Мы.

      Мягкий диван на чердаке Земли-42 был довольно уютным, чтобы играть в плойку, расположившись в самых удобных позах.       Всю прелесть этого дивана Майлза прочувствовал, когда свалился на него от бессилия.       После приглашения Сорок-второго в свой мир, Майлз довольно хмыкнул, решив подразнить его. Настроение повысилось, атмосфера ушедшего за горизонт солнца подогревала интерес, особенно, когда город так красиво заиграл красками ночных фонарей и отдалённого света огромных билбордов в центре Бруклина.       Вместе они пробежали несколько километров, — как раз испытывая новые Джорданы Майлза — не только в 1610, но и на 42 Земле, когда портал снова решил выбрать не самое точное место для раскрытия. И ко всем этим прелестным трудностям, добавилось то, что Паучку приходилось тащить за собой сумку с баллончиками, хотя опыт-то имеется делать все и сразу на ходу — он в этом искусник.       Без сил они рухнули на этот самый мягкий диван… Не такой, как у Аарона на Земле-1610. Он хотел его поменять в будущем, как раз, когда закончил бы какую-то «очень важную работу, буквально на несколько дней»… Но не вернулся в каартиру.       Сорок-второй сразу же отрыл где-то свой телефон и начал печатать сообщение своему дяде, который либо за сигаретами отошёл, либо в магаз. Он обещал выделить этот вечер под племянника и… племянника, потому что был уверен на все сто процентов в силах Бродяжки помочь своему двойнику.       В конце концов их тяжелое дыхание и хихиканье сменилось тишиной, и лишь занавески от сквозняка немного шевелятся, создавая звуки развивающийся ткани. Вокруг была неловкая атмосфера — то самое состояние, когда хочется сказать много всего, и в тоже время все мысли путаются, теряются, не давая развязаться языку.       Дядя Аарон вернулся в течении пары минут, видимо, он действительно курил. Он одарил племянников добрым взглядом, словно, ничего другого он и не ожидал увидеть. Паучку он кивнул, протягивая руку для приветственного жеста, как при их первой, — не самой приятной, — встрече. В этот раз младший достойно пожал руку, уверенно смотря на Аарона, пока Сорок-второй рядом включал джойстики и настраивал их под игры. — Эй, Паук. Какие игры ты предпочитаешь? Песочницы, гонки, файтинги…       Бродяга смотрел так, будто Майлз в этом совсем не разбирается, словно он ничего не знает, кроме как летать на паутине и рисовать ту девчонку в своём скетчбуке. — Эй, я не ботаник! Я знаю жанры… сейчас хочется немного расслабиться, так что… может поиграем в песочницы? Какие у тебя есть?       Старший лишь довольно хмыкнул, пролистывая список игр. Их выбор остановился на игре про космос — довольно интересная песочница с богатыми настройками персонажей, мира, с кучей техники, оружием, да и просто чертовски изумительной графикой, которая радует глаз. — Вот. Давай эту. — Отличный выбор… я так и не прошёл её до конца…       Майлз кивнул, смотря на Аарона, а потом на Сорок-второго. Видимо, эти двое пытались поиграть, но этот мир с ними жесток и времени для отдыха довольно мало. Он тяжело вздохнул, расслабляя плечи и кладя подбородок на своё колено, проверяя свой джойстик на мягкость клавиш и контроллеров. — Крутые джойстики… кажется, руки с такими вообще не устают? — Да… эм… мне подарили… лично я никогда не уставал.       Майлз улыбнулся, любопытно рассматривая лицо Сорок-второго. Теперь ему было известно, что у его старшего двойника довольно много друзей, так что, видимо, на праздники он получает много приятных подарков.       Игра запускается, ребята создают аватаров и если у Майлза отражается его яркая натура через кучу деталей, тщательный подбор цветовой палитры, то Сорок-второй не парится, создавая самого неприметного персонажа. И это не значит, что у него нет вкуса, наоборот — красота в простоте.       Они играли несколько часов, не отрываясь от экрана. Им удалось прокачаться до среднего уровня довольно быстро, заполучив все желаемое на сегодня. У Сорок-второго начали уставать глаза и он отложил джойстик, вздыхая. Он откинул голову на спинку дивана, чтобы отдохнуть. — Мм… дай мне пять минут, я разминку для глаз сделаю и… — он зевнул, потягиваясь с характерным хрустом всего тела — вернусь.       Паучок поднял бровь, изучая напарника. Он кивнул, хотя старший этого не видел. Внимание Майлза привлекло дальнейшее развитие в игре, пока Сорок-второй медленно не скользнул головой по его плечу, оставляя косички спокойно покоиться рядом, на груди младшего. Руки его дрогнули от неожиданности и он сглотнул, поворачивая голову, чтобы посмотреть на происходящее прямо под его носом. Бродяга был вымотан последними днями, а силы у него не супергеройские, а обычные, человеческие, поэтому даже лёгкая передышка смогла сморить его, заволакивая в крепкий сон.       Тут и Аарон оживился, выходя из комнаты. Застав такую картину, он осмотрел двух племянников. Для него это редкое явление, но всё же не впервые — с Бродягой он 17 лет довольно близко общается, а последние два года так вообще — заменяет родителя, и знает, каким мальцом он может быть.       Сорок-второй мирно сопел, сейчас он не выглядел старше, скорее, как безобидный котёнок, коим его видели лишь несколько человек за всю жизнь — и все эти моменты были только тогда, когда он засыпал. Никогда иначе он не позволял себе расслабляться. Кажется, ему стало настолько комфортно рядом со своим двойником.       Майлз удивлённо посмотрел на дядю и в его глазах ярко выражался вопрос «и что мне с этим чудом делать?». Ответа, конечно же, не последовало. Он достаточно взрослый, чтобы самому разобраться с такой проблемой — если это вообще проблема, что навряд ли. Майлз тоже привык к своему двойнику, ему спокойно рядом с напарником, с человеком, который действительно заслуживает быть другом. Хотя если так подумать Хоби, Павитр и Марго — тоже друзья, но ничего подобного он к ним не испытывает… такой сильной нежности в нём не бушует рядом с ними, ему не хочется ощущать на себе их прикосновения, потому что они не способны провести руками там, где надо, не способны распознать места, которые болят, которые надо пожалеть. А Сорок-второму настолько всё это известно, что он даже не задумывается, как вести себя в объятиях и поддержке, он прошёл через это и шрамы его напоминают ему о том, как вести себя правильно.       Майлз осторожно обнимает Бродягу за плечо и сохраняет игру, выключая плойку с телеком. Аарон лишь кивнул, помогая Пауку разложить диван, на котором эти двое сидели, и подал одеяло, укрывая подростков. Они так и остались лежать на том же месте, деля одну подушку на двоих и находясь под одной тканью, сближающую их ещё сильнее. Майлз медленно сползает вниз, — меняя позу на лежачую, сохраняя крепкий сон Сорок-второго. Аарон ходит где-то рядом, выключая оставшееся освещение, готовясь ко сну. Ему незачем оставаться тут, поэтому он оставляет ключи на тумбочке со стороны своего племянника и покидает чердак, даже не сообщив Пауку.       Младший пытался уснуть довольно долго, — сначала его сердце трепетало от близости с кем-то, он никогда прежде не был в таких доверительных отношениях, не спал в чужой кровати, обнимая чужое тело. Родители, конечно же, не в счёт. Потом он всё же успокоился, ведь заснуть в такой обстановке — невероятное везение, даже если утром Бродяга убьёт его, хотя сам виноват так-то. И у него даже получалось проваливаться в недолгий дрём, из которого его сразу же выкидывало какими-то ужасными ведениями, напоминаниями.       Он дёргался во сне, мотал головой и вскрикивал, чем благополучно разбудил своего двойника, который был не слишком радостным после удара чужим локтём по своей груди. Когда он сел на диване, чтобы оценить обстановку, его лишь на короткий момент смутило происходящее — одна подушка, одно одеяло, ни сантиметра меж их телами, — но он сразу же отвлёкся на приоткрывшиеся глаза и тихий, недовольный сон. И если он сначала хотел отшутиться, понимая, что Майлз мог мучиться бессонницей из-за эмоционально дня, то как только по щеке Паука протекла слеза — он передумал. Его мучила бессонница, но не из-за сегодняшнего веселья… конечно же нет.       Он ложится рядом, нежно поворачивая Майлза на бок, к себе спиной и прижимая его тело к своей груди, сложившись в позу двух эмбриончиков. Он сначала нежно коснулся губами его пышных кудряшек, словно имитируя поцелуй в макушку, а потом зарылся лицом в его шею, тихо бормоча, оставляя тёплый след на его шее своим дыханием. — Всё нормально… поплачь… я же вижу, как ты сдерживаешься. Поплачь, и потом ты сможешь уснуть, ладно?       Майлз кивнул, сейчас эти объятия не вызвали бабочек в животе из-за того, что сердце его сжималось и изливалось кровью из-за боли, он тихо хныкал, прижимая ещё сильнее к своей груди руки Сорок-второго, которыми тот обвил Паука. Его присутствие успокаивало и внушало надежду, но не могло полностью заменить утрату. Бродяга лежал с открытыми глазами, краем глаза замечая стекающие по чужим щекам слёзы. Его брови были нахмурены и слегка дрожали от того, что он не смог ничего изменить, что всё подчиняется каноничной истории, а ключевые события довольно трудно предотвратить…              Но он также не может не думать о том, что они вдвоём — изначально были аномалиями, всё изменилось для них двоих в один и тот же день. Так почему они должны следовать правилам, если в каноне они не были прописаны теми, кем стали? Или всё же были? Тогда какого чёрта кто-то позволяет себе высказываться так грубо о них, о Паучке? Почему они суют свои носы… Бродяга не любит винить, но он не может простить Мигеля за сказанное, и тем более сделанное.       Тогда в тумане, — легкая вспышка исчезающего портала была заметна, несмотря на плотность скопившейся в воздухе пыли. Он не хотел признаваться, он не хотел строить догадки и говорить Майлзу, но очевидно, что все эти идиоты, предавшие его, пришли в мир Паучка, воспользовавшись его отсутствием, чтобы «навести порядок» и восстановить ход канона. Это так подло и так отвратительно… хотя, часть взрослого человека в нём понимала опасность пропажи целого измерения, — даже если хочется спасти близкого ценой миллиардов жизней, правильно ли это? Кто из них эгоист?       Пока Бродяга думал, также не в состоянии уснуть рядом с разбитым двойником, он не переставал гладить Паучка по груди и ладоням, скрепляя свои с его в замок. Приятно, что они даже не задумываются, как это выглядит — только чистая забота и сочувствие.       Всхлипы Майлза потихоньку сходили на «нет», его сердце выровняло темп, и кажется, Сорок-второй знал, что советовал, когда говорил Майлзу выплакаться, — теперь младший засыпал в руках старшего, хотя Бродяга тоже зевнул, одарив кожу Паучка ещё одной волной приятного тепла.       Они заснули, вот так просто, в обнимку, в уюте и искренних чувствах.

***

      На утро Майлз проснулся первым, сразу же пытаясь вспомнить прошедшую ночь. Ему стало стыдно и неловко, что он вообще позволяет себе быть слабым и открываться. Успокаивало лишь то, что подросток рядом, его двойник, невероятно закрытый, грубый и холодный человек — тоже открылся, в очередной раз играя роль спасителя. Майлз не устал поражаться личности самого себя с Земли-42, он был поистине чудом.       Майлз осмотрелся по сторонам — чердак выглядел иначе в дневном свете. Теперь он видел фотки, висящие на стене и в очередной раз убедился, что Аарон для них обоих был невероятно близким человеком, несмотря на всё то, что было спрятано от их глаз.       Чтобы не скучать, младший Моралес взял пульт и включил телевизор, делая громкость максимально тихой. Любопытство играло у него под рёбрами, — что по новостям здесь, на этой Земле? Ведь будучи тут в первый раз, Пауку было не до внимательного изучения, хотя он слышал что-то про комендантский час и «зловещую шестёрку», но вот, что именно происходит в мире без Человека-Паука?       Майлз переключается на обычное телевидение и буквально через пару секунд его лицо меняется с сонного на обеспокоенное, а глаза больше не прикрыты, а широко распахнуты. Он быстро читает новости на бегущей строке снизу экрана, даже не слушая и без того тихий голос ведущего. «Жителей некоторых улиц, полный список которых вы можете увидеть на экране, начали эвакуировать в срочном порядке. Зловещая шестёрка так и не была никем остановлена, а таинственный герой, лишь раз появившийся, чтобы попытаться остановить всё это, считается пропавшим без вести, так как никто не видел его после того дня.» — «Герой? Тут появился какой-то герой? О каком дне они говорят…? Должен ли я вмешаться? В конце концов паук отсюда укусил меня…»       Мысли метались в голове Майлза. Вопросов было много, а ответов на них практически не было, потому что это слишком большая ответственность и, только что разбитый горем ребенок не в состоянии выбрать путь: эгоизм или… — Майлз оборачивается на Бродягу, который мирно сопит во сне, кажется, ища рукой его тело, которое он обнимал всю ночь, а теперь не чувствует рядом. И Паук, понимая это, выключает телевизор и ложится обратно, позволяя себя обнять — …или помочь тому, кто этого заслуживает… кто заслуживает нормальной жизни, безопасной. Не той, когда ты каждый день боишься потерять близкого, выйти на улицу или потусоваться. Да, Сорок-второй не трус, он Бродяга и, честно, Майлз понятия не имеет, чем его старший двойник занимается. Кто он? Входит ли он в состав этой таинственной шестерки? Или он отдельное звено? Тогда как его еще не раздавили?       Майлз повернул голову на бок, смотря прямо в лицо Сорок-второго, так, что их носы почти касались друг друга. Он затаил дыхание, чувствуя только чужое на своём лице. Это почему-то так забавно и вызывает слабую улыбку, несмотря на все тревожные мысли.       Правда, Майлз вздрагивает и отворачивается, когда резко начинает звонить телефон Бродяги. Тот просыпается, привыкший к этому рингтону — на удивление, не противному, и, пока не здороваясь с Пауком, сразу берет трубку, угукая туда пару раз, прежде, чем отключиться. Он зевнул, потянулся и, наконец, расслабился, смотря на младшего. — Мм. Доброе утро, araña. — Ты… используешь испанский в своей речи? — Лишь иногда, когда я в хорошем настроении.       Он игриво улыбается и стаскивает оставшееся на его ногах одеяло, засовывая ноги в шлепанцы и вставая с дивана. — Я вчера уснул, прости.       Хмыкает он, смотря на младшего через плечо и желая больше не поднимать эту тему. В конце концов, его слабости — его слабости, и обсуждать их лишний раз он не хочет даже с Пауком, который и является одной из них. Его отражение в прошлом, его родственная душа, которую он хочет обезопасить. — Всё в порядке. — Чем ты занимался тут, пока я спал, а?       Старший стягивает с себя футболку, всё ещё стоя спиной к гостю. Ощущение, словно он специально хвастается и дразнит, показывая своё тело, красивый рельеф, усыпанный шрамами. Это, конечно же, не так, — потому что зачем ему хвастаться перед самим собой? — но не смотреть очень трудно. Тем более, когда Сорок-второй уже не возражает, что Паук пялится, как ребёнок, изучающий все новое. Может, он и сам хотел бы быть столь любопытным, но уверен, что должен сохранять холодную, безразличную оболочку и не вмешиваться в границы младшего, потому что он почти всё время был в костюме, либо просто ему не требовалась сменная одежда.       Да и вообще, с каких пор ему интересно тело другого человека?! Правда это тело, о котором он будет заботиться, так что… Может, это в порядке вещей? Он просто хочет проверить все ли в порядке?       Он мотает головой. Если его двойнику было неизвестно то чувство, которое он испытывает, то Сорок-второй сталкивался с этим. И как старший, он должен был контролировать себя и ситуацию. — Я… Я решил посмотреть новости… — Тебе 15, а ты уже увлекаешься телеком? Боже…       Бродяга, конечно же шутил, потому что он понимал чужое любопытство к происходящему в совершенно другом измерении, где не было героя. Никого не было… — Ну, чтож. Как тебе это место? — Все печально, я вижу… Ты не боишься потерять кого-то каждую секунду? У тебя же много друзей и… мама…       Бродяга замолчал на мгновение. Потерев затылок и достав из шкафа новую майку, потобы надеть. — Боюсь конечно же. Но я стараюсь всех защитить, кем дорожу. Я не просто мелкий воришка, ладно? — Я видел, на что способен мой Бродяга… а в этом мире, наверное, ты ещё сильнее… но ты ведь один, разве нет? — Со мной Аарон. Хватит вопросов, Паук. Вставай, мы сейчас как раз идём к нему. И возьми новые кроссы, хах.       Он пожимает плечами и начинает собираться. Он надевает свой костюм, довольно ловко, несмотря на все количество деталей, ремешков и примочек, которыми ему нужно запастись. — Аарон?.. И куда мы направимся? — Тебе понравится, поверь. Просто соберись. Я покажу тебе мой Бруклин, покажу, как в нём выживать.       Ухмылка появилась на вечно хмуром, холодном лице, а глаза манили за собой, словно приказ, которого невозможно ослушаться. — Отлично. Лучший выбор для прогулки.