Яблоко от яблони, или Цансэ-саньжэнь сломала юность Лань Цижэня

Двадцатилетний Цзян Фэнмянь не был гордостью клана и самым праведным юношей поколения. Он был единственным сыном в семье, никому не должен был доказывать, что чего-то достоин, и просто старался не позорить орден и жить по совести. Несмотря на это, гостя в ордене Гусу Лань в рамках обмена опытом, под влиянием своего слуги Вэй Чанцзэ он застрял в таверне в Гусу до самой ночи, где очень хорошо развлекся, но, к сожалению, опоздал к отбою. У Вэй Чанцзэ не было даже клана, чтобы быть гордостью, а до звания праведного юноши ему было как до Луны и обратно. Покойная мать перед смертью сказала ему: «Ты, сынок, больше молчи, за умного сойдешь, проблем избежишь». Вэй Чанцзэ ее слова воспринял серьезно и действительно большую часть своего существования держал язык за зубами. Поэтому люди считали его воспитанным, умным и скромным юношей. Однако Вэй Чанцзэ был человеком со странностями, и когда он открывал рот, они все вылезали наружу, и только Цзян Фэнмянь знал истинный характер Вэй Чанцзэ. Итак, эти два юноши в замешательстве пялились на закрытые ворота Облачных Глубин, будто не ожидали такого исхода. — Может, через стену перелезем? — предложил Вэй Чанцзэ. Цзян Фэнмянь поглядел на него, как глядят на несмышленого щенка, бегающего за своим хвостом, и покачал головой. — Пойдем лучше на реку, утром уже придем. — Лань Цижэнь опять будет отчитывать и трясти бородой. Каждый раз не могу смотреть ни на что, кроме нее, и думать о том, как же мне хочется ее сбрить. Да только смелости не хватит. Трус я у тебя, Фэнмянь-сюн. Когда Вэй Чанцзэ все-таки открывал рот, закрыть его становилось очень сложно от того, что ему приходилось долго молчать, и все его мысли, которые он копил и откладывал внутри, прорывались фонтаном наружу без фильтра. — Дурак, молчи лучше, у тебя это так хорошо получается, — сказал Цзян Фэнмянь снисходительно. — Нельзя Лань Цижэня обижать, в будущем он может учить моих детей. Да и твоих тоже. Вэй Чанцзэ махнул рукой и замолчал. Они отправились вниз с горы на реку. На берегу Цзян Фэнмянь различил в темноте здоровую лягушку и побежал за ней, чтобы устроить ночной перекус, пока Вэй Чанцзэ собирал палки для костра. Цзян Фэнмянь так увлекся охотой на лягушку, что совсем о нем забыл. В один момент ему в голову прилетел камешек, и он обернулся. Вэй Чанцзэ сделал ему знак не орать и подозвал ближе к огромным кустам, растущим у воды. Оба пригнулись и уставились сквозь ветки на воду. Голая женщина омывалась в свете луны, наслаждаясь одиночеством. Ее черные волосы и белая кожа сливались в гармонии как инь и ян, будоража юношеское сознание. Она была хороша словно сон. Молодые люди затаили дыхание, когда она, словно лебедь, вышла из воды, сияя обнаженной красотой. На берегу она достала из мешка, висящего на дереве, белые одежды, пергамент, меч, затем наклеила талисман себе на грудь, но он плохо держался, и она переклеила его на спину, затем облачилась в белые одежды, и в одно мгновение женственная фигура красотки стала мужественной благодаря иллюзии талисмана. Однако лицо красотки осталось таким же прекрасным и круглым, и, посмотревшись в отражение на воде, женщина недовольно покачала головой. Затем она вытащила меч, бесстрашно срезала прядь волос и наклеила ее на подбородок. Вэй Чанцзэ не удержался и хрюкнул. В руках мертвецки бледного Цзян Фэнмяня квакнула лягушка. Когда женщина развела костер и уселась в воинственную позу, чтобы казаться настоящим мужчиной, Вэй Чанцзэ вытолкал Цзян Фэнмяня из кустов, отряхнул его, чтобы господин прилично выглядел после утомительной охоты на лягушку, и знаками показал свой гениальный план. Цзян Фэнмянь все еще был в шоке, поэтому не воспринял весь масштаб его гениальности. Они бесслышно ушли в лес, затем повернули обратно, и Вэй Чанцзэ громко сказал: — Луна сегодня прекрасна, правда, Фэнмянь-сюн? Цзян Фэнмянь запоздало спохватился, едва успевая за ним: — Невероятно прекрасна! Уверенным шагом они вышли на берег, и красотка обратила на них внимание, лукаво улыбнувшись. — Молодые господа вышли полюбоваться луной? Или опоздали в Облачные Глубины? — Этот молодой господин весьма наблюдателен, — ответил Вэй Чанцзэ с оскалом. — Мы сделали и то, и другое! А вы? — Я разделяю вашу судьбу, молодые господа, — ответила женщина с накладной бородой и указала на костер. — Присаживайтесь, погрейтесь. Вижу, у вас есть еда. Поделитесь со мной в обмен на место у костра? Она перевела взгляд на лягушку в руках Цзян Фэнмяня. — Мы наловим вам целый пруд лягушек за место у вашего костра, — выдал Вэй Чанцзэ, сияя. Цзян Фэнмянь пнул его локтем, напоминая, что план был притвориться, что они ничего видели. — Можно узнать, кто вы и откуда? — Я Цансэ…цзюнь, — ответила женщина с накладной бородой. — Бродячий заклинатель, ученик Баошань-саньжэнь. Пришел в Гусу Лань постигать мудрость. Они обменялись незначительными любезностями, стали жарить лягушку на вертеле и болтать о том о сем. — Вы невероятно умны, Цансэ-цзюнь, — подметил Цзян Фэнмянь после того, как женщина с накладной бородой победила Вэй Чанцзэ в поединке остроумности. — И очень красивы. — Да, очень, — согласился Вэй Чанцзэ. — Если бы не ваша борода, я бы спутал вас с прекрасной девой. «Цансэ-цзюнь» махнул рукой. — Именно потому, что я так красив, я и отрастил эту бороду. Не могу больше разбивать сердца дамам своей притягательной наружностью. — А знаете, кто еще отрастил бороду, чтобы выглядеть мужественнее? — хохотнул Вэй Чанцзэ. — Лань Цижэнь, — вставил Цзян Фэнмянь. — Да что вы? — узумился «Цансэ-цзюнь». — Неужели без бороды он тоже неописуемо красив? — Я не видел, — сказал Вэй Чанцзэ. — Но говорят несколько лет тому, когда не было у него бороды еще, Вэнь Жохань приезжал сюда и дразнил бедного Жэня, называя его молодой госпожой Лань, и просил его руки. В шутку, конечно, но обидно бы было даже мне. Старина Жэнь чуть на стену не лез, говорят, ушел в уединение, а вернулся уже с бородой. — Ты меня заинтриговал, Вэй Чанцзэ, — захохотал «Цансэ-цзюнь». — Теперь так хочется поглядеть на его лицо без бороды! — Если вы это сделаете, я буду вашим рабом. Будь вы и вправду девой, я бы женился на вас. В глазах женщины с бородой промелькнули искры озорства. — Будь я и вправду девой, думаете, мое сердце так легко завоевать? Я для вас бороду, а вы для меня что? Цзян Фэнмянь все это время молчал, потому что был вежливым и мягким, но чрезмерное внимание, которое получал его товарищ от горячей красотки, начинало его покусывать. — Я поймал лягушку, — вставил он, пока Вэй Чанцзэ думал. — Я отдаю ее вам, хотя у нас больше нет еды. — Лягушка! Ха! — посмеялся Вэй Чанцзэ. — Я бы выдрал свое сердце ради того, чтобы накормить любимую женщину. Цзян Фэнмянь был слишком мягким, чтобы ненавидеть лучшего друга за то, что он был умнее и наглее и поэтому нравился девушкам больше. Цзян Фэнмянь же просто начал медленно принимать поражение. В тот день два лучших друга и самый праведный юноша поколения, хотите верьте, хотите нет, влюбились в одну горячую красотку. — Как называется ваш меч? — Меч Горячего Красавца, а ваш? — Я назвал его Вэй Чанцзэ. У меня очень плохая память и мне все кажется, что однажды я забуду даже свое имя, поэтому вот оно, пусть на мече хоть будет написано. Цзян Фэнмянь внимательно глядел на сияющее восторгом, изумленное лицо женщины. Она замерла всего на секунду, не отрывая искрящегося взгляда от Вэй Чанцзэ, а потом разразилась заливистым смехом. И Цзян Фэнмянь понял, что ему никогда не победить.