To Crouch [К Краучу/Пресмыкаться]

— Очков как-то мало, ты не находишь? Пандора, прищурившись, всматривалась в факультетские часы у дальней стены Большого зала. Изумрудов и сапфиров у Слизерина с Рейвенкло правда поубавилось, теперь Гриффиндор заметно вырывался вперед. Барти промычал что-то неразборчивое, «находя» и нет одновременно. Вскоре Пандору прекратили волновать часы, и она вернулась к завтраку. Вчера вечером их круто оштрафовали. Вернее, Уолта оштрафовали: его поймали во втором тупике, в котором, увы, спаситльной жабы не было. Лишили баллов и Розье с Блэком, но вдвоем они извернулись и представили все так, что никакой вины на их плечи практически не легло. Еще бы, узнай директор об их тайных махинациях, их давно бы поставили на учет в министерстве, как неблагонадежных чистокровных. Таким образов все шишки посыпались на Уолта. Он тоже пытался свести все в простое хулиганство, не подразумевающее дискриминации по признаку крови, и у него это почти вышло. Связать его с «чистокровными чистокровными» взрослые не могли, соответственно, министерство тоже умывало руки, поэтому ему «всего лишь» присвоили звание зачинщика нападения и вменили отработки до самой Пасхи. Благо никто из студентов серьезно не пострадал, иначе терпеть общество завхоза пришлось бы весь следующий год. Найденый в кладовке мальчик не дал никаких серьезных показаний: то ли ему колдовством действительно отшибло память, то ли страх тисками сдавливал горла. По словам Уолта, хаффлпаффец просто покивал, когда профессор Стебль по очереди тыкала в Уолта, Регулуса и Эвана. Старшекурсники уверяли ее, что с ними был четвертый, то есть Барти, но ничего не добились: слизеринцы хранили право молчания, Уолт давил на них психологически, дескать, не было никакого четвертого, протрите глазенки. За такое проявление преданности, спасшее Барти шкуру, благодарить Уолта можно было вечно, но Барти ограничился парой дней. — Приятель, я тебе уже говорил, что охуеть как тебя уважаю? Если бы не ты, меня бы давно убил отец. — Еще раз спасибо, брат, без тебя я бы пропал. — Уолт, проси у меня, что хочешь. Я все сделаю, даже дефиле по Гриффиндорскому столу, клянусь собой. — Будто ты не сделал бы того же для меня, — смущался Уолт от поклонов. — Смысл сдавать своих? Так дело никогда не продвинется, подлая грызня не должна встревать между нами. Поймали и поймали, не конец света же. Мне предки от одного министерского предупреждения ничего не сделают, а вот лишаться такой ценной единицы, как ты, нам ни в коем случае нельзя. — Спасибо, — слова неистово прогрели душу Барти, от переизбытка чувств он крепко стиснул друга в объятиях, так, что у того ребра затрещали. — Ох, Барти, отстань от меня. Сраный п***к, убери руки! — одними губами сипел Уолт. Несколько дней его слова не выходили из головы. Ценная единица. Он — ценная единица! Он не просто так штудирует каждый предмет, не просто так оттачивает мастерство и поглощает тонны литературы, он обретает ценность для будущего общества! И их скромного нынешнего тоже, это еще важнее. Комплимент не выветривался неделями, даря мотивацию трудиться еще усерднее, превзойти всех, чтобы оказаться на вершине рядом со своей мечтой. Повышенная продуктивность имела ряд своих последствий. Невнимательность, накатывающая и уходящая волнами, вернулась в тройном размере, и Барти делал пометки в своем ежедневнике чуть ли не каждую секунду, боясь что-нибудь забыть. Не всегда это спасало, особенно если дело касалось забытых вещей, которые не запишешь пером. Сумка, пергаменты, книги — Барти постоянно забывал что-то в разных местах, а потом либо искал, если позволяло время, либо слабо верил, что кто-нибудь добрый отнесет это в коробку потерянных вещей. Ответственный домовик, например. Одну вещь он помнил точно, где оставил. Шикарную готовую карту шарового скопления в созвездии Рыси со всеми вычислениями и подписями, он старался над ней с начала января и хотел отправить для публикации в магический журнал «Астрономия и астрофизика». Во время занятия кружка в Астрономической башне на карте сделали последний штрих и оставили высыхать, отвлекшись на светскую болтовню и благополучно забыв забрать со стола. Прием заявок на публикацию завершался этим вечером, поэтому Барти не мог оттягивать с походом в запретное место. — Профессор Флитвик, — он выловил декана между уроков и прицепился к его коротенькой мантии репейником. — Профессор Флиткик, вы не могли бы подписать разрешение на очень короткое посещение Астрономической башни? Дело в том, сэр, что я оставил там карту, а она очень мне нужна сейчас… Низкий профессор задрал голову и пискляво поинтересовался: — И это никак не может подождать следующего урока, мистер Крауч? Насколько мне известно, он у вас завтрашней ночью. Пришлось ему объяснять все с самого начала, приправляя монолог гиперболами о тяжелой кропотливой работе и желании непременно попасть в выпуск именно этого полугодия. — Я не сильно увлекаюсь астрономией, мистер Крауч, — с сомнением ответил профессор Флитвик, подписывая парящее в воздухе разрешение. — Но, насколько мне известно, они не принимают работы школьников и самостоятельных энтузиастов. За вами должен стоять проверенный руководитель, отзыв, который не вызовет недоверия. — Профессор Бернард подпишет, — уверенно сказал Барти. — Боюсь, ее не будет до вечера, — профессор протянул узкий кусочек желтой бумаги. — Но желаю вам удачи. — Спасибо, профессор! Попросив Пандору завернуть ему пару бутербродов, вместо обеда Барти пошел в далекую Астрономическую башню. Бежать не было смысла: следующим уроком история магии, на которую можно не только опоздать, а еще и незаметно перекусить на ней. После слов профессора Флитвика уверенность в своих действиях у Барти уменьшилась — помимо рецензии специалиста у него нет правильного пояснения и оформления рассчетов в статью, он понятия не имел о стандартах научных правок. Может, подождать следующего выпуска? За это время он подгонит все под критерии и получит нормальный отзыв от профессора Бернард, хотя без спешки может возникнуть конфликт интересов с другим исследователем, взявшимся за ту же тему. «А вдруг я отправлю сырой материал, а его сворует кто-нибудь из редакции?» — на подходе к восьмому этажу Барти перебрал все возможные варианты развития событий. Он показал горгулье, сторожившей ворота, пропуск, и она расколдовала замок. Но башня не пустовала. Скатав свою карту, Барти бросил случайный взгляд наверх и заметил легкую тень на следующем этаже. Может, это профессор Бернард?.. Стиснув бумагу с разрешением, он метнулся к винтовой лестнице и, перешагивая по три ступеньки за раз, взбежал наверх. Покашливанием привлек к себе внимание, и из-за угла осторожно выглянула черноволосая голова. — А, это ты, — облегченно выдохнул Регулус. — Я уже думал, Бернард. — Она уехала, — успокоиал его Барти, шагнув ближе. — А что ты здесь делаешь? Регулус махнул на белое небо, раскинувшееся над бесстекольным куполом башни: — Наслаждаюсь тишиной и свежим воздухом, пока не пришло время возвращаться в подземелья. Это худшее из мест, где можно было устроить общежитие. Барти усмехнулся. — Замечательно, конечно, но я думал, тебе по душе небо над квиддичным полем, — сказал он, задрав голову. — Да, но там всегда кто-то летает, — в пустоте тихие шаги Регулуса казались очень громкими. — А здесь днем никогда никого не бывает. Во всяких закутках и старых закоулках тоже, но ведь тут намного красивее, чем в каком-нибудь чулане. Он расставил руки и медленно покружился на месте, мечтательно глядя в бесконечную белоту. Барти заметил, что несмотря на плотное сухое тело, не отличавшееся изяществом, двигался Регулус с удивительной грацией, как пантера или танцор. — Да, мне здесь тоже нравится, — он переложил длинный свиток карты в другую руку — первая вспотела и успела оставить еле заметное пятно. — Но как ты попал сюда? Всегда же заперто. — А ты? — Мне Флитвик дал разрешение, — желтая бумажка подтверждающе хрустнула в кулаке. — У меня с горгульей договоренность, — спиной Регулус подошел к каменному бортику и опасно присел на край. — Я чищу ее от паучков, иногда болтаю о всякой чепухе, а она пускает меня пару раз в месяц. Произведениям искусства, оказывается, тоже бывает одиноко. — Да, я знаю. Посмотрев на часы, Регулус поднял с пола оставленный портфель и прошел мимо Барти к лестнице: — У меня сейчас древние руны. — У меня история, это рядом. Они спустились на пустынный восьмой этаж, который все четыре года представлялся Барти жутким и каким-то заброшенным. Здесь было всего несколько пустых комнат, парочка гобеленов и пыльных лавочек, а также два больших портрета в разных концах — Полной Дамы и неизвестного астронома. По коридорам гулял ветер и редкие призраки, а у одного из портретов — гриффиндорцы: там, вроде бы, было их львиное убежище. Прошлый личный разговор с Регулусом Барти не мог назвать приятным. Воспоминания о нем окатывали океанским льдом и липкостью двусмысленных фраз, лишали ноги твердой опоры, а голову — достойных ответов. Прошло чуть больше жалкого месяца, а они беседуют, как хорошие друзья или, если это слишком громко сказано, как не бывшие в разладе люди. На подходе к пятому этажу Барти осмелился невзначай спросить: — А та девочка с Хаффлпаффа, она тоже грязнокровка? — он понизил голос, чтобы проплывавшее мимо приведение не услышало оскорбления. Регулус молча пожал плечами. Барти это напрягло, но он сохранял внешнее дружелюбие. — Я думал, наша цель — только грязнокровки и предатели крови, — в тон вплелись полупрозрачные вопросительные нотки. — В основном да, — беспечно кивнул Регулус. — И те, кто мешаются. Что-то не так? Он повернул голову и посмотрел на Барти пустыми глазами, все еще при этом улыбаясь. Удивительно, как в одном человеке могло намешаться столько противоречий. И как он еще не разорвался? — Все так, — Барти поморщился, как только Регулус отвернулся. — Не забывай, что мы делаем это ради общего блага, — поучительно добавил Регулус. — Да, — Барти замедлился у двери в кабинет истории магии. — Просто она ведь совсем маленькая, разве младшекурсники что-то понимают? Регулус обернулся на ходу. Теплота его тона резко контрастировала со смыслом слов, которые он послал в Барти сахарной чередой: — А потом она вырастет и станет той, кто все поймет и встанет на нашем пути. Трави тараканов, пока они мелкие, Барти. Ну, еще увидимся. — Увидимся.

***

Февраль сменил январь, но на улице по-прежнему лежали сугробы; стёкла теплицы профессора Стебль заросли ледяными узорами, гляди не гляди, ничего снаружи не увидишь. До дня рождения Уолта рукой подать, а Барти никак не мог придумать, что ему подарить. Даже подходящая идея придет к нему, поход в Хогсмид будет только четырнадцатого, а заказ с совой может не успеть. «Потом, сегодня у меня слишком много уроков» — перекладывал Барти решение вопроса. — «Нет, сегодня у меня клуб, завтра утром… Сегодня я пойду на консультацию к Бернард по поводу статьи, так что…» Статью Барти все-таки не отправил, хотя у него была мысль поддерлать почерк профессора с помощью Пандоры. Он подумал, что если пошлет работу до конца зимы, то другие авторы с идентичным материалом получат отказ. Вообще проблем и без статьи хватало: Джон с ним так и не разговаривал, Аксель тоже избегал — на зельеварении он, как ему казалось, незаметно собрал вещи и пересел в самый дальний от Барти угол класса. Незаметно все как-то перевернулось с ног на голову. Уолт влился в «зачисточную» деятельность, будто с рождения только и делал, что поливал магглорожденных помоями, но Барти, отговариваясь многочисленными занятиями, участвовал в «обычных забавах» по минимуму. — Мне нельзя светиться, понимаете? — старательно объяснял он во время их очень важных вечерних заседаний. — Я потеряю половину своей пользы, если отец заберет меня из школы. Вряд ли кто-то из ваших родителей захочет меня выкрасть и сделать вашим братом, не находите? Со временем осмысление поступка, сошедшего Барти с рук, ударило в спину крутого парня, и образ перестал казаться достойным подражания. «Это же для тупых» — осенило Барти, который только что дочитал книгу «Клуб драчунов» и решил, что нет лучше человека, чем холодный и до безобразия интеллектуальный. Теперь всегда и везде он ходил с высокомерным выражением лица, еще сильнее разграничивал окружающих по степени умственных способностей и делал вид, что ему доступны какие-то высшие истины, закрытые от остальных. Если бы не Пандора, выносившая любые его заскоки, Барти бы чувствовал себя крайне одиноко, ведь даже Уолт, бывало, менял его компанию на компанию Руквуда и Эйвери. — Ты иди, я тебя догоню, — сказал ему Уолт после ухода за магическими существами. — Окей. — Он ничего больше не добавил, наслаждаясь эмоциональной скупостью. В иное время он бы вспылил и предъявил Уолту детскую ревность. Это был последний урок, до ужина оставалось два часа. Чтобы попасть в башню Рейвенкло из этого крыла, нужно спуститься чуть ли не до первого этажа, а потом подняться вновь с нужной стороны. За портретами, должно быть, скрывались короткие проходы, но Барти не знал ни одного пароля, потому пользовался длинной дорогой. Весь сегодняшний день прошел в туманной сонливости — вчера до поздней ночи Барти переносил карту, пометки и рассчеты на пергамент соответствующего формата, причем дважды: по первому прошлась кошка и смазала чернила. Спускаясь по закрученой лестнице, бывшей единственным доступным срезом, заторможенный Барти провалился ногой в ложную ступеньку и полетел вниз, выставляя руки. Кишки подхватило от неожиданности. Ступени были широкими, так что летел он не очень долго, а удар вышел слабее, чем заранее болелось в полете. Тем не менее, на колене треснула штанина и на коже закровоточила ссадина. — Чертова ступенька, чтоб ее, — ворчал Барти, отряхивая гудящие руки. — Ой! Из-за винтового поворота в спешке поднялись две женские ноги в желтых колготках и лакированых круглоносых туфлях. Цветные колготки часто носила Пандора, поэтому Барти проворчал: — Даже тут ты меня поймала, да у тебя нюх на мои падения, — нет, он не переставал ворчать, как упавший на свои грядки дед. — Пластыря не найдется? Или опять потащишь меня к Помфри? Руки, вроде, целы. — Пластыря не найдется, — посмеялась девушка и подала ему руку. — Но я знаю хорошее заклинание от мелких порезов. Очень полезное! Запомни, если так часто падаешь. Барти вскинул встрепаную голову и увидел круглолицую гриффиндорскую семикурсницу с короткой стрижкой, ту, что помогала Винни. Он проигнорировал ладошку и поднялся сам, сразу сделавшись выше не меньше, чем на фут. — Спасибо, — замялся он, посматривая на короткую палочку во второй ее руке. — Ничего не надо. Он обошел странно-приветливую гриффиндору и, прихрамывая, начал спускаться. — Да стой же, — она в мгновение ока поравнялась с ним. — Делов на полсекунды, мне несложно! Вивьер! Палочка ткнулась в колено, и ссадина уменьшилась, хотя не сошла полностью. — Спасибо. — Пожалуйста. Почему-то она продолжила бодро шагать за ним. Барти смотрел в окна и потолки, делая вид, что ее не существует. — Ты такой замученый, — сказала гриффиндорка, и Барти на секунду опустил на нее взгляд: двумя указательными пальцами она похлопала себе под глазами, как бы намекая на его синяки. — У тебя все в порядке? — А ты отвечаешь за Хогвартскую психологическую помощь? — съязвил Барти. — Таким грубиянам она точно не помешает, — ему показали кончик языка. — Я помню твоего друга Винни, он очень славный. — Ну, а я не славный. — Все вы так говорите. А потом ноете, что вас никто не любит и не понимает, хотя сами этого только и добиваетесь. Барти поперхнулся воздухом, не успев сказать, «какая ты умная». Эта мелкая семикурсница начала бесить его, и он резко посмотрел на нее, надеясь таким образом отпугнуть. Но она с насмешкой вскинула брови и все так же не сбавляла шага. — Рассказать тебе, все ли у меня в порядке? — прорычал Барти. — Да, давай. У меня как раз есть свободных… — присаживаясь на лавочку и закидывая желтоколготочную ногу на ногу, она посмотрела на аккуратные часы на запястье. — …пять часов. — Я все еще не понимаю, с чего ты решила потратить свои пять часов на выслушивания «нытья», — Барти скрестил руки на груди. — Мы даже не знакомы. — Я Элис, — она опять протянула ему руку. — И мы на Гриффиндоре считаем, что у таких, как ты, большой шанс связаться с тем, кем не надо, понимаешь? Было бы неплохо переманить вас на нашу сторону первее, чем... «не нашу». Ну, это если без врак. Рассуждая, она махала рукой с плохо зажатой палочкой, и та в конце концов вылетела и шлепнулась на пол, выпуская красные искры. — Дурацкие у вас подсчеты, — Барти поднял и отдал ее владелице, после чего сразу отвернулся. — Что вы можете сделать против чужих проблем? — А слизеринцы что? Барти покружился на месте, не зная, что ей еще сказать такого, в стиле холодного интеллектуала. — Не знаю, я с ними не общаюсь, — коротко сказал он. — Все, пока. Ищи жертву для гриффиндорских наставлений где-нибудь еще. По мере отдаления от Элис раздражение уступало место усталости. Если бы он не хотел спать так сильно, может, по злой шутке вывалил бы на эту девчонку все свои проблемы, а потом смотрел на ее растерянный вид. Действительно, что эти самонадеянные гриффиндорцы могли ему предложить, кроме пустых обещаний? Отоспавшись, Барти проснулся посреди ночи в ужасном состоянии. Помывшись, переодевшись и сожрав шоколадную лягушку, он занял теперь законное личное место на подоконнике и взял в руки блокнот. Свои проблемы он мог доверить только бумаге, а их структуризация действительно бы ему не помешала.

Мои проблемы

1. Повышенная учебная нагрузка, из-за которой я не успеваю ничего другого 2. Жертва увлечениями ради оценок. Чем я вообще увлекаюсь? В последнее время только и делаю, что пишу, пишу, пишу… 3. Меня опять все сторонятся. Зато Рег снова со мной общается. Но так ли это хорошо? 4. Нет четкой цели в будущем. Нет плана действий. Все слишком размазано и по наитию. Никакого контроля над ситуацией. Чувствую себя бесполезным 5. Я не понимаю, что конкретно хочу сделать, все мои мысли абстрактные. Черт, я это дважды, похоже, написал. 6. Полное непонимание между мной и моими родителями. Они очень мне мешают. Было бы намного лучше, если бы все взрослые без исключения исчезли. 7. Я ни с кем не откровенен до конца. Если кто-то узнает о моих настоящих мыслях, меня изгонят отовсюду. Слизеринцы, гриффиндорцы, преподаватели, Уолт, Пандора. Я хреновый человек с непомерными амбициями. Откуда они во мне? 8. Я теряю из вида идею «великого будущего» и иду на поводу иррациональных замашек, повинуюсь импульсу, моменту. Скоро я стану совсем как Мальсибер, даже притворяться не надо 9. Я некрасивый, многие это подмечают. Нет мышц и нос большой, тупой цвет глаз, веснушки и прыщи, уже даже крем не помогает 10. У меня членовская болезнь; если какая-то девушка на меня и посмотрит, она сбежит, как только узнает о ней, хотя я ни разу не пропускал прием зелья и не пропущу в следующие разы. Никаких последствий, а равняют с оборотнями как будто, если не хуже. Я обычный человек, а не уличный бродяга. 11. Еще когда девушка была рядом, я так обоссался от страха, что у меня не встал, реально позорище. В чем-то мать иногда бывает права 12. У меня дурацкий характер 13. Я вообще без понятия, кто я такой На этом Барти решил закончить. День рождения Уолта выпал на среду, не то чтобы самый удачный день недели. Они отсидели уроки (Уолт еще и отработку, он переписывал карточки Филча еженедельно), а потом собрались втроем в спальне. — Не знаю, что с вами делать, — Уолт, полулежа на кровати, откусил голову перечного чертика и дохнул мощным огненным облаком. Пепел медленно осел на пол. — В смысле? — Винни струсил с себя форменные брюки и быстро влез в обычные. В последнее время он почему-то взял в привычку переодеваться со скоростью горящей спички. — А что с нами делать надо? — Барти не разговаривает с Джоном… — Вообще-то он со мной не разговаривает, — упрекнул Уолта Барти, посасывающий кровавый леденец. Они расчехлили один из его тайников и объедались сладостями: один из подарков Барти, утром он презентовал Уолту немного своих денег со словами «Сам купишь в субботу, что хочешь. Знаю, ты не любишь тратиться на безделушки», что воспринялось именинником крайне положительно. — Джон с Барти не разговаривает, — саркастично поправился Уолт. — Как бы напряжно, если мы будем сидеть, а вы — колотить друг друга взглядами. — Не будем, с чего ты взял? Мы просто сделаем вид, что второго из нас нет. Нашел проблему! — Тогда сегодня вечером я устраиваю вечеринку, — Уолт стянул с себя галстук и ловко забросил на раскрытую дверцу шкафа, на которой и так висело несколько мантий, рубашек и свитеров. Винни, застегнув последнюю пуговицу на горловине, изумленно к нему обернулся: — Вечеринку? — Да. — Среда, — цокнул языком Барти. — Сегодня среда. Никто не даст тебе шуметь, все учатся. — Винни, открой окно, пожалуйста, — попросил Уолт. Винни не понял юмора и открыл окно всерьез. — Я пошутил, холодно же! — Прости. — Это будет вечеринка в углу, — продолжил Уолт говорить с Барти. — И мы не будем слишком шуметь. Локальная тусовка для своих. Барти хотел было сказать что-то ему в ответ, но дверца шкафа с грохотом отвалилась и ударилась о пол. Вечером они, как и хотел Уолт, освободили один угол гостиной от письменных столов и собрались с несколькими однокурсниками, включавшими Пандору, Джинджер и всех мальчиков. Уолт был прав: напряжение между Барти и Джоном при желании прощупывалось рукой — во время карточных игр они специально не ходили друг на друга, а если нужно было передать бутылки сливочного пива или еду, просили сделать это кого-то другого, даже если нужный предмет стоял под рукой бывшего друга. Мысленное словосочетение «бывший друг» заставило Барти, и без того не в своей тарелке, полноценно сесть на иголки. «Может, извиниться перед ним?» — подумал он, украдкой посматривая на неестественную улыбку Джона, успевшему передал карту Уолту в последний миг перед тем, как она взорвалась. — Вот черт, — хохотнул Уолт, трогая опаленые брови. — О! Питер! Через плотно скучковавшихся людей в их сторону кособоко проталкивался Питер Петтигрю с музыкальным проигрывателем и парой пластинок сверху. Это была не та модель, что в начале года, заметно проще и дешевле. — Сто лет ждал, пока кто-то не откроет дверь, — пробурчал он, ставя проигрыватель на ближайшую пустую табуретку. Барти вытянул шею и увидел среди картонных квадратов последний альбом Кэндис Мур. — Еще раз с днем рождения. — Ты что ли загадку разгадать не смог? — Уолт сдвинулся к Барти вплотную и похлопал по освободившемуся месту, куда быстро уселся Питер. Со всех сторон к нему сразу же потянулись пирожки и сливочное пиво. — Не смог, — он похватал угощения и ловким трюком откупорил бутылку. — Э-э, спасибо, и привет всем… Зажатому между Уолтом и Джинджер Барти было жарко. Он пожалел, что надел свитер, и хлестал холодное пиво активнее других. — А что за загадка? — Дэвид отхлебнул из своей бутылки и собрал карты в колоду, чтобы раздать с учетом новоприбывшего. — Да я не помню уже, — Питер щедро откусил от пирожного с кремом, и в пшеничной щетине над верхней губой застряли крошки. — Что-то типа «с крыльями, но не летает, по земле ногами не ступает»… — Женская прокладка, — тихо пробормотала Джинджер Пандоре, и у Барти пиво пошло носом. К нему потянулись салфетки. — Может, это галочка? — предположил Уолт после того, как Барти пришел в норму. — Ну, которую ставят на бумаге. — Я сказал вашей двери, что это пингвин на санках, но не прокатило, — сказал Питер, и по кругу прокатились смешки. — Так как ты сюда попал? — Кто-то изнутри вышел, я и зашел. Мне еще и дверь подержали — вы тут все такие интеллегентные, я ху… — Питер бросил взгляд на девочек напротив себя. — Э-эм, я в шоке. Тем временем Винни разобрался с магическим проигрывателем и поставил шикующую Кэндис, которая «будет на вершине славы несмотря ни на что». — О, здесь есть Мандрейкс, — заметил Джон, просматривающий подборку пластинок. — Последний сборник, кажется. — Концертный, — гордо подтвердил Питер, а потом заговорчески улыбнулся. — На самом деле это не мои пластинки, а Сириуса, но он сегодня на отработке допоздна и не узнает, что я их взял. — Давайте Мандрейксов попозже, — твердо попросил Винни, выдирая коробку из рук Джона и засовывая в самый низ стопочки. Зато проигрыватель оказался Питера личный, подаренный родителями на Рождество. Вообще Барти нравился Питер, он умело разряжал обстановку и веселил всех дурацкими шутками. Ненадолго Барти даже забыл о своей новой личине и открыто дурачился вместе со всеми. В отрыве от компании «мародеров» Питер (а не Хвост) старался по-меньше упоминать своих гриффиндорских друзей, либо отзывался о них не то чтобы с восхищением, какое можно наблюдать на его лице рядом с Поттером и Блэком. В новом, почти незнакомом окружении он старался представить себя как самостоятельного интересного человека, хотя к ночи стало ясно, что у него это не очень-то получается. Питер часто оглядывался на Уолта, образного властелина посиделки, как бы ища подтверждения тому, что его реплики смешны и уместны. «Ну и какая разница, все равно с ним классно» — разговаривал сам с собой Барти во время многочисленных походов в туалет. — «Я тоже оглядываюсь на чужое мнение, разве это плохо? А с такими самовлюбленышами, как Поттер, тоска сплошная. Немудрено, что Питер от них открещивается.» Думая об этом, Барти решил, что с Джоном мириться ему вовсе и необязательно. Если люди раньше хорошо общались, это не означало, что в дальнейшем взгляды не могут разойтись, а дружба — закончиться. Хотя более глубокой ночью, уже в кровати Барти не отпускали воспоминания, связывающие его с Джоном. Одно, второе, третье, четвертое… Сердтый на себя самого, Барти проснулся спозаранку и спустился в гостиную — томиться в жаркой постели с мыслями о рыжем тихоне хуже трех уроков профессора Крика подряд. Вчерашнее тусовочное гнездо опустело, мусор тоже исчез. О том, что день рождения не приснился, свидетельтвовал выключенный проигрыватель и пластинки, распечатанные все, кроме Мандрейковской. «Винни-ловкач» — Барти взял последний сдобный котелок и запихнул половину в рот, плюхаясь на оранжевую подушку, на которой провел вчера весь вечер. Сбоку что-то пискнуло. Он удивленно огляделся. С подушки слетела чья-то домашняя крыса, в полутьме почти слившаяся цветом шерсти с тканью подушки. — Мерлин ебливый, — безжизненно промолвил Барти. — Чуть не раздавил. Крыса возмущенно на него запищала. Барти подумал, что с таким количеством кошек в башне заводить грызуна совершенно неразумно. От жалости он отломил от подсохшей булочки кусочек и протянул крысе, которая быстро выхватила и сгрызла подачку человека. Пока Барти туманно созерцал звезды на потолке, крыса успела куда-то деться, а на нижней мужской лестнице, ведущей в туалеты и душ, показался немного помятый Питер. — Доброе утро, — зевнул он. — Привет, — Барти перехватил зевок. — Не знал, что ты еще тут. — Да я решил у вас поспать, — он махнул на диван. — И уйти утром с проигрывателем подобру-поздорову. С Филчем шутки плохи. — Это точно. Питер абы как сложил пластинки и, попыхивая, поднял проигрыватель. Колдовал он, наверное, не очень умело. — Ну, я пошел. Уроки скоро. — Ага, пока, — махнул ему Барти. — Заглядывай еще. — Спасибо, пока. Питер улыбнулся и вышел, толкнув слишком умную дверь ногой.