Чемпионат Четырёх Школ

      В субботу, двадцать пятого ноября, славили Марену. Точнее, не совсем славили, её славить не принято. Порталами ушли к себе в школу, где и будет всё происходить. Тут уже выпал первый снег, трещал мороз, небо было затянуто белёсо-серенькими однотонными тучами и уже темнело. Прежде чем выходить на улицу, нужно было сменить сапоги на валенки, надеть тулуп или шубу — у кого что было, — шапку и варежки.       — Как же я соскучилась по тулупу, — счастливо улыбаясь, вздохнула Ильда.       Её тулуп был из чёрного барашка, тяжёлый и очень тёплый.       — А в Англии в них жарко будет, да? — уточнила Аня, соседка по комнате, сидя на стуле у окна.       — Да там и снега-то нет ещё.       Ильда закончила одеваться и поскорее выбежала во двор.       Внизу уже толпились люди, преимущественно ученики. Директор пару раз накладывал на них специальное заклинание — чтобы пересчитать, все ли здесь, или нужно кого-то ещё ждать. Наконец, он объявил, что можно начинать.       Обавница, высокая статная девушка, провозгласила:       — А ни Мара ни Морока ни смиемо славите.       После этого ученикам раздали головни, подожгли их, и все язычники пошли на болото, в сторону елани, их тушить. Елань находилась в полутора вёрстах к югу от крепости, за лесом.       Шли долго, оглядываясь на всякий шорох и тень — страшно всё-таки, Марена — воплощение смерти. Питомцы присмирели, не убегали никуда и даже не подавали голоса. Только глаза сияли от предвкушения. Скоро-то сил у них прибавится!       Ильда шла с краю, впереди шагал Святослав Черномор, слева — Велимира Медногорская, сзади — Милица Львовна, учитель истории и географии. Ярый трусил у левой ноги и всё время к чему-то принюхивался и прислушивался.       Наконец, деревья поредели, появился слой снега на голых кустах и жухлой траве. Потом заблестели оконца воды. К топи подходили группами, не создавая толчеи, и опускали в воду уже основательно сгоревшие головни. Они тушились с громким шипением, и над болотом стлался едкий дымок, от которого щипало глаза и хотелось чихать.       Вот последние пять человек затушили свои головни, и шествие двинулось обратно. Если до этого ещё холод был слабо заметен, то теперь он надвинулся стеной, вместе со сгустившимся сумраком. Изо ртов, носов, клювов и ноздрей вырывались клубы пара и оседали инеем на одежде, волосах, шерсти и перьях. Всех сотрясала мелкая дрожь, но не от холода, а от страха. Все чувствовали Марену. Она словно дышала им в спины, заглядывала в глаза и сжимала сердца стужей.       Когда сквозь ветки и стволы замелькали огни и очертания крепости, все вздохнули с облегчением. Отступили мрак и стужа. Марена словно не хотела пугать остальных своим присутствием.       Обогнули крепостную стену слева и вышли на капище. Кто-то быстренько сходил за тряпками и крестовиной. Нужно было сделать чучело Марены.       Крестовину воткнули возле идола Зимней повелительницы и принялись наряжать будущее чучело в одежду. Платье. Пояс. На голову — платок.       Закончили с приготовлением и встали в большой круг, обступили Марену со всех сторон. В центр, к чучелу вышел Верховный жрец — он же директор. Его лицо, едва различимое в окружающей тьме, притягивало к себе взгляд. Пока все, а больше остальных первоступенники, заворожённо следили за лицом директора, он достал откуда-то большую самодельную костяную миску и костяной же нож.       Оцепенение спало, когда директор начал обход с миской в руках. Нож передавался по кругу от человека к человеку. Каждый надрезал палец и выдавливал в миску несколько капель крови.       Когда директор дошёл до Ильды, она почувствовала, как волосы на затылке вздыбливаются, как Ярый, не смея произнести ни звука, обессилено сел на землю и плотнее прижался к её ногам — настолько мощная, тяжёлая волна магии исходила от Егора Романовича. Негнущимися, заледенелыми пальцами Ильда приняла нож от соседа, полоснула им по пальцу и стряхнула несколько чернильно-чёрных капель в миску, где уже набралась лужица того же цвета. Медленно передала нож следующему. Когда директор отошёл, едва не уселась прямо в снег от усталости.       «Терпи, воин, терпи», — без конца повторяла она.       Наконец Егор Романович вернулся туда, откуда начинал обход. Забрал нож. Отошёл обратно к чучелу и перевернул над его головой миску. Кровь чёрным пятном расползлась по белоснежному платку, пропитывая его и почти сразу застывая.       Обряд закончен. На негнущихся ногах добрались до крепостного двора.       Там, между пятой и шестой крепостными башнями, накрыли столы. Кисели, оладушки, блюда с морковью и пареная репа. Пировали час, если не больше. Когда закончили, встали и поклонились Марене. Все чувствовали, как постепенно их наполняла сила.       Потом так же молча отправились спать.       Укладываясь, Ильда у себя в комнате прочитала заговор от Мары, которому её научила прапрабабушка Астия:

— Мара, Мара!

Черна Мати!

Даждь до срока

Тебя не знати!

Сухи хворостья,

Ходи до погостья,

Люты холода,

Несыта утроба,

Ты нас обыди,

Отсюда изыди!

Чур! Чур! Чур!

      Аня, подружка, уже убежала мыться. Ильда тоже хотела бы пойти в баню, но нельзя. Марена ходит за окном.       Ильда, засыпая, думала о завтрашнем туре. Как же неохота возвращаться в этот холодный Хогвартс, с чудны́ми учителями, учениками и порядками… Родной Колдовстворец, как же я скучаю по тебе!..