я настоятельно (не) рекомендую

Подсобка кафе «Ahoy» — не лучшее место для свиданий, тем более когда ты в нём работаешь, тем более когда ты парень, тем более когда на свидание с тобой приходит другой парень. Да и свиданием это, в общем-то, совсем не выглядит. Случкой, вознёй на сеновале, мокрым сном, который неизбежно приведет к торопливой дрочке под утренним душем, — пожалуйста. Не свиданием. Но Билли Харгроуву откровенно положить, где и как должны проходить их не-свидания. — Блять, блять, блять. Каждый слог сопровождается низким грудным стоном — всё, на что Стиву хватает сил в такой обстановке, и он очень старается не быть чересчур громким. Билли, с другой стороны, будто (не будто) специально старается вышибить из него как можно более пронзительные звуки. Ему нравится видеть, как ты покорен и отзывчив под его руками; ему также нравится, как Стив до последнего строит из себя законопослушного гражданина, который никогда-никогда не подставится вот так, на рабочем месте, с этим человеком. Но именно потому, что нельзя и чревато, — Билли хочет и может сделать с ним здесь практически всё. Он даже не планировал ничего заранее. Зашёл передать кое-что (Стив так и не узнал что, потому что переброситься вменяемыми фразами они не успели), но Стива на привычном месте за кассой не застал. Робин отвлеклась на клиентов, и воспользовавшийся этим Билли завернул за прилавок, проскользнул в дверь подсобного помещения и нашел там Стива, вытаскивающего коробку с сахаром с полки. Стив оглянулся, услышав шаги. Билли замер и посмотрел на него фирменно, тяжело и пристально, словно сожрать хотел, а потом, не дав опомниться, пересёк маленькое пространство в два широких шага, ухватил за затылок крупной ладонью и с пылом, словно посягал на территорию, поцеловал. Дальше, как сказала бы Робин, «всё как-то само собой закрутилось». За каких-то жалких десять минут Стив оказывается с искусанной мочкой уха, засосом на верхней губе и спущенными шортами, а Билли прижимается сзади — горячий и твёрдый, как прогретое за день дерево, и пахнущий едким мужским одеколоном — и в размеренном темпе толкается в него, вынуждая позорно скулить лицом в стену. Не членом. Мог бы членом, но на это у них тупо нет времени и пространства. Приходится ограничиться двумя пальцами с натянутым на них смазанным презервативом, который Билли всегда носит при себе всё равно что аптечку первой помощи. Смешно даже, но Стив не ржет. Трудно смеяться, когда тебя вжимают одной рукой на затылке в стену, а второй до мурашек приятно имеют в зад. Билли не спрашивает, нравится ему или нет — он видит, что нравится, и знает, как сделать так, чтобы нравилось. Стиву не хочется думать о том, сколько раз за свою солидную сексуальную историю Билли вот так зажимал людей в крохотные укромные углы после концертов, вечеринок, уроков, блять, и испытывать иррациональную ревность к этим безликим фантомам прошлого. Он только самую малость в шоке. Чуть-чуть. Если бы ему было менее хорошо, он бы не задумывался. Может быть, услышал бы совесть, которая ещё на первом поцелуе проглотила возмущенное «да мы же на работе!». Но Билли же невозможен. И его пальцы, скользящие внутри осторожно, но уверенно и точно попадая по простате, не поддаются никакому разумному описанию. Потому Стив и не описывает. Его единственный комментарий происходящему — глубокий, полуприкушенный стон посреди надрывных «сука», или «о боже», или «ещё». Ещё, ещё, ещё. — Обхвати рукой, детка, — жаром, какой, кажется, существует только на поверхности Солнца, шепчет на ухо Билли, притираясь теснее. Его стояк ощутимо давит на голое бедро, и Стив неловко тянется рукой назад, но Билли почти ласково хихикает: — Да не меня, идиот, себя. — Я не смогу, — всхлипывает Стив. Это правда — руки заняты тем, что царапают стену, ему не до шуток. — Сможешь, красавчик. Я в тебя верю. Ты дьявольски способен, если тебя достаточно, — пальцы внутри сгибаются каком-то абсолютно непостижимым образом, отчего Стива натурально встряхивает раза три, — мотивировать. — Пиздец. Билли, Билли… — задыхаясь, шепчет. Билли шепчет тоже: — Я знаю. Давай, сделай как я прошу. Давай. Давай. Это «давай» подстегивает как кнутом и эхом остаётся гулять по его черепу, пока он неуклюже опускает одну руку вниз, опираясь на вторую, и берёт член в руку. Таким твёрдым Стив не был никогда, и касаться головки в этот раз почти больно — настолько кожа восприимчива к ласкам. Ладонь потная, а предэякулята накопилось достаточно, так что облегчённый вздох из Стива вырывается после первого же плавного скольжения от основания к концу. Билли наблюдает. Стив чувствует его глаза на себе, он чувствует его пальцы, он чувствует его под рёберной клеткой. Билли — худший кошмар, вездесущий и неумолимый. От него не очнуться, потому что он сам уходит, когда захочет. Но шутка в том, что Билли не хочет. И спасибо ему большое за это. Каждый раз, когда пальцы в резинке задевают простату и надавливают на неё плавными массирующими движениями, у Стива подгибаются колени. Это пограничное состояние между болью и вот-вот подступившим удовольствием. Ему так сильно нужно кончить, едва ли не до слёз. Собственная рука на члене смазалась в непонятное нечто, настолько быстро он двигает ею. — Ты близко. Чертовски жаль, что не смогу сейчас почувствовать ртом, как ты кончишь, — практически мурлычет ему на ухо Билли, обводит губами мочку, запечатывает эти слова поцелуем на шее. В основании члена знакомое сдавливающее тепло; он близко, так и есть, ближе, чем когда-либо. — Билли, блять, ты… О, мой бог… — Так меня ещё во время траха не называли, — ухмыляется тот и внезапно оттягивает руку Стива от члена. Возмущение застревает в глотке, как только своя рука заменяется чужой. — Хочу держать тебя со всех сторон, красавчик. Так хорошо, да? Ш-ш, я знаю, знаю, а вот знать всему кафе необязательно. Давай, ещё немного… Стиву кажется, что он варится на медленном огне этого горячечного шепота, а теперь температуру и вовсе резко выкрутили до максимума. Он полупридушенно воет, не зная, куда податься — назад, на пальцы, или вперёд, в тёплую шероховатую ладонь. К счастью, Билли умеет синхронизировать свои действия, и когда его пальцы внутри вновь настойчиво нажимают, а ладонь сдавливает под головкой и задевает большим пальцем уздечку, Стив заканчивается. Во всех смыслах. Его сердцебиение громогласно колотится в ушах, груди и члене одновременно и глохнет, как сдавшая на крутом повороте тачка. Он измождённо стонет в последний раз и утыкается потным красным лбом в стену, закрыв глаза. Билли что-то бормочет, что-то даже ласковое, что-то даже со словом на букву «л», и отпускает. Стив не видит, но слышит, и звуки несутся по его сосудам как ток — Билли облизывает перепачканную спермой ладонь и снимает презерватив с пальцев. Проходят минуты отдыха, позволяющие красноте сойти с лиц, а дыханию восстановиться. Они поворачиваются лицом друг к другу, Стив неловко натягивает штаны. — Так… зачем заходил? Билли моргает растерянным, ещё чуть заплывшим от произошедшего взглядом. — Что? А, ну… Хотел коктейли перехватить. — Себе? — Себе и Макс. Она в машине ждёт. Стив пялится на него бесконечную молчащую минуту, Билли тоже. А когда до их размякших мозгов доходит абсурд ситуации, оба начинают до истерики хохотать.