***
Новая жизнь наладилась на удивление быстро. Немного мешало то, что в родном городе Вика все знали с пеленок. Сослуживцы в возрасте его родителей то и дело вспоминали о том, что Виктор творил, будучи подростком. Но он надеялся, что постепенно завоюет их уважение. Что же касается личной жизни, то тут пока что все буксовало. В выпускном классе Вик встречался с капитаншей команды чирлидеров и был уверен, что у них все по-настоящему. Правда, девушка так не думала. После нее было еще несколько. Последняя подруга обещала ждать, когда он вернется из армии, но не дождалась. Виктор не сильно беспокоился об этом. Ему всего двадцать, он свободен, почему бы просто не погулять, пока можно? До зимы молодой человек так и жил: любимой работой и семьей, и наслаждался жизнью. Под Рождество Виктору вздумалось проверить, сможет ли он еще встать на коньки после такого перерыва. В их городе катка не было, но погода стояла достаточно холодная, и небольшой прудик в городском парке наверняка промерз до дна. Конечно, его берега были утыканы табличками «Заходить на лед запрещено», но парня это не остановило. Летом тут было шумно: в находящийся в парке зоне отдыха разрешалось ставить мангалы, можно было поиграть в теннис, стояли столы для пинг-понга. Осенью на пруду стоял непрекращающийся птичий гомон: пруд облюбовали утки, гуси и прочие водоплавающие. Но сейчас от мертвой тишины звенело в ушах. Хруст снега под ботинками казался нереально громким. Время от времени в ветвях высоких елей что-то шуршало, белки мелькали перед глазами крохоными рыжими пятнами и пропадали, словно их и не было. На парковке он оказался не один: темную подержанную тойоту уже немного присыпало свежим снегом. Неужели еще кому-то вздумалось прогуляться по морозцу? Еще не хватало, чтобы катание на коньках сорвалось! Молодой человек не без труда добрался до пруда сквозь густую поросль молоденьких елочек и снег, доходящий до колен, когда убедился, что он не один. Сначала Вик услышал знакомый звук — металла, разрезающего лед. А когда почти вышел на берег, раздвигая усыпанные снегом еловые лапы, застыл, как пораженный молнией. На ледяной глади каталась девушка в синем. Описав широкий круг, она остановилась как раз напротив него, откидывая толстую русую косу за спину. На ее щеках горел румянец, девушка запыхалась, но несмотря на это, улыбка не сходила с ее губ. Было в ней что-то знакомое… и в то же время, загадочное и притягивающее. У Виктора от волнения вспотели ладони. В эту секунду он понял, что должен, обязательно должен с ней познакомиться! Причем, немедленно! Он не видел эту девушку раньше, вдруг не местная? Если сейчас к ней не подойти, ищи ее потом! Но как? Это же не клуб, бар или хотя бы улица, а парк, пустой, кругом ни души. А если девушка неправильно его поймет? Нельзя же просто так подвалить к ней, испугается еще. Он от отчаяния сжал кулаки в карманах куртки и нащупал жетон, случайно там оказавшийся. А это идея! — Мисс, — Виктор вышел из еловых зарослей, демонстрируя свой жетон, — добрый день, я помощник шерифа - Хаммер. — Я знаю, наслышана, — она было отпрянула, услышав хруст снега под чужими шагами, но тут же расслабилась. — Я что-то нарушила, офицер? — Здесь запрещено кататься, опасно. Разве вы не видите табличек? — Нет, ведь была такая метель. Их все снегом облепило, кто знает, что там написано. Запрещено, значит? А вот это вы конфисковали у предыдущего нарушителя? — насмешливые серые глаза остановились на лице Виктора, а затем на коньках у него в руках. — Вы меня разоблачили, — он широко улыбнулся. — Я сам собирался нарушить закон. Девушка тоже улыбнулась в ответ — словно солнце выглянуло из-под снеговых туч. — Может, сделаем несколько кругов? — предложил Виктор. — А потом я мог бы проводить вас домой. — О, так меня не арестуют? — На первый раз ограничимся строгим предупреждением. — Даже жаль. Я ещё никогда не ездила на полицейской машине с мигалкой. Они синхронно прыснули. Неловкость и опасения отступили на второй план. Блеснуть своими умениями у Виктора не получилось, все же он давно не катался. Пару раз он совсем не изящно шлепнулся, даже колено разбил. Так что новой знакомой пришлось подставить ему плечо, чтобы помочь дойти до машины, что она охотно и сделала. Время, проведенное с ней, показалось Виктору слишком коротким, но он успел выяснить главное: номер телефона и имя — Елена.***
Рождество удалось на славу. Последние два года они праздновали без Вика, поэтому полностью насладиться праздником не получалось. Но теперь когда вся семья наконец-то была в сборе, Арми чувствовал себя так, словно у него с души ушла огромная тяжесть. Сын был дома, с ними, живой и здоровый, и это было самым лучшим подарком. Как всё-таки быстро он привык к этим словам, «сын», «дочь» и «отец». У них не всегда все было гладко, но Хаммер диву давался, как быстро они стали друг другу родными. Настоящей семьей. Хотя, бывало, и ссорились по-страшному. Последний раз именно из-за Виктора и его решения пойти в армию у него с Генри случилась ужасная размолвка. Арми тогда заявил, что в политике ничего не понимает. И вспоминает о ней только тогда, когда приходит время выбирать мэра, который, к слову, отсчитывает уже третий срок подряд. Но раз Вик выбрал себе этот путь, то он во всем его поддержит и будет поддерживать всегда. Помнится, Генри очень разозлился на них обоих. Доказывал, что это безответственное поведение, юношеский максимализм и так далее. Показывал им карту мира, вспоминал холодную войну, гонку вооружений и почему-то Британскую империю в качестве примера. Но, тем не менее, Вика эта лекция не убедила. Какое счастье, что старший сын вернулся и больше никуда не уедет! С детьми не всегда было просто. Когда все трое вошли в подростковый возраст, Виктор пару раз попробовал решать свои с Джорджем споры кулаками. Джинни тоже, хоть и выглядела, как ангелочек или фарфоровая кукла, могла за себя постоять, если чувствовала угрозу. Ушло немало сил и времени, прежде чем дети усвоили: любой спор можно и нужно решать словами. Терпение и любовь оказались лучшим лекарством. Арми поднял глаза, рассматривая каминную полку и стену над камином. С каждым годом там оставалось все меньше места. Ее заполняли фотографии, а так же дипломы, грамоты и благодарности их детей. Он размещал здесь все, чем они могли гордиться: дипломы об окончании школы, награды Джорджа за первые места в шахматных турнирах штата, фото Виктора со значком помощника шерифа или армейскими товарищами, свидетельства, что Джина была лучшей в своем классе. Раньше Хаммер и подумать не мог, что у него будет семья. Ему все еще иногда требовалась передышка и немного свободного простанства вокруг, но он ни за что не вернулся бы к прежней одинокой жизни. Он понял это, когда родители Генри, к тому моменту смягчившиеся и смирившиеся с существованием усыновленных детей, пригласили их провести неделю летних каникул в Англии. Казалось бы, вот то, чего ему не хватало. Полная свобода и только Генри рядом. Но уже к вечеру следующего дня Арми начал волноваться. Как они там, все ли в порядке? Дети восторженно рассказывали о новой для них стране, они подружились с сестренкой Генри, Аннабелл, хоть та и была младше всех. Казалось бы, все отлично, но он все равно беспокоился. Даже ежедневные звонки не помогали. Хаммер вздохнул с облегчением, когда вся семья снова воссоединилась. Огонь в камине догорел, в мягком неярком свете ночника знакомые предметы отбрасывали причудливые тени. Давно пора ложиться спать. К удивлению Арми, в спальне Генри не оказалось. В ванной комнате горел свет, но не было слышно ни шума воды, ни вообще ничего. — Генри, ты скоро? — Арми начал раздеваться. Ответа не последовало. — Все в порядке? — забеспокоившийся Хаммер, как был, в полурасстегнутой рубашке постучал в дверь. — Да, я… я сейчас, — прозвучало очень неуверенно. — Что с тобой? Я могу войти? Дверь тихо скрипнула, отворяясь. Генри стоял посреди ванной комнаты и глядел в зеркало. Брови слегка нахмурены, он прикусил губу, смотря на Арми. — Генри? — тот вопросительно посмотрел на него. — Что-то случилось? — Да… Нет… Не знаю… — тот покачал головой и развел руками. — А ты разве не замечаешь? — Чего не замечаю? Вместо ответа Генри подтянул его к зеркалу поближе. — Это. В темных кудрях, в которые так приятно было зарываться пальцами, серебрилась тонкая седая прядь. Отдельные белые волоски виднелись по всему затылку. Хаммер и раньше их замечал. — Оно так внезапно появилось, — Генри выглядел растерянным. — Но мне же только тридцать шесть! — Подумаешь, у меня тоже есть, — пожал плечами Арми. — У тебя совсем не заметно! Хаммер с легкой улыбкой приложил палец к дрогнувшим губам, обрывая возмущенную речь. — Знаешь, на что это похоже? Будто бы ты вышел зимой пройтись без шапки, и твои кудри припорошило снегом. Очень красиво. С сединой или без, ты все равно мой Генри. — Я… я… — тот моргнул и пристально уставился не него. — Я тебя тоже. Арми ласково дотронулся до его щеки и Генри почувствовал, что напряжение исчезает. Он обнял Хаммера за шею и притянул к себе. Они слились в поцелуе, поначалу нежном и почти невинном, но очень скоро прикосновения губ стали жестче, а языки сплелись, будто в танце. Его крепко обняли и прижали к себе, при этом Генри смог ощутить, насколько его любимый возбужден. Когда с поцелуями было покончено, они оба с трудом перевели дух. Хаммер нетерпеливо расстегнул на нем рубашку и сбросил ее с плеч. Горячие ладони скользнули под майку, коснулись кожи, слегка сжимая соски. Не собираясь ждать, Генри сам стянул ее и решил, что пришла очередь одежды Хаммера. Клетчатая рубашка присоединилась к голубой на полу. Генри наклонился, поглаживая широкую грудь Арми, лизнул вдоль шеи, прикусывая кожу, прошелся от ключицы к соску. Хаммер тихо застонал. — Генри, — длинные пальцы коснулись его щеки, приподнимая голову. — Не думай больше об этом. Ты меня с ума сводишь. Кавилл охнул, когда его подхватили на руки и отнесли в кровать. У Генри больше не было ни сил, ни желания переживать и копаться в себе. Тем более, что Арми прямо сейчас не словами, а делом доказывал ему, насколько все его сомнения надуманные. Широкие ладони огладили спину, схватились за пояс. Генри понятливо приподнял бедра, позволяя освободить себя от брюк и заодно трусов. Арми стоял перед ним, расстегивая собственные джинсы и Генри залюбовался им. В неярком свете ночника его светлая кожа казалась золотистой. Крепкая грудь, поросшая короткими светлыми волосками, широченные плечи, сильные руки — от одного вида во рту начала собираться слюна. Хаммер не был таким мускулистым, как сам Кавилл, но силы ему было не занимать. Мускулы, небольшие, но четко очерченные, проявлялись при каждом движении. Тот, тем временем, наклонился, стаскивая свою одежду и остался обнаженным. Арми замер, поставив одно колено на постель и пристально смотря на Генри. Его член, уже полностью твердый, блестел от выступившей смазки. Генри с готовностью согнул ноги в коленях и развел их в стороны. И мог только застонать, почувствовав, как тяжелое тело прижало его к матрасу. Ухо обожгло горячим дыханием, на мочке сомкнулись зубы. Генри вскрикнул, прижимаясь крепче и стискивая талию Арми ногами. — Хочу тебя объездить, — тихий шепот на ухо заствил все тело покрыться мурашками. Арми оторвался от его губ, не глядя, пошарил в прикроватной тумбочке. Генри сглотнул и облизал пересохшие губы. Для них обоих это было, как вишенка на торте — нечто, что они делали нечасто, этакое пикантное дополнение. Он обнял любовника, чувствуя, как поглаживают спину широкие ладони. Арми снова поцеловал его, опуская руки на ягодицы, и с силой стиснул их. — На спину, — он легонько толкнул Генри в грудь. Тому оставалось только наблюдать и молиться, не кончить раньше времени. Потому что видеть, как длинные сильные пальцы сначала отвинчивают крышечку, затем набирают прозрачный, пахнущий чем-то цветочным гель уже было выше его сил. Пришлось срочно занять мысли чем то еще, чем-то максимально не сексуальным, как воспоминания об уроках латыни. Или очередная предвыборная кампания мэра. Лишь бы отвлечься от того, как Арми сейчас стоял на постели на коленях, заведя руку за спину. Его лицо, сначала сосредоточенное, постепенно расслабилось, дыхание стало частым и тяжелым, на щеках горел румянец. Генри хотел было возразить, когда он оседлал его бедра — нельзя торопиться, не настолько часто его любовник бывал снизу. Но Хаммер резко мотнул головой, останавливая его. Он потихоньку опускался на член Генри, с каждым движением все ниже. Губа закушена, светлые волосы растрепались, несколько прядок прилипли к вспотевшему лбу. Генри нежно поглаживал стройные бедра и плоский напрягшийся живот. Все мысли ушли, кроме тех, что он любит Арми. Он не мог наглядеться на своего любимого, каждая деталь восхищала. Длинные ноги, сейчас словно в тисках зажавшие бока Генри, затуманенные желанием голубые глаза, сильные руки, которые умели обнимать, как никакие другие, жар и теснота его тела. Он наслаждался осторожными движениями, тем, как охватывает его член тугая задница и сжимал кулаки, чтобы отвлечься и не спустить позорно быстро, как школьник. — Это так… О Боже… Генри, ты… — Арми тем временем сел на него до конца и застыл на несколько долгих секунд. Генри показалось, что он сейчас умрет, если не кончит. Но это были еще цветочки, потому что Арми начал двигаться. Все быстрее и быстрее. Острые колени сжимали бока до синяков, Хаммер схватил Генри за руку, переплетая их пальцы. Ему, похоже, тоже не хватало самой малости, чтобы достигнуть пика. Генри протянул руку к его члену, охватил твердую плоть и был вознагражден сдавленным криком. Пальцы Хаммера сдавили его собственные, на грудь и живот выплеснулась струя спермы. В тот же момент Генри почувствовал, как яростно сокращаются мышцы вокруг его члена. Внизу живота будто собрался огненный шар. Генри задрожал от нахлынувшего на него наслаждения и поддал бедрами вверх. Еще толчок, и он бурно кончил в глубине желанного тела. Как сквозь дымку, Кавилл видел, что Хаммер сильнее сжал его бедра коленями, насадился на него еще несколько раз и, откинув голову назад, замер. Генри подхватил его в объятия и расслабился в любимых руках. — Я люблю тебя, — и легкий поцелуй он почувствовал уже в полусне.***
Зима сменилась весной, дело шло к лету, а оно обещало быть жарким и теплым. Дни стояли ясные и солнечные, и так же солнечно было у Виктора на душе. Они с Еленой встречались с Рождества, она понравилась родителям, и он сам тоже пришелся по душе семье любимой девушки. Они переехали недавно и ничего не знали о прошлом Вика, что было как нельзя кстати. Сегодня был самый обычный день. Вик патрулировал район, когда увидел, как владелец магазинчика на Мэйн-стрит — Эрл Грант тащит за ухо визжащего и грязно ругающегося мальчишку лет семи. Эрл хлестал его по заднице прутом и пацан визжал от боли. Проехать мимо Вик не смог, он выскочил из машины и задержал руку, занесенную для очередного удара. — Эрл, ты спятил?! — Белый мусор вроде этого дубиной не убьешь! — яростно выкрикнул тот. — Повадился воровать в моем магазине! Ух, я его! Эрл снова замахнулся, однако Вик перехватил его руку. — Так, давай без этого. Что он взял? Эрл бесцеремонно вывернул карманы чумазого мальчишки, с ненавистью смотрящего на них. Там был всего лишь пакетик с быстрорастворимой лапшой и булочка. Вик тяжело сглотнул. Он помнил, каково это — голод. Осмотрев ребенка внимательнее, он заметил на руках старые рубцы, поджившие синяки и новые. Его нельзя было так оставить. А что было бы с самим Виком, пройди тогда Арми мимо? — Вот что, Эрл, — Виктор вытащил из кошелька десятку. — Это за еду, а парнишку я забираю. Отправлю к его родителям ювеналов. Ему явно не место в том доме. Услышав про ювеналов, ребенок завизжал, как банши и принялся бешено вырываться, страшно матеря их обоих. Вик еле смог засунуть его на заднее сидение полицейской машины, где тот продолжал сыпать проклятиями и биться в решетку. В участке ничего хорошего не сказали: да, семья нарков давно на учете, но соцработников в их городке не водилось, а из Анаконды те приедут только через две-три недели. Так что парнишку снова придется отправить к наркоманам — родителям. Виктор сжал кулаки и челюсти. Он слишком хорошо знал, как это бывает. Неужели придется отдать парня родителям-торчкам? Все внутри Виктора восстало против этого и, набравшись смелости, он решился. — Майлз, ты поживешь пока у нас. Пока не приехали соцработники и не определили в приемную семью. Мальчишка угрюмо молчал. Он был ужасающе грязным, тощим и избитым, напоминая Виктору самого себя. Он посадил притихшего и уставшего ребенка в машину и повез к себе домой.