Al escondite

      — Вы в порядке?       Она вздрагивает от его низко-деформированного голоса за маской. Изменил, чтобы ненароком не опознали.       Учтивый супергерой. Говорят о нем иное. Не сходится. Беда не случилась: никого не грабят, не убивают, пришельцы мир не порабощают. По крайней мере, Джорджии ничего об этом неизвестно.       Земля слетела с орбиты.       У нее мысли заняты тем, как бы повалить громилу на землю, оседлать, стащить с него костюм, и айда в сцепку. Остальное — трава не расти. Побоку. Сделать всё для избавления от этого навязчивого чувства — от боли, что мешает нормально жить.       — Вы за кем-то пришли? — не унимается девушка, сокращая расстояние. Храбрец отступает назад. Нонсенс — шугаться безобидной девчушки. По габаритам, по росту и по возрасту она сильно уступает ему. Не противник.       Нейроны подают сигнал: догадка разрядом бьет по затылку. Ноет, ноет. Стучит.       Кровь приливает к щекам.       — Вы… один из них.       — Верно.       — А определяете нас по запаху? Сколько именно таких в этом доме? — напирает Холт, вынуждая супергероя по мере приближения отдаляться шаг за шагом.       В теле огонь. И ей уже никак его не унять.       Если бы О’Хара лучше ее знал, подумал бы, что в ней взыграла ревность. Приметила и не хочет ни с одной омегой делить. На него она острее отреагировала, нежели на однокурсников.       Дежавю.       Теперь метаться: от преподавателя к супергерою. И обратно. Она заводит руки за спину, гладит себя по спине, чуть царапает, представляя чужие руки — мужские. Его руки. То ли О’Хары, то ли Человека-паука. Оба загадочные, появились неожиданно, никакой информации о них не отыскать. Люди без прошлого.       — Тебе нужно поехать домой.       — Простите? — теряет она дар речи с открытым ртом. Парни не указывали ей, что делать: с кем общаться, куда идти.       — Советую поехать домой, — исправляет свою оплошность Человек-паук, постепенно заводясь. Злость превращает его в неуправляемого.       Уследить за логической цепочкой становится чрезвычайно трудно. Одежда бесит, прилипает к телу, на «драных» безбожно коротких шортах выделяется пятно. Мигель сглатывает и отводит взгляд.       Она не первая омега, которая попалась ему.       И не последняя же?       — Я взрослая девочка, — распыляется Холт, стараясь казаться в глазах супергероя крутой и дохуя самостоятельной. Особенно при нынешнем положении. — Могу сама принимать…       Его клинит. Окончательно.       Словно всё совершается не им, а кем-то чужим. Молнией он сокращает оставшееся жалкое расстояние, обхватывает девушку за плечи и ощутимо встряхивает, отчего ее голова дергается тряпичной куклой.       Она его. Вся.       Прямо сейчас. Разгоряченная и легкодоступная.       — Уходи.       — Признайтесь, я у вас первая? Если никак не возьмете в толк, что вы для меня — воздух, которым я, ах! — сдавленно вскрикивает она от когтей, впивающихся в кожу. — Не могу насытиться…       Его протестное: «Я не буду с тобой трахаться» станет отправной точкой — сигналом к действию. А там будь что будет.       С ним Джорджия не чувствует скованности. Стеснения. Человек совершенно незнакомый, не осудит ее. Они больше, вероятно, не увидятся.       — Разве вам не положено оказывать помощь? Приходить на выручку. Спасать, — она ведет плечами, сбрасывая его вцепленные намертво пальцы. Тонкие струйки крови стекают к локтям и капают на газон, открашивая искусственную траву в багрянец. — Помогите мне.       Остатки совести не позволяют Мигелю взять ее прямо на улице, под окнами дома, где в самом разгаре вечеринка. Любой может застукать их.       Не прощаясь, и так не объяснив причину прихода, Человек-паук скрывается в отблесках звезд ночного неба.       Вдогонку ему летит разъяренное: «Бесчувственный чурбан!»

***

      Хвастаться Джорджия не стала. Никому из знакомых и друзей не призналась, что у нее произошла личная встреча с Человеком-пауком. Припадочного восторга она не испытала. Только огорчение.       С божьей помощью или чьих-то иных сил на вечеринке она никому не досталась. Холт негласно внесла себя в список рекорда Гиннесса: «Самая стойкая омега». Самовнушением не прекратила заниматься и дома; перед сном. Утром, за завтраком, за сборами в университет.       На третий день симптомы стали еще ярче выражены.       Пройдет, как простуда. Это болезнь. Временное явление.       А спасение рядом. И не одно. Вариантов предостаточно.       Джорджия не вылезает из туалета на перерывах между лекциями и семинарами. День по продолжительности ощущается за неделю.       Всё раздражает. Окружающий мир воспринимается чем-то враждебным. Инородным. Ей хочется изолировать себя, изъять и поместить в благоприятную среду обитания. На другую планету сгонять, надеясь, что там течка пройдет.       Доходило до смешного.       Доходило до отчаяния и вмятин на ребре ладони от впившихся зубов. Клыков — в непристойных мечтах.       Неординарной внешности преподаватель по годам превосходит ее. Неприлично и обществом порицаемы отношения партнеров с большой разницей в возрасте.       Не подходит. Нельзя. Невозможно.       Девушки щебечут, заигрывают с ним, не стесняясь никого из посторонних, даже преподавателей. Сказать о человеке можно всё, что вздумается. Нужны доказательства. Без них не уволят с должности…       — Погнали?       — Давайте без меня, — отмахивается Джорджия. Часто после учебы друзья разъезжают по городу, посещают кафе и магазины, уже потом едут по домам. Девушка настороженно осматривает парковку. — Я прогуляюсь пешком.       — Ладно. У тебя всё хорошо?       — Нормально. Приболела немного, — активнее жестикулирует Холт, спроваживая друзей подальше. На общение не настроена. Ни на что в целом, кроме железобетонного желания совокупляться часами напролет.       И за это ей противно от самой себя.       Путь домой проложен через парк. Она специально выбрала длинную дорогу, чтобы в одиночестве поразмыслить о высоком — не о духовном, связанном, увы, не с душой человеческой, а о высоком мужчине по имени Мигель О’Хара.       Мексиканская задница.       Она пинает ни в чем не повинный камень и направляется к ларьку со сладостями, где выстроена очередь из детишек. Сзади пристраивается зрелый мужчина. Ничего необычного. Родитель, должно быть, занял очередь для своего ребенка.       — Привет.       Витая в своих грязных фантазиях, Джорджия не сразу понимает, что обращаются к ней.       — Ты одна?       — В смысле? — недружелюбно — не как того требует этикет, реагирует девушка. Она занята выбором сладостей и не настроена болтать с незнакомцами.       — Я просто заметил, что ты грустишь…       — Не ваше дело, ясно? — грубо отшивает она.       — Ты же девушка. Обязана вести себя культурно и вежливо, — считает он своим гражданским долгом выставить ей претензию. Джорджия переводит взгляд на блюстителя порядка.       Не будь она поражена встречному нахальному поведению, отвесила бы пощечину. Но по итогу приходит к выводу, что с кретинами лучше не связываться. Ему не объяснить, что не все люди обязаны любезничать с ним и вступать в беседу.       — Секса, что ли, давно не было?       — Мужчина, вы в своем уме? — заступается за нее женщина. — Не видите? Девушка не в настроении общаться с вами. Мало ли, какие у нее проблемы в жизни. Не доставайте.       — Дохера умная, да?       — По-моему, это вы борзый и страдаете от недостатка…       По иронии судьбы блюститель порядка делает выпад в сторону женщины, спутавшей ему все карты и помешавшей завязать знакомство с девушкой. Складывается впечатление, что он намерен совершить насильственные действия. Ударить.       — Только попробуй! — восклицает Холт, опережая мужчину и замахиваясь для пощечины. Он переключается на нее, маниакально улыбаясь.       Всё происходит очень быстро: ответный замах, но кулак замирает в нескольких сантиметрах от ее лица. Потрясенная Джорджия выдыхает.       Он альфа. Она омега. Подходит. Не запрещено.       Можно.       — Откуда вы… — не договаривает она. Мигель под какофонию возмущенных голосов уводит девушку в неизвестном направлении.