To Crouch [К Краучу/Пресмыкаться]

Одной январской ночью, когда иней сковал окна непроглядной матовостью, лежа в своей кровати Барти изнемогал от бессонницы. Он лежал то на одном боку, то на другом, любуясь в щели синего полога лунным светом, сочащимся сквозь слои льда, и размышляя о неудобствах человеческой жизни. Смутное чувство подсказывало ему, что Пандора тоже не спит. Барти думал, как было бы здорово иметь возможность отправить ей записку не совиной почтой, а, скажем, самолетиком, но из-за того, что он не знал конечной точки приземления, эта чудесная возможность накрывалась. Наверняка Пандора, перечитывающая истертый до дыр учебник теории магии, очень бы удивилась посланию. Не только отстутвие быстрой почты раздражало Барти. Он бы не отказался посещать Хогсмид каждую неделю, а не раз в тысячелетие, и ходить в Астрономическую башню, когда ему вздумается. Откуда вообще появился запрет ходить в Астрономическую башню без сопровождения преподавателей или главы кружка? На его памяти не было случаев, чтобы кто-то оттуда спрыгивал или вываливался, тем более другие башни тоже были высокими, при желании можно и в окно вылезти. А крышу Рейвенкловской вообще почти ничего не защищает. Барти перевернулся на спину и закинул ноги одна на другую. В этой позе он неожиданно почувствовал себя очень взрослым, стопы уже почти касались деревянного изножья. «А мне ведь пятнадцать скоро» — подумал он и разлегся еще пафоснее, подтянувшись на локтях и подмяв под плечи подушку. Как плохо жилось секунду назад! Секунду назад он был меланхоличным нытиком, ужом, застрявшим между камней, кем угодно, кроме почти-пятнадцатилетнего-Барти. Вот Уолт вел себя соответствующе возрасту, он ведь хотел стать крутым перцем и стремился к этому уже сейчас. Но как ведут себя крутые парни? Ему вспомнились старшекурсники, нынешние и прошлых лет. Они казались такими взрослыми и далекими, до них расти и расти. Они каждый день брились, отгоняя младших от зеркал в туалете, и от них резко пахло, они ухаживали за своими волосами и щеголяли по последней моде, оригинально обходя правила школьной формы. Некоторые из них курили, мизерное число человек, ведь достать сигареты было практически невозможно (поэтому курящие возводились в ранг крутости небесного масштаба), а скрыться от руководства и того подавно. Штраф за курение был не меньше, чем за недельное скитание по Запретному лесу, да Барти и не собирался уподобляться слишком-крутым-парням, поэтому вычеркнул этот пункт из своего воображаемого списка. Старшекурсники постоянно собирались на музыкальных тусовках в гостиной и устраивали многочасовой галдеж, танцы и любовные драмы. Несмотря на то, что четверокурсники там тоже шатались, Барти редко снисходил до посещения таких мероприятий, но сейчас он счел, что можно пару раз пересилить свои принципы и посветиться — вдруг прошлый-некрутой-Барти не понимал чужих фишек, и на самом деле там круто? Ему надоело лежать поверх одеяла, и он выбрался в проход со стороны Уолта, самый грязный из двух. По полу разбросаны обломки перьев, фантики от волшебных сладостей, вырванные страницы журналов и черновики. К стопе что-то прилипло. Барти потряс ногой, в сторону отлетела пустая карточка от шоколадной лягушки. Сахарисса Тагвуд не выдержала здешней обстановки и смылась из рамки еще на прошлой неделе. Когда-то в комнате, что прямо над потолком, жил ее сын, имя которого Барти уже забыл. Он был самым клевым старшеклассником во всем Хогвартсе. Ну, одним из. «А скоро мы перерастем середняк и сами станем старшекурсниками» — подумал Барти, залезая на подоконник. Нижняя часть тела сразу подмерзла, в заледеневшем окне ничего не видно — этот жест был исключительно для того, чтобы поддержать спустившуюся на него атмосферу крутости. Барти представил, как сидит здесь, укутанный пледом, и строчит записки Пандоре или читает книгу. Очень круто и по-взрослому. Еще одним обязательным правилом крутого старшекурсника была девушка. Об этом Барти решил подумать когда-нибудь потом, одна только мысль о настоящих, а не фантазийных отношениях нагоняла непонятную тревогу. — Какого хрена ты не спишь?.. — сонно просипел Уолт, который проснулся на пару секунд, увидел Барти в щель и тут захрапел. Пока никто больше не проснулся, Барти соскользнул с подоконника и на цыпочках вышел за дверь. Туфли остались под кроватью, защищенные от котов и жаб барьером, и ноги быстро замерзли. Но Барти не стал возвращаться. Ночью факультетская башня всегда производила на него особое впечатление. Не той ночью, когда в камине еще теплится огонь, а в креслах шепчутся семикурсники, а когда все без исключения спят и синие тона интерьера углубляют свою синь в нечто совершенно космическое. Высокие потолки, холод и бронзовые звезды, потухшие свечи. Если бы Барти сказали выбрать один любимый час в сутках, он выбрал бы три или четыре часа ночи. Поднявшись по ступенькам, он вышел на крышу. На ноги пришлось наложить куцое подобие согревающих чар, но чувствовалось, что они не продержатся долго: соприкосновение кожи с корочкой снега так или иначе победит магию. — Барти? Пандора резко обернулась на скрип дверных петель. Она стояла у края крыши, задрав голову вверх, одетая в уличную мантию. Косолапо Барти подошел к ней и обнял со спины, впитывая немного тепла. — Ты что тут забыл? — спросила она, ударяясь затылком по его груди и подняла на него глаза, такие же пронзительно-голубые, как и днем. — Ночь же. — Так ты здесь тоже, — усмехнулся он. — А я знал, что ты не спишь. — Увидел в окно? — Нет, просто почувствовал. Пандора вылезла из рукавов и накинула часть мантии на его плечо. — Залезай, — сказала она. Барти кое-как поместился рядом с ней, сложившись нелепо, как шарнирная кукла. Пандора пустила из палочки горячий пар, которым они сушили волосы и топили снег, и стало еще на каплю теплее. — Я вот читала теорию магии, — начала она, и Барти не удержался от прысканья. — И решила уже спать, но голова так гудела, что я не могла не выйти на свежий воздух ненадолго. Намного легче стало, правда сон как рукой сняло. — А я думал о том, как сделать так, чтобы между нашими комнатами могли летать записки, — поделился Барти. — В Министерстве Магии начали использовать такие позапрошлым летом, очень удобно. Но для этого нужно точно знать конечную точку приземления, а я ведь никак не могу попасть в вашу комнату и рассмотреть все. — Односторонняя почта, — промычала Пандора. — Нет, так будет скучно. — Тогда не знаю. — Я надеялся, ты что-нибудь придумаешь. — Может, еще придумаю. Ты ведь только что предложил. Я, по-твоему, генератор идей? Они постояли еще немного, смотря на звезды, и разошлись по спальням. Перед сном Барти представлял, как после школы они съедуться с Пандорой и Уолтом, куда-нибудь в центр Лондона или даже в Косой переулок, где ни одно событие не пройдет стороной. И он бы смотрел из окна не на бесконечные горно-лесные пейзажи, а на желто-серый новый город, где по ночам зажигаются неоновые вывески, а по увеселительным заведениям ходят толпы крутых парней и девушек, выбросивших из головы стереотипы и наслаждавшихся свободой, как в последний раз. Так они втроем и сделают. Он проснулся оттого, что какая-то кошка залезла ему на грудь и прилизалась к открытому участку шеи, громко причмокивая и урча. Когти впились в горловину футболки, проткнув вместе с тканью и кожу, Барти недовольно отодвинул ее подальше. Продрав болящие глаза, он увидел длинную белую шерсть, которая, по правде, теперь покрывала все одеяло и подушку, в волосах тоже немного застряло. В башне была только одна белая кошка — Принцесса, приехавшая на смену рыжему хулигану, которого возненавидел сам Филч. Барти всего лишь раз погладил ее, когда она запрыгнула ему на колени во время рисования жующей капусты для профессора Стебль, но Принцесса, видимо, запомнила, к кому можно ластиться. Как и все предыдущие кошки Женевьевы Старки. Барти посмотрел на будильник: до подъема пять минут, он спал почти четыре часа. Решив не отказывать себе в дополнительных пяти минутах безмятежности, он закрыл глаза обратно, и кошка снова ткнулась носом в шею. — Уйди! — рыкнул теперь-крутой-Барти. Через пять минут он не добудился Уолта и пошел на завтрак в крутом одиночестве, вальяжно переставляя ноги, теперь совсем другие. Он поймал свое отражение в одном из зеркал и заметил, что они выглядят очень привлекательно в прямых брюках, бывших ему как раз по размеру. Барти видел в душе длинные ноги Джона, они тоже ничего, но слишком тонкие, и брюки висят на них балахоном. В Большом зале Джон, попросив передать кувшин с тыквенным соком, поперхнулся смешинкой: — Что у тебя с лицом, Барти? — Что? — сконфузился тот. Джон изобразил руками что-то возвышенное. — Ты будто обрел просветление, — подытожил он. — Важный, как перед встречей с королевой Англии. — Да ничего такого, — Барти скучающе пожал плечами, хотя внутри подогрелся легким стыдом. — Я ужасно не выспался, вот что скажу. Он добавил в свой чай на одну ложку сахара больше, чем обычно, и сделал могучий глоток. — Слышал, вы с Уолтом болтали ночью, — сказал Винни напротив них. — Он, смотрю, даже не проснулся. — Не болтали. Он только спросил, почему я не сплю. — А что ты не спал? И он? — Да я ебу? — ругнулся Барти, и Винни обиженно засопел. — Вы, походу, втроем не спали, — заметил Джон, но никто ему не ответил. Барти присмотрелся к другому краю стола, где сгруппировались девочки с четвертого и пятого курса. Возможно, кто-то из них когда-нибудь станет его «девушкой». Он мысленно изобразил рвотный позыв и оглянулся через плечо. Патриция Забини, с того дня не подарившая ему и взгляда, сидела в центре слизеринского стола и неестественно громко смеялась над чьей-то шуткой, потряхивая браслетами и кольцами в ушах. Если он отхватит себе такую девушку, точно станет самым крутым. — Кстати, Барти, — обратился к нему Джон, прервав поток мыслей. — Что там со стихами? — Какими стихами? — встрепенулся Барти, забывший о том, что он вообще что-то ел. Нетронутая яичница в тарелке остывала, и он быстро начал с ней расправляться. — Которые я просил тебя набросать, — Джон сердито нахмурился. — Ты забыл? — А, нет, — Барти помахал кусочком хлеба в желтке. — Я набросал, отдам вечером. Но, на будущее, меня не сильно-то интересует ваша музыкальная группа, так что извини, но я пас. Позови, как станете известными, я обязательно похлопаю из зрительского зала. — Хорошо, — Джон тоже отчего-то обиделся на него и отвернулся. Уолт притащился на занятие профессора Крика, не обратив ни капли внимания на поведенчиские перемены Барти. Они сидели в самом последнем ряду, исписанном такими же скучающими учениками, как и они, и играли в виселицу на полях пергамента, делая вид, что пишут под диктовку. Когда в конце триместра будут проверять конспекты, они как-нибудь выкрутятся. Уолт выделил целых семь черточек для букв. Я не смогу это угадать — написал Барти.

ты попробуй первая м так и быть подсказка

все равно много, дай мне 5 жизней

4

Я не играю.

Ладно 5

Уолт с усилием подкатил глаза, а Барти ускоренно перебрал все слова на букву «м», в которые входило семь букв. Он пробовал распространенные буквы, вроде «a и «s» но получающееся слово никак не складывалось с его вариантами. В конце концов у попытки закончились, и человечек закачался в петле. что за слово <i>мародеры</i> там 8 букв идиот

всмысле? maraders

marauders

какой гений придумал ставить туда u? ее же неслышно

Барти оставил этот странный вопрос без ответа. Спорить с грамотностью Уолта было бесполезно, он найдет тысячу способов выставить себя правым, даже если неправ на сто десять процентов. — Откуда ты выдрал это слово? — спосил Барти по дороге на следующий урок. — В последний раз я его видел раз в нуарном романе сороковых годов, у нас такие на чердаке коробками валяются. Уолт загадочно улыбнулся. Он огляделся, проверяя, слышит ли их кто-то из знакомых, но Барти с Уолтом шли медленно и порядком отстали от основного потока четвертого курса. — Это тайное название компании Джеймса. — Поттера? — Да, — шикнул Уолт. — Ты знаешь много Джеймсов? — Ну, больше оно не тайное. — А ты пиздак поменьше открывай, и оно останется тайным. — Подколол его Уолт, и Барти притворился, что хочет его поднять и выбросить в раскрытое ветром окно. — У них еще и клички забавные, но они не колятся, что они значат. — Какие клички? — Блэк, например, Бродяга. — Он же сбежал из дома. Очевидно, почему он Бродяга. — А Питер Петтигрю — Хвост, — Уолт перешел на шепот, так как личные имена никакой акцент не спрячет. Барти скривился. — Тоже понятно. Таскается за этими тремя принцами. — Поттера и Люпина не запомнил, но там вообще странное. Что-то про сомнабул… — Поттер ходит во сне? — усмехнулся Барти. — Скорее он оправдывается так, если его ловят посреди замка ночью.

***

Барти решил подойти к завлечению Патриции Забини основательно и серьезно. Он привел свою одежду в самый достойный вид, убрал привычный косой пробор, зачесав волосы назад: те все норовили вернуться обратно, поэтому он одолжил немного геля для волос у Дэвида. Оставалось найти саму Забини, что было той еще проблемой, а ее ведь предстояло каким-то образом отделить от ее подруг, которые не отставали от нее ни на шаг, а потом выпалить все без заикания… Это было действительно сложно, Забини буквально всегда окружали толпы людей, словно она была чертовым человеческим магнитом. Промаявшись несколько дней, Барти, порядком устав от постоянной укладки волос, предпринял отчаянный шаг. Он сидел в библиотеке, усиленно готовился к контрольной по нумерологии, и краем глаза увидел входящую Патрицию, как всегда с тремя-четырьмя слизеринками по обе стороны. Пока они не расселись и не заблокировали к себе доступ окончательно, Барти сорвался со стула и скорым шагом нагнал их. — Привет, — очень уверено начал он, хотя его сердце громыхало так, что девушки не слышали этого только чудом. — Патриция, можно тебя на пару слов? Патриция ехидно улыбнулась и переглянулась с подругами тем самым взглядом, от которго по коже Барти пробежались липкие мурашки. — Говори, — смилостивилась она. Вместо недовольной мины Барти сжал пальцы ног. Могла бы снизойти до разговора наедине, какая важная! Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но она его перебила: — Напомни, как там тебя зовут? Одна из ее подруг зажмурилась, не в силах выдержать разворачивающегося перед ней цирка. — Барти, — скрипнули его зубы. — Барти Крауч с Рейвенкло. — А, точно, — она элегантно поправила волосы, и Барти впервые осознал, что ему с ней точно ничего не светит. Только душевые фантазии. — Так что тебе нужно? — Я хотел позвать тебя на свидание, — он скрестил руки на груди, наигранно посмеиваясь. Все равно она его отошьет, почему бы не доиграть сцену до конца? Патриция и ее подруги захихикали, прикрываясь пальцами с острыми цветными ногтями. — Одноразовая акция, малыш, — весело покачала она головой. — Малёк акуле не кавалер, найди кого-нибудь себе под стать. С каменным лицом Барти развернулся к ней спиной и вернулся к своему столу. Его очень сильно уязвили, эти "малыши" и "мальки" не просто так использовались, точно не от одного возраста. А еще эти ее подруги, она точно им все про него рассказала, поэтому они так потешались. «Акула, ага» — внутри от злобы разгорелся настоящий пожар, который не удавалось потушить долгое время, в течение которого от срывов уворачивались ни в чем не повинные люди. В гостиной Барти прикрикнул на Джона, который передал ему задание по древним рунам, и тот так на него посмотрел, что огонь внутри заметался — что такое, тухнуть или сжигать все дотла? Барти ждал, что Джон его осадит, начнет ссору или даже несильно ударит его, но тот просто ушел, ничего не сказав. Барти проводил его взглядом до круглого столика в углу, ломящегося от груды учебников, и отвернулся. Как-нибудь переживет, не сахарный. Скрипя пером, он все злился и злился, резиновый шар внутри надувался горячим воздухом, болезненно сдавливая органы. Вычисления прыгали перед глазами, Барти отвлекался и посматривал на находившихся в гостиной, выискивая причины, почему каждый из них достоин его ненавистм. Все они такие беззаботные и счастливые, радуются жизни, уставивают вечериночки, пока он вынужден тут корпеть над сотней листов одновременно, стараясь не потерять рассудок. «Нахер ваши вечериночки!» — Барти пнул под столом чей-то оставленный тапок. «Мне и одному хорошо!» Но персональная неприязнь к Джону давила хуже всего. Барти не понимал, почему так зол на него, но, забросив от нумерологии насовсем, выстроил цепочку завистливых мыслей. Во-первых, мать Джона любила его несмотря на то, что он ей не родной и вообще не маггл. Во-вторых, у него был крутой старший брат, который тоже его любил. Отец у них, конечно, не шедевр, но они ведь с ним и не живут. В-третьих и в-главных, его семья не ждала от него звезд с неба и давала добро на то, что он действительно любит. Это ранило больше всего — настоящая, осуществимия мечта Джона. У Барти не было ни мечты, ни стремления к ней двигаться. Революция была мечтой Уолта, изобретение заклинанией — Пандоры. А он как всегда за всеми подбирал крошки. Но раз он теперь крутой, так не пойдет. — Эй, Эван, — обратился Барти к слизеринцу после занятия по нумерологии, где блистательно решил все уравнения. — Да? Эван, сидящий на стуле боком, резко к нему развернулся, оставляя Роули дорешивать самостоятельно. Кончик одной пряди челки покрасился чернилами, но в целом Эван был обыденно-безупречен. — Поговорим в коридоре, — Барти стрельнул глазами в профессора Гневсу, заполнявшую журнал позади них. — Хо-ро-шо, — в такт слогам Эван постучал по столу стопкой своих пергаментов и сложил их в сумку. — Идем. Плавно переставляя ноги (не такие уж и красивые), он вышел из кабинета и затормозил у вторых по счету рыцарских лат. Кивок обозначил, что Барти может начинать, и тон мысленно поблагодарил его за немногословность: высокое Эвановское «да?» каждый раз неприятно резало по ушам. — Не намечается никаких заварушек? — Барти прислонился к стене плечом и скрестил ноги. — Или Блэк был «одноразовой акцией»? Последние слова сопроводились кавычками из пальцев. — Так они почти каждый день, — Эван приподнял брови. — Грязнокровки скоро совершат групповое самоубийство, их невероятно задрали наши приколы. Вы бы с Финниганом меньше спали, иначе вопрос вашей причастности к нам снова всплывет на поверхность. Знаешь, как… — Ты хочешь сказать, — Барти не дал ему договорить. — Мы сами должны этим заниматься? — Ну да, — буднично ответил Эван. — Или вам, как птенчикам, надо в клювике все подносить?.. — Не надо. — …Я думал, вы заинтересованы в деятельности — столько пафосных слов… — Но мы ведь не знаем, кто из них грязнокровка, — Барти неопределенно махнул на группку проходящих мимо хаффлпаффцев. — Как это определить? — Вынюхивать, — Эван с театральной стратью втянул воздух носом, и его ноздри затрепетали. — От них ведь смердит на весь мир. — А если серьезно? — Узнавать, выспрашивать, рыть, что угодно. Вы же, рейвенкловцы, умные, так придумайте что-нибудь! — Эван развернул носки туфель в обратную сторону, но не сводил с Барти колючего взгляда. — Мы же как-то находим. А нам, между прочим, гораздо сложнее, ведь на нашем факультете нет мразей, другие нам не доверяют. Вот у тебя ведь в классе по-любому есть какой-нибудь грязнокровка, с него и начни. Эван помахал на прощанье и ушел, оставляя за собой невесомый шлейф андрогинного одеколона. — …так и сказал, прикинь? — в сердцах пересказывал Барти Уолту, как только они встретились в коридоре. — Он думает, мы настолько конченые, что нападем на Джона? — фыркнул Уолт так, будто ответ очевиднее некуда. — Нет, конечно, — Барти выпрямился, оглядываясь на Джона, одного в своих мыслях. — Конечно нет. — Мы же не ублюдки в конце-то концов. Всему есть предел, — Уолт все цокал языком, вгоняя Барти в смущение. — У тебя есть кто-нибудь другой на примете? — спросил он, отводя от себя подозрение. — Нужно как можно скорее сделать это, иначе нас выдворят или, что хуже, самих отмудохают, чтоб не болтали. Уолт задумался. Они свернули в сторону у кабинета защиты от Темных искусств, пропуская толпу людей. — Есть один хаффлпаффец с третьего курса, вечно путается у меня под ногами и задает тупые вопросы. Можно его ебнуть. — Можно, — с облегчением согласился Барти. — Только надо как-то намекнуть Эвану, что мы больше не страдаем херней, а реально в деле. Для приличия они выждали до ужина и, не доев, поскакивали с мест, едва завидели собравшихся на выход Эвана и Регулуса. С маскимально расслабленным видом поравнялись с ними. — Здорова, парни, — бросил Уолт, будто только что их увидел. — Мы тут собираемся в хаффлпаффские подвалы, вытравить парочку гнид. Не желаете прогуляться? Эван сделал вид, что сомневается и что-то просчитывает в голове, но Регулус, расплывшись в скромной, но пугающей улыбке, шагнул к прямо Барти: — Отличная разминка после ужина. Как они выглядят? — Третьекурсник с русыми волосами, похож на гоблина, — сообщил Уолт, открывая им дверь. Они спустились по лестнице в светлый полуподвал, уставленый бочками и пустыми клетушками. Стены казались голыми, но кое-где различались незаметные двери, ведущие в технические помещения, вроде прачечной. В конце коридора висел невзрачный натюрморт с фруктами. Четверка затаилась неподалеку от него, прямо за большими дубовыми бочками, и внимательно отслеживала всех проходящих мимо студентов. — Это он! — ткнул пальцем Уолт во вполне симпатичного мальчика, совсем непохожего на гоблина. — Эй! — присвистнул Эван, неожиданно сбросив всю жеманность. — Эй, мелюзга, а ну сюда иди! Мальчик вздрогнул и посмотрел на них круглыми от страха глазами. Эван покивал ему, а Барти подозвал указательным пальцем, чувствуя внутри смесь тревоги и наслаждения ситуацией, контролем над кем-то. Сейчас он главный, а не Эван. Теперь все посмотрят на него иначе. Теперь подбирать крошки будут за ним. Неуверенно оглядываясь по сторонам, мальчик нехотя приблизился к ним. Наверное, у него было не самое острое зрение, потому что он с прищуром вгляделся в лицо Эвана и только тогда набрал в грудь воздуха, чтобы позвать на помощь. — Обезъяз, — лениво махнул палочкой Эван, и из мальчика вырвался не громкий крик, а сдавленное поскуливание. — Что там за дверь сзади? — Кладовая с какими-то крупами, — заглянул Уолт. — Фу, воняет мышами. — Отлично, — Барти схватил мальчика за шкирку и отволок внутрь. Дверь за ними четверыми закрылась, и Эван с Уолтом зажгли палочки. Мальчик сел на корточки и прикрыл голову, Барти оторопел от этого зрелища. — Ну? — едко проронил Регулус. — Чего ждем? Хаффлпаффец дернулся и забился в угол к мешкам, сам как мышь, холщевина тряслась вместе с ним. — Тебе знаком термин «драматическая пауза», Регулус? — поинтересовался Барти, нависая над мальчиком. — Или «экспозиция»? — Нет. — Ну вот и заткнись. Он наложил на третьекурсника несколько заклинаний, которые в маленьком пространстве смешались друг с другом и дали просто отвратительнейший результат: кожа подопытного приобрела салатовый оттенок, местами ее покрыли ярко-красные фурункулы. Завершающий «Остолбеней» лишил тела чувств, и оно повалилось на мешки. — Достаточно, валим, — остановил его Эван и впустил свежий воздух открытой дверью. — Опять ты! Барти выглянул из-за его низкого плеча. Прямо перед кладовой стояла мелкая девчонка с морковной косой, та, имя которой профессор МакГонагалл долго не могла выговорить. Отчего-то ее появление сильно разгневало слизеринцев. — Я просто увидела искры… — заикнулась она, пятясь назад. — Я не знала, что это вы… Регулус с безмолвным хладнокровием взмахнул палочкой, и девочку подвесило за лодыжки в воздухе. Мантия сбилась к голове, и Эван пронзительно захохотал, смех подхватили и Барти с Уолтом. — Так и суешь нос, куда не просят? — спросил Эван, посылая в нее красный луч, и девочка свалилась на пол в ярде от того места, где висела. — Мы предупреждали тебя! Груда черной формы лежала на полу, не шевелясь, и Барти даже на секунду решил, что заклинание Эвана слишком сильно для такого тщедушного тельца, но в следующий миг в черепе поселилась звенящая пустота: — Эй! — гаркнули справа от них. Из прохода за отъехавшей стеной выбежал Фрэнк Лонгботтом. — Минус двадцать очков с каждого! Стоять, СТОЯТЬ!!! Слизеринцы первыми пустились в бегство. Уолт потянул затормозившего Барти за локоть, и они вдвоем засверкали пятками, безуспешно пробуя нагнать Эвана и Регулуса. За ними подтянулась погоня из десятка старшекурсников Хаффлпаффа, впереди тоже слышались крики и возня. — Врассыпную! — на перекрестке Барти толкнул Уолта вправо, а сам свернул влево. Он молился на то, чтобы староста не запомнил его лица. И, желательно, лица Уолта тоже. В новом коридоре не было не души, но Барти понимал, что это ненадолго. Вскоре дорога оборвалась тупиком без окон и дверей. — Блять! — ругнулся Барти, пнув постамент с жабой, какие иногда встречались в коридорах. Носок сразу отозвался тупой болью. Он не мог идти обратно — там его поймают. Тогда отец не просто пришлет ему Громовещатель, а приедет лично, чтобы наорать, брызжа слюной. — Я видел, сюда один бежал! — послышалось за поворотом. «Надо было бежать с Уолтом!» — корил себя Барти, метаясь по тупику. Кончиком мизинца он задел жабий рот, и вдруг тот раскрылся, засосав его в себя меньше, чем за секунду. Барти протянуло через пространственный шланг, как при трансгрессии, и выплюнуло из второго жабьего рта, размещенного под потолком темной комнаты. У древнего дизайнера были очень необычные прихоти. — А-а-а-а! — кричал Барти, размахивая в полете руками и ногами. Он приземлился со странным приглушенным звуком — похоже, упал на что-то мягкое. Он сел и огляделся. Глаза его еще не привыкли к темноте, но было такое ощущение, словно он сидит на груде какой-то одежды. — Люмос! Точно, одежда. Жаба переместила его в прачечную, вернее, в место, куда попадала вся грязная одежда школы. Сотни запахов с щипанием забились в чувствительный нос, Барти зашелся чередой чиханий. Пахло разнобоем духов, потом и вонючими носками. В отвращении он встал — это было непросто, пол не проглядывался под одеждой. Снова ни окон, ни дверей. Палочка подсветила далекий потолок: квадратный люк наверху и жаба. И как ему отсюда выбираться? Если бы Пандора придумала, как слать записки, он был позвал ее на помощь. Если бы он умел вызывать Патронуса, отправил бы его. Но здесь он мог рассчитывать только на самого себя. Спина болела от удара. Барти присел на кочку из банных халатов и пижам, и задумался, вертя между пальцев горящую палочку. Сердце все еще бухало — мгновение, его бы схватили и передали на растерзание Флитвику с Дамблдором! Барти прерывисто выдохнул и только сейчас заметил, как его потряхивает от перевозбуждения. Тот мальчик смотрел на него с таким нескрываемым ужасом, он так боялся его силы, его безнаказанности. Барти детально вспомнил его перекошенное лицо, хотел бы он увидеть его еще раз. «Черт, он ведь всех нас запомнил, надо было отшибить ему память!» — прошиб его испуг. — «Хотя нет, он не станет ябедничать. Побоится, что мы его опять поймаем. Наверное. Мы хорошо его запугали. Я запугал. Ох…» Высокие стены и отсутствие света действовали на нервы, будто Барти в тюрьме и вынужден думать над своим поступком. Анализировать произошедшее отнюдь не хотелось, и пока эйфория не прошла, Барти упивался собственным величием и ловкостью. Измывание над магглорожденными шло вразрез с его убеждениями, но ведь он делал это ради будущего блага, а значит ничего не считается, и можно дальше мечтать о безграничном контроле. О, да. Мечтой Барти было контролировать все, взять рычаг контроля выше, чем у тех, кто контролировал его. И он тоже идет к этому, постепенно овладевая контролем над низшими слоями общества… «А эти болваны ищут меня по всему замку, покая тихо и мирно сижу здесь» — похихикал он. Свет крутящейся в руке палочки выхватил в темной куче любопытный образ, и Барти сразу перенаправил палочку туда. На скомканых юбке и рубашке лежало несколько пар ношеного женского белья, верх и низ. Они не сочетались по цветам, но явно принадлежали какой-то старшекурснице. Барти подцепил палочкой кромку розовых кружев, поднимая чьи-то трусы до уровня глаз, и губы непроизвольно растянулись в кривобокой улыбке с блуждающим кончиком языка. Мелко трясущиеся кончики пальцев взяли и вывернули белье наизнанку, глаза пялились на высохшие пятна. «А вдруг это трусики Забини?» — Барти пришел в восторг, аж голова закружилась от сбившегося в горле дыхания. «Акула даже не узнает, где побывал малек.» Чувство абсолютной власти захлестнуло его и плюнуло через пару минут на несчастный кусок ткани, брошеный обратно в кучу. Барти заправился и снова посмотрел наверх: люк не стал ближе. — Блять. Он попинал чужую одежду, выпуская пар. В процессе ему стало стыдно за содеянное только что. — Ничтожество. Ебучий контролер. Блять, блять! Ударяя стены кулаками, он безостановочно бродил по кругу. Вряд ли он один попадал в эту западню, но как другие ученики выбирались отсюда? Барти вытащил из сумки пергамент и нацарапал послание Пандоре, а потом сложил в самолетик: если вспомнится заклинание, бумажка долетит до гостиной, а там ее кто-нибудь подберет и передаст Пандоре. Но не факт. Барти сосредоточился на образе гостиной. Самолетик лежал на раскрытой ладони, крыла коснулся кончик палочки: — Миттенс Левиоса. Ничего не произошло. — Вингардиум Миттенс. Самолетик не сдвинулся ни на дюйм. — Еблидиум Хуитенс, — рыкнул Барти, и крыло опасно затлело. Он скатал бумагу в комок и швырнул в потолок. Сзади что-то тихо хлопнуло. Барти замер. — Ученику нужна помощь? — чуть погодя спросил тоненький голосок. — Ученик застрял? Увязнувший по колено Барти развернулся быстро, как мог. Подслеповато моргая от яркого света, рядом с ним стоял маленький домовенок в махровом полотенце с гербом Хогвартса, немного изумленный находкой. Барти и не знал, что в замке есть эльфы. Хотя мог бы и догадаться, не из воздуха же еда берется. — Да, — Барти резко присел на корточки, и эльф шуганулся его. Он приказал: — Трансгрессируй меня к башне Рейвенкло по-быстрее! Эльф безропотно кивнул, хлопнув ушами, и слабо взялся за протянутый палец, после чего перенес Барти в один из тайных проходов рядом с башней Рейвенкло. Барти опустил глаза, чтобы не споткнуться об эльфа, но тот уже исчез. — Вот и славно, — пробормотал он, расправляя плечи и выходя в коридор.