С визгом гитар по залу гигантской волной разлился хаос.
— Шоу начинается! — проорал Мартин Вэнс и беспорядочно забил по струнам.
Атмосфера резко изменилось, уныния как не бывало. Небольшой ступор, одолевший учеников от неожиданной перемены, сменился таким же диким восторгом, как у мгновенно разошедшихся музыкантов.
— Спасибо Ванде! — крикнул Мартин, и лысая колдунья сделала шутливый полупоклон. — Это она спровадила отсюда все старичье!
— А еще наложила на все входы чары, и пердуны не смогут сюда войти! — громко добавила барабанщица, терзающая палочками тарелку. — Отрывайтесь!
Зазвучала одна из песен панковского репертуара. Толпа пришла в движение, подобно бушующей стихии. Сверху стеной лил дождь, потушивший свечи в фонариках, но до голов не долетало ни капли. Вой и лязганье всех без исключения подхватили в дикарские пляски.
—
НАДО НАЙТИ ПАНДОРУ! — прокричал Барти Уолту на ухо.
— ЧТО? — тот цеплялся за него, как тонущий за соломинку.
— ПАНДОРА!
НАЙТИ! — как можно четче повторил он.
Уолт, вне себя от радости, кивал на все, что ему прелагали. Не думая ни о какой Пандоре, он крепко схватил Барти за руку и потащил ближе к сцене, где разворачивалось настоящее представление. На тесной площадке, где когда-то трапезничали преподаватели, разгорался настоящий огонь необузданное энергии. Громкие удары барабанов и басовая линия бросали яростный вызов всему установленному порядку. На переднем плане прыгали и бесновались безумный Мартин и вселившиеся в него демоны. Он сбросил старинную мантию и покрасовался кожаной курткой в шипах и нашивках.
Разноцветный свет окрашивал танцующих, что пихали и толкали Барти со всех сторон. Он старался не отставать от Уолта, но потная рука друга, почти соскользнувшая с запястья, грозила потеряться в толпе. Оказавшись почти у ступенек, Уолт затормозил, и Барти налетел на него сзади.
Вой гитары густо наполнил воздух, слился с шумом дождя в непрекращающийся взрыв, который сшибал каждого, кто смел восстать против. Вибрация сотрясала стены, захватывала каждое сердце, раздувала сильнейшее желание бунтовать против всех и вся. В царящей повсюду суматохе Барти подумал, что слизеринцы правильно сделали, что не пришли — только испортили бы всем настроение. Возможно, часть из них, слушая из своего подвала отзвуки веселья, обливалась завистью. От такой мысли отжигать захотелось еще больше. Чтобы потолок у слизеринцев треснул.
Внезапно, в момент пика гитарного сола, Мартин подпрыгнул, с размаху разбил свою гитару о пол и, не останавливаясь, набросился на басиста. Какофония визгливых звуков заскреблась по ушам, погружая народ в неистовство.
Басист присоединился к крушению, вдвоем с Мартином они размолотили ненужные старинные инструменты, как будто исполняли погребальный марш всем традициям. Скрежет кроил черепа, сама вселенная разрывалась от дикой ярости панк-рока. И в этой анархичной каше разрушения рождалась самая глубинная, истинная музыка. «Мандрейкс» не просто играли музыку — они дарили свой бунт, свою ярость, свое безумие каждому, кто был готов взять их и передать дальше.
Мартин восстановил гитару палочкой и поднял за гриф:
— Эй, есть желающие присоединиться?!
Толпа согласно загудела. Уолт попробовал пробиться на сцену, но один парень с шестого курса опередил его.
— Пора разъебать здесь все! — крикнул он, запрыгнув к музыкантам. — Всю эту жалкую школу!
Он смахнул с лица блеклые волосы и схватил лютню, а потом швырнул ее в окно. Со звоном стекло разбилось.
— О-о-о-о! — послышалось отовсюду.
Парень явно настроился на полный разгром. Заиграла следующая песня, и он присоединился к пению, точно походящему на звуки мандрагор.
— Какого хрена? — Уолт больно ткнул Барти, привлекая к себе внимание.
— Что? — Барти наклонился, чтобы лучше слышать. — О чем ты?
— Это же Сид! — Уолт затыкал на братавшегося с Мартином шестикурсника. — Сид Крик с Гриффиндора, внук профессора Крика!
— Серьезно?
— Да!
— Разве внук Крика не должен быть…
«Криком»?
— И я о том же!
— Нахуй все! — Сид схватил последнюю целую гитару и забренчал что-то несвязное, перекрывающее основную игру.
Толкучка занялась с новыми силами. Находясь в эпицентре бури, Барти кое-как маневрировал в ней, но опасался за друга-коротышку — еще задавят, оглянуться не успеет. Спустя пару песен вдвоем они пробились к краю танцпола. Среди разноцветных одеяний у столиков мелкнуло ярко-желтое платье, и Барти сразу потащил Уолта туда.
— О, вот и вы, — Пандора глотнула из стакана с лимонадом. — Ух, ну и жарища!
Она замахала ладонью у раскрасневшегося лица. Светлое каре растрепалось и находилось в не меньшем хаосе, чем прически исполнителей.
— Как тебе? — Барти неопределенно мотнул головой.
— Неожиданно, — приподняв брови, она улыбнулась. — Но мне нравится. Джинджер натерла ногу, поэтому мы пока здесь.
Джинджер сидела на стуле и ощупывала левую ногу под коленом. Барти неловко отвел взгляд. Неподалеку эксцентричным волчком вертелся Сириус Блэк напару с вечно скованным Люпином.
— Как думаете, профессора пропишут нам пиздюлей за такое? — вдруг спросил Уолт.
— А мы тут при чем? — отозвалась Пандора.
—
Действительно.
— Она права, — Барти оглянулся назад. Повеселевший Джон так лихо отплясывал с какой-то девчонкой, что все вокруг предпочитали их сторониться. — Мы-то что сделали?
— Именно, что ничего, — когда Пандора поставила стакан, Уолт взял его и наполнил водой из палочки. Жадно напившись, он вытер рот горловиной джемпера. — А могли бы уйти.
— Еще чего! — Пандора воинственно поднялась со стула.
— Когда ты стал таким правильным? — толкнул Уолта Барти.
— Никогда. Я просто просчитываю разные варианты. А теперь предлагаю вернуться к веселью.
Они протиснулись ближе к знакомым лицам и растворились в насыщенной атмосфере легкости и беззаботности. Такими темпами к утру от Большого зала останутся одни руины. «Мандрейксы» не затихали ни на секунду, и люди тоже не останавливались, дрыгаясь и подпевая. Глаза Барти выхватывали из разноцветной полутьмы зеркальные блики блесток и яркие кусочки костюмов. Между телами повисла сизая дымка, соединяющая всех в одно многоногое и многорукое чудовище. Музыка звучала будто бы отовсюду, погружая Барти в состояние восторга и бескрайней свободы. На танцполе смешались все, границы между факультетами стерлись под влиянием магии музыки и танца: меньше, чем за чам «Мандрейксы» добились куда больше, чем настоящее Министерство.
—
Я бы умер здесь, если бы было можно! — поделился Барти с Уолтом.
—
Не стоит, братан! Пропустишь все веселье!
Время остановилось, каждый присутствующий был на грани того, чтобы подорваться взлететь, словно звезда, окруженная переплетающимися разноцветными лучами и тенями. Устав спустя неизвестное количество минут-часов, Барти отделился от группки хаффлпаффцев, к которым его случайно занес поток людей, и вырвался к обратно столикам. По их поверхности будто бы прошелся ураган, целых графинов почти не осталось. Жажда стянула горло, Барти жадно припал к тому, что нашел, проливая ярко-розовую жидкость на воротник. Отдышавшись, он развернулся на пятках и столкнулся с какой-то девушкой, только что выпутавшейся из водоворота.
— Ой! — Джинкс беспомощно подняла руки и попыталась его обойти. Барти сделал то же самое. Несколько неловких секунд они пытались разминуться.
— Прости, — пробормотал он.
— Все хорошо, — немного натянуто улыбнулась она.
Ее платье немного помялось, а пряди волос выбились из прически. Но в целом после всех событий она выглядела неплохо. При улыбке снова показались ее передние зубы, и Барти счел это довольно милым. Джинкс посмотрела на него снизу вверх и с простотой подметила:
— Милые.
— Что? — Барти беспокойно оглядел себя.
— Милые уши, — перекрикивая музыку, она показала на свою голову.
— А, — рука Барти остановилась на ободке. Он смутился. — Спасибо. Ты тоже прекрасно выглядишь.
Отчего-то стало труднее дышать, и руки стали ватными. До боли он стиснул одну кисть другой, пытаясь восстановить душевное равновесие. Джинкс помахала на прощание рукой и собралась было уходить, но Барти окликнул ее. Хотелось поговорить с ней немного дольше.
— Ты же Джинкс, да? — не придумалось вопроса лучше.
— Да, — она улыбнулась чуть шире, без намека на раздражение или усталость. — Но тебя я не знаю.
— Мы на одном факультете, — к щекам невовремя прилила краска. — Я с четвертого курса.
— Здорово. Правда, очень круто.
— Меня зовут Барти.
Она прикрыла глаза и плавно затанцевала — музыка замедлилась и стала панически походить на что-то, подо что люди должны разбиваться на парочки. Джинкс было неплохо и с самой собой: она отстраненно закружилась, расставив руки, насколько это было здесь возможно. Барти беспокойно завозился, решая, сбежать ему или все-таки пригласить ее. Джинкс казалась беззлобной и симпатичной (а еще была старше), и он без боязни ядовитого отказа шагнул вперед.
«Не хочешь потанцевать со мной?» — почти выпалил он, когда Мартин Вуд обломил всех:
— ПОПАЛИСЬ! Никаких медляков, сопляки!
Раскрыв большие, на грани выпученных, глаза, Джинкс весело захихикала и растворилась в толпе, бросив Барти легкое «увидимся». Укол разочарования вонзился ему между ребер, и он пожал плечами — не так уж и хотелось с ней танцевать. Кому вообще это надо?
Выискивая знакомых, он увидел, как Пандора подхватила Винни за руки и бурно закружилась вместе с ним. Барти снова вернулся к тревожной мысли, что их ждет после вечеринки, а еще как «Мандрейксы» собираются прокладывать путь на волю. Наверняка Министерство уже известили о подставных музыкантах, кто-то оттуда мчит убивать веселье. Интересно, будет ли его отец участвовать в разбирательстве? Посадят ли «Мандрейксов» в тюрьму, и что завтра утром опубликуют в газетах?
Глаза снова зацепились за компанию Поттера. Самого себя он украсил рогами из веток, Блэк и Петтигрю налепили на лица какие-то блестки, все четверо в маггловской одежде. Поттер и Блэк — в особо кричащей и вульгарной. Присмотревшись, Барти заметил и Джинкс, которой эти двое что-то активно втолковывали.
Тело сразу напряглось. Он перевоплотился в зверя, защищающего стаю. Гриффиндорцы и Джинкс точно не были друзьями, в голову пришла нехорошая мысль о том, что они затевают какую-то пакость на почве мщения за квиддич.
Барти, как ему казалось, незаметно подкрался ближе и нащупал в кармане палочку.
— Да давай, — Блэк положил руку Джинкс на плечо. — Все знают, тебе все равно.
—
Я не знала, — она сжалась, ссутулившись, и осторожно вышла из-под нее.
— Неужели? — растянул оскал Поттер. — Самое время узнать.
— Что-то мне не очень хочется.
— Слышь, че говорит, — хохотнул Поттер Блэку. — «Не хочется». Я люблю комедии, так что не ломай ее, Лавгуд. Тебе так сложно или я настолько неприятен? Неприятнее Нюнчика?!
Джинкс нерешительно попятилась, но натолкнулась на плотную стену из дрыгающихся тел. Загнанный взгляд заозирался в поисках отступления. Барти до сих пор не улавливал, о чем речь.
— Ну так что? — щелкнул языком Блэк.
— Я, пожалуй, останусь здесь, — до последнего увиливала Джинкс.
Блэк надменно подкатил глаза.
— Ш****.
Поттер подал товарищам знак, и они удалились.
Джинкс растерянно постояла несколько секунд, резко развернулась и побежала к выходу, лавируя между людьми. Барти отчетливо слышал стук каблуков, видел прижавшиеся к лицу руки, но стоял, как вкопанный.
— Ну и что ты стоишь? — подтолкнул его голос совести.
Барти испуганно развернулся. Перед ним стояла, уперев руки в бока, красная, часто дыщащая Пандора.
— А что делать-то? — всплеснул Барти руками.
— Иди, иди за ней, — возмутилась она его нерасторопности и отгоняюще помахала руками. — Или ты сможешь заснуть, зная, что она плакала одна?
— А почему
я? — так же возмутился Барти. — Ты и иди! Вы, девочки, лучше друг друга понимаете.
— В отличие от тебя
я не пялилась на нее весь вечер, — самодовольно покачала указательным пальцем Пандора. — Давай, вперед. Может тебе удастся расположить ее к себе. Только не рассчитывай, что она сразу бросится тебе на шею. Умоляю, не будь дураком.
— Не буду, — буркнул Барти.
Джинкс скрылась за большой дверью. Уходить ужасно не хотелось. «Мандрексы» разошлись вовсю и не собирались закругляться, а на выходе Барти могли поймать и отправить в спальню. Однако идея поговорить с Джинкс наедине звучала куда заманчивее, чем смотреть, как Крик-младший разгромит последний оставшийся в живых предмет.
В вестибюле было достаточно темно, чтобы вжаться в стену и проскользнуть незамеченным мимо переговаривающихся профессоров Дамблдора и МакГонагалл. По пути Барти навострил уши.
— …Я все еще настаиваю на мирном разрешении, — промолвил директор. — Со студентами ничего не станется, и, кажется мне, те молодые люди справляются с задачей эффективнее Министерства Магии.
— Но это
все еще несанкционированное выступление, — возразила МакГонагалл.
— Можете считать, я его санкционирую.
— Отлично. Тогда объясните это оглушенным сотрудникам Министерства и тем, кто прибудет к нам этой ночью для задержания... певцов. Кстати говоря, вы не прикидывали, когда прекратится этот балаган?
— Мне под силу разрушить эти не самые мощные чары прямо сейчас, но мне все же хотелось бы дождаться окончания концерта. Молодежная культура кажется поистине удивительной. А еще меня снедает сильнейшее любопытство, как именно молодые люди собираются урегулировать стремительно мчащийся на них ком проблем, увеличивающийся с того момента, как они обезвредили невинных «Спящих Единорогов» и мистера Эджкома.
Розовый шлейф мелькнул на вершине мраморной лестницы, и Барти заторопился. Задерживать его, по всей видимости, никто не собирался, как и студентов в зале.
Пробежавшись по первому этажу, Джинкс влетела в ближайший женский туалет. Барти не видел этого, но покачивавшаяся дверь туда ясно выдавала недавнее отворение. Моральные принципы диктовали Барти развернуться и уйти восвояси, ведь по правилам ему запрещалось посещать женские пространства. И раз Джинкс зашла именно туда, она, наверное, не располагала, чтобы кто-то нарушал эту границу. Но
моральные принципы Барти проиграли намерению узнать, что случилось, и
предложить руку помощи. «Не захлебнись гордостью» — напомнил он самому себе в попытке сдержать излишнюю самоуверенность, — «Она не бросится тебе на шею».
Помявшись, он вошел внутрь. Из высоких сетчатых окон лился косой, тусклый серо-голубой свет, освещавший круглую систему раковин. Из бокового прохода с двумя рядами кабинок послышались сдавленные всхлипы. Барти впал в ступор. И что делать дальше?
Не наступая на разлитую воду, он тихо прошел к дальней стене, к единственной запертой кабинкой. А что, если это не Джинкс? Мало ли кому захотелось поплакать в туалете. Может, это вообще привидение Миртл.
— Извини, — тихо начал он, стараясь, чтобы его голос звучал помягче.
— У-у-уходите! — заикаясь, бросили изнутри. Это точно была Джинкс. — О-о-оставьте меня в… в… в поко-кое!
Барти немного запаниковал. Подходящие слова никак не сформировывались в предложения. Он зашел в соседнюю кабинку и сел на закрытую крышку унитаза.
— Я могу что-нибудь сделать для тебя? — он помогал себе изъясняться жестами, хоть это и было бесполезно.
— Да, можешь, — прошептала Джинкс. — Уходи, пожалуйста. Я не х-хочу никого видеть.
Барти сжал и разжал кулаки.
— Я видел, тебя донимали, но не знал, стоит ли вмешиваться. Если хочешь, я могу хорошенько разукрасить тем гриффиндорцам лица. Мне несложно.
Несмотря на явные протесты, он не отступал. «Будь настойчивым» — говорилось буквально отовсюду на протяжении его жизни.
— Н-не надо. Кто это вообще говорит со мной? — голос Джинкс шел буквально из-за перегородки. То, что Барти ее не видел, одновременно упрощало и усложняло задачу.
— Барти, — сказал он. — Барти с четвертого курса.
— Барти с кошачьими ушами?
— Да.
Джинкс издала высокий смешок, хлюпнув носом. Барти увидел, что ее ноги сдвинулись к противоположной стенке.
— Так что они хотели? — повторил он вопрос.
— То же, что и всегда, — удрученно ответила она и влажно шмыгнула. — Разве ты не знаешь?
— По правде, нет.
— Понятно, почему ты так мило со мной разговаривал.
Она снова заплакала. Барти обхватил голову руками, лихорадочно продумывая дальнейший шаг в этих сложнейших переговорах. Одно неверное движение, и ему действительно придется убраться отсюда. А еще при нем не было платка, который он мог бы предложить. Пропитанный лимонадом воротник тоже не был достойным кандидатом для промакивания чьего-то лица.
— Если ты расскажешь, клянусь, я буду разговаривать точно так же, как сейчас, — медленно, выверяя каждое слово, сказал Барти.
— Чем клянешься? — чуть оживилась Джинкс.
— А?
— Чем ты клянешься?
— Ну… — он задумался. — Клянусь своими ушами.
За перегородкой раздался звук, средний между икотой и усмешкой.
— Ты забавный.
— Бывает. Так расскажешь?
— Все думают, что мне только и есть дело, что до метлы и… и обжиманий в туалетах.
— Почему? — опешил Барти. — Я бы никогда так не подумал. С чего они это взяли?
— Это началось в прошлом году, когда я обошла на отборочных Вирджинию Хопкинс. Это она распространила слухи. Ну, ты знаешь, как это случается. Сказанного не воротишь. А меня теперь вечно достают всякие озабоченные идиоты. А я ведь даже не целовалась ни с кем, и все равно...
— Это отвратительно, — только и смог сказать Барти.
— Как есть. Знаешь, я думала, ты один из них.
— Нет!
— Извини.
— Не извиняйся. Я бы так же подумал, если бы был на твоем месте.
— Но ты не на моем месте. И никогда на нем не окажешься.
На долю секунды Барти исполнился решимостью рассказать ей о своем опыте, но в следующую отмел это, подумав, что вряд ли кому-то — и особенно Джинкс, прямо сейчас — будет интересно слушать о чужих проблемах. С той же внезапностью в нем взыграли рыцарские чувства, диктующие пролить на нее галлоны сочувствия, пообещать разрешить все навалившиеся проблемы, как не пообещали ему. Но он также понимал, что искоренить то, что прочно укрепилось в учащихся, никому не под силу, поэтому просто предложил то, что мог.
— Да, это так, но я могу побыть рядом. Не думаю, что кто-то решится пристать, если ты будешь не одна.
— Было бы хорошо, если бы ко мне не приставали, даже когда я одна, — за перегородкой послышались шорохи, Джинкс встала на ноги. — Но так лучше, чем ничего.
Она вышла, Барти тоже. Из вежливости он сохранял дистанцию, сдерживая тактильные спецэффекты, к которым успел привыкнуть за время дружбы с Пандорой. Не хотелось, чтобы Джинкс сочла его одним из идиотов, склоняющих к «обжиманиям в туалете». Он-то со своими проблемами ниже пояса точно не собирался заниматься чем-то подобным.
Они остановились у умывальника, и Джинкс кое-как оттерла размазавшуюся по лицу косметику. Она немного напоминала панду, но Барти сделал вид, что все нормально.
— Пойдем в башню? — предложил он.
— Да, — кивнула она, заправляя окончательно растрепавшиеся волосы за уши. — Нет, погоди, я забыла сумочку у столиков…
— О, хорошо. То есть, плохо. В общем, идем…
Он пропустил ее вперед. В холле к этому времени собрался приличный отряд мракоборцев. «Конечно, лучше бороться с безвредными бунтарями, чем с реальной преступностью» — усмехнулся про себя Барти. Пока специалисты пытались взломать вход, Дамблдор стоял в сторонке и попивал розовый лимонад из стеклянного стакана.
— Э-э-э… прошу прощения… — Барти протиснулся между двумя министерскими и попал в переполненный зал, который с минуту на минуту точно развалилтся от грохота.
Джинкс следовала за ним по пятам. Едва они достигли перевернутых столиков, Мартин Вэнс жестом попросил друзей прекратить игру. Хриплым, сорванным голосом он обратился к ученикам:
— Большое спасибо всем за отдачу! Это был прекрасный вечер, почти лучший Хэллоуин в моей жизни!
Почти все единогласно закричали «Да!».
— А теперь, раз уж нас настойчиво пытаются прервать, нам пора сваливать.
Акцио, метлы! — он вскинул вверх палочку.
Минуту ничего не происходило, только басист нервно дергал одну и ту же струну. Сид Крик, измеряя сцену шагами, с беспокойством взглядывался в бьющихся с барьером мракоборцев. Когда в разбитое окно со свистом влетело три метлы, он схватился за древко той, что угодила в руки фронтмена.
— Я с вами полечу, — заявил он.
— А я надеялся, ты передашь своему старикашке от нас привет, — Мартин оседлал метлу. — Но как скажешь, детка.
Крик-младший пристроился позади певца и крепко обхватил его торс руками. Барабанщица пустила в окно еще одно заклинание, сломав стекло полностью, и три метлы взмыли в воздух. Секунда, и силуэты сгинули в ночи. О том, что творилось здесь совсем недавно, свидетельствовала только взмокшая толпа народа, удивляющаяся внезапному концу вечеринки, перевернутая мебель, осыпающееся стекло и коллективно негодующие мракоборцы.
Одним мановением палочки профессор Дамблдор снял защиту с двери в Большой зал.
— Вижу, вы отлично повеселились. Теперь попрошу всех разойтись по спальням и как следует отдохнуть. Старосты, будьте добры, проследите за порядком. — Он развернулся к мракоборцам. — А вам, думаю, ловить больше некого. К несчастью, мы не можем предоставить вам метлы для погони.
— Горе нам, — процедил темноволосый мракоборец с кривым носом.
Барти углядел макушку долговязого Джона и других одноклассников неподалеку, но не стал к ним присоединяться несмотря на то, что они наверняка сейчас обсуждали все самое интересное. Раз он вызвался проводить Джинкс — надо провожать Джинкс. А концерт, танцы и побег Сида Крика из школы они успеют обсудить перед сном. И завтра, и послезавтра, и всю следующую неделю — эта история точно запечатлится в золотой фонд Хогвартских баек.
— Как тебе музыка? — спосил Барти Джинкс, пока они поднимались к башне Рейвенкло.
— Не очень, — без обиняков призналась она. — Весело, но мне не сильно понравилось. Я больше люблю Сильвестра Уайта.
— Да? — глаза Барти загорелись. — Я тоже очень его люблю.
В ходе беседы пункт за пунктом он помечал зелеными галочками строчки своего воображаемого списка требований к идеальной девушке. Параллельно разговору ни о чем он все глубже и глубже погружался в романтические фантазии, отвечать впопад становилось сложнее и сложнее. Хотя Джинкс тоже не отличалась собранностью.
— Предмет? — рассеянно переспросила она. — Не знаю… наверное, прорицания.
Барти недоверчиво на нее покосился. Как можно любить прорицания на полном серьезе?
— Там была такая чудесная атмосфера, и профессор Ваблатски никогда на нас не давила. Можно было полностью расслабиться и отпустить сознание в полет…
Она волнообразно провела рукой по воздуху.
— Но сейчас у нас нет прорицаний, — напомнил Барти.
— Да, это грустно. Тогда мне никакой предмет не нравится…
Барти не сказал, что это глупо, и что у него по меньшей мере три любимых предмета, если не больше. Все-таки они друг друга почти не знали, может, у Джинкс все не так плохо с учебой? А если и нет, не может же человек и вправду быть идеальным…
— Спокойной ночи, — вяло помахала она рукой у лестницы в спальню девочек. — Спасибо тебе.
— Спокойной ночи.
Барти зарумянился и отвернулся. Не успел он шагнуть на первую ступеньку своей лестницы, его окликнул знакомый голос Уолта:
— Эй, кошак! Я и не знал, что март уже наступил!
Барти резко сорвал с себя ободок.
— Заткнись, гном, — уделал он Уолта.
— Эй, это запрещенный прием! — тот хлопнул его по руке, и они с остальными мальчиками двинулись вверх по лестнице. — Ну так что там с мисс Нимфоманкой? Закадрил ее? Тебе же нель…
— Замолчи, Уолт, — уже жестче оборвал его Барти. — Так и знал, что ты один из этих разносчиков сплетен.
— А что я не так сказал?
Они вошли в свою комнату. Винни уже был там и собирал вещи для душа.
— Во-первых, — Барти захлопнул дверь. — Ты чуть не выдал, что я… — когда Винни отвернулся, он красноречиво ткнул пальцем на ширинку. — А во-вторых, никакая она не нимфоманка.
— Это она тебе так сказала? — Уолт прыснул.
— Да, а что?
— И ты поверил?
Барти захотелось ударить его по лицу. Доказать взупрямившемуся Уолту что-либо не представлялось возможным, и он просто подключил агрессию.
— Поверил. А тебе, как моему другу и соратнику, советую тщательнее проверять факты. Серьезно, верить слухам?
Уолт подкатил глаза. Стянув потную одежду, он ответил:
— Ладно, твои дела. Кадри, сколько
влезет, — он пригнулся, уворачиваясь от замаха Барти. — Лучше скажи — и ты тоже, Винни — что, по-вашему, будет с Криком? С Сидом Криком, который улетел.
— Может, они его возьмут в группу, — предположил Винни, задержавшись у выхода.
— Он же несовершеннолетний, — Барти по одной стряхнул с себя туфли.
— Ему семнадцать через месяц, — сообщил Уолт. — Поуклоняется, а потом ему закон не писан.
— Ага, конечно, — Барти сел на кровать и расстегнул рубашку. — Держу пари, всех «Мандрейксов» с ним вместе повяжут на следующей же неделе.
— Кто знает? Может и не повяжут.
До глубокой ночи они обсуждали варианты, куда полетела панк-группа и что было в голове Сида Крика, когда тот решил бросить не только школу, но и вызов всем взрослым. После всего Барти ожидал, что на фоне таких насыщенных событий ему приснится продолжение вечеринки, но выдохшийся разум послал теплый, безмятежный сон, где он превратился в одного из котов Женевьевы Старки и поселился в кошачьем государстве, откуда она, несомненно, была родом.
Привет, мам,
Нет, я ничего не знал о том, что те злодеи собирались учинить. Мы все просто пришли на вечер и наслаждались приглашенной труппой, пока они не показали истинные лица. Все были в полном шоке, праздник испортился. Я бы ушел, если бы не сильный интерес, когда и как их поймают. Бедные «Единороги», я слышал, они лежали в отключке в каком-то складе все это время! Не знаешь, какую меру собираются присудить тем извергам, когда их поймают? Я имею ввиду, папа ничего не говорил тебе об этом?
Барти
Кэмпбелл,
Я давным давно не писал тебе писем, которые все равно сжигаю. Но недавно произошло нечто такое, что тебе бы точно понравилось! Новая панк-группа «Мандрейксы» обманом пробралась в школу и устроила ебейший разнос! Мерлин, это было просто великолепно. Мы от счастья друг друга чуть не разорвали. А главное, преподаватели никак не могли нам помешать. Дамблдор даже и не собирался, ха! Я стер ноги почти в кровь, но это того стоило.
Пандора заставила напялить кошачие уши, такое себе, зато это помогло понравиться одной девочке с пятого курса. Она немного глуповата и легкомысленна, но зато красивая и добрая, а я, впрочем-то, и этим доволен. И рядом с ней я чувствую себя очень крутым, таким, знаешь, как бы героем что ли. Не знаю, ее недалекость тешит мое самолюбие, как бы ужасно это ни звучало. Хотя я так распинаюсь, будто мы уже и то, и это, а на самом деле после того вечера она со мной только один раз поздоровалась в гостиной. Пока не думал, как продвигаться дальше, и стоит ли вообще. Многие считают (в т ч Уолт), что она ложится со всеми подряд, и с одной стороны, если мы будем вместе, эти слухи прекратятся. Но что, если все начнут говорить, что я олень и не вижу очевидного? Я уверен, что это все неправда, про нее, но не могу же я это каждому объяснить. Кэмпбелл, мне так не хватает твоих советов!
Барти
