерживали жаркое поносительство. — Будто мы одни разговаривали! — Я не вынесу три дня подряд с этим хером в одном помещении… — Пандора упадет со смеху, когда мы спустимся… Эй, а ты что скажешь? — Барти обратился к не особо разговорчивому Джону. Тот встрепенулся, будто бы очнувшись от несошедшего после урока сна. — Я?.. Ну, это ужасно… — Все с тобой ясно, — фыркнул Барти. С самого приезда Джон пребывал в состоянии «вяленой рыбы», как называл это Дэвид. Мало ел и почти не разговаривал, за неделю никто не слышал его гитары. В свободные часы он вечно где-то пропадал, где-то — но не с Акселем, потому что тот тоже не знал, где именно. Уолт списал это на осеннюю хандру, свойственную творческим людям, но Барти догадывался, что все не так просто. Джон наверняка до сих пор варился в мыслях о «настоящей» и «ненастоящей» семьях, о неведомом предназначении и будущем. Новости о кампаниях против магглов и магглорожденных тоже отнюдь не веселили; места для таких, как он, в мире становилось меньше и меньше. Но Барти боялся вмешиваться, тем более сказать ему было нечего. Когда беда случилась с ним, никто ничего ему не говорил. За ужином все рейвенкловцы четвертого года сосредоточились у края стола. Обсуждение профессора Крика и министерских декретов не требовало отлагательств, каждому из одиннадцати четырнадцатилетних экспертов политики, права и экономики не терпелось высказаться. Не молчал никто, даже такие тихони, как Дамокл или Женевьева. Хотя нет, Джон все-таки отмалчивался, ковыряя вилкой йоркширский пудинг. — Зачем нас в это втягивать? — Будто мы возьмем и пойдем убивать магглорожденных в ближайшие выходные в Хогсмиде! — Да, будто это развлечение какое-то! Вместо квиддича! — Лучше бы оставили пустой урок вместо прорицаний. Это ж надо было додуматься до такого бессмысленного бреда! — Еще и в начале недели. Хуже не придумаешь. — Ага, верно, а на следующий день опять этого черта слушать. — Это еще цветочки, нам с Барти старого пиздуна слушать еще и в среду! Уверен, он заставит нас писать сто раз «я никогда не буду убивать магглов»! Пандора испустила саркастический смешок. После последнего урока она успела наведаться к новой парикмахерше, вставшей в этом году вместо ушедшей на пенсию, и Барти пока не успел спросить, откуда взялась идея укоротить по плеч бесподобные длинные волосы. Вокруг галдело столько народу, и внутри скакало столько мыслей, что он забыл даже про еду. Все делились информацией, ужасно важной. От ее избытка немного все немного шло кругом, и дольше двух секунд сосредоточиться ни на чем не выходило. То Барти собирался спросить, что его одноклассники думают по поводу дальнейших уроков по защите от Темных искусств, то запинался на совершенно отвлеченной теме, вроде Женевьевы Старки, за весь ужин съевшей одно вишневое желе (подозрительно красное), а потом вспоминал, что хотел узнать персональное мнение Дамокла Белби по поводу всей неразберихи в мире, потому что Дамокл казался ему разумным человеком со сформировавшимся мнением по этому поводу, над таким можно и поразмыслить на досуге; потом взгляд снова падал на Пандору, и Барти напоминал себе схватить ее после ужина и спросить, что, черт возьми, произошло с ее волосами, и, в конце-концов, мысль возвращалась к защите от Темных искусств, дуэльному клубу и… — Я, наверное, вернусь в клуб Астрономии, — брякнул он ни к селу, ни к городу. — Что? — все непонимающе обернулись на него. Барти замялся и покраснел. Что он только что сказал? То же, что услышали уши? Зачем он это сделал? — Я, эм, — он приложил руку к пылающей щеке. — То есть, я думал о защите от Темных сил, и о том, что теперь будет с Дуэльным клубом — ну, понятно же, там теперь делать нечего и можно забыть о его существовании и заняться чем-то другим, например… — Остудись, — похлопала его по плечу Пандора, тряхнув непривычно короткими волосами. — Стол подожжешь. Барти уткнулся в тарелку. В голень ткнулся носок чьей-то туфли. Подняв голову, Барти увидел по-тыквенному ухмыляющегося Уолта: — Опять в деле, звездный человек ? — никто не обратил внимания, как у поперхнувшегося Джона из носа брызнул сок. — Только давай в этот раз обойдемся без вечерних разглагольствованиях о косинусах и силе яркости прибитых к небу гвоздей. Дэвид с силой похлопал Джона по спине, но тот все-таки отставил наполовину полную тарелку и ушел, покашливая на ходу. После ужина Барти все-таки не забыл выловить Пандору. Он схватил ее под локоть и скорым шагом унес далеко вперед от подружек. — Смена стиля? — Да, — с вызовом ответила она. — Не нравится? — Дышу ровно. — Заметно. Они так быстро поднимались по лестнице, что у обоих сбилось дыхание. — Я давно хотела отрезать, еще на втором курсе, когда Беллами объявилась без своих кос, — сказала Пандора, когда им удалось выровнять дыхание. — Но мне не разрешали. — А сейчас-то что, веретенница ужалила? — Сейчас у меня лопнуло терпение. Это невозможно! За ними так сложно ухаживать! Подстриглась бы еще в прошлый вторник, но мадам Винтер прибыла в школу только вчера. Милая женщина, кстати говоря. Вряд ли будет вас корнать наголо. — Спасибо за подсказку, — фыркнул Барти и разжал руку. На финальной лестнице перед входом в покои Рейвенкло они замедлились. По витражным окнам снова били капли дождя, хоть и не так интенсивно. Теперь Барти одобрял решение Уолта не соваться на завтрашние отборочные в команду — еще зад застудит на таком холоде, а им сотню лет отсиживаться у Крика. — Так ты снова астрономишь? — спросила Пандора. — Официально нет, я ведь за ужином об этом подумал. — И обнародовал. Барти зарядил в блондинистый затылок щелчком, в отместку Пандора надавила на его длинную стопу пяткой. — Не факт, что меня примут обратно, — сказал он так же пасмурно, каким было небо за окнами. — Примут, куда им деваться от нашего звездогения ?.. — Пандора обожала его подкалывать. А Барти сопротивляться этому маленькими щелчками. В Общей гостиной он сразу засел за трансфигурацию: профессор МакГонагалл не постеснялась на первом же уроке задать настолько огромное домашнее задание, что у Барти оно отняло не один час. Как и предпологалось, второй день «нудятины» переживался хуже первого. Все усугубила профессор Стебль, решившая, что для только что продравших глаза школьников не найдется лучше дела, чем ухаживать за самыми уродливыми растениями, который Барти когда-либо видел (а этим летом он повидал немало). Он снова примкнул к группе Регулуса, не одобрявшего, но и не осуждающего его присутствие. Все четверо с отвращением глядели на гигантских чёрных слизней, вертикально торчащих из почвы. Каждый слегка извивался и был усеян множеством блестящих припухлостей, наполненных мутной жидкостью. — Фу, что это? — прогнусавил Эван, отодвигаясь подальше от грядок. — Бубонтюберы, — жизнерадостно поведала профессор Стебль. — Их нужно выжимать — будете собирать гной. — Это немыслимо, — отвернувшись, Эван скривился. — Я не буду ничего делать. Регулус подкатил глаза и тоже шагнул назад. Как и Торффин. Как и Барти, которому не хотелось отделяться. — Что за глупости! — всплеснула руками профессор Стебль. — Вам по пять лет? Быстро надевайте перчатки, или я вычту с каждого по десять очков. И с каждого, кто прольет хоть каплю, понятно? Сок бубонтюберов крайне ценен, но столь же и опасен… Изысканно чертыхаясь, Эван натянул перчатки из драконьей кожи и сделал микроскопический шажок в сторону бубонтюберов. «Давай, сделай перед ним реверанс» — зло улыбнулся Барти, также надевший перчатки, но сокративший расстояние между собой и неприглядыми побегами в два счета. Выдавливание бубонтюберов оказалось делом неприятным, но, как ни странно, приносящим удовлетворение. Когда очередной пупырышек лопался, наружу выбрызгивалось немалое количество густой желтовато-зелёной жидкости с резким запахом, от которого Барти постоянно чихал. Эван делал это двумя пальцами, а Регулус вообще избегал любой возможности прикасаться к бубонтюберам и только имитировал вид бурной деятельности. Но Барти и Торфинн к концу урока наполнили целую пинту, за что оба факультета получили дополнительные баллы, а Эван бросил снисходительное «хорошие мальчики» . Барти не сильно стремился сплачиваться с «нужными людьми». Уолт подстрекал его больше разговаривать с Эваном и Регулусом на нумерологии, но гордость не позволяла Барти уподобляться Роули и ходить с поджатым хвостом и согласными на все глазками. Если ему предложат что-то вроде прошлогоднего нападения на Багдади, ему соглашаться что ли? Одно дело разбираться с протестующими идеалогии, но измываться над простыми колдунами и волшебницами Барти считал не самым правильным поступком. Также он не мог понять, когда Регулус Блэк успел возглавить слизеринцев-четверогодок: в Рождество он как только мог показывал свою отчужденность. Что могло измениться за такой короткий промежуток времени и, главное, замешан ли в этом тот мужчина с восковым лицом? — Так-так-так, — профессор Крик, подметая бородой свой стол, просмотрел сданные эссе «Почему важно бороться с Темными искусствами» и оглядел класс. — Ни у кого, по всей видимости, не возникло и мысли углубиться в тему. Что это такое? Он развернул Уолтов свиток. Весь посыл уместился в одном предложении «Потому что они темные». Уолт прыснул в кулак и протянул с последней парты: — Мое умозаключение, сэр. Вы ведь не ограничивали нас в объеме. — Минус пять очков с Рейвенкло. Во-первых, поднимайте руку. Во-вторых, ограничение отсутствовало на верхней планке, — строго отчеканил старик. — Надо было предупреждать, — беспечно отмахнулся Уолт. — Еще минус пять очков, мистер, и дополнительная отработка в четверг. — Заметано. — Всю следующую неделю, — после этой фразы Уолт, ощерив зубы, подкатил глаза так, что Барти испугался, что он их сломает. — А теперь, уважаемый класс, вы ответите на пять контрольных вопросов, письменно — проверим, как вы усвоили материал предыдущего урока… Крик раздал каждому зачарованные против списывания пергаменты и перевернул песочные часы, отмерявшие четверть часа. Барти приступил к вопросам со скоростью бешеной топеройки: несмотря на эффект неожиданности и неподготовленность они выглядели достаточно легкими, чтобы справиться на отлично. По крайней мере для человека с развитой способностью к импровизации. Приступив к третьему вопросу, «по какой причине Эмерик Отъявленный называл Темные искусства инструментом, а не врагом, и в чем ошибочность его суждений?», Барти на секунду взглянул на Уолта, так и не притронувшегося к перу. «Бунтарь» — с усмешкой подумал Барти. — Вон из кабинета! — гаркнул подплевшийся к их парте преподаватель. Уолт с гордостью удалился, оставив все ненужные вещи (такие, как учебник) на столе.***
Отработка с Криком была бы совершенно невыносимой, если бы не молчаливая беседа с Уолтом. Из раза в раз переписывая «Я буду уважительнее относиться к профессорам и слушать, что мне говорят», они посылали друг другу раздраженные взгляды и мысли, как бы поинтереснее заколдовать и оторваться на старом козле. — Я загнусь один там, — пробубнел Уолт по пути в башню. Гром заглушал половину его слов. — С каждым вечером чахнуть и чахнуть, пока не сдохну. — Кто виноват? — вздохнул Барти. — Ладно, за неделю он еще кого-нибудь оставит после уроков, и будет тебе компания. Так и было. В четверг Уолт рассказал, как мило попереглядывался с Мальсибером, шестикурсником Слизерина, и Руквудом. А в пятницу к их вечеринке присоединился Сириус Блэк. — Они не подрались, случаем? — спросил Барти, дописывавший третий дополнительный свиток для Крика — чтобы не вздумал критиковать его за нетрудолюбие. С одной стороны стола грудились стопки готовых таблиц по нумерологии, рисунков по травологии и уходу за магическими существами, и рукописи по истории магии. Шел первый час ночи, но Барти твердо намерился осилить хотя бы треть домашней работы сейчас, чтобы завтра прогуляться с Пандорой, а в воскресение уделить время Джону. Днем Барти, слушая его краем уха, согласился прийти послушать сочиненную музыку. Но осознав, что тем самым сократилось время для выполнения домашней работы (а ведь он и не начал разучивать чары немоты для Флитвика), пожалел об этом. Пожалел, но не забрал слов обратно. — На грани, — Уолт разлегся в кресле и потряхивал уставшей кистью. На левом указательном пальце налилась мозоль. — Лучше спроси, как мне удалось усидеть на двух стульях. Разумеется, он имел ввиду сохранение благосклонности гриффиндорцев и слизеринцев одновременно. — Тоже на грани, я уверен, — Барти поставил размашистую точку и отбросил перо. На сегодня все. — Как угадал? — По интонации. — Да ты эксперт психологии. — Давай уже говори, у меня сейчас глаза слипнутся, — он встал и потянулся. В душ идти не хотелось, но засыпать грязным желания было еще меньше. — Нет, лучше расскажешь в душе. — Чистюля, — Уолт устало сполз на пол и поволокся за Барти следом. Внизу их ждали только редкие удары капель по плитке и частые — по подпотолочному окну. Прежде чем раздеться Барти по новой привычке отвернулся к стене, а потом с небывалой стремительностью укрылся от нежелательного внимания. Хотя знал, что Уолту его рассматривать ни к чему. — Вкратце, мы почти все время молчали, — вещал Уолт из соседней кабинки. — Было бы странно, если бы нет. — Заткнись, дай договорить. Барти стоял с закрытыми глазами под мощным теплым душем и представлял, что попал под тропический дождь. Будни быстро надоели, и он, в случае чего, уносился в далекие чертоги воображения. — Руквуд был самым нормальным — тупо писал, что сказали, и головы не поднимал. Но Мальсибер… У них с Блэком какие-то личные терки. Чуть не испепелили друг друга глазами. Крик еще додумался, представлешь, бля, посадить их рядом. Дружба факультетов, нахуй. Держу пари, если бы не мои флюиды благоразумия, они бы сцепились прямо на столе. И не от любовной страсти. — Как-как ты сказал? — засмеялся Барти. — Флюиды благоразумия? — Да, я же там единственный из Рейвенкло, — с иронией ответил Уолт. — Я посылал знаки бровями то одному, то второму, пока первый не видит. В общем, обошлось без крови. — Замечательно.***
— Отдел Магического правопорядка принимает пакет законов о защите магглов и магглорожденных волшебников. Юджина Дженкинс заявляет о намерении лишить радикально настроенных лиц членства Визенгамота. Уолт, водя пальцем, прочел газетный заголовок по слогам и убрал руку с фотографии, на которой пожилой беловолосый волшебник яростно потрясал тростью. Подзаголовок ниже, видимый частично, обозначал его как некого «Абраксаса Ма…» — Что думаешь? — тихо спросил он у Барти, сидевшего рядом. Барти хмуро помешивал свою овсянку ложкой. Когда его отец успел напроворачивать столько законов? Внутри плескался скепсис. С одной стороны, защита магглов и магглорожденных представлялась чем-то правильным: чем меньше насилия вокруг, тем лучше. И всем спокойнее. Но в ближайшем будущем она сильно осложнит задачу свержения правительства и переделывания мира в то, каким он должен быть по их представлению. — Бюрократия, — хмыкнул Барти под нос и послал Уолту многозначительный взгляд: «Полный бред». Отстранение всяких Абраксасов тоже не шло на пользу — сейчас они нуждались в любой поддержке, пусть даже радикализованной. Как говорил Уолт, «лучше хуй на блюде, чем хуй в жопе». — Хуятия, — Уолт развернул газету и через силу принялся читать, беззвучно шевеля губами. Пандора неподалеку посмотрела на него с нескрываемой агрессией. — Тебе бы рот с мылом помыть, — сказала она и тряхнула волосами. Теперь, когда это стало ее постоянной привычкой, Барти намеренно садился подальше — волос в ближайших тарелках стало больше. — Уши вянут от твоих речей, и не только у меня. — Ой, — отмахнулся Уолт. — Не «ой». Вчерашняя гроза продолжалась всю ночь и лишь ненамного стихла к утру. Ровный дождь стучал по стеклам и лил с труб, мочил перья почтовых сов и головы студентов, осмелившихся высунуть носы из замка. Ни Барти, ни Пандора, с которой он должен был пройтись, не решились на это действие, так что медленно зашагали по бесконечным извилистым коридорам, подсвечиваемым теплыми факелами. Ветер гулко задувал в щели стен и волновал пламя, скрипели рыцарские доспехи. Никто не обращал внимания на негромкую беседу. — Ты же не просто так меня позвала? — Барти поежился, когда холод дунул ему прямо за воротник. — Отчасти. Мне интересно, что ты думаешь по поводу всего происходящего. — А что я могу думать? Я, как и ты, простой школьник. — У которого отец — глава Департамента сам знаешь чего. — Да, но я же не мой отец, — огрызнулся Барти. — Он не слишком разговорчив. Сказал мне не общаться с плохими мальчиками и склонять обычных на сторону хороших. — Понятно. Ну, а ты сам как, поддерживаешь…? — она сделала неопределенный жест, но Барти все понял. — Нет. Вводить Пандору в сложные, запутанные нити их с Уолтом рассуждений представлялось тягостным. Тягостнее, чем древние руны. Настолько, что полемика затянется на несколько часов, а то и до рассвета. Барти ограничился коротким пояснением: — Я хочу, чтобы магглы и волшебники поскорее пришли к согласию. Но перед этим нам, волшебникам, самим с собой разобраться не помешает. — Верно подметил. Они вывернули в незнакомую часть замка, но не остановились. — Эти уроки по понедельникам только раззадорят недовольных, — сказала Пандора. — Если не пытаться бороться против реки, она унесет тебя нахуй, — изрек Барти мудрость, и подруга скривилась, пророптав что-то вроде «нахватался». — Даже такие меры полезны. Это перегонит нейтралитет на нашу сторону. Он не уточнил, какую именно сторону он считает своей, и каждый интерпретировал последние слова, как нравилось. Вскоре они заблудились.***
Барти бывал в классе музыки только в моменты столпотворений, всего пару раз. Сидеть в большом помещении с высоким потолком, наедине с Джоном и Акселем, было немного некомфортно. У стен сгрудились разнообразные инструменты, в том числе и исключительно волшебные, какие Барти видел только в книгах. В настоящие дни на них мало кто играл. Они устроились на деревянном помосте, где обычно выстраивались поющие школьники. Барти сидел рядом с Акселем, теребившем кончики длинных волос, на расстеленном на полу черно-желтом пледе. Джон стоял перед ними и играл на гитаре сочиненную им мелодию, сочетающую плавные переборы и пронзительный бой. Не хватало голоса, но у Джона не придумал слов и только изредка что-то мычал в тон льющейся музыке. — Ну как вам? — спросил он, как только ударил по струнам, зажатым в высокий тонике. Аксель похлопал. Барти, неспавший половину ночи из-за домашних заданий, медленно выставил большой палец вверх. Не заснуть помогала громкая музыка, от которой вибрировали ребра, но теперь сон снова опустился на него ватным облаком. — Супер-класс, — похвалил Аксель. — Очень здорово, мне и самому захотелось поиграть. Он весьма по-дилетантски изобразил игру на гитаре. — Только я не умею. Джон усмехнулся и присел к ним. — Слов не хвата-а-а… — Барти зазевался. — Чего-нибудь негрустного, но в то же время берущего… — Значит, в этом деле ты мне не помощник, — Джон снова провел пальцами по струнам. — Если «негрустное». — Ага. — Было бы логичнее сначала написать слова, а потом под них музыку, — Аксель тоже дернул за струну. — Теперь тебе будет сложно. — Почему? — Слов разных много. На музыку не все могут лечь. — Но музыка идет от сердца, — не соглашался Джон. — Это порыв. В первую очередь музыка выражает и мысли, и чувства. Слова вторичны. Пока они спорили (если это можно было так назвать), Барти провалился в полудрему. Вчера, параллельно учебе, он обсуждал с Уолтом принятые законы и то, к чему они могут привести. Все в его голове смешалось в кашу, какую подавали на этих выходных к завтраку. Одно дело — защищать магглов от необоснованных нападок, но совсем другое — мешать волшебникам полноценно реализовываться. Джон, на взгляд Барти, был не единственным примером плачевных последствий нынешнего режима, магглорожденных повсеместно притесняли с обеих сторон. Не только «отец» Джона отторгал магию: таких магглов было много, если не большинство. И пока они не смирились с ее существованием и своим положением в мире, волшебникам было бы лучше предостерегаться от браков с магглами. Он не заметил, как заснул, свернувшись на пледе Акселя. От вязаных ниток пахло травой и осенними листьями. Пока его приятели весело музицировали и что-то обсуждали на фоне, Барти видел странные, но светлые сны. Вырвала его оттуда противно лопнувшая струна гитары. — Ах! — Барти подскочил и резко выпрямился. В глазах потемнело, захотелось прилечь обратно. — О, мы как раз собирались тебя будить, — буднично произнес Аксель, вытягивая из-под него плед. — Уже почти ужин. — Ужин?! — ужаснулся Барти. Он проспал здесь часа четыре — все время, выделенное на разбор уравнений по нумерологии. — За музыкой время летит незаметно. Пока Джон менял струну, а Аксель возвращал инструменты, из которых пробовал извлекать всякие звуки, на место, Барти побежал в Общую гостиную. Пандора ненавидела давать списывать, но он рассчитвал как-нибудь ее умаслить. В крайнем случае разворошить свои самые тайные тайники со сладостями — в конце сентября закупится заново в Хогсмиде. Остаток выходных пролетел незаметно, а утро понедельника выдалось таким же нудным, как и прошлое. Складывалось впечатление, что профессора Крика не то загипнотизировали, не то его словарный запас ограничивался определенным набором: из его квакающего рта вылетало одно и то же. Делая вид, что записывает за ним, Барти переписывал чужую нумерологию. Не Пандоры, она не отступилась от своих принципов. За завтраком Барти подошел к Эвану Розье. Увидев его у стола Слизерина, Эван нескрываемо изумился. Однако Барти не отступил — он убивал двух зайцев, свою нумерологию и сближение с приверженцами чистокровия. Эван согласился поделиться выполненным заданием: — «Тебе повезло, что у меня сейчас зельеварение. Успею забрать из комнаты, — сказал он тогда. — Будешь должен. Аморфное ощущение задолженности Барти не нравилось. Неизвестно, что и когда Эван мог попросить, учитывая их не самые дружеские отношения. Но лучше помочь в чем-нибудь Эвану Розье, чем схлопотать неуд. День выдался плотным на дела. Вместо обеда Барти побежал в кабинет, где заседал клуб Астрономии, чтобы оставить там заявку на членство. Революции революциями, но хобби — по расписанию. — Привет, — помахал он пухлощекому парню, попивавшему чай из клубной кружки. Новому президенту. В клубе не хватало старых лиц. Половина тех, кого он помнил с первого курса, в том числе и Аврора Синистра, выпустились. Когда Барти явился на недельное собрание, его поразило количество новичков. Сверяя углы в своей карте с картой из атласа, одновременно он старался наладить с ними контакты. Заручиться поддержкой на будущее.***
Барти увидел его в туалете на шестом этаже. Он возвращался после ночного занятия клуба и, отстав от группы рейвенкловцев, зашёл в туалет. Отвернувшись от писсуаров, краем глаз он засек под одной из кабинок яркий уголок какого-то журнала. Взыграло любопытство, и через пару секунд отсыревший журнал оказался у него. Свежий экземпляр "SENSE"! О такой удаче можно только мечтать: эротический журнал "SENSE" ежемесячно передавался из рук одного старшекурсника в руки другого и так далее. Лица младше пятого курса в этот круговорот не допускались, однако все знали о его существовании. И Барти был невероятно рад своей добыче — фантазия не безгранична (особенно у его более приземленных приятелей). В башню он не спешил, не терпелось изучить журнал как можно скорее. Несмотря на синеватую полутьму, не самый приятный запах и жёсткость унитазной крышки, Барти не мог оторваться от изучения страниц. С обложки улыбалась ведьма в черном бюстгалтере и виниловой мини-юбке, внутри мелькали десятки движущихся фотографий, подкрепленных странноватыми эро-рассказами или статьями. «Впечатли ее: » — гласил жёлтый заголовок над фотографией. «Искусство кунилингуса» — приписка ниже. Смутно знакомое слово. Кажется, его упоминал Кэмпбелл далекой-далекой зимой. Решив, что знание, как впечатлить абстрактную Ее, лишним не будет, Барти углубился в руководство. К концу строк возбуждение, о котором не думалось каких-то десять минут назад, размазало его по кабинке и соединило вновь. Рука блуждала в трусах, и стены не слышали никаких звуков, кроме сопения и клацанья пряжки ремня, но все электричество сосредоточилось на губах, плотно сомкнутых, не пропускающих грязный воздух. Он был близок к тому, чтобы выпустить все в скомканный кусок туалетной бумаги (страницы портить не хотелось) и, мелко облизываясь, искал что-то достойнейшее, с чем не жалко завершить бурное самоудовлетворение. Левая рука пролистнула сразу несколько страниц, и перед глазами предстал лучший разворот, какой можно представить. Это была реклама какого-то парфюма. Посреди снежного сада стояла светловолосая девушка в нежно-розовом бельевом комплекте — настоящая роза среди зимы. Не было видно ни большей части груди, ни чего-то интереснее, но Барти и без этого впечатался взглядом в кукольные оборки корсета и перламутровый перелив ткани. Девушка покружилась, и волны волос закружились вместе с ней. Аккуратная кисть с длинными розовыми ногтями сорвала с ветки рекламируемый парфюм. Крышка снялась целиком, и искристая жидкость полилась на ключицы. Барти кончил. Мир как-то сразу потускнел. После того, как дурацкий жар перестал заволакивать разум, стало заметно, что девушке очень холодно. Босые ноги, все красные, быстро-быстро переминались. Все ее движения были не самыми естественными, никто и не позаботился о согревающих чарах. Корсет тоже доставлял мучения: когда она снова обернулась вокруг себя, Барти увидел туго стянутые ленты, затрудняющие дыхание. А, приглядевшись внимательнее, ошеломленно раскрыл рот. Нет, этого не могло быть. Глаза отыскали мелкий шрифт внизу страницы с именем модели. Когда Ванилла говорила, что мечтает о карьере модели, она явно имела ввиду не это. Его захлестнули самые противоречивые и неприятные чувства. Повторно просматривая страницы с полураздетыми девушками, вертящимися перед камерами, он не испытывал ничего, кроме отвращения. Теперь все виделось поломанным и крайне неправильным. «Когда я стану министром магии, я запрещу такую хуйню» — со злостью подумал он, бросая подожженый журнал в унитаз. — «Пусть и дальше все пользуются воображением, не обеднеют». Тем не менее страница с советами, как порадовать девушку, скрылась внутри его астрономического атласа. Избежав встречи с недремлющем Филчем, Барти вернулся в спальню и лёг в постель. Соседи сладко спали. По крайней мере, храп Винни слышался едва ли не в гостиной. Никто не узнает о маленьком предательстве собратьев-мастурбаторов. Барти обнял подушку, соблюдая почти ежедневный обычай. Было жарковато, но он плотно укутался в одеяло, ведь сегодня вместо подушки с ним лежала замерзшая Ванилла, благодарная за спасение. Руки стиснулись вокруг фантомной талии. «А что, если я не стану министром магии, и вообще ничего у меня не получится?» — подумал он. Постепенно его наполнила горькая тоска, и на границе между сном и бодрствованием подушка под лицом немного намокла. Привет, мам, Защита от Темных искусств всем нравится, новый профессор рассказывает крайне увлекательно. Мой друг даже захотел стать аврором. Я и не знал, что папа участвовал в создании законов по защите магглов и магглорожденных. Мог бы и рассказать, я ведь интересуюсь делами политики. Не пиши, что ему некогда. Для нас мог бы немного найти. Спасибо за печенье,Барти
Список идей, которые реализуют министр магии Б. К. Крауч и его заместитель У. К. Финниган: 1. Запрет принижения деятельности магглов и сотрудничества магглов с магами 2. Ужесточить наказания за любые виды насилия и за ненадлежащее расследование дел о насилии 3. Запретить создание порнографии (за исключением книг) 4. Учредить штрафы за оскорбления на почве происхождения 5. Сделать предмент «Право, политика, экономика» необязательным и назначать преподавателей в соответствии с настоящей системой внутри государства 6. Волшебная неприкосновенность магглов (?) только после полного переворота и наступления мира 7.