Невероятные приключения британца в Монтане

Солнечный луч, пробившийся в зазор между плотными шторами, скользнул по лицу и заставил Генри открыть глаза и лениво потянуться. Одеяло сползло, обнаженной кожи коснулся легкий сквозняк, вызывая мурашки. Он с удовольствием потянулся еще раз, вытягивая руки и ноги и резко сел на кровати, когда на ему на глаза попался будильник на прикроватной тумбочке.       — Девять? Как девять?!       — Проснулись, ваша светлость? — в дверном проеме появился улыбающийся Арми с подносом в руках.       Воздух наполнился ароматом свежесваренного кофе.       — Ты так сладко спал, что мне не захотелось тебя будить, — он присел рядом, ставя поднос на тумбочку. — Доброе утро.       — Доброе… — Генри прикрыл глаза, когда их губы соприкоснулись. Казалось бы, за два года он должен был привыкнуть. Но все равно даже простой короткий поцелуй вызывал трепет по всему телу. Словно те самые «бабочки в животе». Рутина, привычка, привыкание — это все было будто не про них.       — А как же коровы? Это же теперь моя задача? — Генри поцеловал в ответ чуть глубже, дразня, лизнул нижнюю губу Арми и тут же отстранился.       — Я все сделал, не беспокойся. В такой день можно и полениться. Завтракать-то будешь? Остынет все.       Кофе был горячим и в меру крепким, блинчики с кленовым сиропом просто таяли во рту. Генри отдал завтраку должное, Арми не оставал от него. Они подшучивали друг над другом, когда кто-то из них пачкался, смеялись и разговаривали обо всем на свете. Арми рассказывал, что уже успел сделать, что еще нужно поправить или починить.       Уже вторая годовщина, кто бы мог подумать. Они не сразу пришли к единому мнению, когда им стоит ее праздновать. В октябре, когда Генри впервые появился на ферме, или в марте, когда вернулся с твердым намерением остаться? Хаммер тогда сказал, что март в любом случае подходит лучше: ведь именно с этого момента они больше не разлучались.       Долго поваляться вместе не получилось, все же, работы было действительно много. Генри с сожалением оторвался от губ любимого:       — Как жаль, что дела не ждут. Мне только что пришла в голову отличная идея, — он собрал пальцем остатки сиропа со своей тарелки. — Что сироп хорош не только к блинчикам, — и опустил руку, позволяя веренице вязких капель упасть себе на грудь.       Голубые глаза Арми потемнели, дыхание участилось. Он придвинулся вплотную, хотя и собирался встать.       — Ты и без него вкусный, — и опрокинул Генри на постель.       Кавилл мог только счастливо выхонуть и откинуться на подушках, пока горячий язык слизывал с него сладкий сироп. Арми собирал его каплю за каплей, добравшись до соска, втянул его в рот и слегка прикусил.       Взвизгнула молния, между ног вклинилось бедро, обтянутое грубой джинсовой тканью. Генри застонал, когда губы Арми прижались к его губам, но уже не нежно, как после пробуждения, а требовательно. В живот упирался твердый член, собственный член Генри сразу же откликнулся на прикосновение. Арми терся о него, жадно целуя, от тяжести его тела стало трудно дышать и это возбуждало еще больше. Кавилл спал обнаженным и почему-то факт, что Хаммер полностью одет, сводил его с ума. Так Генри чувствовал себя уязвимее и беспомощнее, но и желаннее тоже.       Рывок, мгновенное перемещение, и он оказался сверху. Ладони Арми с нажимом прошлись от затылка до поясницы, легли на задницу и жадно сжали ее. Когда между ягодиц вклинился палец, Генри вскрикнул и резко двинул бедрами назад, насаживаясь на него.       Дальнейшее он воспринимал будто сквозь дымку. Он снова на животе лицом в подушку, ноги раздвинуты пинком, между ягодиц хозяйничают длинные пальцы, которые слишком хорошо знают свое дело. Генри обернулся через плечо: его любимый стоял позади него на коленях, сжатый кулак быстро-быстро скользил по напряженному стволу. Арми тяжело дышал и кусал губы, не отрывая от него пристального взгляда. Буквально через несколько секунд Генри почувствовал капли спермы на коже и застонал, когда ловкие пальцы покинули его тело. Но только для того, чтобы собрать все семя до капли и вернуться. Он стонал и выгибал спину, снова ощутив плавные нежные движения. Кончики пальцев то осторожно массировали анус, то скользили внутрь, заталкивая сперму глубже. Комната наполнилась мокрыми хлюпающими звуками, семя потекло вниз, на постель. Пальцев внутри стало больше, они надавили именно там, где это было нужно и Кавилл без сил осел на кровать, пытаясь отдышаться. Пришел в себя он в объятиях Арми.       — Помочь дойти до душа? — тот поцеловал вспотевший висок.       — Я сам, — Генри благодарно улыбнулся, касаясь коротким ответным поцелуем его губ. — Ммм, люблю так просыпаться…       — Эх, времени маловато. Но теперь я хоть дотерплю до вечера, — Хаммер с сожалением поднялся, оправляя одежду и подтягивая полурасстегнутую молнию на джинсах. — Ладно, я к теплицам. Скоро приедут парни ремонтировать водопровод, объяснишь им, что и как? Начался новый день, полный неотложных дел. За эти два года кое-что переменилось. Коров стало три, рядом с козами в новом загончике довольно хрюкала свинья. В огороде, кроме грядок, высились несколько больших теплиц, которые Хаммер как раз и отправился подправить. Что касается водопровода, то тот барахлил еще с того времени, как этот мир покинул Хаммер-старший, и нормально работал только в доме. Сегодня как раз должны были приехать рабочие, чтобы расширить его и проложить трубы везде по участку, где это необходимо. Генри с радостью предвкушал тот день, когда больше не придется бегать по огороду с лейкой. Как только он, приведя себя в порядок, вышел из дома, его закрутили дела. Иногда Генри и сам удивлялся, насколько легко смог прижиться. Он совершенно не скучал по своим великосветским приятелям, тусовкам и клубам. Казалось бы, каждый день одно и то же — работа, причем не самая легкая и чистая. Но он был счастлив. Ему доставляло удовольствие, делать какие-то преобразования на ферме, да и просто выполнять каждодневную рутину. Он точно знал, что и зачем делает, и главное: у Генри была безоговорочная любовь Арми. Сначала он опасался, что на их отношениях все-таки скажется разница в воспитании. Но это ограничилось тем, что они оба беззлобно подшучивали над акцентом друг друга, или тем, что разные слова для них означали одно и то же.       — Не называй бисквиты печеньками! — мог посмеяться Генри за завтраком. На что Арми, не смутившись, отвечал ему:       — Пока они на твоей тарелке, это бисквиты. Но когда попадают на мою, превращаются в печеньки.       И так было во всем. Они не ссорились, даже если по-разному смотрели на вещи. Хотя, в общем и целом их взгляды на жизнь удивительно совпадали.       За эти два года Генри как-то неосознанно привил Арми любовь к чтению. Тем более, что с появлением еще одной пары рук свободного времени у него стало больше. Они часто проводили вечера вдвоем, за просмотром фильма, или просто сидели рядом, каждый со своей книгой. Даже молчать вместе было уютно.       Первый год, помнится, родители Генри еще надеялись, что он перебесится. Их надежды не оправдались. Сын регулярно звонил, радостно рассказывал о своей жизни. Но ни разу не пожаловался и не выразил желания вернуться.       В городке не сразу сообразили, что происходит. Тем более, ни Арми, ни Генри не делали никаких громких заявлений. Когда англичанин сначала задержался на ферме, а потом появился в городе в ярмарочный день рука об руку с тем самым Арми-геддоном, никто ничего не заподозрил. Ну мало ли, захотелось встретится, поблагодарить за спасение жизни. Но когда через неделю жители города наблюдали ту же картину, они, конечно, удивились. Тем более, с Генри уже успели познакомиться, многие его любили. «Что же может быть общего у такого очаровательного молодого человека и жуткого Хаммера-младшего?», раздумывал весь городок.       Арми к тому же сам, не желая этого, сильнее разжигал всеобщее любопытсво. Во время своих визитов в город он больше не хмурился недружелюбно, если с ним пытались заговорить. Более того, отвечал на приветсвия и сам здоровался первым. И пусть все общение сводилось к нескольким общим фразам, людей это шокировало. Ведь раньше-то и такого не было.       Пусть они и не демонстрировали чувства на публику, но некоторые вещи видно сразу. Взгляды, прикосновения мимоходом, к руке или плечу — все это выглядело очень невинно и почти по-дружески. Но именно «почти». На третьей неделе после воссоединения один простой жест все расставил по своим местам. Бережное прикосновение к щеке и еле заметная улыбка Арми после того, как закончилась очередная ярмарка, и даже самым недалеким стало ясно, что эти двое перешли грань, отделяющую друзей от любовников.       Однако, спросить прямо никто не решался. Несмотря на простоту нравов, здешние жители не считали себя вправе лезть в чужие дела. В кафе «У Лиз», что напротив мэрии, самом популярном в городке, все чаще затевались разговоры о том, что происходит на ферме Хаммера. Некоторые презрительно кривились, но таких было мало.       — Вы как хотите, а я рада, — высказала как-то мнение большинства сама Лиз, пожилая хозяйка заведения. — Если благодаря этому мистеру Кавиллу Арми-геддон начал здороваться и выучил «пожалуйста» и «извините», то пусть живут, это их дело. Они никому не мешают.       К тому же, и Генри, и Арми во всем остальном ни капли не изменились. Изо дня в день занимались такой же тяжелой работой, как и все их соседи и ничем не напоминали странных людей на прайдах, которых показывали иногда по телевизору. Изменения характера Арми-геддона в лучшую сторону были очевидны, ни он, ни Генри никому не вредили своим поведением. А значит, беспокоится было не о чем.

***

      Арми уверенно вел свой пикап по знакомой дороге. Сегодня ему пришлось схитрить, чтобы покинуть ферму одному, и поэтому его немного мучила совесть. Но так было нужно.       Мэйн-стрит пронизывала весь городок насквозь, переходила в хайвей и убегала дальше, к горам. В такую ясную погоду, как сегодня, их было видно очень хорошо: четкие темно-серые силуэты на безоблачном голубом небе. Кое-где они поросли елями и с большого расстояния из-за них контур горной гряды казался зубчатым. Если бы Генри был сейчас с ним, обязательно приложил бы ладонь к глазам и принялся бы высматривать тот небольшой ручей с водопадом, где они ночевали в палатке прошлым летом. Генри… самый чудесный человек на всем белом свете.       Хаммер встрепенулся, едва не проехав мимо нужного магазина. На Мэйн-стрит только они и были, магазинчики да пара забегаловок. Как нетрудно понять из названия, эта улица вместе с площадью перед мэрией была центром всей культурной жизни городка.       Колокольчик у входа тихо звякнул, когда Арми, пригнувшись, зашел внутрь книжного магазина. Здесь царил приятный полумрак, глазам после яркого весеннего дня стало непривычно.       — Доброе утро, мистер Хаммер, — послышался детский голосок.       — ЗдорОво, Виктор, — наконец, проморгавшись, Арми увидел за старинным кассовым аппаратом мальчика лет восьми. — Что, снова за главного?       — Ага, бабане снова нездоровится. Но вы не волнуйтесь, она меня предупредила. Сейчас, — паренек повернулся и с важным видом принялся изучать стеллаж за кассой.       По мере того, как его взгляд скользил с нижних полок к средним и верхним, он перестал сутулиться, потом выпрямился, и наконец, запрокинул голову.       — А вот и ваш заказ, — мальчик уже забирался вверх по стремянке. — Ой, мама!       Арми пришлось срочно подхватить толстый том одной рукой, а второй придержать лестницу, спасая ребенка от падения или чего похуже. Такая махина, чего доброго, еще и пришибет его.       — Простите, я не специально, — тот спрыгнул на пол, виновато смотря на Арми. — А зачем вам эта книга? Можно же в резервацию поехать, в музей, и все там посмотреть. Так интереснее.       — Это подарок, — Хаммер с любопытством осмотрел обложку, открыл и пролистал несколько страниц. — В резервацию не наездишься. А книга всегда под рукой. Бумага глянцевая, блестящая, фотографии красивые и их много. На первой странице — старейшины кроу в полном боевом облачении. И даже тиснение на обложке! Что и говорить, даже просто в руки взять приятно. И содержание, судя по аннотации, именно такое, как Генри любит: честно, не обеляя ни поселенцев, ни коренных жителей Монтаны, автор, какой-то известный журналист и лауреат всевозможных премий, увлекательно рассказывал о столкновении двух культур, с самого начала и до наших дней. То, что надо. Расплатившись и попрощавшись, Арми поехал дальше. У него был целый список дел, который он и использовал для того, чтобы выбраться в город одному. Выполняя привычные действия, он раздумывал о том, где бы понадежнее спрятать подарок, чтобы любимый не нашел его раньше времени. Постепенно мысли с книги сместились на Генри и то, как поменялась жизнь за последние два года. Арми не то чтобы стал общительнее. Скорее, он перестал сразу отталкивать от себя людей. И обнаружил: оказывается, как ты к ним, так и они к тебе. Вежливое приветсвие вызывало, как правило, такой же вежливый ответ. Он по-прежнему старался избегать большого скопления людей, но некоторые из них даже начали казаться ему неплохими. Тот же мальчик из книжного магазина — Виктор. Пацан тоже очень рано потерял мать и воспитывала его бабушка. Отец, вроде, у него был, то ли дальнобой, то ли вообще бродяга. Арми не знал, не любил он собирать сплетни. Но в городке папаша Виктора появлялся нечасто и любил заложить за воротник. Парень, считай, осиротел при живом отце. Арми этот мальчик напоминал его самого, поэтому он сочувствовал Виктору и жалел его. Хорошо, что у него была хотя бы бабушка. Она воспитывала внука хоть и строго, но с любовью. Вик был очень вежливым и воспитанным, одним из лучших в своем классе. Совсем как Генри в свое время. Хаммер улыбнулся своим мыслям: о чем бы он ни думал, все равно в итоге вспоминал любимого человека. В последнее время он часто задумывался о том, что значит Генри в его жизни. У Арми начали бродить смутные мысли о том, что хорошо бы стать больше, чем просто любовники. Конечно, они все равно живут открыто и им и так неплохо, но… Хотелось обменяться обещаниями, надеть ему кольцо на палец и самому носить такое же в знак того, что клятвы нерушимы. Что теперь они идут по жизни рядом, рука об руку, что они — одно целое. И вот бы еще признаться в этом как-нибудь поромантичнее. Как именно, Арми пока не придумал. Может быть, когда они будут праздновать день рождения Генри? Он никак не мог набраться решимости.

***

День рождения Генри предсказуемо закончился в спальне. После он задремал на развороченной постели, положив голову Арми на грудь и закинув на него руку и ногу. Книга ему и правда понравилась, Арми догадывался, что на ближайшее время она поселится на прикроватной тумбочке любимого. С признанием вышло хуже. Он так и не смог объясниться. Все случилось как-то слишком быстро. Вроде, только что ужинали, потом Генри разворачивал свой подарок, его восторг, его губы на губах Арми — и не заметили, как оказались в кровати голые. В голове не осталось ни мыслей, ни слов. Ну ладно, значит, в другой раз. Наутро Арми рано засобирался в дорогу. Он давно подумывал, прикупить в пару их свинье хряка, и поехал договариваться с продавцом напрямую. Проводив его, Генри занялся работой. После вчерашнего празднования тело слегка ныло, кое-где его украшали синяки от неосторожных прикосновений. Но он любил это чувство легкого дискомфорта, когда каждое движение напоминает, что вчера они занимались любовью, как в последний раз. Ему нравилась страстность и порывистость Арми, нравилась небольшая грубость, да что говорить, с ним Генри нравилось все. Жестко и быстро или медленно и нежно, неважно. Они идеально совпадали, как две частички паззла. Занятый приятными мыслями, Генри вошел в курятник и сразу же увидел под ногами скорлупу. Нахмурившись, он огляделся. Уже некоторое время назад у них начали пропадать яйца. Только этого не хватало, чтобы здесь завелась ласка, лиса или змея! Он даже некоторое время подозревал Феликса — для кота яйцо тоже достаточно вкусное лакомство. Подозрения отпали, когда вместе с яйцами регулярно начал пропадать черствый хлеб, который откладывался специально, чтобы потом отдать свинье. Так что кот и прочие животные оказались вне подозрений. Но кто же тогда ворует? Генри насыпал корм, как и собирался, тщательно прислушиваясь. У него с самого начала возникло странное чувство, будто за ним наблюдают. Когда он направился к двери, то услышал шорох. Остановился — звуки прекратились. Кто-то осознанно пытался сбежать, маскируя свое присутствие под звук его шагов. Он сделал вид, что возится с дверной задвижкой, потом, что оправляет рубашку и стряхивает с нее прилипшие соломинки. За спиной снова зашуршало и теперь Генри понял, откуда исходит звук. Кавилл рванулся вглубь курятника, протягивая руку к метнувшейся прочь тени. В последнюю секунду до него дошло, что бросаться с голыми руками на неведомую угрозу — не очень хорошая идея, но было уже поздно. Сильные пальцы сжались на тонком запястье, Кавилл удивленно уставился на «преступника». На него смотрел до смерти испуганный худенький мальчик. Светлые глаза от страха, казалось, занимают все лицо.        — Вот тебе и лисенок! Вы как сюда попали, молодой человек? — Генри покрепче перехватил худую руку и повел ребенка за собой на выход.        — Простите, сэр, я не хотел у вас воровать, — тот шмыгнул носом и вытер лицо рукой, размазывая по веснушчатому носу грязь. — Я подумал, если взять немного, никто не заметит. Пожалуйста, не звоните в полицию.        — Именно туда я и позвоню, — Генри вывел ребенка наружу и осмотрел внимательнее. С каждой секундой осмотра его брови поднимались все выше. Мальчику на вид было лет пять, не больше, он был ужасно худой и грязный. Широченная футболка и такие же джинсы с прорехами, изношенная обувь… и этот жалобный взгляд.        — Не надо полицию, — тот снова шмыгнул носом и зачастил:        — Я просто хотел достать немного еды, я больше не буду, если Джон узнает…        — Давай-ка пройдем в дом, ты поешь и расскажешь мне, что за Джон, — прервал его Генри. Развитая речь для такого возраста да и вообще, мальчик не был похож на ребенка бродяг или наркоманов. Похоже, тут все не так просто, решил Генри и повел своего гостя на кухню. Никогда он еще не видел, чтобы тарелка опустошалась с такой скоростью. Еда и дружелюбное обращение немного успокоили ребенка. Генри узнал, что зовут его Джордж, ему шесть лет, год назад его родители погибли в автомобильной аварии. Джорджа и его младшую сестру отдали в приемную семью и обернулось это катастрофой. Приемные мать и отец заставляли их работать и почти не кормили.        — Но позволь, как же работать, ты ведь даже не школьник? — он вопросительно посмотрел на мальчика и забрал у него тарелку, чтобы наполнить еще раз.        — В доме, в огороде, ну или за курами ходить, — тот обеими руками принял добавку и тут же набросился на нее. — Есть еще двое старших, кроме меня и Джины. Но они как Джон… Картина вырисовывалсь просто удручающая. Джон — глава семейства, крепко выпивал, его жена от него не отставала. Пособия на приемных детей уходили в основном на выпивку, а то и что-то похуже. Дети ходили в обносках и голодали. О старших заботились чуть лучше, ведь те ходили в школу и их видели посторонние. Но похоже, они постепенно попали под влияние приемного отца и тоже обращались с младшими без всякой жалости. Еще несколько осторожных наводящих вопросов, и Генри знал, о каком Джоне идет речь. Совсем небольшой участок, примыкающий к участку Хаммера как раз со стороны леса. И обитающая там самая обычная на посторонний взгляд семья. Два-три раза в неделю приемные родители ездили в бар недалеко от города, Джордж пользовался этим. Прятался в кузове пикапа под барахлом, дожидался, когда остановятся возле бензоколонки, они всегда там останавливались, а оттуда уже рукой подать до дома Хаммера. Возвращался ребенок примерно таким же манером, ведь привычки своей «семьи» он успел изучить.       — Генри, я вернулся! — послышалось снаружи. — Этот хряк оказался с родословной длиннее твоей, так и не договорились о цене… Арми замер на пороге, с удивлением окидывая взглядом ребенка:       — А это еще кто?       — Вот такой лисенок завелся у нас в курятнике, — Генри коротко пересказал случившееся. — И что теперь делать? Хаммер смотрел на сжавшегося в комок мальчика, нахмурив брови. Потом задумчиво потер подбородок:       — Ехать туда вместе с шерифом.        — Нет, пожалуйста! — Джордж вскочил, с ужасом смотря на них. — Джон сказал, мы должны держать язык за зубами, иначе он нас убъет.        — Никто никого не убьет, — Арми в один большой шаг оказался рядом и положил ладонь на вздрогнувшее плечо. — Мы поедем туда и заберем твою сестренку. И пусть только попробует что-то сделать. Генри кивнул, а далее их закрутил круговорот событий. Они отправились в указанном направлении вместе с полицией и ювенальной службой. Увиденное заставило Генри побледнеть и изумиться — как можно было не замечать такое прямо под носом? Опустившаяся парочка, которая едва могла связать пару слов, настолько была пьяна, два старших подростка, таких же пьяных, и крохотная девочка, при взгляде на которую на глаза наворачивались слезы. Худенькая, в порванном платье явно с чужого плеча, светлые волосы так спутаны, будто их никогда не расчесывали. Она даже не говорила, а только жалась к стене и закрывала голову руками, попискивая, как маленькая мышка. Девочка вздрогнула и сжалась сильнее, почувствовав прикосновение. И замерла, когда Арми поднял ее на руки. Выражение его лица не поддавалось описанию. Когда взрослые были посажены в машину, один из полицейских офицеров нерешительно приблизился, собираясь забрать девочку, но Хаммер так свирепо посмотрел на него, что тот не решился.       — Куда их теперь? — повернулся он к шерифу.       — Отвезем во временный приемник-распределитель и будем искать новую семью, — тот смотрел на него, словно изучая.       — А если снова такой же пиздец? — Хаммер повысил голос. — Как это могло произойти?! Она же весит, как наш Феликс, — повернулся он к Генри, — в четыре-то года! Пожалуй, в этот момент Кавилл понял, откуда взялась кличка «Арми-геддон». Возвышающийся надо всеми и взбешенный до глубины души Хаммер и правда внушал страх.       — Шериф, — Генри взял того под руку с другой стороны, отвел чуть в сторону, и заговорил, понизив голос. — Возможно, мы бы могли позаботиться о детях? Хотя бы временно. Можно же обойтись без приемника?       — Закон есть закон, — отрезал тот. — Простите, ничем не могу помочь. Разве только, проследить, чтобы в следующий раз дети попали в хорошие руки. Но это, сами понимаете, непросто. Эта семья тоже выглядела благонадежной. За его спиной один из сотрудников сажал в машину понурившегося Джорджа. А Джину Арми отдал только тогда, когда Генри настойчиво попросил это сделать. Весь следующий день Арми был задумчив и то и дело связывался по телефону с полицейским участком.       — Они сейчас в чем-то вроде хостела, — сказал он Генри вечером за ужином. — Ювеналы свезли туда десяток или дюжину детей. Не обижают ли их там? Генри ответил грустным вздохом — он тоже об этом думал.        — Надеюсь, приемная семья найдется скоро, — попылся он ободрить любимого.        — Мы тоже можем их усыновить, — Арми отложил вилку, пристально смотря на него. — Если ты не возражаешь.       — Я думал об этом, но детей охотнее отдадут семейной паре. Несколько дней прошли как в тумане. Похоже, они оба не могли выбросить из головы малышей, попавших в беду. Но что тут можно было предпринять?       — Ты тоже о них думаешь? — Генри оторвался от подаренной книги, которую он читал перед сном, лежа в постели.       — Да, — Арми тяжело вздохнул, хмурясь, и произнес:       — Не так я хотел это сделать. Думал, устрою романтический ужин, свечи и все такое прочее. Но раз приперло… Он покопался в прикроватной тумбочке, что-то оттуда вытащил и протянул ему.       — Ты только не подумай, что я из-за детей. Вернее, не только из-за детей. Я давно собирался, да все не знал, как. А тут такое…       Кавилл от изумления пару секунд не знал, что ответить. Тонкие золотые кольца мягко светились на фоне черного бархата. Арми смотрел на него с ожиданием и надеждой.       — Ты просишь…       — Стать моим мужем. Или выйти за меня? Черт, я не знаю, как правильно сказать!       — Неважно, я согласен, — Генри расплылся в счастливой улыбке и толкнул любимого на кровать.

***

Несмотря на то, что они не афишировали свою свадьбу, о ней непонятно как узнал весь городок. Арми грешил на служащую в мэрии, которая и зарегистрировала их заявку и грозился при встрече высказать ей в лицо все, что он о ней думает. Генри же лишь махнул рукой: все равно узнали бы позже, раз у них планы на усыновление. И очень скоро Арми пришлось забыть об этих мелких неприятностях, потому что на него со скоростью курьерского поезда надвигались неприятности намного крупнее. А именно, родители Генри изъявили желание приехать на свадьбу и даже остановиться на ферме Хаммера. В своих мыслях Арми успел наделить семью Генри самыми несимпатичными чертами и заранее приготовился защищаться от оскорблений и язвительных подколов за то, какой он есть: небогатый, простой, да еще и руками работает. К тому же, повод для встречи был явно нерадостный для родителей. Во всяком случае, сначала Хаммер так думал. От него не укрылись попытки, уговорить Генри одуматься и вернуться в лоно семьи. Любой телефонный разговор сына с родителями, с тех пор, как Генри вернулся к нему, заканчивался этим. Но на сердце каждый раз становилось тепло, когда Арми неизменно слышал: «Нет, я очень счастлив и не собираюсь переезжать обратно. Может, мы навестим вас как-нибудь». Ясное дело: семью не радовало, что единственный сын не собирается ни продолжать род, ни найти себе занятие, более соответствующее его происхождению. Может, они поэтому и захотели пожить на ферме, а не в отеле — чтобы своими глазами посмотреть, на какое убожество Генри променял свою роскошную жизнь. К удивлению Хаммера, все прошло намного лучше, чем он ожидал. Когда Генри привез своих родителей из аэропорта, из пикапа, вопреки ожиданиям, вышла милая пожилая пара. Пожимая им руки и представляясь, Арми мысленно готовился к тому, что на него обрушится непрошеная критика и сарказм. Но нет. Разве что, на взгляд Арми, держались мистер и миссис Кавилл довольно чопорно: осанка, будто жердь проглотили и все жесты какие-то искуственные, как в театре. Но лед между ними начал таять быстро. Отец Генри, осматривая дом и окружающий его участок, то и дело скупо высказывал одобрение тому, как все чисто, красиво и с умом устроено. Матери понравился деревенский дом, а особенно — семейные фото на стенах. Кажется, она оценила, что Хаммер знает историю своей семьи хотя бы на несколько поколений. Также большую роль в их сближении сыграла Аннабелл. Сестренке Генри исполнилось около полутора лет, она была очень похожа на него: такие же темные кудряшки и ясные голубые глаза. Девочка нисколько не испугалась незнакомца и то и дело просилась к Арми на руки. Как и любой ребенок, она пришла в восторг от животных, ее за уши было не оттащить от недавно вылупившихся цыплят. Хаммер поначалу смущался — он не представлял, как надо обращаться с детьми. Но очень скоро привык к Белл (до Аннабелл такая кнопка еще не доросла, считал он) и привязался к ней. Перестал дичиться и охотно носил ее на руках или сажал на плечи, а та хвостиком ходила за ним. Церемония в мэрии была очень простой и короткой. Они не собирались, ни устраивать шумную вечеринку для всей родни и знакомых, ни разъезжать ночью по всему городу, гремя привязанными к автомобилю консервными банками. Присутствовали только пара свидетелей да родители Генри. Арми то и дело чувствовал на себя пристальные взгляды их обоих и нервничал. А дома случилось нечто, что сломало лед между ними окончательно. Пока Арми накрывал стол к ужину на кухне, до него донесся обрывок разговора из гостиной:       — Я наблюдал за вами обоими очень внимательно. Ты светишься изнутри, сынок, — похоже, отец Генри был взволнован. — Я никогда не видел тебя таким счастливым раньше.       — Теперь вы понимаете, что этот брак — абсолютно верное решение? И что я ни за что его не оставлю? — эти слова прозвучали для Арми прекрасной музыкой.

***

Им пришлось непросто. Усыновление стоило обоим много сил и нервов. Генри залез в свой трастовый фонд, чтобы оплатить самого лучшего адвоката, которого только можно было найти. Такого, чтобы смог доказать, что семья не обязательно состоит из мужчины и женщины и решить дело в их пользу. Когда все наконец закончилось, наступило лето. А по ощущениям, прошла пара сотен лет, причем, в режиме постоянного аврала. После окончания судебного разбирательства хлопот тоже не убавилось: устроить детей в садик, обставить им комнаты, купить все нужные вещи. Как это ни удивительно, пока решалась судьба сирот, общественное мнение все больше склонялось на сторону Арми и Генри. И тот факт, что они вместе, уже ни у кого не вызывал осуждения. Единственная ложка дегтя в бочке меда — Джина не умела говорить. Джордж рассказывал, что сестра всегда была такой. Обоим детям еще далеко было до нормальности, но главное, они наконец оказались в доброжелательной атмосфере. В семье. Арми вздохнул с облегчением, когда все было кончено. Во время процесса он не мог перестать думать: а что случилось бы с ним самим, если бы дед не смог заботиться о нем? Тоже попал бы к монстрам, как Джорджи и Джинни? Появление в доме детей внесло в жизнь коррективы. Дело было не только в том, что теперь надо было обязательно запирать дверь в спальню. Арми тянулся к ним всей душой, но ему трудно было перестроиться. Не всегда получалось чувствовать себя комфортно, когда рядом уже не один, а целых трое людей, пусть и двое из них пока маленькие. Иногда ему требовалось немного свободного пространства вокруг. И Хаммер время от времени начал уходить рыбачить. Генри не стал ни о чем его расспрашивать — понял интуитивно, что все в порядке. Просто Арми надо побыть одному. Во время одной такой рыбалки его вдруг потревожили. Кусты за спиной зашуршали и на берегу рядом с ним показалась сначала Герти, а затем Джина. Обе, и девочка, и собака, тихонько сели рядышком, наблюдая, как Арми гипнотизирует поплавок, а потом подсекает и вытаскивает из воды сверкающую на солнце серебристую форель. Тихо шуршал ветер в кронах деревьев, носились туда-сюда бабочки с стрекозы, солнечные лучи подмигивали сквозь зеленые листья. Хаммер краем глаза оглядел Джинни — та вопросительно смотрела на него. С тех пор, как Джорджи и его сестра переехали к ним, она немного поправилась, но все равно, выглядела слишком маленькой для своего возраста. Волосы, когда их отмыли, расчесали и заплели, оказались очень красивыми: цвета старинного золота, густые и чуть волнистые. А глаза — настолько голубые, что могли посрамить собой цвет неба. Настоящие хаммеровские глаза. Джорджи во всем был копией сестры, только его лицо впридачу усеивали веснушки.       — Случилось что? — тихо спросил Арми, увидев в ее глазах вопрос.       Девочка покачала головой и, печально смотря на него, дотронулась до его руки.       Тот смешался.       — Я не обиделся, — наконец выдал Арми после долгого молчания. — Ты не причем, и Джорджи тоже. Просто я не очень разговорчивый, болтать не люблю и мне надо иногда побыть одному. Как подзарядить батарейки, — его губы изогнулись в легкой улыбке. — Это не значит, что я вас не люблю. Даже не думай. Вместо ответа к его боку привалилось худенькое детское тело, а на руку легла маленькая ладошка. Они просидели вместе до вечера, а когда ведро для улова наполнилось, Арми отнес рыбу и задремавшую дочь домой.