To Crouch [К Краучу/Пресмыкаться]

Ярко-оранжевая вспышка (по идее, бывшая салатовым мерцанием) врезалась в подпорку фонтана, и в следующую секунду от нее ничего не осталось. Как и от половины горгулий, украшавших постройку по углам. Пандора завизжала и прикрыла голову от летящих осколков. В воздухе повисла пыль. Барти закашлялся и попытался разогнать ее руками. Все, что видно — бьющая вверх вода. По задумке Пандоры, она должна была всего лишь начать переливаться, как радуга. — Глациус! — Барти послал в брызгающие струи синий луч. В то же мгновение они замерзли. — Ебаный свет, Пандора, ты уверена, что это то заклинание? — Уже нет! — она достала из сумки книгу «Сто бесполезных чар и как сделать их полезными», ее ей подарил Барти на день рождения. — Но вчера ведь все работало… Вчера она проводила эксперименты в рамках одного стакана, и этого показалось недостаточно — Пандора любила размахнуться. Вдвоем с Барти они сверились с книгой: оказалось, ошибка затаилась в одном из семи слов. Пока не растаял лед (и пока учиненный разгром не застали преподаватели или старосты), они попытались восстановить фонтан с помощью обычных чар починки. Но то ли заклинание оказалось слишком уж разрушительным, то ли пыль физически не могла собраться обратно в колонны и кусочки фигур — ничего не помогало. — Надо валить, пока нас не поймали, — с подступающим к горлу волнением сказал Барти и попятился. Двор пустовал. Барти и Пандора прогуливали историю магии, последнюю в расписании адского вторника. Дожди кончились вот уже как несколько дней, и желтые листья, прибитые к брусчатке, влажно поблескивали в белом небесном свете. Всюду стоял запах сырости. И кто-то вдалеке тоже, кажется, решил прогулять уроки. С противоположной стороны двора, из свода деревянного моста, вышла знакомая четверка гриффиндорских пятикурсников. — О! Они по-любому здесь задержатся, любопытные носы, — прошептала Пандора, задержавшаяся в замковых дверях. — Все шишки им! — Никто не поверит, что это не их рук дело, — гадко улыбнулся Барти и юркнул в холл следом. Поттеру и его друзьям действительно досталось за них. А Пандора впредь стала тщательнее готовиться к большим заклинательным свершениям. — Мне кажется, эту формулу можно исправить. Как ты думаешь? — через пару дней она подсунула Барти листок с переделанным заклинанием радуги. Барти быстро поглощал запеченый картофель и просматривал чужие конспекты по маггловедению. Листки разложились между тарелками и кубками, на них капало, падали крошки. До первого опроса оставалось жалких полчаса, а он так и не разобрался, чем же отличался Пикассо от Дали. — М-м-м… Может быть. Не силен в рунах. — Чавкал он. — Ну посмотри! — Пандора сунула листок ему прямо под нос, и Барти дернулся от неожиданности. В глаза сразу же бросилась грубая ошибка. — Пандора, — он ткнул пальцем в нижнюю строчку. — Я не хожу с вами на руны, но даже мне известно, что в этом случае закон Ван-Дорка будет работать по принципу… — Кого? — растерялась она. — Мы такое еще не проходили. Барти пожал плечами. Он-то прошел весь курс летом. — Подойди к Турунену. Спец тебе поможет. Пандора залилась краской, сжавшийся кулак смял край пергамента. — Он мне уже не нравится. — А я не говорил звать его на свидание, — махнул Барти вилкой. — Просто он хорошо разбирается в рунах, сама знаешь. Ладно, мне пора. Он подхватил сумку и перешагнул через скамейку. Класс маггловедения находился на третьем этаже, в противоположной стороне от кабинетов заклинаний или защиты от Темных искусств. Из-за того, что в этом году убрали прорицания, Барти не требовалось посещать этот предмет вместе с другим классом. Из всех уроков маггловедение было самым малолюдным — ни одного слизеринца, с которыми могли бы объединиться Барти, Винни, Ванесса и Женевьева. «Конечно» — подкатил глаза Барти, когда в первый раз узнал об этом. — «Как это, опуститься им до изучения магглов?». — Добрый день, котики, — поприветствовала их пожилая профессор маггловедения, когда все собрались. — Подготовились? Не хотите перенести на следующую неделю? — Нет, все в порядке, — с разной степенью интенсивности ответили они. Барти никогда не нравилось трястись от страха на опросах, поэтому он всегда отвечал первым. В этот раз ему повезло, и на адреналиновой волне ответы на вопросы сами выпрыгивали изо рта, так что добрая преподавательница отпустила его всего через десять минут после звонка. Но Барти не торопился уходить: хотелось дождаться Винни и обсудить в безлюдном уголке последние звездные новости. Как на зло Винни пользовался стратегией «тянуть до последнего», да и спрашивали его дольше, в основном из-за его развязавшегося языка. За это время Барти успел пуститься в пространные размышления о причинах, отчего слизеринцы так сильно ненавидели все, что связано с магглами. Нетерпимость прослеживалась испокон веков, когда магглы, пугавшиеся всего неизвестного, охотились на волшебников. Времена поменялись, но блюстители традиций по прежнему хранили верность старому образу мыслей и ненаучным гипотезам о превосходстве магии людей, родившихся от двух волшебников. Когда Министерство приняло поправки к существующим законам и провернуло несколько реформ, защищающих магглов, это подняло волну негодования не только среди преступников в масках, устраивавших беспорядки по всей стране, но и среди публичных приверженцев волшебного чистокровия. И если первые до сих пор никак не заявляли о своих намерениях (либо Министерство само препятстовало этих заявлений), то вторые яро выступали против правительственных тенденций. Барти, считавший себя умнее сверстников, сложил два и два: «Всем понятно, первые и вторые — это одни и те же люди. В большинстве своем. Родственники слизеринских дурачков. Возможно, даже родители.» И, возможно (Барти очень не хотелось этого признавать), Уолт додумался обо всем раньше, может, даже летом или вообще весной, поэтому он и пытался заставить его наладить с ними отношения. У него были запутанные и неподдающиеся пониманию стратегии их будущего политического вклада в мир. — Мы ведь не как они, — не понимал Барти. — Зачем нам с ними сближаться? Не разумнее ли мне мириться с Поттером и Блэком? — Нет, дурачье, — поучал Уолт, а Барти кривил губы. — Силы на «слизеринской» стороне, Министерство в проигрыше. Извини, если задел. — И что теперь? Принимать их видение за должное? — Нет. Мы же умнее. Включи мозги: шаг за шагом подберемся к верхушке изнутри и потихоньку изменим их планы. Они даже понять ничего не смогут. Держи друга близко — а врага еще ближе, и все такое. — Странно, что с такими суждениями ты не на Слизерине. Или не на Гриффиндоре, за смелость. — На Слизерине одни тупицы, к тому же у меня сплошные предатели крови в семейке. А на Гриффиндоре даже не тупицы. Просто тролли. Барти понравилась эта затея. Не можешь справиться с хаосом — возглавь его. К тому же это вполне согласовалось с изначальным планом о революционном захвате правительства, ведь своих сторонников у них не было. Пока что. Со звонком размышления о великом резко обрубились, и Барти переключился на волну сплетен о романе Кэндис Мур с каким-то маггловским актеришкой, к беседе подключились и девочки. Барти заметил, что в отсутствии Уолта Ванесса ведет себя куда миролюбивее, хотя ее подруга все равно следует за ней приклеенной мини-версей, боящейся сказать лишнего слова. Остаток сентября Барти жил своей обычной жизнью «дурдынкинда»: засиживался допоздна в библиотеке и Общей гостиной, спал с открытыми глазами на уроках профессора Крика, ведя конспект на обратной стороне костей черепа, дополнительно занимался астрономией и проверял сомнительные результаты экспериментов Пандоры. Работы с каждым днем копилось больше и больше: пришлось даже пропустить первый поход в Хогсмид. Барти просто отдал деньги в надежные руки (Винни) и снабдил списком покупок, львиная доля которых приходилась на Сладкое королевство. Осень на всех влияла по разному. Если у Пандоры или Уолта где-то позади вырастало шило, то Джон день ото дня становился мрачнее и мрачнее. — Признайся честно, — сказал Дэвид на уроке по уходу за магическими существами, когда они, борясь со строптивостью лукотрусов, пытались рассмотреть детали их строения. После травологии Джон решил пропустить свои руны и подышать свежим воздухом с друзьями, при этом он выглядел настолько несчастным, что даже профессор Кеттлберн поинтересовался, как у него дела. — Тебе в чай полыни подмешали? Или лукотрус насрал в ладошку? Что с лицом? — Ничего, — буркнул Джон. — Все нормально с лицом. Ай! Он так сильно сжал лукотруса, что тот, завозмущавшись, оставил ему на ладони глубокий порез. Профессор Кеттлберн цокнул языком и попросил его поаккуратнее распоряжаться с чужим учебным материалом, Женевьева пожертвовала свой платок. В день его рождения, двадцать восьмого сентября, мальчики проснулись пораньше, хотя в этом не было необходимости — по выходным Джон валялся в постели до обеда. — С днем рождения! — Уолт с разбегу запрыгнул в его кровать и затормошил рыжую голову. Остальные более или менее присоединились к поздравлениям. Барти плюхнулся к ним с другой стороны и положил на сонно сморщенное лицо именинника нотную тетрадь, синюю, с большой красной молнией. Внизу красовалась подпись какого-то маггловского певца. Барти увидел сей раритет летом во «Флориш и Блоттс», тогда же, когда искал подарок для Пандоры. И подумал, это — идеальный презент для Джона. — Вот, будешь записывать сюда свои тоскливые песенки, — добавил Барти. — Только если ты поделишься тоскливыми словами для них, — в том ему ответил Джон, рассматривая тетрадь со всех сторон. На лице Уолта отразилось небольшое замешательство: — О чем это вы? — Ни о чем, — одновременно ответили они. Несколько часов утекли на бесплотные попытки развеселить Джона. Уолт развлекал его пародиями на преподавателей и однокурсников, Барти тайком передал ему свои последние стишки, не тоскливые, но немного воинственные. Они взрывали волшебные хлопушки и извлекали оттуда всякие вещицы. Большинство из них перешло во владение Джону, но Уолт молча засунул колоду взрывающихся карт в карман. Никто этому не препятствовал. В конце концов Дэвид предложил пойти на стадион и полетать на метлах. — У меня есть идея получше, — от заговорческой ухмылки Уолта у Барти заныло между ребер. Вряд ли эта идея закончится чем-то хорошим. Они действительно оделись в уличные мантии и небольшой восьминогой вериницей спустились вниз. — Вот же были времены, — вздыхал по дороге Уолт. — Когда мы шастали по школе ночью… — Это было всего пару раз, — Барти одарил его колючим взглядом. Не то чтобы он был в восторге от тех разов. — Зато каких! Покинув замок, мимо разрушенного фонтана мальчики захлюпали ботинками в сторону совятника. Ну, Барти до последнего надеялся, что они зачем-то идут именно туда. Но на развилке Уолт повернул к хижине лесничего. Конечно, он направлялся далеко не в гости к Рубеусу Хагриду. — Петтигрю сказал мне, на этой неделе они проходили гиппогрифов, — воодушевленно сказал Уолт. — Они в том же загоне, где держали единорогов. — Ого, — глаза Дэвида загорелись. Джон ничего не сказал, но Барти показалось, что веснушки на побледневшем лице стали ярче. В загоне паслось три взрослых гиппогрифа и несколько детенышей. Мощные цепи приковывали странных существ к частоколу. Барти еще не видел их вживую, так что поражался размерам сизых полуорлов-полулошадей. Стальные клювы-бритвы и круглые апельсиновые глаза не располагали к веселому времяпрепровождению. Ну а когти на передних лапах величиной в целый фут — настоящее орудие убийства. — Красавчики, правда? — хохотнул Уолт. — Я слышал, сначала надо им поклониться, — поделился Барти. — Иначе на лохмотья пустят. — Ну так иди и кланяйся, дурдынкинд. Слегка вскипев, Барти оттолкнул Уолта и уверенно приблизился к ближайшему гиппогрифу. Тот резко вскинулся, спеси сразу поубавилось. Огромная голова с тяжелым клювом воззрилась на него немигающим оранжевым глазом. Следуя учебным рекомендациям, Барти широко раскрыл свои заслезившиеся глаза и не отводил взгляда. За спиной раздались смешки. Подставляться страшному клюву или провоцировать неудачей новое хихиканье не очень-то хотелось. Но зверь неукоснительно ждал поклона. Щелкнул клюв, и Барти, как подломленный, склонился, не прерывая контакта между глазами. Гиппогриф не шевельнулся. Все замолчали. — Может, ну его? — неуверенно подал голос Дэвид. — Пошлите, пока не стемнело, на поле… И тут, ко всеобщему великому удивлению, гиппогриф согнул чешуйчатые колени передних лап и безо всякого сомнения отвесил поклон. — О-о-о! — воскликнул Уолт. — Сработало! Довольный собой Барти подошел к животному и, рисуясь, протянул руку, мелко погладил по клюву. Гиппогриф, уже не кажущийся высокомерным, лениво зажмурился от удовольствия. Его друзья, включая Джона, поклонились гиппогрифам и присоединились к нему. Встав на цыпочки, Уолт пошарил рукой у кованного ошейника. — Дело за малым, — он зачем-то достал палочку. — </i>Алохомора! — Что ты делаешь? — Джон, трогавший перья, замер и округлил глаза. — Ну мы же не наглаживать их сюда приперлись, — как ни в чем не бывало фыркнул Уолт. — Лично я не прочь покататься. Почуявший свободу гиппогриф размял шею и обратил на него властный немигающий взор. — Ты же не против? — Уолт, обращаясь к животному, вскинул прозрачные брови. — Деловое сотрудничество, вам же тоже осточертело здесь топтаться. Гиппогриф помедлил, как бы оценивая степень проявленного уважения, и все-таки опустился на колени. Бросив короткое «ура», Уолт с трудом вскарабкался на него и осторожно обхватил шею. — Давайте, седлайте остальных. — Я в этом не участвую, — Джон скрестил руки. Дэвид уже отстегивал второго: — Да давай! Сядем на одного, со мной не свалишься — я же мастер полетов. — Метла и гиппогриф не одно и то же! — Сопротивлялся Джон. — Тем более у нас нет разрешения. — На первом курсе у нас тоже не было разрешения ходить в Запретный лес, — Барти оседлал третьего и отбил «пять» по протянутой Уолтом руке. — Вы ходили в Запретный лес на первом курсе? — удивился Дэвид. — Джонни хранит много секретов, — Барти сделал хитрое лицо. — Не называй меня так больше никогда, — Джон, сравнявшись оттенком кожи с волосами, сдался и подошел к заждавшемуся бурому гиппогрифу. — Иначе я подмешаю в твой чай полынь. Или слабительное. — Какой ужас. Барти уперся коленками в основания крыльев. Несколько секунд гиппогрифы под мальчиками не двигались. Затем мощные крылья распахнулись — Барти чуть не скатился на землю и крепче взялся за пернатую шею —, звери резко и круто взмыли вверх. Пришлось прижаться к гладкой спине всем телом, чтобы не соскользнуть на уменьшающиеся верхушки… деревьев… За развлечениями и перепалками как-то позабылось о том, что он, вообще-то, до жути боится высоты. Барти рефлекторно зажмурился и уткнулся лицом в перья. Игра перед друзьями запрещала кричать и просить о снижении. Оставалось надеяться, что его гиппогриф последует за остальными по своей воле и не унесется в шотландские горы. Он никогда еще не передвигался так быстро. Когда они пронеслись между башнями замка (только бы никто не заметил!), почти не взмахивая крыльями, он рискнул оглядеться. Холодный ветер ударил в затылок. Все его товарищи пригнулись как можно ниже к шеям своих гиппогрифов, чтобы уберечься от ветра. Бедному Джону пришлось навалиться на Дэвида, однако даже его лицо отражало не такой сильный ужас, какой испытывал внутри себя Барти. Они облетели Астрономическую башню и развернулись к озеру. Ноги, крепко сжимающие бока гиппогрифа, онемели от напряжения, но Барти не отваживался переменить позу, боясь соскользнуть назад. Кши его заложило от воя воздушных потоков, а губы высохли и потрескались на пронизывающем ветру. Утратилось всякое чувство расстояния до земли; зверь исправно взмахивал крыльями, целеустремленно мчался вперед. Это было невероятно. Скалистые территории, поросшие тусклым вереском, бурыми пятнами акварели растекались далеко внизу. Вдруг подхватило кишки: над озером гиппогрифы пошли на снижение, Барти скатился на пару дюймов ближе к голове. Кто-то вскрикнул, но всплесков не послышалось. — ЭТО ПИЗДЕЦ! — радостно заорал Уолт. Оглянувшись, Барти увидел, что тот выпрямился и расставил руки. «На Слизерине одни тупицы» — неожидвнно вспомнились его слова. — «А на Гриффиндоре вообще тролли». Темная вода, столь близкая, сверкала под ними в косых лучах холодного солнца. Как зачарованный, Барти смотрел на нее, не рискуя оторваться от крупа ни одной клеточкой тела. До ушей донеслись радостные вопли Дэвида и Джона, наконец-то оценившего полет. — А как нам возвращаться? — гаркнул Барти через ветер. — Я не знаю! — засхохотал Уолт. Заслышав слово «возвращаться», гиппогриф круто развернулся, едва не сбросив Барти в воду, и полетел в сторону Запретного леса. Другие последовали за ним. — Чтобы я еще раз… — выдохнул Барти, устало скативаясь на утоптанную землю загона. — Как же я люблю землю… У него дрожали руки и ноги. Хотелось припасть к почве и добираться до замка ползком. — Молюсь, что нас никто не видел, — промолвил полуживой Джон. Конечно, их видели. — Немыслимая безответвенность! — пищал профессор Флитвик в своем кабинете. — Как вы додумались до такой глупости? Он, по обыкновению, сидел на нескольких подушках, чтобы хоть как-то возвышаться над столом. — Мы искали средство от товарищеского удручения, профессор, — Уолт прилежно сложил руки на коленях. — Ужасно, когда грустят в дни рождения. — Я отправлю письмо вашей матери, мистер Финниган! — Будьте любезны. Ей ведь так скучно и совсемнечем заняться… — <i>Мистер Финниган! Что вы себе позволяете?! — Да-да… Извините… У Барти похолодело внутри. Стало страшнее, чем над Астрономической башней. Не хватало, чтобы Флитвик послал письмо его родителям! Но еще хуже было огорчение Пандоры («как ты решился полететь на гиппогрифе, если на крышу выйти боишься?»), которая страшно расстроилась от того, что они не позвали ее с собой. — Ну извини, — по-дружески пихнул ее Барти, когда его друзья, беспрерывно сетуя на завтрашнюю отработку, поплелись к свободному дивану у камина. — Это же день рождения Джона. — Как же меня бесит август, — она уперла руки в бока и шмыгнула носом. — Не могли подождать пару дней! — В следующем году могу сбежать к тебе в Косой переулок, — размечтался Барти, приобнимая ее за плечо. — И мы пойдем гулять по Лондону. Искать твоих панков. — Ага, так ты и сбежишь, — она коварно впустила пальцы меж его ребер и отстранилась. — После громовещателя-то. Разрушительный громовещатель на следующее утро и правда разнес его в пух и прах. Голос его отца взорвался громче, чем фонтан. Хоть он не был яростным, холод и строгость резали хуже стальных когтей гиппогрифов.

***

В октябре окрестности Хогвартса заволокло туманом. У Барти складывалось впечатление, что мир за окнами попросту исчез — не проглядывалось ничего даже на расстоянии вытянутой руки. Все четверокурсники, включая тех, у кого был всего один дополнительный необязательный предмет, взвыли от резко возросшей нагрузки. Профессор МакГонагалл зверствовала больше всех: — Это базовые принципы трансфигурации, требующейся для сдачи суперотменного волшебства, — угрожающе поблескивала она прямоугольными стеклами очков. — Проявите толику усердия! — Но до СОВ как до Антарктиды вплавь! — до последнего противился Дэвид, перешедший в фазу суперотменной подготовки к первому квиддичному матчу. — Это не значит, что сейчас вам следует валять дурака, мистер Фурмаг. Ваш класс куда продвинутее остальных, но это не повод расслабляться: всегда есть, куда стремиться… Барти оценил взглядом свою превосходную игольницу, трансфигурированную из ежа. В этот раз у него получилось даже лучше, чем у Пандоры. Удача улыбалась и на нумерологии. Пока слизеринцы заваливали одну задачу за другой, его работы оценивались на самый высокий балл. Но радость улетучивалась вместе попадающим в поле зрение Эваном Розье, который неумело делал вид, что забыл о заключенной сделке. Но ведь Барти знал, что тот не забыл. Профессор Биннс хоть и не отмечал присутствующих на своих занятиях, но задавал не меньше остальных. От его сочинения про восстания гоблинов индустриальной эпохи задохнулись все. Слизнорт тоже не отставал: они начали разбирать противоядия, и длинные таблицы с ингридиентами и их комбинациями не вгоняли в тоску только Дамокла. А профессор Флитвик вовсе решил, что спрос с рейвенкловцев должен быть больше, чем с остальных, и к разучиванию манящих чар прибавил несколько томов дополнительной литературы. Но профессор Крик переплюнул всех. Каким-то неведомым способом он научился распознавать тех, кто только делал вид, что слушает, и проверять их записи за урок. Если таковых не оказывалось (или они были ненадлежащего качества), бедняг отправляли на отработки, только вместо строчек они переписывали главы министерского учебника защиты. В основном там застревали гриффиндорцы; ученики Слизерина, на удивление, быстро приспособились к требованиям и избегали карающей трости, просто гриффиндорцы не обладали должной усидчивостью. Барти старался не попадаться, но не всегда получалось. Даже Уолт, после целого месяца отработок, прекратил пререкаться, но Барти со своей задумчивостью и периодическими выпадами из реальности посещал вечерние собрания писарей не реже раза в две недели. — Почему вы смотрите на меня, как на идиота, мистер Крауч? — ходивший между рядов преподаватель неодобрительно воззрился на него. Барти спохватился. Когда он внимательно кого-то слушал или задумывался о чем-то своем, его лицо принимало отсутствующее выражение, а нависшие веки придавали немного агрессивности. — Простите, сэр. У меня всегда такое лицо, когда я сосредоточен. По классу прошлась волна фырканья. Крик записал это на свой счет и снял с него пару очков. В общем, от череды одинаковых дней голова у Барти пошла кругом. Вернувшись к фиксации на звездах, он совсем забыл о недочитанном финале вампирских похождений, а стихосложение свелось к рифмованию глупых строчек на полях во время истории магии. За всем этим не оставалось времени даже на чтение новостных колонок «Пророка»: что Уолт, что Барти отложили мысли о великом в долгий ящик. — Я пройдусь, пожалуй, — закончив домашние задания, Барти со скрипом встал с кресла и похрустел позвоночником. — Голова раскалывается. Голова и правда раскалывалась. Лоб был таким горячим, что возникло желание приложить его к оконному стеклу. С Барти была только Пандора: Уолт, от нечего делать посетивший вечернюю тренировку квиддичной команды, плескался в душе, Джон отправился спать пораньше, а Винни куда-то пропал еще после ужина. Пандора, лишившаяся подушки в виде левого локтя Барти, устало подняла голову: — Не пропусти отбой. — Не пропущу. Он не собирался уходить далеко. Длинные ноги несли его по полукруглым коридорам вблизи башни, которые они с Уолтом вдоль и поперек исходили в начале первого курса. Потайные проходы за темно-синими гобеленами внушали приятную, теплую ностальгию. Сдвинув один, с вышитой картой созвездия Льва, Барти вошел в узкий лаз. Раньше его плечи лишь немного касались сухих серых стен, но сейчас приходилось двигаться боком. В тесноте стало немного некомфортно, и Барти попытался успокоить себя напоминанием, что это — стены Хогвартса, самые что ни на есть безопасные в Великобритании, и ничего с ним в них не случится. Это возымело эффект: вместо недоброжелателя, тянущего к нему скользские руки, во тьме вырисовалась абстрактная женщина с выдающимися формами, которые от недостатка пространства вокругобязательно вожмутся в его тело. Он даже приостановился, представляя все в подробностях, но тут со стороны выхода, в нескольких футах от него, послышались голоса: — Это ненормально, ты себя слышишь? — А ты? Я не хочу ссориться с родителями. Они ведь хотят как лучше. — И это ты называешь «лучше»? А тебе самому как, лучше? По-моему, нет. — Потому что «по-твоему», именно. Барти узнал их. Винни и Ванесса избрали для тихих, но экспрессивных разборок довольно необычное место у статуи Лаверны де Монморанси, за которой и открывался выход из секретного коридора. Зажатый между стен Барти не то чтобы горел возвращаться обратным путем, потому решил подождать, пока они уйдут, и заодно подслушать разговор. — Папа на короткой ноге с Криком, — сокрушенно поведал Винни. — Он тут же узнает, если я буду «неподобающе» себя вести. Или выглядеть. — «Неподобающе» — передразнила Ванесса, — это… — Ну, не как сейчас. Как «слабак» и «девочка». — Тоже мне. Мальчик. — Все не так плохо. Зато ко мне не пристают с оскорблениями, это большой плюс. — Винни приободрился. — Потому что боятся, что ты посворачиваешь им шеи, — продолжала язвить его подруга. — Ну, я же не маггл. А волшебные дуэли мне никогда не удавались, это все знают. — Все равно видок угрожающий, элементарная психология. Ты хотя бы, когда пойдешь к Винтер, попроси не брить тебя наголо. Винни засмеялся. Барти аккуратно выглянул из своего укрытия, одним глазком. Его сосед по комнате сидел к нему широкой спиной, но лицо Ванессы в форме сердечка обращалось в его сторону. Она улыбалась, немного безрадостно, но Барти в упор не видела. — Повторюсь, я не маггл, — Винни зачем-то пригладил свой короткий ежик на затылке. — И, напомню, внутренние убеждения не зависят от внешнего вида, ты же в курсе. — А магглы бреются наголо? — не поняла Ванесса. — Что-то не припомню, чтобы нам такое рассказывали… — Ах… — он театрально приложил кисть ко лбу. — Ты совсем не следишь за культурными новостями. Разве не слышала о маггловском подобии чистокровок? Они превозносят нацию и другие придурковатые вещи… — А зачем бриться-то? — Не знаю. Наверное, так они узнают друг друга в толпе. Или хвастаются правильной формой черепа... Барти представил лысого Розье и прыснул в ладонь. Ванесса нахмурилась. — Что это? — Наверное, миссис Норрис где-то неподалеку, — забеспокоился Винни. — Пошли, пока она нас не застукала. Отбой будет с минуты на минуту. — Ага, пошли, пока она не срыгнула на нас свою мерзкую шерсть. Они поднялись с постамента и быстро ушли, продолжая разговаривать о националистах и «других придурковатых вещах», вроде традиционных семейных отношений. Барти выждал полминуты, а потом тоже побежал в башню, пока в ногах и правда не закрутилась миссис Норрис, с недавних пор утратившая сноровку из-за огромного живота. Совесть за подслушивание совсем не мучила. Делиться этим он ни с кем не собирался, зато теперь точно знал, что Винни остался почти что прежним Винни, только на людях об этом не распространялся. Список пунктов для идеальной девушки для меня: 1. Она не должна быть из Гриффиндора. И не из Слизерина, желательно. 2. Она не должна плохо учиться (как Уолт), но и быть умнее меня тоже (вторую Пандору я не выдержу). 3. Она любит ту же музыку, что и я. 4. У нас должны быть похожие увлечения, чтобы мы могли о чем-то разговаривать. 5. Она должна следить за новостями. 6. Она не должна смеяться над моими стихами. Они должны ей нравиться. 7. От нее должно приятно пахнуть. 8. У нее не должно быть вредных привычек вроде курения. 9. Она бы хотела завести несколько детей в будущем. 10. Она должна доступно объяснять, что ее беспокоит, а не говорить загадками или молчать. 11. Она должна доверять мне и полагаться на меня. 12. Ей не будет нравиться меня щекотать, тыкать, кусать и т д. 13. Ей будет все равно на мои прыщи и мой нос. И то, что мое тело не как у Винни или Дейва. 14. Она не должна считать одних людей хуже других, не важно по какому признаку. Ну, только если это не преступники. 15. Она будет поддерживать мои начинания и не скрывать свои. 16. У нас похожие или одинаковые взгляды на политику, право и экономику. Либо она поддастся моим убеждениям и примет мои. 17. Она не должна быть капризной и высокомерной. 18. Желательно некудрявые волосы, их неудобно гладить (мне так кажется). 19. Она должна проявлять заботу. 20. При этом она не должна мной помыкать. Что-то я раскомандовался. Никто мне ничего не должен.