The eyes of the blind gamer will be opened

Мысли о зеркале, да и вообще обо всей этой истории с защитой Философского камня продолжали неотступно терзать Гарри всю следующую неделю. Поначалу Поттер как мог пытался отмахнуться от бредовой идеи, казавшейся ярким ночным кошмаром, или порождением извилин его неверного мозга, всё ещё не вышедшего из режима «тайны, загадки и пути их решения». В самом деле, ведь не мог же Альбус Дамблдор, самый мудрый волшебник современности и величайший светлый маг, умышленно заставить троих маленьких колдунов, лишь недавно переступивших порог Хогвартса, один на один столкнуться в схватке со взрослым волшебником, одержимым опаснейшим тёмным магом? Но чем больше навязчивых предположений проникало в его мыслительный процесс, тем больше несостыковок и странностей он начинал замечать. Если уж на то пошло, нечто непонятное начало происходить с момента появления Хагрида. Зачем, спрашивается, тащить любопытного одиннадцатилетнего мальчишку, который узнал о мире магии всего несколько часов назад к особо охраняемому сейфу Гринготтса, попутно делая страшные глаза и неоднократно повторяя об очень важной и очень секретной миссии, которую тебе доверил профессор Дамблдор, а потом съезжать с темы и настаивать не обращать внимания на происходящее? «Ты всё видел, но ты ничего не видел, Гарри!» Больший абсурд и вообразить трудно. Разве не мог Хагрид, даже если боялся оставить Гарри в первый раз запасаться деньгами наедине с гоблином, забрать свёрток из сейфа номер тринадцать до того, как отправиться разлучать его с любимыми родственниками, да и вообще, в любой другой день перед гуманитарной миссией? Что мешало свёртку безвестно покоиться в карманах безразмерного пальто лесничего, где, сколь помнится, могла с комфортом разместиться даже некрупная сова? Если ему хотели продемонстрировать, насколько крут Хогвартс и насколько круты работающие там волшебники, которые способны без шума и пыли доставить до пункта назначения ценный объект и обеспечить этому объекту охрану более эффективную, чем защита стен Министерства магии и банковских подземелий, то такие чрезмерные усилия явно не стоили того, чтобы раскрывать детали тайной операции: новоиспечённому волшебнику вполне хватило бы, например, демонстрации процесса путешествия по каминной сети, чтобы надолго впасть в состояние, близкое к обморочному. Да и защита, как позже выяснили Поттер с друзьями, оказалась не такой уж и непроходимой. Дальше – больше. Зачем, спрашивается, Директор вернул ему мантию-невидимку, конфискованную, между прочим, за контрабанду дракона! Чем не уголовное преступление? По большому счёту, их неуловимую команду можно было смело отчислять из школы, но руководство почему-то ограничилось снятием пятидесяти баллов с носа (особенно радовало, то, что по своей аристократической сопелке получил и Малфой, ну а Невилл- бедолага, просто оказался не в том месте, не в то время…) и ночной прогулкой с Хагридом по Запретному лесу. Хотя, если так подумать, пожалуй, милосерднее было бы выставить малолетних контрабандистов из Хогвартса, чем позволять им шататься по лесу, в котором обнаружили уже два трупа единорогов и по которому шастает какая-то жутко опасная неизвестная тварь, пусть даже и в компании лесничего. При воспоминании о давнем вояже, Поттера всегда пробирала дрожь: ничего себе «кара небесная для ослушников!» Видимо, при выборе наказания, МакГонагалл руководствовалась принципом «если человек не боится тащить через весь замок живого дракона, то он должен быть готов ответить за это жизнью» Да и сопроводительная записка к семейной реликвии была крайне туманной и многозначительной, как, впрочем, и все вещи, связанные с профессором Дамблдором: «На всякий случай». Он что ожидал, что в следующий раз они потащат по школе акромантула? По всему выходило, что Директор знал, что вскоре им предстоят весёлые старты в погоне за Философским камнем, а значит «всякий» случай воспользоваться семейным достоянием непременно представится. Не раз за эту бесконечную неделю Гарри вспоминал и собственные слова, сказанные им, когда на следующий день после истории с Запретным коридором, его, наконец, выпустили из больничного крыла: «Мне кажется, он более-менее в курсе всего, что здесь происходит». Тогда эти слова показались ему чем-то вроде благодарственного жеста чудаковатому, юморному, но очень доброму дедушке, обладающему огромной силой. Доброму дедушке, который, на потеху публике, нёс всякую непонятную чепуху на приветственном пиру в Большом зале, доброму дедушке, с великой терпимостью относящемуся к детским шалостям и нарушению школьных правил, ценящему хорошую шутку и всегда готовому её поддержать. По правде говоря, маленькому Гарри невероятно польстило тогда, что этот мудрый, почти сказочный старый маг с длинной седой бородой и взглядом, беспрестанно излучающим теплоту, обратил внимание именно на их желторотую компанию. Рассуфоненный жарким июньским солнцем и упоённый своей первой настоящей победой над вполне себе реальным злом, он был несказанно рад, что весь этот кошмар наконец закончился и что на всём непредсказуемом и опасном пути его страховала невидимая, но заботливая рука вездесущего директора, не давая оступиться и подталкивая вперёд. Но теперь благородное негодование Гермионы начинало казаться ему не таким уж неоправданным. Вслед за думами о Запретном коридоре, неотвратимо наползали мысли и о Тайной комнате. В конце концов, если Дамблдор самолично организовал встречу с Реддлом, то почему бы ему не отправить мальчика, ставшего старше на целый год, прямо в пасть к смертоносной тысячелетней рептилии, снабдив оного мальчика любимым питомцем, такой же древней шляпой и реликвией Гриффиндора и надеяться, что «глядишь и выкрутится». Но растекаться мыслью в этом направлении он себе решительно запрещал: никто не идеален, но обвинять человека, который всем своим видом буквально символизирует торжество справедливости, в том, что он хладнокровно отправил одного из своих студентов на мучительную, одинокую смерть (полосу препятствий хотя бы проверяли профессора) было как-то неправильно. Да и знал ли он об одержимости Джинни и об истинной сущности дневника? У Гарри создалось впечатление (впрочем оно вполне оказаться ошибочным – уж слишком хорошо Директор управлял своими эмоциями), что он был немало поражён присутствием в школе разумного тёмного артефакта, а уж наличие у себя под носом одержимого студента и вовсе стало для него крайне неприятным сюрпризом. Однако, закрывать глаза на явные странности тоже нельзя. Потратив эту неделю на потакание своей паранойе и передумав бессонными ночами всё самое худшее, Поттер решил для себя, что лучшей стратегией в данной ситуации, будет не бросаться на окружающих с обвинениями в слежке и предательстве, а наблюдать за тем, что происходит вокруг себя и делать выводы. Правда, выводы делать пока было не из чего. Утро субботы встретило Гарри жужжанием соковыжималки на кухне: тётя опять выжимала апельсиновый сок для всей семьи. Стоявшие на тумбочке часы показывали полдевятого. Приподнявшись на кровати, он опёрся подбородком о согнутую в локте руку, а второй нашарил на всё той же тумбочке круглые очки. Надев их себе на глаза, он с громким протяжным зевком повалился обратно. Плотно смежив веки за стёклами, Гарри напрягся, пытаясь припомнить весьма реалистичный сон, который снился ему ещё пять минут назад. В голове всплыло какое-то тёмное помещение, деталей интерьера которого было не разглядеть, на секунду только промелькнул образ яркого пламени, ревущего в закопчённом камине, да всё ещё стояли в ушах далёкие отзвуки тихого шелестящего голоса, без конца повторявшего: Хв-о-о-с-с-т! Хв-о-о-с-с-т! Уголок рта непроизвольно изогнулся в усмешке: строительство теорий заговора, похоже, скверно на него влияет – уже и во сне мерещатся всякие «хвосты». А может, он задумчиво свёл брови у переносицы, это так проигрываются недавние июньские события и его ночные грёзы решил посетить с визитом недоброй памяти Питер Петтигрю? Больше, увы, ничего вспомнить было нельзя. Видимо, подсознание, только недавно свыкшееся с новой реальностью и выработавшее стратегию выживания в ней, решительно отказалось тратить запасы своей памяти на какие-то дурацкие сны. Разочарованно вздохнув, Гарри спустил ноги с кровати и принялся одеваться. Сегодня он остановил свой выбор на старой рубашке дяди в крупную серую клетку и линялых джинсах, когда-то принадлежавших кузену, пора было спускаться к завтраку. Завтрак в доме номер четыре на Тисовой улице, сегодня, в который уже раз, поражал своей обильностью. К услугам истомившихся в ожидании ценителей гастрономических удовольствий были предложены: рагу с цветной капустой, кабачками и помидорами, томатный суп с фасолью и рисом, и уже упоминавшийся апельсиновый сок. Когда Гарри молча сел за стол (за бессмысленностью, он перестал в последние пару лет желать родственникам доброго утра) Вернон как раз сложил прочитанную Дейли Мейл, сделал последний глоток своего непременного кофе (дядя употреблял его при каждой трапезе) и, промокая салфеткой свои моржовые усы, обратился к Петунье: – Дорогая, ты помнишь то чудесное, коктейльное платье, которое ты надевала на день рождения этой своей подруги… – он пощёлкал пальцами, припоминая, – Ивонн, кажется? Такое хромово-серебристое, с кружевным лифом и пояском на талии? Её муж ещё сделал тебе комплимент, сказал, что такие стройные ножки, оттенённые этим божественным платьем, ничто иное, как дар небес, идти рядом с которыми – честь для любого мужчины. – Помню, – довольно улыбнувшись от воспоминания о всецело заслуженной, по её мнению, похвалы её модельной внешности кивнула тётя, –У Ивонн ещё был такой вид, словно она хотела запустить в Гектора только что подаренной нами денежной лягушкой. – она весело фыркнула, Вернон поддержал супругу весёлым хмыканьем, вспомнив, как побелевшая от злости подруга испепеляла жену взглядом и, плотно стиснув зубы, нервно барабанила пальцами по золотой лягушачьей головке. – А она, между прочим, стоила целых восемьдесят фунтов! – петунья недовольно поджала губы. – Может быть ты наденешь его на ужин с Мейсонами в понедельник? Мистер Мейсон должен понимать, что Вернон Дурсль весьма предприимчивый кадр, раз сумел отхватить такую красавицу-жену! – А ещё он должен понимать, что такая сногсшибательная женщина, как я никогда в жизни не вышла бы замуж за безынициативного посредственного тюфяка, без видов на будущее. – Петунья шутливо погрозила супругу пальцем, но было видно, что такое признание собственной ценности пришлось ей по душе: она медленно прикрыла глаза и откинулась на спинку стула, растягивая бледные губы в улыбке сытой кошки. Глядя на эти «брачные танцы», Гарри едва удержался от того, чтобы не фыркнуть в свой стакан с соком. Сидящий напротив, по правую руку от отца, Дадли, который имел в этом доме неограниченную (и совершенно излишнюю, по мнению Гарри) свободу выражения мнения, демонстративно закатил глаза, уныло гоняя ложкой суп по своей тарелке. Гарри только мысленно удивился: на его памяти такое внутреннее единение между ним и кузеном, касательно его обожаемых родителей, установилось впервые. Правда, скорее всего, внезапно пробудившееся родство душ было здесь совершенно ни причём. Поддерживаемый новым рационом в полуголодном состоянии и окончательно добитый изматывающими тренировками, с которых он возвращался как выжатый лимон и со следами свежих ссадин и синяков на всех мыслимых частях тела (самые тёмные начала внутри Поттера, находили некоторое мрачное удовлетворение в том, что Дадли, наконец, сам отведал своего любимого угощения, которого с малых лет не жалел для двоюродного брата) младший Дурсль уже чисто физически не мог поддерживать тему ужина, открывавшего семье дорогу в Высшее общество, набившего оскомину всем обитателям дома, кроме его хозяина. Тем временем, старший Дурсль, явно не замечая артикуляции сына, грузно поднялся из-за стола, ногой со скрипом задвигая свой стул на место. – Всё должно пройти безупречно, – в очередной раз повторил он, ни к кому конкретно не обращаясь, – до визита мистера и миссис Мейсон осталось всего два дня, а нам ещё предстоит очень много работы. Мы должны быть готовы самым лучшим образом, – голос Вернона рокотал низкими басовыми перекатами, средний палец глухо постукивал по отполированной до блеска столешнице, правая ладонь тянулась вперёд, указывая строго на утренний горизонт, простирающийся за окнами кухни и отливавший сегодня глубокой голубизной, – Третьего шанса не будет. – на этих словах палец Вернона особенно сильно ударил по столу, а голос стал глуше и в нём появились сумрачные нотки, видимо, призванные подчеркнуть весь масштаб угрозы, которая нависнет над их почтенным семейством в том случае, если ужин с гигантами строительства во второй раз пройдёт неудачно. Гарри на этот воодушевлённый спич только покривил губы в ехидной усмешке: А дядя то, оказывается, не менеджер среднего звена в компании по производству дрелей, а прямо-таки Уинстон Черчилль, выступающий с речью в парламенте. Тем временем, уважаемые пэры, представленные его женой и сыном слушали речь комнатного Премьер-министра без особого воодушевления, и если тётя всё ещё умасленная недавним комплиментом, приняла её довольно благосклонно, то Дадли, едва не плача, поднял на отца несчастные глаза. Подбородок его был испачкан в томатном супе, и поэтому создавалось впечатление, что кузен от отчаяния прокусил губу до крови. Не обращая внимания ни на веселящегося племянника, ни на мучения сына, Дурсль наклонился к супруге и влажно чмокнул её в макушку: – Я сегодня вернусь пораньше, нам с Даддерсом нужно будет заехать в «Вестфилд», забрать наши костюмы. – он ласково потрепал отпрыска по круглой щеке, – Что. Дад, поразим этих толстосумов нашими великосветскими манерами и отменным чувством стиля? – он добродушно рассмеялся. – Пап! – недовольно прогнусавил Дадли, потирая щёку, – А может ты сам к ним заедешь, а? После нашей вчерашней тренировки у меня не ноги, а ходули, причём ржавые. – пробурчал он жалобно. – Исключено! – тут же встрепенулась Петунья. Для придания своим словам пущей убедительности, она с силой проткнула вилкой капустное соцветие, – Дадлик, милый, ты же понимаешь, что твоя одежда в такой день, должна быть такой же идеальной, как ты. – нежно прощебетала она. – Безусловно! – Вернон от души хлопнул наследника по плечу, (тот болезненно сморщился под весом отцовской пятерни) – Они ещё должны успеть подогнать наши пиджаки и подогнуть брюки по росту. У наших гостей должно сложиться впечатление, что мы можем позволить себе шить одежду на заказ. Под гнётом родительских аргументов, кузен признал своё поражение и бездумно уставился в телевизор, где эскадрилья «Феникс» как раз свалила на снежный наст очередной шагоход. Тем временем, Вернон уже покинул кухню. Туни, – донёсся его голос из прихожей, когда он остановился перед зеркалом, расчёсывая свои чёрные волосы на филигранный пробор и приглаживая пушистые усы, – ты можешь позвонить в «Вестфилд» и сказать, что мы подъедем примерно к восьми часам? Конечно, они работают до десяти, но в выходные там такие очереди, что лучше будет, если нас уже будут ждать к конкретному времени. – Конечно, дорогой. – Тётя промокнула остатки рагу кусочком белого хлеба и поставила грязную тарелку в раковину. – Удачной игры, надеюсь удача сегодня наконец отвернётся от Перкса. – Твои бы слова, да богу в уши. – угрюмо пробурчал Вернон, завязывая галстук, – этот стервец обчистил меня уже на восемьдесят фунтов. Двуличный жулик! И как это ему удаётся поддерживать образ благонравного святоши? Если только он не отчисляет в небесную канцелярию комиссионные со своих афер, чтоб у него нимб не падал. Громко хлопнула входная дверь, и Вернон отправился в клуб, на игру в бридж, куда он ходил каждую субботу. Надо сказать, что среди завсегдатаев клуба, дядя слыл весьма опытным игроком, и только недавно втянувшийся в игру мистер Перкс, мог составить ему серьёзную конкуренцию. Этим он только подкрепил немалый уже кредит доверия к нему Гарри. Для тёти же, к личным мотивам неприязни к «закоренелому мужлану», не оценившему её давних дипломатических усилий и отказавшемуся следовать установленному на Тисовой протоколу поведения, прибавилась ещё и разделяемая горечь поражения мужа на карточном поприще. Когда звук мотора отъезжающей машины заглох вдалеке, Петунья повернулась к сыну, который флегматично жевал своё рагу не отрывая взгляда своих маленьких глазок от телевизора: – Дидди, мне кажется тебе нужно сходить помыться. Ты ведь будешь примерять на себя совершенно новые вещи, на них не должно остаться никакого постороннего запаха. На «Дидди» было жалко смотреть, казалось, ещё секунда, и у него из глаз брызнут давно не виденные непритворные слёзы. – М-а-а-а-м, – протянул он голосом, напоминающим скулёж побитой собаки, – я мылся только вчера, и потом, я уже обещал Пирсу немного прогуляться. – Дадличек, миленький мой, у ваших с папой костюмов очень тонкая ткань, они обязательно впитают даже самый слабый запах. – проворковала тётя. – Ты у меня, конечно, уже взрослый мужчина, занятый физическим трудом, и в этом есть свой шарм, но у Мейсонов не должно возникать даже малейшего чувства дискомфорта от общения с нами, если мы хотим, чтобы папа получил этот контракт. – она уселась на стул рядом с сыном, и принялась нежно ерошить его густые блондинистые волосы. – А что я скажу Пирсу? – прогнусавил тот, поднимая на мать несчастные глаза. – Скажешь, что тебе нужно поддержать честь семьи на очень важном мероприятии. – отчеканила она звенящим голосом, преисполненным осознанием важности стоящей перед ними задачи. – Пирс заявит, что раз я наряжаюсь, как какая-то девчонка и сижу весь вечер с толстыми дядьками, вместо того, чтобы потусить с другом – то я лузер. – Гнул свою линию Дадли, недовольно мотая крупной головой. – То есть, для тебя важнее мнение школьного приятеля, а не семейная репутация? – тон тёти утратил всякую мягкость и стал ядовитым, Поттер только и успевал, что переводить взгляд с ошарашенно хлопающего глазами кузена на тётушку, которая смотрела на своего обожаемого Диддикинса гневно сощурив глаза и поджав тонкие бескровные губы. Ноздри у неё раздувались, а руки были упёрты в боки. Ему было прекрасно знакома эта поза. Тётя Петунья принимала её всякий раз, когда племянник нерасторопно или недобросовестно исполнял очередное поручение, но чтобы хоть что-то могло вызвать гнев в её несравненном Дадлике?! Вот это номер… – Если ты грязен настолько, что это разозлило даже тётю, то я бы на твоём месте всё-таки помылся братец. – Гарри шутливо отсалютовал кузену стаканом, на дне которого всё ещё плескались остатки сока. – На предстоящем мероприятии года, ты обязан иметь цветущий вид, чтобы достойно нести обязанности хозяина дома. – он нахально подмигнул и расслабленно откинулся на спинку стула. Дадли резко развернулся к нему всем корпусом, сиденье под ним жалобно скрипнуло: – я хотя бы буду исполнять обязанности хозяина дома, а не «говорящей головы»! – Злобно ощерился он, подаваясь вперёд всем телом. – Если голова на самом деле умна, говорить с ней – сплошное удовольствие. – невозмутимо парировал Гарри. – Хватит! – рявкнула тётя Петунья, с грохотом поставив на плиту только что отмытую сковородку. – Далдли, – сейчас же мыться! А ты, клоун бездарный, помоешь всю посуду, чтоб был в состоянии держать язык за зубами! – приказала она племяннику. Одарив обоих тяжёлым взглядом, тётя вышла из кухни, бормоча что-то про «не железные нервы». Признавая своё поражение, следом поплёлся и Дадли, Гарри проводил его сладчайшей улыбкой. Через минуту из ванной послышался шум набираемой воды. «Интересно, – подумал Гарри, выдавливая на губку моющее средство и выбирая из кучи первую тарелку, – все ли мечты сбываются?»

*****

Тем же вечером Гарри тащился из ближайшего магазинчика с полными пакетами продуктов (тётя Петунья собиралась начать готовить соуса и основы для блюд завтра, с утра пораньше). Уже подходя к дому, он увидел, что дядя Вернон стоит на подъездной дорожке вместе с почтальоном и о чём-то оживлённо с ним переговаривается. Разговор, судя по всему, был для дяди не из приятных. Он остервенело теребил пальцами правой руки какой-то конверт, с таким видом, как будто хотел разорвать его на множество мельчайших кусочков. Почтальон, напротив, казался настроенным весьма благодушно: он беспрестанно улыбался и с весёлым смехом что-то постоянно у него переспрашивал. Дядя Вернон мрачнел всё больше: резкий ветер доносил до Гарри невнятные обрывки его бурчания, его пышные усы гневно топорщились над верхней губой, а вымученная улыбка в тридцать два зуба, скорее напоминала медвежий оскал. Наконец, дядюшка размашисто расписался на почтовом бланке и резко махнув почтальону рукой на прощание, широкими шагами направился в дом. Гарри поравнялся с ним у самой двери. Поставил оттягивавшие руки пакеты на приступку порожка, рукой зачесал назад промокшие и оттого лезущие в глаза волосы (Капризная английская погода опять выкинула фортель – в августе, когда о конце лета заикаться было ещё рано, вдруг задул резкий, пронизывающий ветер, а с неба западала противная изморось, на лету превращаясь в мелкие льдинки), и хотел уже пройти в дом, как вдруг дядюшка загородил ему дорогу. – Как?! – он развернулся к племяннику всем телом и пошёл на него, вынуждая Гарри слегка попятиться, – Как. Ты. Посмел дать. Твоим. Чокнутым дружкам. Наш. Адрес?! – как разъярённый бык ревел дядя Вернон, сопровождая каждое своё слово тычком в грудь мальчика. – Адрес? – Гарри недоумённо нахмурился, – Я не давал… если вы про Гермиону, то её родители – обычные люди, – он чуть не сказал «магглы», но в таком состоянии дяде и до инфаркта было недалеко, – она, наверно, нашла ваш номер в телефонной книге, а потом рассказала Рону и… Дядя оборвал его, вскинув широченную, мясистую ладонь. – Если бы они только звонили, было бы ещё полбеды, – гневно раздувая ноздри гаркнул он, – но теперь они ещё и письма нам пишут! Вот, полюбуйся! – Дядя Вернон в ярости швырнул в лицо племяннику злосчастный конверт, который он всё ещё комкал в руках. – Посмотри на этот шедевр аппликации! Почтальону было очень любопытно, откуда такое письмо пришло. На почте теперь, наверняка, думают, что мы переписываемся с сумасшедшим домом! Дядя ещё немного постоял, нервно переминаясь с пятки на носок, а затем, коротко приказав: «в дом, живо!», скрылся за дверью. Тяжело вздохнув, Гарри положил конверт в карман своей куртки, и, подхватив пакеты вошёл следом. Опустив свою ношу на пол, он, не выходя из прихожей, принялся открывать столь возмутившее дядю Вернона письмо. Его брови взлетели вверх в весёлом недоумении, когда он обнаружил, что весь конверт, кроме крошечного пустого места в правом верхнем углу, был заклеен марками самых разнообразных форм и расцветок. На свободном от марок пространстве, каким-то образом уместился вписанный бисерным почерком адрес: Графство Суррей Литтл-Уининг Тисовая улица - 4 Теперь Гарри начинал понимать негодование дяди. Глядя на письмо, сразу можно было увидеть, что человек, его писавший, понятия не имел, как они отправляются. Корреспондента нельзя было счесть даже за иностранца, поскольку в мире существовала отлаженная система сообщения между странами, и на любом пересылочном пункте конверт бы привели в надлежащий вид. Так что вариантов оставалось всего два: либо Дурслям шлют послание дикари из какого-нибудь дикого африканского племени (что для таких помешанных на своей благопристойности людей само по себе плохо), либо у них есть родственник, который находится на лечении в психологической клинике (хуже некуда). Ещё, конечно, оставались волшебники, но такой вариант вряд ли пришёл бы в голову работнику маггловской почты. Разорвав, наконец, конверт, Гарри приступил к чтению. Письмо гласило: Дорогие мистер и миссис Дурсли! Мы с Вами незнакомы, но я не сомневаюсь, что Вы немало слышали от Гарри о моем сыне Роне. Как Гарри Вам, возможно, рассказывал, финал Кубка мира по квиддичу состоится в следующий понедельник вечером, и мой муж Артур сумел достать очень хорошие билеты благодаря своим связям в Департаменте магических игр и спорта. Я надеюсь, что Вы позволите нам взять с собой Гарри на матч, тем более что такая возможность выпадает раз в жизни — Британия не принимала у себя финал вот уже тридцать лет и добыть билеты крайне трудно. Мы, разумеется, будем рады, если Гарри проведет у нас остаток летних каникул, и проследим, чтобы он благополучно сел на поезд в школу. Пожалуйста, ответьте как можно скорее. Лучше воспользоваться обычным способом, поскольку магловские почтальоны не сумеют доставить письмо в наш дом. Я не уверена, что они вообще знают, где он находится. В надежде вскоре увидеть Гарри искренне Ваша Молли Уизли, P.S. Надеюсь, мы наклеили достаточно марок. Гарри улыбнулся – марок было более, чем достаточно. В груди медленно разливалось тепло: друзья о нём не забыли! Он вернётся в волшебный мир, попадёт на Чемпионат Мира по квиддичу и расстанется с дорогими родственниками почти на месяц раньше положенного времени. Впервые за последнее время он чувствовал себя счастливым. Оставалось только убедить тётю и дядю отпустить его к Уизли, но Гарри считал, что с этим не возникнет проблем, в конце концов всегда можно напомнить, что его любящий крёстный – это ещё и опасный серийный убийца Сириус Блэк (Гарри в «стратегических» целях не рассказал родственникам, что Сириус ни в чём не виноват). Когда Гарри вошёл в гостиную, старшие Дурсли уже были там. Дядя Вернон повесил свой промокший пиджак на спинку кресла и сидел на диване в брюках и рубашке. На кофейном столике перед ним стояла полупустая рюмка коньяка. – Как прошла игра, дорогой? – Тётя Петунья поставила бутылку коньяка обратно в буфет и присела рядом с мужем. Вернон, расстёгивая пуговицы на рубашке, досадливо крякнул. – Этот дешёвый шулер выиграл у меня семьдесят центов. Если так пойдёт и дальше, то я буду должен ему свою месячную зарплату. Тётя сочувственно погладила его по волосам. – Не переживай, Вернон, в отличие от этого мошенника, ты играешь по правилам и у тебя в клубе репутация честного человека, – привела она самый действенный по её мнению аргумент, чтобы успокоить супруга. – Скоро у меня только репутация и останется, – несмотря на траурный настрой, дядя благодарно сжал руку жены, а его голос заметно потеплел. – Если завтрашний ужин пройдёт хорошо, то нам больше не нужно будет беспокоиться о деньгах. Ты смог реабилитироваться в глазах мистера Мейсона, а это гораздо важнее! – тётя чмокнула его в щёку. – Вот именно, если… – дядюшка озабоченно нахмурился. – Ты помнишь, чем всё закончилось в прошлый раз, Туни? А ведь мальчишка опять здесь, не сомневаюсь, что он что-нибудь выкинет. Дядя и тётя в тяжёлом молчании обнявшись сидели на диване. Гарри решил, что лучшего момента для разговора может и не представиться. – Мне кажется, что из этой ситуации есть один очень простой выход, – громко и отчётливо произнёс он, входя в гостиную. Дядя Вернон удивлённо замер, так и не сделав очередной глоток из бокала. Тётя Петунья с негромким смешком откинулась назад, на подушки, на её губах играла ехидная ухмылка. – И какой-же? – лениво протянула она. Гарри помахал правой рукой с зажатым в ней конвертом. – Родители моего друга Рона приглашают меня на Чемпионат Мира по квиддичу. Миссис Уизли пишет, что я могу остаться у них до конца лета, – жизнерадостно объявил он. – Кто эта Миссис Уизли? – дядя Вернон недоумённо поднял брови. – Вы её видели, – радуясь, что разговор начался спокойно ответил Гарри. – Она встречала нас на вокзале из Хог… из школы. Гарри чуть было не произнёс «Хогвартс», но это был верный путь для того, чтобы привести дядю в бешенство, а для того, чтобы ситуация разрешилась благополучно, тот должен быть в состоянии вести диалог. – Толстуха такая? С кучей рыжих детей? – тётя Петунья пренебрежительно скривилась. По мнению Гарри, было весьма странно называть кого-то толстухой, когда твой собственный сын полностью занимает половину кухонного стола, но он промолчал, дабы не накалять ситуацию. Дядя Вернон, тем временем, в задумчивости тёр скулу. – Квиддич… что это за ерунда? – постукивая по губам указательным пальцем, медленно произнёс он. – Вид спорта, – после секундного замешательства ответил Гарри. На его памяти, дядя впервые проявил интерес к чему-то, связанному с магией. – Играют на мётлах. – Ладно, Ладно! Я понял! – дядя Вернон сморщился, как от зубной боли, как всегда, когда его размеренное существования нарушалось вмешательством из «другого» мира. – Ну так что, я могу поехать? – в ожидании ответа Гарри затаил дыхание. Одолеваемый тяжёлыми размышлениями, дядя пристально смотрел в окно, по которому уже барабанил крупный ливень. – Только представьте, – медовым голосом протянул Гарри, – как безукоризненно пройдёт ваш ужин, если вам не придётся беспокоиться о том, что рядом с вами сидит неуравновешенный племянник. Во взгляде дядюшки загорелся расчётливый интерес, и ободрённый успехом Гарри принялся дожимать дальше. – Я уверен, мистер Мейсон будет рад услышать, что заботливые тётя и дядя отправили своего любимого племянника подлечиться в дом отдыха. Он будет рад видеть своим партнёром, такого доброго и сострадательного человека! – произнёс он тоном змея-искусителя. Вытянувшись в струнку посреди гостиной, с пристывшей улыбкой на лице, Гарри, по выражению лица дяди Вернона, видел, как у него в мозгу созревает решение. На его лице застыла довольная улыбка человека, только что выигравшего в лотерею миллион. Он залпом допил остатки коньяка, и, невиданное дело, посмотрел на племянника не без симпатии. – А парень дело говорит! – он расслабленно откинулся на спинку дивана. – Мы сможем уделить гостям всё наше внимание и нам не нужно будет переживать, что что-нибудь взорвётся или упадёт нам на голову! Да и ни одна сова совершенно точно не залетит к нам в окно – единственный, кому эти чудики могут писать, будет далеко отсюда. Что думаешь, Петти? – он выжидательно уставился на супругу, и после того, как она пробормотала нечто одобрительное, благосклонно кивнул Гарри. – Напиши им, скажи, что мы согласны. – Спасибо! – Гарри в ответ просиял радостной улыбкой и, подавив совершенно неожиданное желание крепко обнять родственников, опрометью бросился наверх. Открыв дверь в свою комнату, он получил внезапный и довольно болезненный удар по голове. Растерянно озираясь в поисках источника неизвестной опасности, Гарри увидел, как под потолком бешеным перьевым бладжером носится сычик Рона. Недовольная беспорядочным мельтешением и восторженным верещанием малютки, на своей клетке сидела Букля, нахохлившись и сверкая глазами. Дождавшись, когда сычик наконец приземлится передохнуть на шкафу, Гарри отвязал от его лапки клочок пергамента. На нём неровным почерком Рона было выведено: Гарри! Папа достал, билеты! Ирландия против Болгарии, в понедельник вечером! Мама пишет магглам, чтобы те разрешили тебе остаться. Они уже могли получить письмо — не знаю, насколько маггловская почта быстрая. Все равно решил написать тебе. Отправляю это письмо с Сычом. Мы приедем за тобой, нравится это магглам или нет; ты не можешь пропустить Кубок мира. Но мама и папа считают, что сначала для вида надо все-таки спросить их разрешения. Если они согласятся, срочно присылай Сыча с ответом — мы приедем и заберем тебя в воскресенье, в пять часов. Если они скажут «нет», опять-таки быстро присылай Сыча, и мы все равно увезем тебя в пять часов в воскресенье. Гермиона приезжает сегодня днем. Перси приступил к работе в Департаменте международного магического сотрудничества. Пока будешь у нас, не упоминай даже слова «заграница», если не хочешь, чтобы он заговорил тебя до смерти. До скорой встречи, Рон. Гарри выудил из чемодана очередной свиток пергамента. Когда он лазил в чемодане, его рука случайно наткнулась на глиняную флейту, подаренную Хагридом. Гарри мрачно улыбнулся. «Ещё один пункт в теорию заговора «Все против Поттера». Как же лесничий выбрал именно такой подарок, который помог им справиться с цербером?» – Невесело подумал Гарри. Разорвав свиток на четыре части, он быстро написал на одной из них: Рон, всё в порядке. Магглы сказали, что я могу ехать. Встретимся завтра в пять не могу дождаться. Гарри. Когда Гарри написал записку, ему в голову пришла мысль о том, что он давно не получал вестей от крёстного, а ведь Сириус вполне мог прислать ему весточку. Поэтому, взяв вторую половинку пергамента, Гарри быстро набросал на ней следующий текст: Дорогой Сириус, Надеюсь у тебя всё хорошо, но я, если честно, немного скучаю без твоих писем. Остаток каникул я пробуду у Рона в Норе. Уизли берут меня с собой на Чемпионат. Пиши мне туда. Гарри. Привязав обе записки к лапкам пернатых посыльных, Гарри поднёс их к окну, и некоторое время наблюдал, как исчезают вдалеке два крылатых силуэта.

*****

К полудню следующего дня, обстановка в доме номер четыре по Тисовой улице накалилась до предела. Неминуемый визит в волшебников в их жилище, поверг Дурслей в крайне нервозное состояние. Состояние это многократно усиливалось тем, что в скором времени после отбытия Гарри, на Тисовую должны были прибыть Очень Важные гости. С самого утра Тётя Петунья принялась надраивать каждую поверхность в доме, и уже к обеду и кухня и гостиная сверкали чистотой. В гостиную из кухни внесли обеденный стол, на котором выстроились приготовленные к обеду рюмки, коньячные и винные бутылки. Чуть позже, к ним присоединились салатница, до краёв наполненная «Цезарем», и судок с парной форелью. Середину стола украшал противень, на котором возлежала утка в яблоках с картошкой, покрытая румяной золотистой корочкой. От всего этого великолепия шёл такой аромат, что тёте Петунье не один раз приходилось прогонять из гостиной Дадли, который смотрел на еду алчным взглядом и поливал слюной серебряные столовые приборы и фарфоровый сервиз. Проходя мимо кухни, Гарри уловил запах морепродуктов и заметил, что на плите уже закипает бульон. Значит на подходе был и суп с фунчозой. Даже когда все необходимые приготовления были закончены, Дурсли не могли заставить себя усидеть на месте. Дядя Вернон не прекращая мерил шагами гостиную. Он то и дело расстёгивал пуговицы на своём новом кремовом пиджаке из «Вестфилд» и дёргал за узел на галстуке. Тётя тоже уже была одета к встрече гостей. В своём серебристом атласном платье с кружевным лифом и заниженным до колен подолом и такого же цвета туфлях на высоком каблуке, она беспрестанно курсировала по дому под горделивым взглядом дяди Вернона, выискивая на всех доступных поверхностях любую невидимую глазу пылинку или по недосмотру оказавшуюся не на своём месте безделушку. Кузен, памятуя о том, что последняя встреча со взрослым волшебником закончилась для него обретением поросячьего хвоста, не высовывал из своей комнаты носа. Гарри, не выдержав градуса происходящего абсурда, сбежал из дома на улицу. Побродив с полчаса по окрестностям и чувствуя, что вскоре за ним должны прибыть Уизли, он отправился обратно. В доме за прошедшее время ничего не изменилось. Дядюшка всё также нарезал круги по гостиной, тётя, в сотый раз, протирала люстру, а Дадли всё так же сидел у себя в комнате. При виде племянника, дядя остановился на середине пути и посмотрел на наручные часы. – Твои дружки опаздывают, – нервно рыкнул он, – Вам что, время кажется вечностью?! Махнули этой вашей палкой – остановили. Захотели – запустили обратно… – Они сказали, что заберут меня в два, а сейчас только половина второго, – попытался урезонить родственника Гарри. – Они что же надеются, что их пригласят на ужин, если они прибудут позже? – ядовито уточнил дядя. – Много чести, для таких дармоедов! Они, наверное, живут на пособие по безработице? – гоготнул он, – видел я в какие обноски вы там рядитесь! Так что пусть забирают тебя побыстрее и проваливают. Представь, что подумают о нас Мейсоны, если в дверях столкнутся с этим сбродом?! – дядя нервно вытер лоб платком. «На вашем фоне Уизли покажутся истинными аристократами со своей изюминкой», – устало подумал Гарри, но озвучить эту мысль вслух не успел, его прервала тётя Петунья. – Как они собираются сюда добираться? – высокомерно изрекла она, вздёрнув подбородок. – Надеюсь, как и все нормальные люди? Об этом Гарри даже не задумывался Уизли никак не подходили под дурслевское определение нормальности. Что уж говорить, если мистер Уизли в последний его визит в Нору восхищался устройством обычного утюга, а уж о том, чтобы вызвать маггловское такси и речи быть не могло. – М-м-м… – Гарри замялся, не зная, какой ответ будет наиболее приемлемым, – Помните у них был форд «Англия», синенький такой? Он, вроде, всё ещё на ходу. Дядя Вернон споткнулся на ровном месте и едва не пропахал носом ковёр, глаза тёти округлились от ужаса и она замерла над плафоном, который протирала последние пять минут с тряпкой в руке. – Ты же не хочешь нам сказать, что они собираются протаранить нам крышу? – чуть слышно просипела она. – Они что знают, как выглядит машина и даже умеют её водить? Вот это, действительно, новость! – дядя Вернон весело покачал головой, – Надеюсь, они хотя бы покрасили свою колыма-а-а-а! Он не договорил и, как подкошенный, рухнул в кресло. В дымоходе послышался мерный глухой стук и назойливое шуршание. Потом откуда-то из-за стены послышался приглушённый голос мистера Уизли: – Что за… ничего не понимаю… здесь же должен быть камин… Пока Дурсли растерянно озирались в поисках источника звука, Гарри склонился над каминной решёткой и, приставив ладонь ко рту, прокричал: – Мистер Уизли, камин заколочен, здесь стоит электрический! – Гарри! Это ты? Так ты говоришь, у них электрический камин? Я просто обязан это увидеть! Но что же делать? Мне и в голову не пришло… Он, вдруг, сдавленно вздохнул и замолчал. Затем, его голос зазвучал невнятно, как будто его вжали лицом в стену. Мальчики, Фред… как вы здесь… – Ай! Аккуратней, Джордж, ты мне ногу отдавил! – послышался недовольный голос Фреда. – А ты мне в глаз заехал, – сдавленно прохрипел тот, – Рон! Смотри, куда падаешь! – Извини, Фредди… мы что, застряли? – услышал Гарри озадаченный голос приятеля. – Ну что ты, Ронни! – Мы же все мечтали… – провести выходной… – Именно в таком месте! – сардонически протянули Фред и Джордж. – Мальчики, не ссорьтесь, – голос мистера Уизли казался озабоченным и очень несчастным. – Я вытащу нас отсюда. Так… да, похоже, мне придётся… Гарри, пожалуйста, отойди подальше! Гарри проворно отскочил в угол комнаты. Вышедший, наконец, из ступора дядя Вернон напротив, в два шага подошёл к камину. – Минуточку! что это вы собираетесь де… В ту же секунду, гостиную сотряс оглушительный взрыв. Электрокамин, молодецки взмахнув шнуром, выбил окно и вылетел в сад. Стены на его месте как не бывало, вместо неё зиял огромный неровный пролом, из которого прямо на пол вывалилось четверо мужчин. Гарри вылез из-за спинки дивана и осмотрелся по сторонам. Мистер Уизли, кряхтя, поднимался с пола, ругаясь себе под нос, отплёвывались Фред и Джордж, Рон отряхивал голову от густой белой пыли. Дурсли в немом оцепенении застыли посреди гостиной, и теперь остолбенело хлопали глазами, широко открыв рты. Безупречный пиджак дяди Вернона весь покрылся белыми хлопьями, ноги у него по колено утопали в пыли, на усах и бровях как будто застыла белая пудра, и теперь дядя всем своим видом напоминал напуганного йети. Не лучше была и тётя Петунья. Её платье теперь было похоже на костюм снежинки, а модная укладка на голове превратилась в воронье гнездо. – Мистер Уизли поднялся, наконец, на ноги и поспешно взмахнул палочкой, сажа и пыль тут же осыпались с его одежды, как и с одежды Гарри, Рона, Фреда и Джорджа, выглядела она теперь так, как будто была надета сразу после глажки. – Миленько у вас тут… – с интересом вертя головой из стороны в сторону, сделал комплимент Джордж. – Всё такое… белое! – Улыбаясь во все тридцать два зуба жизнерадостно подхватил Фред. Поскольку чистая до этой минуты гостиная была погребена под слоем пыли и золы, Гарри не удивился, когда Дурсли оторопело вытращились на Близнецов. – Вы нас уничтожили! Вы убили все наши надежды! – тётя пришла в себя первой, – Это был наш последний шанс произвести достойное впечатление! Она трясущимся пальцем указала на стол, на котором громоздились доверху наполненные золой фужеры, томился «Цезарь» со штукатурной крошкой, стояла форель, под соусом из осколков выбитого камином стекла и венчала всю эту красоту знаменитая утка тёти Петуньи, посыпанная деревянной стружкой, словно перцем. – Ах это! Прошу прощения, – мистер Уизли в извиняющемся жесте развёл руками, с зажатой в них волшебной палочкой. – Я всё быстро исправлю, как только отправлю мальчиков обратно в Нору. – Не сметь! – заревел как раненый слон дядя Вернон, вскакивая на ноги и прикрывая собой жену. – Не направляйте на нас эту штуку! – Что ж, э-м-м, хорошо, – Мистер Уизли слегка растерялся от такого напора. – Право же, я не хотел навредить вам, – ему никто не ответил и он, откашлившись продолжил: – Гха, кхмм… я, пожалуй, восстановлю, камин и отправлю мальчиков домой, – Он повернулся к Гарри: – Где твой чемодан? Мы принесём! – Фред и Джордж хитро подмигнули Гарри и вышли из гостиной. Мистер Уизли повернулся к пролому в стене и снова взмахнул палочкой (от этого движения тётю и дядю передёрнуло, как от удара током). Повинуясь его жесту, кирпичи тут же взлетели в воздух, на лету снова обретая свою изначальную форму и заполняя пустоты. Секунда, и на месте развалин уже была гладкая стена с камином в центре. Сверху послышался стук колёс по ступеням лестницы – это Фред и Джордж тащили вниз тяжеленный чемодан. Напуганный посторонними звуками, вниз сбежал Дадли. Застыв на пороге в своём твидовом коричневом костюме с иголочки, он потрясённо вылупился на родителей. – Порядок, пап! – одновременно отрапортовали они. – Мистер Уизли улыбнулся. – Хорошо, мальчики. У меня тоже всё готово, – он жестом указал на восстановленный камин. –Сначала идёт Фред с чемоданом, потом Гарри и Джордж, а за ними Рон. Фред потащил чемодан к камину, но споткнулся о край ковра и растянулся на полу. Из кармана у него выкатился леденец в яркой обёртке. Глядя, каким голодным взглядом его провожает Дадли, Гарри уверился, что леденец найдёт пристанище в его безразмерном желудке. Рон помог брату подняться и вдвоём они затащили чемодан в камин. Помахав Дурслям на прощание, Фред завертелся в языках зелёного пламени. Гарри шагнул к решётке, на ходу бросив через плечо: «Пока». Дурсли отреагировали сумрачным молчанием. — Вы не увидите племянника до следующего лета, — произнес мистер Уизли с мягким укором. — Право, стоит попрощаться. Трое Дурслей на автомате деревянным голосом отчеканили «до свидания». Гарри подозревал, что этому сильно способствовала волшебная палочка в руках мистера Уизли, но это было неважно. Обняв друг друга за плечи, они с Джорджем унеслись прочь с Тисовой улицы в треске пламени. Последней мыслью Гарри, перед тем как сумрачные лица родственников растворились в темноте, было: Похоже, не видать дядюшке контракта, как своих ушей. Есть на свете справедливость!»