•••
Комната была пуста, только на одной из стен виднелась выгравированная шкала, показывающая глубину. Само помещение представляло собой резервуар для воды и напоминало осушенный бассейн среднего размера. Чуя был прикован к стене. Оба его запястья, обмотанные проволокой с толстыми шипами, не давали упасть на пол, впиваясь в руки, словно звериные пасти. Ноги едва касались пола. Одежда с верхней части тела была снята, обнажив кровавые пулевые отверстия. В два самых глубоких из них, на груди и животе, были вбиты колья, через которые попадал электрический ток и уходил через колючую проволоку на запястьях. По металлическим прутам с потолка прошел новый разряд. Чуя вскрикнул от боли. Несмотря на то, что обычно такие вещи, как физические удары или выстрелы, не представляли опасности для Чуи, электричество контролировать он не мог. — Я... убью тебя... — слабо проговорил Накахара, глядя в камеру напротив него. Ток снова прошил его тело, и он издал низкий рык, словно пойманный зверь. N следил за ситуацией из комнаты наблюдения. В ней было около тридцати исследователей. Все ходили от стола к столу, сравнивая результаты и показатели. — Чуя-кун, тебе больно? — N заговорил, приблизив лицо к громкоговорителю. Чуя ничего не ответил и никак не отреагировал. — Мне очень жаль. Хотелось бы, чтобы был другой способ, — равнодушно проговорил он. — Но у нас нет выбора. N взглянул в сторону, чтобы убедиться в числовых показателях, и продолжил: — Чуя-кун, прямо сейчас твою формулу личности занимает Арахабаки. Нам потребовалось приложить невероятное количество сил, чтобы создать нечто подобное. К сожалению, прошло слишком много времени, и нам уже не удастся восстановить над тобой утраченный контроль. Таким образом, мы приходим к этому. После сказанного N отключил связь и обратился к исследователю рядом с собой: — Какой эффект от инъекции? — Для видимой реакции необходимо еще около двух минут. — Сделать еще одну дозу в 20 мл, — проинструктировал N. Оборудование сразу же пришло в движение. Прозрачная жидкость потекла по одной из четырех белых трубок, вставленных в спину Чуи. Его глаза широко распахнулись, и он издал крик, полный агонии, как будто его внутренние органы были вывернуты наизнанку. Профессор снова включил внешнюю связь и обратился к нему: — Чуя-кун, мы уважаем твою волю, как и Арахабаки уважает ее. Пока у тебя есть твердая воля, Арахабаки не может быть отделен от тебя, так же, как и ты не можешь быть захвачен им. N повернул одну из ручек на панели дистанционного управления. Сильный электрический разряд прошел по цепям и кольям, проникая в открытые раны Чуи. Он взвыл от сильнейшей боли. Его тело содрогалось и изгибалось, и от этого колючая проволока, сковывающая его запястья, лишь сильнее вонзалась в кожу. — Я собираюсь заставить тебя добровольно отказаться от Арахабаки, прежде чем он попытается захватить твое сознание. Поверь, последствия могут быть ужасающими: подчинив твою волю, демон не только прийдет в буйство — демоном станешь ты. Утратишь все, что когда-либо делало тебя человеком, без шанса вернуть назад. Все, что от тебя требуется — это произнести несколько цифр, своеобразный код контроля, который сбросит запечатывающую формулу, понимаешь? После этого мы сможем получить доступ к твоей способности. Таким образом ты избавишься от своей агонии. От боли... и даже от той бесконечной тьмы, которая преследовала тебя все эти годы. Бесконечная тьма... Это были первые слова, на которые Чуя отреагировал. Если до этого он не реагировал ни на что, сказанное ему, теперь же он слабо наклонил голову. N тут же заметил это и громко произнес шесть цифр. — Я хочу, чтобы ты просто сказал этот код. Ничего сложного. — …ший мне тем… лость... — губы Чуи начали двигаться автоматически, он говорил про себя, и слов не было слышно. Лекарства давали эффект: его взгляд был расфокусирован, он не осознавал, что говорит. N слегка улыбнулся, заметив, что Накахара что-то бормочет. — Отлично. Чуя продолжил. На этот раз его голос звучал громче, и как только до профессора донесся обрывок фразы, улыбка пропала с его лица. — ...не стоило... меня… Слова тяжело повисли в пространстве. Все замерли. N скривился, глядя на экран монитора. В его выражении появилось сочетание гнева и страха. Не отрывая глаз от видеозаписи, он дал распоряжение своему подчиненному: — Увеличить напряжение. — Но... — Выполнять! Через металл снова пустили сильный электрический разряд. Бесформенная змея молнии пронзила истерзанное тело, поражая внутренние органы, нервы и мышцы. Чуя испустил крик боли. Сердцебиение. Это был очень громкий звук, как будто бьют в огромный барабан прямо возле уха. Еще один электрический разряд. Все тело прошивает судорогой. Чуе казалось, что каждый его кровеносный сосуд разорван на куски, что каждая оставшаяся капля жидкости в его теле кипит. Эта боль давно превысила предел, который мог бы вынести обычный человек. Его способность управлять гравитацией не исчезла, но он её больше не контролировал. Возможно, все дело в яде, который ему постоянно вводили через трубку в спине. Это был не просто яд, скорее какие-то химические вещества, с невероятной скоростью уничтожающие тело. Конечности онемели, в голове был туман. Он не мог сказать, происходит ли все это на самом деле или только в его воображении. «Интересно, как долго я смогу это терпеть?» Внезапно прямо у себя над ухом Чуя услышал голос. — Зачем же терпеть? Он пораженно обернулся, увидев призрачного Ширасэ. — Умри и искупи свою вину перед Овцами. И тут Чуя осознал, что находится в окружении мальчиков и девочек из Овец. Они холодно смотрели на Чую. — Чуя, ты ведь всегда говорил, что будешь выполнять свои обязанности, как единственный обладатель способности, верно? Это было ложью? — Разве ты не должен был защищать нас? Разве мы не помогли тебе, когда ты чуть не умер от голода? Прекратите это. Тело Чуи скрутило, он попытался закрыть уши, но обе его руки были связаны. — Что ты за король такой, если потерпел столько неудач? — Чуя, ты просто... Тело снова содрогнулось от невероятной боли. Иллюзия исчезла. Остался только израненный Чуя, окруженный тишиной. Обессилившая фигура вспыхивает алым светом. N с ужасом наблюдает, как алое сияние охватывает окровавленные руки, а затем переползает на все тело. Чуя поднимает голову и улыбается камеру. Зло. Безумно. Предвкушающе. Цепи спадают с тонких запястий, и он медленно поднимается на ноги. Пол покрывается сетью уродливых трещин. Накахара чувствует, как бурлящая опасная сила вливается в вены и растекается, словно раскаленный метал. Алые узоры древнего проклятия появляются на коже и кровоточат. Когда они достигают лица, глаза Чуи становятся белыми и непроницаемыми. Тихое рычание перерастает в безумный, жуткий смех, сотрясающий помещение. Раздается взрыв, и куски разрушенных стен разлетаются во все стороны. Стекла комнаты наблюдения покрываются паутиной трещин, а потом взрываются, осыпая все мелкими осколками.•••
— Мы успеем, Дазай-сан. — спокойным голосом говорит Хироцу, разгоняясь до максимальной скорости. Они выехали не так давно, но уже преодолели достаточное расстояние. С того момента, как выяснилось, что Чуя пропал, прошло около семи часов, и все это время было потрачено на установление точного местоположения лаборатории. В конечном итоге она оказалась скрыта в сельской местности под землей, и вход в нее, судя по всему, был расположен в небольшом амбаре на окраине пустыря. После разговора с Кое Осаму сразу позвонил Анго, и тот, проглатывая ругательства, принялся за работу, ругая себя за то, что не предупредил об опасности раньше. — Ты же понимаешь, что теперь это наделает много шума и даже если Чую удастся спасти, его продолжат искать? — спросил тогда Сакагучи, пересылая Дазаю локацию и план здания. — Мы уедем сразу, как только будет возможность. Главное опередить военных и покинуть то место, прежде чем они прибудут. — ответил ему Осаму. Сейчас, вспоминая их разговор, Дазай думает о том, что опередить нужно не военных, не сумасшедшего исследователя и не Отдел по делам одаренных. Опередить нужно Чую. Потому что если он активирует Порчу, то шансы на его спасение кардинально уменьшатся.•••
— Уничтожить документы! Отключить все источники энергии, кроме шестого пути эвакуации! N раздавал инструкции каждому отделу через устройство связи, которое находилось в небольшом защищенном помещении, напоминающем прихожую. Одновременно с этим он распутывал связку длинных проводов и цепей, которые вели к лифту и запасному выходу. В этот момент входную дверь выбило, и она пролетела возле самого кончика носа N, пробивая стену. — Ну что за прекрасный отец убегает от собственного сына! У входа стоял Чуя. По его телу струились алые линии, складывающиеся в кровоточащие узоры. Его голос приобрел нечеловеческий тембр. — Хгх... — N выронил тросы, которые держал в руках и стал пятиться назад. — К чему ты тут готовишься? К смерти? — П... подожди! У меня не было выбора! Мне пришлось! Это было частью работы! Я бы не заставил тебя страдать без причины! У ног Чуи лежала одна из цепей, которую ещё минуту назад держал в руках N, пытаясь с ней что-то сделать. Чуя поднял её и осмотрел конец: толстые провода проходили через внутреннюю часть цепи и на конце исчезали в металлическом колышке. Это был тот самый электро-кол, которым не так давно пытали Чую. — Эта штука была у меня в животе. Честно говоря, было довольно больно, и я чувствую, что хочу дать тебе ту же боль, усиленную в сто раз! — Подожди... то, что ты собираешься сделать... это ошибка...! — профессор делает рывок, но его ноги словно придавливает к земле огромной силой. — Не смей убегать! — голос, что исходил от Чуи, был полон гнева. Чуя смотрит в расширенные от ужаса глаза N, тело которого поднимется в воздух. Профессор почти физически ощущает жуткую, темную, давящую ауру, исходящую от существа напротив него. То, что он видел сейчас перед собой, больше не было Накахарой Чуей. Его рука ломается одновременно в нескольких местах, острые кости вспарывают мясо и уродливо торчат из кожи. Исследователь воет от адской боли. Рыжий холодно наблюдает, как тело бьется о стены. Слушает крики, бросает его, словно тряпичную куклу, продолжая терзать даже тогда, когда профессор уже мертв. Сломанное тело падает на землю, и Накахара даже не смотрит на него, переступая изуродованный труп. Пустой взгляд устремлен в коридор, по которому, спасаясь, бегут остальные работники. Ему мало, слишком мало. Демон внутри жаждет крови. Крушить, уничтожать, разрушать. Стереть с лица земли это проклятое место. Разум окутывает безумная ярость. Маленькие черные гравитоны начинают формироваться в ладонях, переливаясь холодным блеском. Чуя, не глядя, бросает маленький сгусток в убегающую толпу исследователей, попадая точно в цель. Гравитоны поражают сразу десять человек, проходя навылет и оставляя в их телах огромные зияющие дыры. Военные в ужасе кидаются врассыпную к выходу, сбивая друг друга с ног, отчаянно ища спасения. Дверь перед ними захлопывается, а в коридоре неожиданно взрываются все лампы. Чуе не нужен свет, чтобы видеть их. Монстр внутри прекрасно чует запах страха и свежей крови. Под ногами скользко и грязно. Накахара наступает на чье-то еще стонущее тело, безжалостно ломая ребра. Он даже не замечает этого. Арматура, лежащие на полу инструменты и осколки стекла окрашиваются алым и мгновенно взмывают в воздух. Чуя бросает их в обезумевшую от страха толпу, наслаждаясь дикими криками. Всюду царит хаос. Тела, застывшие в предсмертной агонии, оказываются проткнуты насквозь и пригвождены к полу. Лицо Чуи озаряет хищный оскал. Кровь капает с уголков губ, стекая по шее, впитываясь в грязную одежду. Стены трясутся, по потолку проходит огромный раскол. В следующую секунду раздается взрыв, и помещение вспыхивает подобно спичке. Накахара с невероятной силой отталкивается от пола и пролетает сквозь обломки, словно пушечное ядро. Он движется вверх, ярусы лаборатории рушатся перед ним один за другим, пока, наконец, Чуя не пробивает землю, застывая в небе.•••
В какой-то момент слышится оглушающий грохот, и небо озаряет алая вспышка, заставляя зажмуриться. Машина останавливается. В километре от них расползается густое облако пыли, и глаза Дазая расширяются, когда в нем он видит небольшую фигуру. — Дазай-сан, кажется, это- — Быстрее, Хироцу! Автомобиль сходит с трассы, направляясь в сторону Чуи, но не успевают они преодолеть и половины расстояния, как в нескольких десятках метрах приземляется гравитон, от чего машину заносит в бок, и она едва не переворачивается. — Встань в безопасно место и жди. Как только все закончится, я донесу Чую, и ты отвезешь нас в Агентство. — проговорил Дазай, покидая салон. Хироцу обернулся, с тревогой посмотрев на него. — Это опасно, Дазай-сан! Вам понадобится пом- Новый взрыв заглушил конец фразы, и Осаму едва не потерял равновесие от того, насколько сильно сотряслась земля под ногами. — Нам нужна машина, чтобы уехать отсюда. Я справляюсь, немедленно уезжай! — Дазай захлопнул дверь, провожая взглядом удаляющийся автомобиль. Теперь они остались одни. Осаму идет быстрым шагом в сторону парящей фигуры. По мере того, как он приближается, грудь сжимается все сильнее, на лбу выступает холодный пот, конечности будто немеют, и в этот момент Дазай понимает — ему страшно. Ему страшно за Чую. Потому что то, что он видит перед собой это- Дьявольский, леденящий душу смех сотрясает воздух. Кровавые слезы стекают по бледной коже, кровь с уголков губ капает на смятую траву, рыжие волосы словно колышет невидимый ветер. Они напоминают живой огонь. Дазай срывается на бег. Ухмылка Чуи перерастает в безумие, на его ладони формируется переливающийся шар. Он взмахивает рукой, и в этот момент от сильнейшего напряжения кости смещаются, деформируя его конечность. Гравитон устремляется в огромную воронку, оставшуюся от лаборатории, и спустя секунду обе его руки безвольно повисают по бокам. С обожженной и разорванной кожи капает кровь. Прежде чем шар достигает цели, вокруг Накахары разгорается черное пламя. Его тело сгибается пополам в приступе смеха, и он падает на землю, заливая её собственной кровью. Но даже с искалеченными руками рыжий встает. Даже когда его тело распадается на части, он делает шаг вперед. В воздухе вокруг него формируются маленькие неустойчивые черные шары, границы которых дрожат. Чуя истекает кровью, как будто его тело пронзают десятки лезвий. — Чуя! — Дазай тщетно пытается поймать его, попутно уворачиваясь от летящего гравитона, но когда Чуя поворачивается, черное пламя ударяет Осаму в грудь. Этого недостаточно, чтобы сжечь плоть, но достаточно, чтобы дыхание перехватило и ноги подкосились. Он падает на землю, отлетая на нескольких метров, в то время как Накахара поворачивается обратно к обломкам, задыхаясь собственной кровью. — Остановись! Чувствуя, как гудят собственные кости, Дазай поднимается и добирается до Чуи, обхватывая руками окровавленное тело в тот момент, когда его снова обжигает с чудовищной силой. Он активирует способность, но она не действует. Чуя пытается вырваться из хватки, темно–красное пламя атакует Дазая со всей своей яростью. Осаму давится собственной кровью, тело сводит судорогами, но он не отпускает, концентрируя свою энергию и продолжая активировать способность. Ему больно держаться за Чую. Кожа горит в тех местах, где они соприкасаются. Небо заливают голубо-красные вспышки. Они, словно в яростном бою, сплетаются между собой, подавляя друг друга до тех пор, пока голубые ленты не окутывают тело Чуи, и одна из них не закрепляется на его шее. Тело рыжего обмякает, красные отметины потухают и становятся черными, но не исчезают с его кожи. — Вот так, осторожно. — Дазай задыхается, его зрение затуманивается от боли, и они оба падают на землю. Он смотрит несколько секунд на чужую окровавленную шею с слегка переливающейся голубой полоской на ней. «Что это, черт возьми, такое?» — последнее, что проносится в голове перед тем, как веки наливаются свинцом, и он теряет сознание.•••
Дазай просыпается от ноющей боли, охватывающей все тело. Дышать сложно, в горле пересохло, а глаза неприятно слезятся. Он опускает взгляд, замечая перебинтованные ладони и рассматривая корсет, сдавливающий ребра. Дверь в палату щелкает, и через пару секунд рядом с ним появляется Йосано. — С пробуждением, — говорит она, приподнимая спинку кровати. Прежде чем Осаму успевает что-то сказать, девушка протягивает ему стакан с трубочкой и придерживает, пока он медленно пьет. — Тебе не следует болтать сейчас. Состояние все ещё тяжелое, так что засыпай. — Где Чуя? — Дазай хрипит, вопрос дается ему с явным трудом. Йосано садится рядом, принимаясь менять бинты на руках. — В соседней палате. — её голос звучит устало и немного надломленно. — Как ты себя чувствуешь? Акико знакома с Дазаем с первого дня, как Огай притащил его в порт. Несмотря на то, что она презирает все, связанное с мафией, между ними с Осаму всегда царило понимание. Возможно, ненависть к Мори их объединяла. Когда Фукудзава забрал девушку в агентство, они не поддерживали связь намеренно, но если случайно встречались, всегда в глубине души были рады друг другу. — Неважно, как я себя чувствую, — пальцы Дазая дрогнули. — Скажи мне, как он? Акико отводит взгляд, когда думает над ответом. Она не сталкивалась с таким прежде, никто не сталкивался, но она читала о чем-то отдаленно напоминающем. Девушка была уверена, что Дазай спросит, но в этом случае её знания ничтожно малы, как и способность объяснить, но все же... — Он... жив. — она не может сказать больше ничего, что могло бы облегчить ситуацию. Дазай не отвечает, только устремляет холодный взгляд, требующий объяснения. Йосано ещё раз вздыхает из-за отсутствия слов. — Я вылечила все травмы, но на его теле остались отметины… судя по всему, он слился с Арахабаки или что-то вроде того, — девушка делает неопределенный жест рукой в воздухе, продолжая говорить. — Он не начнет буйствовать до тех пор, пока его сдерживает твоя способность, но и вместе с этим вряд ли проснется. — интонация указывает на то, что это все, что она может сказать, и Дазай уже собирается задать свой вопрос, как его опережают. — Кстати о твоей способности, как ты это сделал? Я никогда не видела от тебя чего-то подобного. Осаму рассматривает потолок, задумываясь над тем, как это получилось, и понимает, что сам не знает ответ. — Возможно, я направил очень много энергии… — Это невероятно, — встречаясь с непонимающим взглядом карих глаз, Йосано поясняет. — Твоя штука не дала Чуе погибнуть. До сих пор не дает. — девушка недолго обдумывает что-то и добавляет. — Ты, черт возьми, остановил слетевшего с катушек Бога. Дазай не отвечает ей. Ему нечего ответить, потому что Чуя не спасен. Если внешне Арахабаки спокоен, то внутри он, должно быть, продолжает буйствовать, и в таком случае страшно представить, что сейчас испытывает Накахара. — Что нам с этим делать? Акико сразу понимает, о чем спрашивает Осаму. Она поднимает взгляд, встретившись с пустыми карими глазами. — Дазай… мне очень жаль. Если бы хотя бы знала- — Не стóит, Йосано. Ты и так сделала достаточно… спасибо. Я смогу увидеть его вечером? Акико не могла видеть этого человека в таком состоянии. Осаму никогда не показывает свои истинные чувства и эмоции, но сейчас, казалось, все маски, что у него были, треснули. — Я предупрежу, чтобы тебе помогли дойти. Получив кивок, Йосано молча покинула комнату, и тяжелый вздох вырвался из груди, как только дверь закрылась. Подняв глаза, она встретилась взглядом с директором, появление которого даже не заметила. — Как он? — поинтересовался Юкичи, сложив руки за спину. Глядя на уставшее и поникшее лицо девушки, он уже знал ответ. — Проснулся… могу я пойти, Фукудзава-сан? — Конечно, — мужчина кивает, и когда Йосано проходит мимо, он останавливает её, положив руку на плечо. — Не нужно ни в чем себя винить, ты сделала все, что могла. — Я не виню, просто… — Акико вздохнула, пытаясь подобрать слова. — не могу его видеть таким. — она подняла глаза, посмотрев на мужчину. — Если вы можете, пожалуйста, помогите им. — Обещаю сделать все, что в моих силах. Он убрал руку, позволяя пройти, и, когда девушка скрылась в коридоре, вернулся в свой кабинет, набирая давно знакомый номер. — Здравствуй, Джеймс.•••
Дазай сидел около кровати, устроив голову у Чуи на животе и прикрыв глаза. В дверь тихо постучали, и через пару секунд на пороге появился Фукудзава. Шатен выпрямился, поморщившись от боли. — Дазай-кун, тебе стоит лечь. Твои раны заживут быстрее, если не будешь их напрягать. — Не волнуйтесь об этом. Я в порядке, — безэмоционально ответил Осаму, махнув забинтованной рукой. Мужчина прикрыл дверь, проходя в палату и усаживаясь в кресло. — Хотел обсудить с тобой кое-что. Дазай кивнул, устремляя на него выжидающий взгляд. — Я знаю одного эспера, который, возможно, сможет помочь. Его зовут Питер Джеймс,* способность — «За сумеречным порогом». Этот человек может видеть и исцелять души людей. Он стар, живет в Англии, поэтому организовать его приезд было довольно проблематично… Я отправил за ним Ацуши и Куникиду, они прибудут через три дня. За это время нужно будет перевезти Чую-куна в больницу. Озаки-сан сказала, что возьмет этот вопрос под свой контроль. Шатен скептически выгнул бровь. — И этот человек просто согласился помочь? — Скажем так, — Юкичи сделал неопределенный жест рукой. — Когда-то я тоже помог ему, и сейчас он готов отплатить мне тем же. Джеймс не из тех, кто стал бы торговаться, но даже в таком случае я был бы готов согласиться на его условия. Дазай пристально смотрел на него некоторое время, после чего с едва заметным недоверием спросил: — Почему вы помогаете, Фукудзава-сан? Мужчина грустно улыбнулся. — Знаешь, был один человек, которым я очень дорожил, — Дазай молчал, но в его глазах мелькнула тень удивления. — В какой-то момент мы поругались из-за глупости и перестали общаться… Я скучал по нему. — Юкичи хмыкнул. — Не думал, что когда-нибудь в этом признаюсь. Не так давно мы возобновили общение, все шло хорошо, и я впервые за много лет снова почувствовал себя счастливым… А потом он погиб. — Осаму встретился с взглядом серых глаз, и ему стало не по себе от того, сколько невысказанной боли в них было. — Я каждый день ругаю себя за свою гордость, жалею о том, как много времени упустил, и я… просто хочу, чтобы вы оба были счастливы, Дазай. Мне прекрасно видно, как вы смотрите друг на друга — я заметил это ещё тогда, когда мы собирались для обсуждения плана по устранению Гильдии. — щеки Дазая слегка порозовели. Он всегда думал, что отлично скрывает свои чувства. — Ты уже терял дорогого тебе человека и не заслуживаешь переживать это снова. Никогда не заслуживал. — Юкичи посмотрел на растерянного Осаму. Он впервые видел его таким. — Вот почему я тебе помогаю. — …Спасибо, — Дазай прочистил горло, устремив взгляд на спящего Чую. — Значит, через три дня.•••
На следующий день Чую действительно перевезли в больницу Портовой мафии. Осаму все время был рядом, поэтому никто не осмеливался комментировать или задавать вопросы относительно вида больного — черные узоры на лице и теле выглядели жутко, и единственное, что могли себе позволить медработники, это с опаской глянуть на них, прежде чем приступить к выполнению своих обязанностей. Врачами было установлено, что Чуя находится в состоянии глубокой комы, поэтому его определили в палату интенсивной терапии. Травмы Дазая тоже держали под наблюдением: многочисленные ожоги высокой степени, ушибы и растяжения обрабатывали по несколько раз в день, и к тому времени, как должна была состояться встреча, он уже мог передвигаться без посторонней помощи. От одного вида бессознательного Чуи с десятком подключенных проводов и приборов грудь болезненно сжималась, но, несмотря на это, Дазай почти на постоянной основе находился рядом с ним. Три дня пролетели быстро.•••
Раздался стук. В палату вошел Фукудзава и мужчина лет шестидесяти. Судя по одежде — поклонник английской моды и традиций: деловой кашемировый костюм-двойка в неброскую клетку, белая рубашка с галстуком, темно-коричневые туфли — все это придавало ему особую привлекательность и солидность. У него было хорошо сложенное тело среднего роста, короткие, слегка вьющиеся темные волосы с проглядывающейся сединой, светлая кожа с едва заметными морщинами. На первый взгляд он кажется мнительным аристократом, однако теплый взгляд его глубоких темных глаз выдавал в нем по-настоящему доброго человека. — Здравствуй, Дазай-кун. Питер Джеймс — эспер о котором я тебе рассказывал, — Юкичи перевел взгляд на стоящего рядом мужчину. — Джеймс, это Осаму Дазай. Мужчина дружелюбно улыбнулся и протянул руку. — Рад знакомству, Дазай. Осаму ответил на рукопожатие и кивнул. — Взаимно, мистер Джеймс. Спасибо, что приехали. — Прошу, оставь эти формальности! Можешь называть меня по фамилии, этого вполне достаточно. Дазай сам не заметил, как расслабился — от мужчины исходила очень светлая энергия, его непринужденная манера речи, мягкие черты лица — все это словно притягивало и располагало к нему, лишая взаимодействие любого напряжения. Из мыслей его вернул голос Фукудзавы. — В таком случае я вас оставлю. Нам не стóит терять время, верно? Осаму кивает, и когда дверь за Юкичи закрывается, Джеймс оставляет в кресле небольшой кожаный портфель и подходит к кровати, на которой лежит Чуя. Мужчина немного хмурится, глядя на него, но его голос остается спокойным. — Ты знаешь, как с этим работать? — он заинтересованно проводит пальцем по переливающейся ленте на Чуиной шее. — Расстегни, пожалуйста, верхнюю часть сорочки, чтобы его грудь была открыта. Дазай становится по другую сторону кровати, аккуратно отодвигая покрывало и неспешно начиная расстегивать пуговицы, параллельно размышляя над ответом. Он знает, что в любом случае не сделает Чуе больно, но все равно действует с осторожностью. — Я не знаю, но чувствую. — он понимает, как неопределенно это звучит, и уже готовится к новому вопросу, но следующая фраза вызывает у него удивление. — В таком случае, знаешь. Твоя способность намного более многогранна, чем ты думаешь, и тебе ещё многое предстоит изучить. — На как вы- Мужчина поднимает взгляд. На его лице играет легкая улыбка. — Ты забыл, что я вижу души людей? Способность — часть твоей души. Что ж, это имеет смысл. — Расскажите мне, что случилось с Чуей? — Дазай переводит взгляд на рыжего, касаясь темного узора на его коже. — Благодаря твердой воле Чуя мог держать контроль над способностью, не давая Арахабаки вырваться. Однако, когда человек энергетически или физически истощен, захватить его тело и поработить сознание не составляет труда… это, собственно, и произошло. Если раньше Арахабаки занимал половину его души, был его частью, то сейчас он пустил свои корни глубоко внутрь, заняв её полностью. — мужчина кладет руку Чуе на сердце — в ту область, где скопление темных узоров больше, чем на любом другом участке тела, и под его ладонью появляется еле-заметное золотое свечение. — Это первый в своем роде случай, но я попытаюсь извлечь Арахабаки из той части его души, которая раньше была от него свободна. Они уже единый организм, и мне не удастся избавиться от него полностью, но вернуть то, как было изначально, стоит попробовать. Свечение становится ярче, и в следующую секунду из под руки мужчины одна за другой начинают появляться тонкие золотые ленты. Каждая из них струится в воздухе, медленно кружится по комнате до тех пор, пока все они не соединяются вокруг Чуиной кровати, заключая её в сверкающий круг — своеобразное поле, отделяющее стоящих внутри него от остальной части палаты. Когда лент становится пять, их движение прекращается, и все резко замирает. Так проходит чуть больше пяти минут. — Вы точно знаете, что делать? — скептический вопрос Дазая прерывает тишину. Он встречается с мягким взглядом черных глаз, в которых читается уверенность, но в противовес этому мужчина со спокойствием отвечает: — О, совсем нет. Я знаю только теорию... вроде как. Слова Джеймса заставляют нервничать ещё больше, и у Осаму замирает сердце, когда он наблюдает за тем, как рука мужчины ныряет в грудь Чуи, не проливая ни капли крови и не повреждая кожу. В это же мгновение вокруг них вспыхивает черно-алое пламя, распространиться которому не дают пять золотых лент.•••
Когда глаза Чуи открываются, он словно плывет среди бесформенной тьмы. Его зрение затуманилось от пелены крови, которая обернулась темным пламенем, пожирающим его и то, что он видит среди всего это… — Ты снова борешься. Это раздражает. Он сам? Размытая фигура, которая выглядит так же, как он, но с кроваво-красными узорами, тянущимися по коже, и белыми бездушными глазами, смотрящими прямо на него. — Почему бы тебе просто не сдаться? Ухмылка фигуры злая, безумная, она растягивается все сильнее, и Чуя чувствует, как начинает болеть лицо, но не может остановиться. Это отражение, но оно не отражает Чую. Вместо этого, кажется, у тени есть свой собственный разум, собственное тело — тело, свободное от боли, в то время как Чуя тонет в ней. Он не может говорить, когда кровь заливает его легкие и горло. Не может говорить, когда его скручивает от боли, а кости будто ломаются при малейшем движении. Здесь холодно и жарко. Он дрожит и потеет, и все это слишком... — Я — это ты. Другой Чуя направляет густую тьму, которая впитывается в тело Чуи, словно тысяча ножей, пронзающих его кожу со всех сторон. Фигура наклоняет голову, пустые глаза с весельем смотрят на Чую. — Та часть тебя, которая не пытается бороться. «Это больно!» Рука обхватывает щеку Чуи, и символы, переливающиеся на чужой ладони, проникают в его душу, превращая её в пепел. Красные отметины оживают черным пламенем, когда руки фигуры опускаются и сжимают шею Чуи, поднимая его в воздух. Безумный смех обрывается, когда блеклый золотой луч проходит по темному и холодному лицу. На мгновение фигура замирает, и в этот момент Накахара пытается схватить чужое запястье. — Нет, ты этого не сделаешь. — другой Чуя рычит, пальцы сильнее сжимаются на горле, а ухмылка превращается во что-то более дикое. Чуя не может дышать, не может бороться с этим, его власть над телом и разумом ослабевает, и он чувствует, как жизнь в нем медленно угасает. Но он должен продолжать, даже если его борьба бессмысленна. Даже если это заранее проигранная битва, он не может сдаться. Пока в его душе есть хоть искра воли, Чуя будет пытаться. Он дотягивается до запястий, пальцы впиваются в руки, удерживающие его подвешенным в воздухе. Чуя борется и сопротивляется, и этого недостаточно, но внезапно из темноты появляется золотая лента, плотно обвиваясь вокруг руки фигуры. Она ярко сияет в окружающей их тьме, и черный дым начинает покидать тело Чуи в тех местах, где она соприкасается с чужой бледной кожей. — Ты этого не хочешь! Другой Чуя шипит, когда еще одна лента обвивает вторую руку, и в следующую секунду из этой же руки Накахары начинают валить клубы дыма, пока она не очищается полностью. — Ты же не хочешь быть слабым! — Убирайся!!! На теле фигуры появляется все больше и больше порезов. Пять золотых лент оттягивают его от Чуи, впиваясь в разрывая на части, в то время как густой дым покидает тело Накахары. Истекая черной кровью, другой Чуя кричит в агонии. Накахара обессилено падает на колени, когда темное облако дыма рассеивается. В этот же момент его глаза широко распахиваются, а изо рта вырывается немой крик. Теперь каждая линия и каждый порез отражаются на коже Чуи. «Больно!» На этот раз они оба — отражение друг друга. «Это больно!» На этот раз они чувствуют боль друг друга, как будто они одно целое. «Это очень больно!!!» Есть только кровь, боль и одно последнее желание, чтобы все закончилось.•••
— Что с ним? — спрашивает Осаму, дрожащими пальцами перебирая рыжие волосы. Кожа Чуи теперь чистая, на ней нет символов древнего проклятия, и он выглядит точно так же, каким Дазай его привык видеть, когда тот спит: невозмутимый, блаженно спокойный. Не зная о мире вокруг него, его глаза и его душа глубоко во сне. Он жив, но... его здесь нет. Не совсем. Его тело продолжает дышать, его сердце продолжает биться, но то, что делает человека тем, кем он есть, молчит. Как будто он полностью исчез. — Он больше не находится в физической опасности, если это то, о чем ты беспокоишься… поэтому можешь снять её, — говорит Джеймс, указывая на переливающуюся ленту на Чуиной шее. В глазах Дазая виднеется небольшое облегчение. — Тогда когда он проснется? — Осаму спрашивает, пытаясь сохранить ровный тон голоса, однако... — Я не знаю. — Джеймс смотрит на Осаму, на отчаяние, которое он так старается скрыть за маской гнева и недоверия, и мужчина не может сказать ему ничего, что позволило хотя бы немного успокоиться, не может дать надежду на будущее, которое, возможно, никогда не сбудется. И от этого у него самого тянет в груди. Дазай громко выдыхает, его челюсть напрягается. — Он вообще проснется? — Это никому неизвестно… но я думаю, он это сделает, — добавляет мужчина после секунды молчания, переводя взгляд на Чую. Глаза Дазая сужаются с намеком на недоверие. — Вы думаете? — Я сделал все, что мог, Дазай. — Джеймс говорит спокойно, не обращая внимание на обвинительный тон. — Остальное зависит от Чуи. Тело, разум и душа Чуи — все застыло в состоянии на краю жизни, в шаге от смерти. Было нелегко очистить его человеческую часть души, в которую проник Арахабаки. Это нужно было сделать не только тщательно, но и чрезвычайно точно. Оставить слишком много — и он снова распространится, разрывая тело изнутри. Отделить больше, чем необходимо, забрать ту часть, что делает Чую тем, кем он есть — и он умрет. Джеймс видел, что происходило, когда он отделял Арахабаки. Он видел, как две силы — божественная и человеческая, столкнулись. Как одна, вцепившись в другую, не хотела уступать, как другая продолжала противостоять и... как ни одна из них не выиграла. Вместо того, чтобы лицезреть триумф ненависти и хаоса или победу воли и духа, Джеймс стал свидетелем того, как все внутри Чуи замолчало. Оба участника жестокой битвы были повержены. Обычно, независимо от состояния, в котором находится человек, душа остается зеркалом его жизненной силы. Например, когда он спит и душа спокойна, она напоминает нежные волны среди морской глади. Если же снится кошмар — походит на бушующий шторм. Это всегда что-то, но в случае с Чуей... Он молчит. Ни одной ряби на поверхности его души. Ничего.