Еще чего. Может быть мне встать на лапки и жонглировать ножами ради твоей потехи? Я не записывалась в библиотеку, чтобы стать книжным червем.
Взглянув на свое отражение в зеркало, я пожала плечами. Кожа успокаивалась, и тяжело выдохнув, я посмотрела на экран мобильного, поняв, что беспощадно опаздываю на лекцию. Схватив канцелярию и буквально вылетев из комнаты, я практически сбила с ног Даулинг, направлявшуюся в спальный блок студентов. — Эмма, — отходя от стены, в которую вжалась спиной, недовольно проговорила мама, убирая выбившийся локон с лица. — Нам нужно поговорить. — Сегодня семейный день? — цокнув языком, я остановилась, недовольно сложив руки на груди. — Если у тебя какие-то претензии ко мне, будь добра без насильственных действий, — я смотрела как негодование и возмущение внутри Фары берут верх над остальными эмоциями. — Она приходила к тебе? Что Розалинда сделала с тобой? — глаза загорались яростью. Я знала, что Даулинг не потерпит такого отношения ко мне. Мать ждала ответа, прожигая меня взглядом. — Увы, семейной идиллии не получилось, она не захотела заплетать мне ленты в волосы и обсуждать парней, листать журналы и делать фотографии с фильтром в инстаграме. Вместо этого, твоя любимица отвесила мне пощечину, — я проделала этот жест в воздухе, заметив, как Фара сжала ладони в кулаки, злясь все больше. Я усмехнулась про себя, мне было радостно оттого, что я так легко могу играть на её чувствах. Не знаю, что беспокоило директрису больше — мое душевное состояние или то, что её любовница по факту была тираном, но что-то однозначно нервировало мать. И я собиралась дожать на точки, чтобы получить желаемое и покинуть этот дурдом. — Эмма, как это произошло? Больше ничего? Ты хочешь сказать, что она пришла и ударила тебя просто так? — пыталась допытать меня собеседница, собирая пазл в своей голове. Она хотела обнять меня, но я отпрянула, словно от кипятка, едва уловив носом запах свежести, словно изнаночный запах чистоты белой рубашки, который ты можешь почувствовать находясь совсем близко к Даулинг. Прикасаться — значит любить и доверять. А я не чувствую ни к кому в этой школе ничего подобного, не считая Сола. Все остальные: и Фара, и Розалинда — мне чужие. — Я же тебе сказала, она ударила меня. Неужели вы не виделись? Я то думала, что я — последняя инстанция, а оказывается есть те, кто еще ниже по рейтингу, — усмехнувшись сказала я, понимая, что лекцию по рунам точно пропущу. Оно и к лучшему, ничего скучнее и бессмысленнее я не слышала. Мои слова произвели неоднозначный эффект. Я видела, что мать сморщилась, задумалась и ей стало неприятно. Хотя отчего она так удивляется? Серьезно, она заточила Розалинду на шестнадцать лет, а теперь надеется на романтический ужин при свечах? — Иди, — коротко сказала она, явно не собираясь делиться сокровенным. А мне и не хотелось слушать. Обернувшись, я решила выйти на улицу, чтобы подышать воздухом и не врываться посреди урока в кабинет, привлекая ненужное внимание к своей персоне. Толкнув массивную дубовую дверь я оказалась в промозглом дворе Алфеи. Пахло замерзающей грязью под ногами и пожухлой листвой. Школа была серой и невзрачной, но ощущение, что этот вид открывался лишь мне, не покидало меня. Ведь остальные студенты были в восторге от старинного особняка, в котором им приходилось учиться. — Удивительно, как ты похожа на мать, — запах табачного дыма ударил в нос. Табак, тыквенный пирог и последний свежий теплый дождь — вот, что я почувствовала за своей спиной. Обернувшись, я увидела девушку, которую пару дней назад пленила Фара. Бунтарь по натуре, наглая студентка и фея, неплохо контролирующая свою магию — вот как я могла бы описать девушку, стоящую рядом. Как же ее зовут? Имя крутилось на языке, но вспомнить его у меня не получалось. — Я Беатрикс, — протянув руку, твердо сказала она, делая очередную затяжку. — Угу, — кивнула я, не касаясь собеседницы. Я даже не достала заледеневшие руки из карманов. Знакомство с местной преступницей меня мало интересовало. Своих проблем хватало, приправлять это проблемной первокурсницей мне не требовалось. — Розалинда умолчала о наличии дочери, тем более о той, которая обладает Смертельным Холодом, — она усмехнулась, видя смесь непонимания, удивления и разыгравшегося интереса в моих глазах. — Что прости? Обладаю чем? — сейчас я ощущала себя совершенно глупой и необразованной, понятия не имея о чем рассказывает фея. Она рассмеялась громко, зловеще, напрягающе. Но на вопрос не ответила. Бросив окурок на пол и затушив его тонким каблуком, она развернулась и пошла прочь, сея в моей голове очередной поток вопросов, оставшихся без ответов.***
— Так и знала, что найду тебя здесь, — голос звучал спокойно, почти безразлично, но Розалинда слишком хорошо знала Фару, чтобы не понять, что внутри той сейчас буря, захватившая с головой. — Фара, — выдохнула Роуз. Было странно впервые за шестнадцать лет слышать ответы на свои монологи. Голос до боли знакомый, с такой родной хрипотцой, тот, который она слышала в своих мыслях и снах, сейчас исходил от женщины, которая так и не повернулась к ней лицом. — Школа с тобой стала жалкой, — Хейл прошла вдоль небольшого холма, где еще вчера сидела Эмма, любуясь видом. — Твои подопечные ничего не знают о подчинении и режиме, — усмехнулась Хейл. — Дочь, которая не ставит ни во что, не только тебя, но и всех окружающих, — небольшой оскал, не предвещающий ничего хорошего. — А девчонка с Огнем Дракона под боком даже не могла контролировать пламя над ладонью, пока я не показала ей, как нужно это делать, — Розалинда резко обернулась к Фаре, она стояла уже слишком близко, но эта близость не смущала никого из присутствующих. — Ты разочаровала меня, Даулинг. Каждое слово больно било Фару. Унижало, перечеркивало всё то, что было до. Обесценивало все, что делала женщина последние шестнадцать лет. Мнение Розалинды до сих пор оставалось для феи самым важным в жизни. Никчемной жизни, по рассказам Хейл. Даулинг смотрела на бывшую наставницу, чувствуя все то, что не должна была. Мысленно убивая себя за то, что не может заглушить свои чувства, она до крови вжала длинные ногти в ладони, стараясь не поддаваться слабостям. Ей нужно вновь принять решение. Самое гадкое и противоречивое. Шестнадцать лет назад она уже была на распятии двух путей. И что бы она не говорила, что бы себе не доказывала, Фара всегда знала, что чувство вины и ненависти к себе она ощущает не только из-за смерти невинных горожан. Фея ненавидела себя за то, что лишила свою жизнь любви. Эгоистично, жалко — да. Но это было правильно. По-крайней мере, так она говорила себе. — Ты не сможешь вновь заточить меня, — усмехнулась Роуз. Она казалась такой неприступной. Безразличной. Жестокой. Такой, какой и была шестнадцать лет назад. Но не для Фары. — Я знаю тебя, Даулинг. — И что, ты убьешь меня? — не боясь, смотря прямо в глаза, спросила директриса. Подойдя ближе, так, что горячее, живое дыхание обжигало Фару, терпкий запах календулы и лимона ударил в нос так, что от знакомого аромата женщина на несколько секунд прикрыла глаза, пытаясь удержать призрачный след. Первые несколько лет после заточения Розалинды, она спала в обнимку с её ночной рубашкой, брызгая на нее любимые духи заключенной безумной феи. Но со своими чувствами она ничего не могла сделать. — Мне нужна школа. Нужна дочь Джессики Сильвы, с Огнем Дракона внутри. Нужна наша дочь с её разрушающим Смертельным Холодом. Они показали тебе выступление с поклонением Сожженных? Слышала, что Эмма чуть не прикончила тебя там, — рассмеялась Розалинда, теша свое самолюбие. — И если ты отдашь мне всё о чем я прошу, не вмешиваясь, подчиняясь, то мне не придется. А так, уж извини, грядет война. Фара мотнула головой в знак отказа. Женщина четко помнила о договоренности между ней и Джессикой. Передать ей Эмму на воспитание, хоть это и было болезненно, разрушающе и несправедливо. Но это был единственный выход, способный научить девочку контролю и сдержать её силу. Хоть Эмма и возненавидела Фару за принятые решения. И если непринятие собственной дочерью было ценой за её безопасность и спасение, то Даулинг была готова заплатить. — Джессика затуманила голову твоей дочери самым разнообразным бредом, — начала Хейл, но Фара резко оборвала её речь. — Нашей дочери, Розалинда, — раздраженная женщина проговорила это слишком громко, для них, стоящих так близко, это прозвучало оглушающе. — Разницы нет. Она нас не воспринимает. Считая своей матерью Сильву, которая должна была ей служить. Это был её долг, написанный на роду. Приказ, который нельзя ослушаться. Огонь и Лед тянутся друг к другу сквозь века. И пожертвовав собственной дочерью, она воспитывала чужую. А глупая Эмма считает, что это было взаправду. По настоящему. Как думаешь, это разобьет девчонку настолько, чтобы она стала отличным солдатом? — Роуз видела, как слова бьют по женщине, но продолжала. — Ты стала отвратительной матерью, даже не могла представить, что это действительно случится с тобой. Тебя хватало лишь на жалкие переживания перед моим стазисом. Всё. Ты сама разрушила все. Она даже не вспомнит о тебе, если ты исчезнешь. Фара разгоралась внутри, словно лес, облитый бензином. Розалинда была той спичкой, которую сбросили на это безобразие. И сейчас внутри оставался лишь пепел. — Я не отдам тебе школу. И Эмму, — твердо, слова пронизанные переживаниями. — Вот видишь, даже сейчас, Алфея встала на первом месте, — рассмеялась Розалинда. — Мне не нужна Эмма, как таковая. Мне нужен солдат с её магией. И Огонь Дракона, который был создан, чтобы служить Льду внутри нашей дочери, — она намеренно выделила это слово, чтобы больно уколоть Даулинг. — Я не убью тебя, но ты почувствуешь то же, что ощущала я все эти годы, отнятые у меня.