Осталось три часа и двадцать три минуты.
Город сменился на лес, солнце все еще палит, но кондиционер прекрасно справляется со своей задачей. Но хочется опустить окно, позволить обжигающему ветру растрепать волосы, испортить прическу, а аромату леса пропитать весь салон, словно старые деревья шепчутся между собой печальными голосами: запах сосен, кипариса, влажной земли. -Ты не помнишь нас? - опять она задает этот вопрос, я замечаю, как Фару одергивает за край блузки Розалинда, но женщина упрямо продолжает прожигать меня взглядом. В глазах читается надежда и обреченность одновременно, как можно сочетать столь противоречащие чувства? Я не понимаю, почему она спрашивает это уже третий раз за несколько часов. Мой ответ не меняется.А вопрос начинает раздражать. Я не помню. -Нет, - моя речь превращается в односложные ответы. Прозвучало резко. -Как часто ты проводила время с Блум и Ривеном? - Джессика координально меняет тему, заставляя меня задуматься. -Каждые выходные, иногда по вторникам, мы учимся на разных факультетах, видеться чаще из ряда фантастики, - она задумалась. Все они задумались. Но мамочки могут быть спокойны, ведь я не сообщила, что порой, Питерс заваливается унылыми вечерами, вытаскивая меня на очередные попойки и выставки, Рив и вовсе прописался по ночам в моей комнате, а постельное белье пропитано табаком, мятой, морским воздухом и его телом, тяжелым дыханием и бесполезными разговорами. Пусть думают, что их примерные детки засыпают в девять, выпивая на ночь молоко с печеньем, а не очередной алкогольный коктейль. -Совершенно не похоже , ты не создаешь впечатление девочки, читающей учебники по вечерам, - как-будто обращаясь не ко мне, комментирует Розалинда. "Как же ты права, тетка. По вечерам я трахаюсь с твоим сыном, смотрю сериалы, закусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы не заорать от непонимания кто я, пью, словно отчаянная пьяница, улыбаюсь своей матери, скрывая, что совершенно ничего к ней не чувствую, давлюсь индейкой на ужин, а затем вылезаю в окно и иду гулять по ночному городу в компании друзей." - думаю, улыбаюсь, пожимаю плечами.***
- Кто им сказал? - голос из динамика звучал так громко, что собеседник с легкостью мог лишиться слуха, здравого рассудка и умения выражать свои мысли. Мужчина слушал, чувствовал, как внутри все упало и продолжал ногтем выцарапывать щель на деревянном столе, вгоняя себе в палец несколько заноз. -Они просто собрались и покинули Алфею, - быстро, четко, безразлично , вылетело из его рта, - Они найдут её, вопрос времени. Если раньше Бен боялся, страшился, переживал, сейчас ему стало наплевать. Он видел, к чему привели его действия. Животный страх, всегда был главным спутником Харви, в какой бы ситуации он не оказался. Будь то первый учебный день, когда он только поступил в Алфею, или день, когда они спустили заклятие на Астер Делл, а может быть день, когда он помог Валтору выкрасть Блум - всё это сопровождалось трусостью. Себастьян объявился на пороге оранжереи спустя несколько суток, после приезда Эммы в школу. Он знал к кому нужно идти, был в курсе, на кого необходимо надавить, понимал, что с Харви хватит несколько неаккуратно брошенных фраз, пары взглядов, один довод. Бен, хоть и казался безобидным, преданным дружбе и собственным принципам, на деле же сильно отличался от созданного образа. Он легко сделал выбор между своей семьей и чужой девчонкой, пусть та и была ребенком его подруги. Но какое ему дело до чужого дитя, когда есть двое своих, которых нужно защищать. Сначала все казалось безобидным. Ему нужно было вырастить запрещенное, редкое растение - омпалу. Листья которого, при контакте с кожей лишают человека магии. Если принять внутрь - эффект будет сохраняться дольше. Когда Андреас поранил Эмму, а Роз отправила ту, залечивать свои раны к Харви, женщина даже не предполагала, что это станет отправной точкой. Эмма, прикоснувшаяся к листьям омпалы, даже не поняла, что произошло, списав непривычные ощущения на слабость и усталость. Когда их поделили на пары, девушка не смогла призвать даже частичку энергии, её просто не было, магия была заблокирована. Способ нераспространенный, но действует даже лучше, чем антимагические наручники. Затем сама судьба благоволила Валтору, вгоняя Харви в еще больший долг и неудобное положение. Терра попадается Солярийской армии. Громкое освобождение преступника, где главная подозревая -его дочь. Его дочь и Эмма Даулинг, следы которой успешно подтерла Джессика. Новая сделка -новая цена. Как Хейл узнала, что там произошло, если зацепок не осталось? Почему не обвинила Терру, которая маячила по комнате, зная, что именно из-за нее все пошло наперекосяк. Хейл хватило несколько измененных Валтором фрагментов воспоминаний, чтобы убедиться, что дочь -идиотка, которая нарядилась в костюм супергероя и побежала спасать мир. В их воспоминаниях не было Терры, Музы, Ская, там была лишь Эмма. Валтор был убежден, что после этого девчонку : или запрут в темнице, или отправят в Первый Мир. Увы, Розалинда оказалась избирательнее, жестче, находчивее. У нее была своя цель. Вопреки слаженному плану Себастьяна, у Хейл из под носа сбегает Даулинг. А дочь остается в школе. Измученная, но живая и соображающая. Вновь приходится напомнить Бену о долге. Харви единственный, кого пропускают к Эмме обрабатывать травмы, нанесенные Розалиндой. Девчонка осознает, что лишилась магии, но сопоставляет в своей голове все так, что виноватой остается мать. Последний раз, Бену удалось нанести субстанцию перед их ужином, на который старые друзья, даже не позвали его. Скопившаяся магия вырывается разрушающим порывом, когда Розалинда покидает Алфею. Неконтролируемые эмоции, безнадежность, ощущение предательства. Срыв, истерика, но бабуля рассматривает внучку с другой стороны, как могущественную наследницу престола, а не избалованную девчонку, не знающую слова "подчинение". Это доставляет проблем Себастьяну, а значит и Бену. Валтор не любит когда намеченный план срывается, но любит смотреть, как мучают людей. Он пришел к Харви, чтобы поквитаться, уничтожить, растоптать, но здесь в оранжерею заходит Терра и прерывает их диалог. Увлеченная своей болтовней, она не замечает, как у отца выступила испарина на лбу, как бегают его глаза, как он нервно дергает ногой. Зато, она подает Себастьяну идею. Стереть память и отправить Эмму в Первый Мир. Харви, осведомленный, как действует сыворотка, которая отнимает память, создает нечто подобное. Он находит запрещенные на территории Иного Мира растения, перемалывает, сушит, совершенно не мучается от кричащих остатков совести. И выдает Валтору сигареты, одной затяжки хватит на то, чтобы стереть все, что было в этой светлой головушке. Обменять па мять девчонки на собственную свободу и безопасность? Разумеется, да. Эмма исчезла, сгинула, пропала. Харви было не интересно, что с ней. Мужчина ощутил, что выплатил все долги. И теперь мог спать спокойно. Он видел, как разрушается внутренний мир Фары; знал, что это подкосило Розалинду, больше , чем та показывает; как убило Джессику выстрелом в голову. Но Бена это не беспокоило. Был он, его дети, его семья. И они в безопасности. Играя роль сострадающего товарища, он всячески делает вид, что оказывает помощь, но ему искренне наплевать. Ему было неинтересно и противно, от того, что Даулинг, словно жижа растеклась и не может взять себя в руки, бегая, словно одержимая к нему за снотворным. До рвоты неприятно смотреть было на Розалинду, от стержня которой осталась лишь тонкая деревяшка, которая уже трещит изнутри. Плевать он хотел на Джессику, которая раздвинула ноги перед Валтором в пятнадцать, презирал он ее тогда, презирает и сегодня: обмякшая, потасканная, слишком громкая, эта женщина заставляет его каждый раз закатывать глаза, безмолвно выказывая раздражение. И сейчас, звонок Себастьяна сулил лишь очередные проблемы и поручения, от которых Харви просто по-человечески устал.***
Вечер медленно вступал в свои права, поглощая солнце за горизонтом. Четыре часа мучений оказались позади, разговоры постепенно стихли,а музыку сделали громче и доехали без психологических травм, обид и необратимых последствий. Дорога была тяжелой, выматывающей и хотелось просто тишины и лечь на песок, закрывая глаза. Я сидела на берегу, понимая, что даже море не приносит спокойствия и умиротворения. Закрывая глаза, ты хочешь укутаться в объятиях холодных волн, в раскаленном песке, соленой свежести. Но буря внутри никак не закончится, здесь слишком тихо, волны впиваются в берег у твоих ног, а ты стоишь, смотришь и не понимаешь, что за человек, смотрит на тебя в отражении морской глади. Ты словно призрак, а внутри тебя не костры, а замерзшие океаны. -Не похожа ты на счастливую, ни-чер-та, - её голос заставил меня вздрогнуть от неожиданности, она опустилась рядом, пачкая свое белое платье в мокром, прилипающем песке. -Вы тоже, - облокачиваясь сзади на руки, заглядывая в карие глаза, комментирую я, - Вы похожи на старый маяк, поблизости которого нет ни души, или на человека, внутри которого взрываются этажи, но на счастливую женщину - навряд ли. Она отводит глаза, перебирая сквозь пальцы влажный песок. Не смотрит на меня, но внимательно слушает, ловит каждое мое слово. -Почему ты сидишь здесь в одиночестве? -уточняет, прощупывает почву. -Слишком много незнакомых людей на один квадратный метр. Фара понимающе кивает, поджав нижнюю губу. -У меня есть дочь, - я за нее, разумеется , очень рада, но не совсем понимаю, к чему она это говорит, у мисс Даулинг так-то и сын имеется, - Я отвратительная мать. Минутка ненависти, самобичевания и я под боком. За-ме-ча-тель -но. Спасибо, на сеанс не записывалась, говорить не хочу, выслушивать тем более. Но сижу, всматриваюсь в золотые локоны, спадающие на ее плечи, переливающиеся под лучами закатного солнца. Как длинные пальцы перебирают найденную разбитую ракушку. Как она прикрывает глаза, готовая разреветься. И слушаю. -Моя дочь, человек, ходящий по грани. Каждый раз казалось вот-вот и она упадет, а я слишком далеко, чтобы подхватить, прикрыть, спасти. И в какой-то момент я перестала пытаться, - она набрала воздуха в легкие, а я пожелала о том, что рядом нет бутылки алкоголя и кого-нибудь еще, чтобы я могла незаметно ретироваться, - Мне казалось, что в этом нет смысла, что это бесполезно, привязанность обрывалась, а я позволила другой женщине заменить ей мать. И сейчас, моя дочь, даже не представляет, как это разрывает меня изнутри. -Из того, что вы рассказали, вы на самом деле паршивая мать, - я замялась, но врать и говорить о том, что это пустяки, было бы неправильно, впервые за этот диалог она посмотрела на меня, кивая, соглашаясь с моими словами, в ее глазах не было ничего кроме боли, - Но даже такую,бракованную, она все равно вас любит, - оттряхивая ладони, я понимала, что сейчас самое время покинуть пляж, оставить женщину наедине со своими мысли, в надежде, что та не решит утопиться в океане, или что хуже пойти за мной следом, продолжая изливать свою душу.***
-Что это за восьмое чудо света? - спросила Хейл выходя из ванной, у сидящей на краю кровати Даулинг. -Познакомься, милая, это твоя дочь, - Фара еще раз бросила неодобряющий взгляд на тело, лежащее на чужой кровати, - Это вдребезги пьяное нечто, даже не заметило, что комната не её, ворвалась, бубнила что-то себе под нос, в меня чуть не полетел ее кроссовок, а остатки виски теперь пропитывают деревянные половицы, - женщина устало обвела взглядом комнату. Она вымотана, истощена, расстроена. Даулинг раздражает тупик, в который они уткнулись , ни единой догадки, ни одной толковой теории и дочь, которая если не крушит все магией на своем пути, то не помнит их и пьет, словно в нее вселилось двадцать алкоголиков. -Питерс в том же состоянии? - уточняет Хейл, - Их не было часа полтора от силы, где можно так напиться? -Блум сдалась еще на лестнице, Ривен уснул во дворе, Эмма самая стойкая, не хватило двух комнат. Эта женщина совсем ее не контролирует! - Даулинг возмущена, ее раздражает безалаберность и вседозволенность, присущая этому дому. -Я тоже скучаю по ней. Не по пустой оболочке от дочери, а по ней настоящей. Невыносимой, дерзкой, противостоящей, - коротко,искренне, обнажающе, - Как она умудрилась вляпаться в это? - Она смотрит в ресницы спящей дочери, словно львица, охраняющая детеныша. Смотря на это безвольное, неподчиняющееся тело, обе женщины думали лишь о том, как им выбираться из этого дерьма.