***
Аэропорт встречает равнодушием. И это взаимно. Ризотто также безразлично как само здание, так и снующие туда-сюда приезжие. Ему бы скорее добраться до места, на котором пролитые слезы в силах вырастить целые сады или же затопить существующие. Ему бы прикоснуться к холоду гранита, пальцами пройтись по поверхности портрета Алессии. И вновь принять неизбежное – сестра уже давно мертва. Рука нервно сжимает рекламный буклет, полученный еще во время перелета. Бумага превращается в нечитаемое нечто под действием сильных мужских рук и отправляется в урну для мусора. Остается только ждать такси, а по дороге на кладбище собрать букет любимых полевых цветов погибшей. Ровно так, как и пообещал. Ровно так, как делал когда-то в детстве, приезжая с еще живыми родителями на каникулы. Алессия тогда и сама была подростком, оживленно хлопала в ладоши при виде разнообразия амариллиса, вербены, гауры и еще бог знает каких цветов, собранных в пышном букете. Она светилась от счастья. Отец одобрительно похлопывал по мальчишескому плечу, мама же болтала без умолка обо всем на свете, а маленький Ризотто не понимал, как сильно ему будет не хватать семейного тепла в свои двадцать восемь.***
Склон вулкана Этна маячил перед глазами сизой макушкой, на ней едва различимо виднелась насыпь снега. Возвышаясь над Катанией и Мессиной, зловеще отбрасывая на них тень, вулкан показывал свое превосходство. Пошатнуть его не в силах ни один смертный, и даже боги кажутся бессильными перед его крепкой породой. Сколько раз он пугал Неро своим густым дымом, идущим из самого жерла. Сколько раз вероятность извержения нагоняла жути похлеще всяких дворовых страшилок. И не сосчитать. Однако величие вулкана неоспоримо, вот только уважения к нему никакого – сплошная подозрительность, выраженная прищуром черных глаз. Играть в гляделки с Этной – затея бессмысленная, хоть и затягивающая, все равно победитель предопределен давным-давно. Приходится идти вперед, лишь изредка скользя взглядом по заснеженным верхушкам и широким склонам. Дикая календула, маки, заросли дрока – сложно перечислить, сколько растений встречается молодому итальянцу на пути к кладбищу. Даже дикие апельсиновые деревья и те нашли себе пристанище в этих полях за городом. Удивительное дело – трава кое-где уже пожухла из-за палящих лучей солнца, а цветам хоть бы что, они все такие же яркие и пышущие жизненной энергией, как это было в конце весны. Как раз то, что нужно для флористической композиции. Аккуратно срезая стебли растений, мужчину одолевают вновь появившиеся из ниоткуда воспоминания, вводящие в состояние транса, одурманивающие и обрывающие всякую связь с реальным миром. Сейчас в нем нет нужны, здесь, на этом острове время застыло после трагичной аварии, забравшей жизнь родного человека, юношеские мечты и беззаботные дни. В этом месте для Ризотто Неро не существует ничего, кроме горьких грез и безграничной скорби. Цветок – к цветку, в букете этом нет изъяна, только щемящее сердце сожаление и тоска, недосказанные слова благодарности и ласковое «сестрёнка». Тонкая металлическая леска прочно скрепляет композицию, а элегантная черная лента, ложась сверху, завершает общий вид. Теперь все готово, можно не терять ни минуты и спешить на могилу Алессии.***
«Что ты сказал, Доппио? Ризотто был тут и ты его прогнал? Немыслимо! Глупец! Наглый и бесстыжий, как ты мог так поступить? Я очень зол на тебя, Доппио…» Грозные слова, кажется, будут бесконечно разноситься в голове, каждый раз стараясь уколоть все больше, попасть прямиком в растерзанное сердце. Они будут лететь отовсюду, как шальные пули, намереваясь уничтожить все на своем пути. Будут порождать хаос в сознании, и закладывать фундамент для новых ночных кошмаров в подсознании. Бешенство альтер-эго неописуемо, оно источает ужас, сковывает и не дает ступить шагу. Доппио в который раз проклял себя за язык без костей, за то, что сегодня проговорился о приходе Неро. Зачем он только вообще начал разговор с внутренним демоном? Проклятое одиночество. Порой оно толкает на отчаянные поступки, например, говорить с тем, кого ненавидишь всем сердцем, но кто постоянно рядом. Правая часть тела чувствуется слабо, пошевелить пальцем и то получается только с большим усилием воли. В борьбе за возможность управлять конечностями случается и не такое, бывали моменты, когда помимо онемения, мышечного спазма и тремора добавлялась ненавистная головная боль, бьющая в виски до темноты в глазах. Не успевает Винегар порадоваться своей удаче в попытке вновь подчинить собственное тело, как звон пощечины оглушает и дезориентирует. Со стороны человек, ударяющий сам себя по лицу, наверняка выглядит странно, однако в пустой квартире, за закрытыми дверями все равно не видно. И никому нет дела до того, как сходит с ума твой сосед. Так даже лучше. Доппио рад, что подобные «сценки» не происходят в оживленных местах – в этом плане такт Дьяволо не знает себе равных. Боль так и остается ощутимой, щека мгновенно покрывается сплошным красным пятном, а кожа колко щипает и не дает сосредоточиться на главном. – Мне все равно, что ты чувствуешь, Дьяволо. Тебе же плевать, что чувствовал я, когда ты развлекался на Сардинии, вот и мне плевать на тебя. Я никогда не слушал тебя и никогда не буду этого делать. Я сам хозяин своей жизни, а ты, – мужчина разгневанно тычет пальцем в пустоту комнаты так, будто вторая личность стоит прямо перед ним. Будто можно подойти и врезать гаду как следует за все страдания. – Ты никто, ты лишь мое расстройство, болезнь! «Наглец! Да как ты только смеешь?!» Воздух засвистел и не успел Винегар прийти в себя после разгневанной речи, как непослушная правая рука ударила, но только на этот раз не пощёчину, а уже кулаком по носу. Удар пришелся смазанным, все же бить самого себя не столь удобно анатомически, однако досталось не слабо. Даже крови несколько капель оказались на вороте свитера, тем самым подтверждая всю серьезность конфронтации между двумя. Отчаянно хотелось свернуться клубком, забиться куда-то в угол и жалеть себя. Гладить по розоволосой макушке, перебирать чуть вьющиеся на кончиках пряди, сквозь слезы рассматривать челку. Хотелось хаять судьбу, что так несправедлива к нему, злиться на нее за то, что преподносит слишком суровые испытания и почему-то не дает ничего хорошего взамен. Побыть в роли обиженного ребенка казалось единственным выходом для Доппио сейчас. Как гром среди ясного неба, настенные часы пробили двенадцать, обволакивая комнату громким боем, разделяя пространство на мелкие кусочки, как мозаику, и пресекая всякую обреченность мыслей. Они словно кричали: «Отставить панику! Отбросить обиды! Нужно действовать, а не сидеть, сложа руки». На удивление сработало – Доппио вытер ладонью чуть засохшую кровь с губ и подбородка, придал выражению лица решимости, а после заметил, что онемение в правой части тела стало отступать. Двигаться стало заметно легче, значит, Дьяволо отступил. Надолго ли? Можно ли считать это маленькой победой или же такой жест – затишье перед бурей? Кто знает, однако в данную минуту хотелось думать о более оптимистичном исходе. Пусть демон наслаждается, пока есть время – совсем скоро этому безобразию придет конец, ведь мужчина принял решение продолжать бороться за выздоровление, не откладывать радости жизни в долгий ящик, не прятаться от счастья и не прогонять его. Знакомство с Ризотто Неро научило многому, несмотря на оставшийся осадок и щемящую печаль. Смотря на такого сильного не только физически, но и морально человека, чувствуя в нем несломленный внутренний стержень, неосознанно хочется стремиться к такому же результату. Винегару не требовалось много времени, чтобы проникнуться симпатией к ювелиру. Если бы только не Дьяволо…. Все могло сложиться иначе.***
Рассказывать о душевных переживаниях блестящему от прямых лучей солнца памятнику не казалось сицилийцу чем-то зазорным, наоборот, с годами это стало некой традицией – каждые полгода приезжать и ведать о своих проблемах или хвастаться успехами. Ситуации были разными, но одно оставалось неизменным – даже после смерти Алессия оставалась верным и незаменимым слушателем своему брату. На душе не становилось спокойно до тех пор, пока он не поделиться самым сокровенным с ней. И даже молчание гранита не могло огорчить и прервать процесс «исцеления», и без того Ризотто чувствовал поддержку и любовь дорогого человека. Он свято верил, сестра всегда рядом в такие моменты и помогает осилить все невзгоды. В этот раз Неро приехал не просто поделиться неудачей в личной жизни, а просить благословения для более решительных действий в отношении Доппио. Однако такая стремительная влюбленность, даже зависимость новым знакомым, пугала, наводила на мысль о неправильности происходящего, на переменчивую природу чувств. Может, он и правда ошибается и виной всему горячий темперамент и долгое отсутствие отношений? Как бы странно ни прозвучало, а от кузины он ждал знака свыше, но какого именно – непонятно. Сидя на узкой деревянной скамье перед надгробием, мужчина задумался: как ему понять, что пора действовать? – Алессия, родная моя, я приехал к тебе в этот раз с неразрешимой задачей, я разбит и не знаю, что мне делать, – с каждым словом неведомая волна накрывала все естество, переворачивала внутренности, заставляла то одновременно вдыхать полной грудью, то снова ощущать давление и трудности в изъяснении. В конце концов, трепет отпустил его, позволив изложить суть проблемы и, наконец-то, подвести к главному вопросу: – Мне нравится Доппио, очень…я постоянно думаю о нем. Наше знакомство хоть и было странным, нелепым, но сам того не осознавая, привязался к нему. Почему так? Вдруг я поступаю неправильно, может, он не тот, каким мне кажется? Иногда я прихожу к мысли, что Доппио в ту ночь был другим, был…. Я не знаю, Алессия, я уже ни в чем не уверен. И эта неожиданная встреча еще выбила меня из колеи. Прошу, если ты можешь, помоги мне, родная, стоит ли мне снова искать с ним встречи, – пальцы тянутся к выгравированному портрету молодой итальянки, нежно касаются пышных локонов и гладят по щеке в попытке получить обманчивое присутствие погибшей. Ответа нет, но Ризотто отчаянно пытается убедить себя в обратном. Он прислушивается к шелесту травы, щебетанию птиц в ветвях деревьев, в такой тишине слышны даже перебежки ящериц. И что же из этого принять за ответ? Неро обреченно опускает голову, понимает, в делах сердечных даже сестра ему не помощник. А кто тогда? Прошутто наверняка посоветует бросить столь гиблое и запутанное дело, найти кого-то солиднее, перспективнее, возможно, даже полезного для развития бизнеса. Мелоне скажет точь-в-точь, как Прошутто, так еще и появится риск нарваться на поездку в ночной клуб на дикую тусовку. Про Гьяччо даже и речи не идет, в отношениях он еще больших профан, чем сам ювелир. Нет, все это Ризотто не устраивает. На деле сицилиец уже давно для себя решил – он хочет попытаться поговорить с Доппио еще раз. Не важно, чем все обернётся, еще бы разок увидеть янтарь глаз и созвездия веснушек на лице. Еще раз услышать полюбившийся голос с нотками взволнованности. Еще раз попытать удачу. И все ничего, если бы не гордость и боязнь обжечься вновь. Ризотто просто нужно одобрение, тем более от самого дорогого в мире человека. Осмотрев еще раз кладбище, и не увидев никаких знаков или особенных перемен вокруг, тем не менее, мужчина принял их отсутствие как хороший знак, приободрил себя. Восстановленное душевное равновесие позволило приступить к другим не менее важным делам на могиле Алессии: убрать разросшиеся сорняки, которые так и норовили установить свои порядки, смазать петли на калитке, вытереть надгробие от слоя пыли и разводов, оставленных дождевой водой. Всем этим мужчина занимался регулярно, как только приезжал на кладбище. Неро считал это своим нерушимым долгом. В этот раз посетить нужно будет и родительскую могилу тоже, дабы отдать уважение и почтить их память. В раздумьях мужчина и не заметил, как покинул пристанище мертвых, размеренным шагом приближаясь к черте города.***
Мелоне в который раз после возвращения из командировки мерил обновки: то крутился, как юла, перед зеркалом, то хлопал в ладоши, крича излюбленную фразу: «Di Molto!». В действительности вещи смотрелись на стройной, но при этом поджарой, фигуре молодого итальянца очень славно. Темно-фиолетовый топ крупной ажурной вязки в сочетании с облегающим черным гольфом создавал выгодный акцент и подчеркивал затейливый узор. Дизайнерские кожаные брюки-клеш хоть и могли показаться довольно глупой и несуразной идеей, но для главного модника Неаполя такое суждение являлось вздором. Разве у моды есть ограничения и правила? Мелоне полагал, пока другие стесняются экспериментировать, он будет задавать тенденции самостоятельно. Станет первооткрывателем в сфере стиля. Касалось это не только одежды – всю свою жизнь мужчина посвятил дизайну, считая своим предназначением делать мир вокруг себя прекрасней. Сделав полуоборот перед зеркалом, сложно было не присвистнуть от того, насколько хорошо сидели брюки на ягодицах, теперь-то стало очевидно – они станут главной звездой этого месяца. Или все же поберечь наряд и появиться в нем на выставке ювелирного дома, произвести на всех впечатление? Наверняка там будет много журналистов…. Звонок мобильного телефона оборвал мысли дизайнера. Увидев, кто звонит, он растерял прежнее воодушевление и без энтузиазма ответил: – Алло? Что тебе от меня нужно? Да не знаю я где твои носки со снежинками! Гьяччо, ты съехал еще в начале лета, а так до сих пор не разобрал свои вещи, – театрально вздохнув, Мелоне продолжил читать мораль нерадивому собеседнику. – Какая безалаберность! Нужно внимательно следить за своими вещами, а не разбрасывать их где попало, как ты это любишь делать! На том конце раздались крики и не членораздельные ругательства. Гьяччо постоянно дает эмоциям брать над собой верх, не следит за языком, вследствие чего постоянно попадает в передряги. В таком состоянии становится страшно не то, что находится рядом, даже общаться на расстоянии. Мелоне инстинктивно зажмурился и предугадал следующее действие бывшего – на заднем плане что-то разбилось, а крики стали слышны отдаленно, видимо, пошел оценивать масштаб разрушения. Тратить время и нервы на очередной цирк не хотелось, нужно было прекращать бессмысленный диалог: – Послушай, если это все, то я кладу трубку, я сейчас занят, так что увидимся на работе. Ciao! –Ах, ну что за придурок, звонить из-за каких-то носков, – после завершения вызова еще какое-то время Мелоне покривлялся в экран, представляя там разгневанное лицо Гьяччо, который при этом еще нервозно поправляет очки. Он делал так каждый раз, когда был чем-то недоволен. А происходило это так часто, что нельзя было представить главную злюку ювелирного дома без подобного жеста. Порой дизайнер сам не понимал, почему так сильно привязался к такому сложному человеку, ведь не смотря на все обиды, он все равно переживает за его психическое здоровье. Настроение сошло на нет, взгляд тоскливо прошелся по стеклянной витрине домашнего бара, сделанного на случай веселых вечеринок или одиноких вечеров. Торги с совестью проходили еще добрых пять минут, и стоило только сделать шаг навстречу соблазну, как снова позвонили. На этот раз Мелоне не удосужился узнать, кто именно решил прервать намечающееся рандеву с коктейлями, и сразу же раздраженно ответил: – Ну что тебе на этот раз? Опять решил вывести меня из себя? – и сразу же пожалел. Звонил Ризотто. Верный товарищ и строгий начальник, два в одном. Хотелось бы пошутить в стиле: «прям, как кофе в бистро аэропорта», но сейчас было явно не до этого. – И давно ты грубишь начальству? – беззлобно пошутил Неро. – Как Флоренция? Слышал, Прошутто был в восторге от твоей презентации, но сам, к сожалению, не успел еще посмотреть, но все равно поздравляю тебя. Твой вклад в наше дело незаменим. Мелоне облегченно выдохнул, не каждый раз получается услышать от молчаливого ювелира столько похвалы. Глупая улыбка так и порывалась появиться на лице. – Ох, я думал, это опять Гьяччо, я не специально… – больше для себя, нежели для собеседника оправдался дизайнер. – Спасибо, Ризотто, ты же знаешь, я всегда рад стараться. Во Флоренции, как всегда восхитительно, тут и говорить нечего! Как сам? Я не застал, как ты уехал, все в порядке? – Да…я в порядке, – тон собеседника стал неуверенным, слова растягивались по слогам, что заставило понять, за этим последует некая просьба. – Я звоню тебе по делу. Не задавай лишних вопросов и просто расскажи мне все, что тебе известно о том портном, у которого мне довелось забрать твой заказ. Как узнал о нем? Где он обычно бывает? Да вообще всю информацию, которая есть. Я предупреждаю еще раз – никаких вопросов. Мелоне знает Ризотто уже долгие семь лет, но никогда не помнил, чтобы тот так интересовался кем-то, особенно не связанным с ювелирным бизнесом. Вот так да, он бы присвистнул и отвесил искрометную шутку, но понимает, в данный момент шутки с Неро плохи. Придется вспомнить все, что он знает о розоволосом мастере.