Мы.

      Майлз швыряет одну из своих старых, детских игрушек, бесхозно валяющуюся на его кровати уже целый год, — с того момента, как он перешёл в новую школу и переехал в общежитие, — но не получает никакой реакции, пока из портала не выходит Пав, а следом Хоби, чья рука вытянута, и в ней он крепко сжимает плюшевого львёнка. — Что это за безделушка? Это такое у ботаников в моде?       Он внимательнее рассматривает вещь, принадлежащую Майлзу и после кидает ему на кровать, довольно хмыкая.       Он подразнил Майлза «ботаником», чтобы отвлечь его внимание хоть на какое-то начало диалога, а Пав просто встал незаметной тенью. — Что вам-то здесь нужно? — Разве друзья не должны поддерживать друг друга?       Вмешивается Павитр, говоря дружелюбным, но тихим голосом, словно осторожно, чтобы искра внутри Майлза не рванула, отталкивая тех, кто желает добра.       Майлз закатил глаза, а после оттянул нижние веки, проводя руками по лицу сверху вниз. Он помотал головой, пожимая плечами, словно смирившись.       Пав кладёт руку ему на плечи и прикладывает свой лоб к его, а Хоби просто стоит рядом и смотрит со скорбью в глазах. Он ведь тоже был тем, кто хотел нарушить правила, сломать систему, помочь друзьям — это буквально его сущность. Он сложил руки на груди, прикрыв глаза. — Да, простите.       Произносит Майлз и вздыхает, ещё тяжелее, чем в прошлые разы. Он правда рад видеть Панка и Индуса, но… Он больше не хочет вмешиваться в мультивселенную, в это бессмысленное супергеройство… если он и не должен был быть Человеком-Пауком, то пусть так и будет… Он закрывает глаза и уголки губ его слабо дергаются, словно он пытается улыбнуться, но Павитру, который обнимает его, сразу становится ясно, что мальчишка начинает хныкать, сдерживая слёзы. — Оу, камон, чел… я знаю, что заставит тебя слегка расслабиться.       Говорит Хоби, хватая Майлза за плечо и подталкивая слезть с кровати. Пав сам поднимается и потягивается, прыгая на месте. Кажется, он в курсе того, о чём говорит Хоби и его это довольно воодушевляет, потому что в глазах светятся искорки хитрости.       Майлз смотрит на друзей взглядом, мол «идите вы…», но усмехается с того, что эти хитрецы придумали и поднялся на ноги, быстро хватая куртку с бедного стула и просовывая руки в рукава, поправляя капюшон. Майлз без этой куртки словно сам не свой.       Хоби ведёт его на крышу многоквартирного здания, в котором и жил Паучок, а потом перепрыгивает на несколько других крыш, не собираясь объясняться. — Ну, хватит молчать, что ты удумал?       Стонет Майлз, которого действительно получилось раздразнить неловким молчанием. Но Хоби не поддаётся его мольбам, продолжая расслабленно шагать, довольно заметно шевеля плечами и иногда оборачиваясь на друзей. Его довольная ухмылка вызывала кучу необъяснимых эмоций.       В том числе и паучье чутьё… на что оно реагировало? Слабо, очень слабо… так, что и не поймёшь, с какой стороны опасность. Возможно, это и не опасность вовсе, а преддверие сюрприза, вот голова и трещит.       Так он думал, отмахиваясь от противных мыслей. Ровно до тех пор, пока не заметил, что Хоби ускорил шаг, перепрыгивая на соседнюю крышу раньше них, а Пав наоборот остановился позади. — Ребят?       Он мотал головой и оборачивался на каждого по очереди, пока паучье чутьё не торкнуло его четко в затылок. Он обернулся, но лишь увидел летящее на него пятно. Это пятно сбило его с ног, прокатившись вместе кубарем. Ему не было больно, может, чуть неприятно, отчего он зажмурился, потирая одной рукой голову. — Чёрт, что вы…       Он распахнул глаза и сразу же замер. Он оказался сверху над тем, кто напал на него со спины. Этот чёртов охотник улыбался и пытался сдержать смех, хотя было видно, что вот ему-то довольно больно, — ведь он был без всего своего пафосного снаряжения, прикрывающего хотя бы локти и колени. — Вот блин… надеюсь куртка не порвалась…       Тихо говорит «охотник», улыбаясь и прикрывая глаза, пока Майлз продолжает пялиться с непониманием. На нём та самая зеленая куртка, фиолетовый капюшон, который лежал под его головой. Под курткой обычная черная майка, коих у него довольно много, потому что парниша предпочитает подчеркивать свою фигуру — да, хоть и прячется потом за мешковатой верхней одеждой. На ногах джоггеры и его любимые кроссы, всё те же, только шнурки поменял. — Что ты тут забыл…       Наконец выдыхает Майлз, когда человек под ним снова захотел упрекнуть младшего в том, что он пялится. Он перебил его именно в тот момент, когда почувствовал, как эта фраза хотела сорваться с чужих губ. — Пришёл проведать тебя. И, эм…       Хоби кинул какую-то коробку, которую Паучок смог заметить и поймать в руки, сердито посмотрев на Панка, а после на коробку. Она была запечатана плотной бумагой, которую Сорок-второй разрисовал специально под Майлза, всё, что с ним ассоциациируется и их хорошие моменты в путешествии. — Открой это. Я плох в подарках, но…       Когда Майлз, — на удивление очень спокойно и послушно открывает обёртку, продолжая смотреть довольно подозрительно на своего двойника, — оттуда выскальзывает коробка, обычная, похожая на коробку из-под обуви.       Майлз замирает, набирая в лёгкие побольше воздуха, а потом снимает крышку.       Это действительно были кроссовки, конечно же Джорданы, но кастомизированные лично Бродягой для Паука. Майлз открыл рот от удивления, несколько секунд не решаясь прикоснуться к ним или посмотреть в глаза Сорок-второго. Он настолько расслабился, что теперь буквально сидел на нём, пока тот лежал на поверхности крыши и смотрел на младшего снизу вверх, успев расположить руки под своей головой, чтобы было немного удобнее и мягче. Ему нравилось заглядывать в глаза Майлза, которые стали вновь янтарными, и такими невинными…       В конце концов, младший достает один кроссовок, рассматривая каждую его деталь, которую Бродяга тщательно вырисосывал, практически не дыша над такой ювелирной работой. Второй, причём, отличался от первого, но выглядело это чертовски органично.       Майлз потерял дар речи, сглатывая ком в горле. Но он ещё не добрался до главного. Бродяга поднял свой торс от крыши здания, принимая позу сидя, пока Паучок продолжал ютиться на его коленях, и взял в руки пару обуви, переворачивая подошвой, демонстрируя её с особой гордостью. — Смотри…       Он потрудился над тем, чтобы сделать ему такие же оснащённые кроссы, как у него. Он не был уверен, зачем ему это, ведь паутина — лучшая замена такой побрякушке… — Я знаю, что ты паук и всё такое… но ты с таким интересом хотел посмотреть мои Джорданы, что я решил подарить тебе твои собственные…       Майлз наконец-то осмелился поднять взгляд на Бродягу, хотя выглядел он как виноватый щенок или беззащитный котёнок, который испытывал бурю эмоций в данный момент и не мог произнести банального «спасибо». Он никогда не чувствовал себя так глупо — словно слабый герой-тряпка из какой-то дешёвой романтической драмы. Но он не такой… — Спасибо.       Говорит он, жмурясь от радости, а широкая улыбка появляется на его лице, вместе с игривым смешком. Он действительно счастлив… Он никогда бы не подумал, что кто-то захочет так постараться ради него, доказать ценность их взаимоотношений действиями… а не словами. — Теперь, я полагаю, тебе стоит научить меня, как с ними справляться. Не думаю, что я хотя бы приблизительно верно мыслю в отношении их управления, — всё-таки твоё измерение довольно отличается…       Последнюю фразу он говорит тихо, забирая кроссовки из рук Сорок-второго, а тот кивает ему, довольно хмыкая. Они смотрят друг другу в глаза, находясь примерно на одном уровне, из-за того, что Бродяга опирается на руки, немного отдаляя корпус своего тела от Майлза. Неловкая тишина длилась недолго (для зрителей, всё ещё нагло наблюдавших за этим «кино»), а для них — вечность, пока ноги старшего не затекли от веса Паука на них. — Ой, ой… всё, слезай. Ты далеко не пушинка.       Говорит он это своим обычным, холодным голосом, сгибая колени, чтобы «прогнать» Майлза. Его лицо снова становится холодным, но это лишь привычка — быть расслабленным и сосредоточенным, не позволяя себе быть слабым чересчур долго.       Паучок встаёт на ноги первым, протягивая свободную руку, тем самым помогая подняться и Бродяге. Старший забирает коробку из чужих рук, чтобы Майлзу было проще переобуться, и, пока младший согнулся, завязывая шнурки, Сорок-второй изучил соседние крыши, заметив наблюдателей. Он хмыкнул, показывая им средний палец, хотя ясно было, что он благодарен за помощь с перемещением.       К тому моменту, как Майлз завязал шнурки, молясь, что достаточно надёжно, Бродяга уже сложил его обычные кроссы в коробку. — Сейчас… надо ещё кое-что забрать…       Старший отдаёт коробку, и, проходя мимо Паучка, фыркает и потягивается, а потом снова грациозно использует свои кроссы, чтобы запрыгнуть на крышу повыше — ту, откуда он прыгал — и взять чёрную сумку, в которой что-то гремело. — Давай сюда.       Подзывает он свободной рукой своего двойника, готовя сумку, чтобы убрать туда старые кроссы. Когда столь простое дело сделано, Бродяга начинает шагать в сторону здания, которое в высоту неслабо отличалось…       На той крыше они отмечали повышение Джефферсона, и в данный момент это не лучшее воспоминание, которое замедляет шаг Паучка, пока он совсем не останавливается. — Что такое? — Ничего, просто… это место… — Я знаю. Просто идём.       Бродяга подошёл к Майлзу, нежно хватая его ладонь и повёл за собой, поглядывая краем глаза.       Когда они подошли к краю крыши невысокого дома, Сорок-второй улыбнулся, поправляя сумку на плече, а Майлз, наблюдая с неподдельным любопытством, переступил с ноги на ногу. — Вообщем, они работают, отслеживая движение твоих мышц. Следовательно, тебе придется поработать над жестами ступней, если хочешь уметь большее, чем просто прыжки… — Ого… серьезно? Ты контролируешь во время всего этого даже стопы?.. — Ага. Попробуй напряги мышцы носочка и оттолкнись от земли.       Бродяга продемонстрировал Майлзу этот трюк, чтобы тот знал, как у него должно всё это выглядеть.       Паучок усмехнулся, закатывая глаза. — Проще простого.       Фыркнул он самодовольно и слегка присел, пытаясь что-то нащупать или нажать, в его представлении. Когда он подготовился, поелозив на месте подошвой, его колени выпрямились в попытке прыжка и на удивнение, что-то очень мягкое, словно пружина, заставило его оказаться в воздухе достаточно высоко, чтобы забраться на высокое здание.       Его детскому удивлению не было предела, но ровно до тех пор, пока он не начал падать, забыв, что нужно было подпрыгнуть не просто вверх, а вперёд. Благо, у него есть паутина, использовав которую, он благополучно приземлился рядом с Бродягой, ярко улыбаясь. — Вау. Не думал, что что-то может меня удивить, после того, как я стал Человеком-Пауком… — Это только базовая способность… и то, ты даже её слегка запорол.       Ехидно хихикает Сорок-второй, пополняя коллекцию Майлза «неожиданные звуки Бродяги», и слабо пихает того в бок, продолжая следовать вперёд, к той самой стене, где красуется рисунок Аарона.       Он роняет сумку, она раскрывается, и теперь Паучок видит там баллончики с краской. — Я подумал, может… ээ… в плане, я знаю — это довольно тяжело, но я думаю нам стоит запечатлеть Джеффа на память…       Неловко говорит Бродяга, потирая свою переносицу и отводя взгляд, потому что ему действительно неприятно поднимать эту тему. — Я буду рядом, потому что действительно понимаю тебя, как никто другой…       В конце концов он смело смотрит на Майлза, шатаясь на месте из стороны в сторону, перекатываясь с носочка на пятку, и пожимая плечами, ожидая его ответа.       Паучок подходит к нему и кивает. Кажется, теперь он сможет справиться с горем, которое бушует в его груди вот уже почти две недели.       Они улыбаются друг другу, доставая баллончики из сумки. Бродяга закрепляет несколько цветов на своем ремне, а Майлз делает подобие кармана или корзинки из своей паутины на стене, куда складывает оставшиеся.       Также он помогает старшему закрепить трос за крепкую конструкцию выше, чтобы ему было удобнее находиться в воздухе и ходить по стене, в конце концов, не он тут Человек-Паук, которому не составит труда просто стоять на вертикальной поверхности, будто это пол.       Парни начали рисовать Капитана, на удивление, у них это получалось синхронно, они не мешали друг другу, а дополняли. Иногда они болтали о каких-то мелочах, по типу некоторых фактов об их вселенных, о школе и о знакомых, стараясь не затрагивать больные темы.       Как оказалось, у Бродяги довольно много хороших знакомых, которых он мог назвать друзьями. Они действительно помогали ему в трудных ситуациях, по типу отмазать в школе, подвести, поручить передачу каких-то предметов… Единственное, он никому не доверил секрет того, что он — Бродяга. Он редко тусовался с ними, потому что… его Бруклин — место не для слабонервных и не для веселья…       У Майлза же только один друг, Ганке и то, возможно, если бы этот ленивый чёрт вызвал полицию на Пятно, а не отнекивался — всё было бы иначе! Хотя… такой враг… было ли это в силах копов — остановить его?       Время пролетело незаметно, снова было время заката, который окрашивал всё окружение в теплые оттенки жёлтого. Парни ставили свои подписи, да, — и Бродяга тоже…       Они собрали все вещи, немного отходя, чтобы посмотреть на новую картину не вплотную, а издалека. Она была величественна… и были видны их старания. Сердце Майлза кольнуло, когда он смотрел на двух мужчин, которые были ему невероятно дороги… Бродяга заметил это, нервно сглотнув. Он играл с кольцами на его пальцах — он носил их время от времени, когда не было нужды в когтистых перчатках. — Мне действительно жаль… «я хотел помочь, но не успел.» — думает старший про себя. — Ничего уже не изменишь…       На выдохе говорит Майлз, садясь на бортик крыши, чтобы уходящее солнце приятно согревало шею и затылок, а Бродяга плюхается рядом, продолжая разминать руки до хруста пальцев, и смотреть по сторонам, пока не решается прижать Майлза к себе, позволяя ему опереться на своё плечо.       Ему стыдно признавать это, но в его пятнадцать лет ему не хватало такой слабости, — чтобы кто-то молча был рядом, чувствуя и разделяя твою боль, предлагая себя в качестве утешительной подушки. Но сейчас у него есть Майлз, а у Майлза есть он.       Паучок прильнул к его плечу, хотя его сердце ёкнуло, он никак не ожидал этой нежности, которая никак не под стать характеру его двойника…       Малыши сидели в обнимку, пока солнце не село за горизонт, и не начал дуть прохладный ветер, вызывая мурашки по оголенной шее. Теперь они могут быть теми, кто всегда протянет свою руку помощи, поддержит и утешит, никак не осуждая за мимолётные слабости в их сильной натуре. — Аарон приглашал тебя к нам, поиграть в плойку… — Правда?.. я… я подумаю.       Сорок-второй хмыкает, начиная гладить чужую спину. — Отказы не принимаются.