Помнить тебя

      Через три дня после начала путешествия Долохов и Соня прибыли в имение Долохова Верховское. Когда они проезжали по деревне, встречные мужики и бабы кланялись, видимо, узнав сидящего в экипаже барина. На Соню смотрели с большим любопытством. Известие о женитьбе барина и о том, что он привезет жену с собой, уже дошли до них. Соня с большим интересом оглядывала сначала поля, мимо которых они проезжали, потом деревню и, наконец, барский дом, окруженный со всех сторон садом и оградой. Дом был поменьше, чем в Лысых горах, такой же двухэтажный, каменный, с двумя пристроенными сбоку поместительными деревянными и оштукатуренными флигелями. Выглядел он очень хорошо – Соня вспомнила, как её муж рассказывал, что прошлой осенью завершил ремонт дома. А вот сад казался запущенным, разбитые перед домом клумбы заросли сорняками, кусты были неровными, со множеством старых и больных веток, несколько деревьев в саду повалились и лежали неубранными.       Дом ей в целом понравился. Но если снаружи он был уже отделан полностью, то внутри было серёдка наполовину. Хорошо выглядели только несколько комнат вроде спальни, столовой, кабинета, библиотеки да нескольких комнат для гостей. В других было ещё запущенно: мебель стояла старая, иногда поломанная, окна плохо вычищены, шторы выцвели, постельные принадлежности на кроватях были тоже старыми и затхлыми. Чувствовалось, что в этих комнатах царило двадцатилетнее запустение. Долохов наскоро провел жену по дому, познакомил с прислугой и провёл её в их общую спальню. Эта комната была чистой и опрятной.       – Я не стал выделять для тебя отдельную спальню, – сказал ей Долохов. – Я знаю, что в нашем обществе вроде как полагается иметь отдельные спальни для мужа и жены, но мне не нравится этот обычай. Я хочу всё время спать с тобой в одной постели, благо она у меня широкая.       Постель действительно была широкая, на ней свободно могли поместиться даже не два, а три человека.       – Мне не надо отдельной спальни, я тоже буду очень рада постоянно спать с тобой, – отвечала Соня мужу.       Фёдор поцеловал её и подвел к боковой двери, отворил и показал ещё одну комнату.       – Вместо отдельной спальни я велел обустроить для тебя гардеробную. Тут будет храниться твоя одежда, тут ты можешь переодеваться и причёсываться, заниматься какими-то своими делами. Но спать каждую ночь изволь со мной, – прибавил он шутливо-угрожающим тоном.       Соня обняла его и засмеялась:       – Слушаю и повинуюсь, мой господин.       За ужином они продолжали неспешный разговор о том, что предстоит сделать по дому и имению. Соня сказала, что с завтрашнего дня начнет с экономкой обходить ещё не отделанные комнаты и составлять список того, что надо приобрести или переделать.       – Подожди немного, - отвечал Фёдор, – я хотел завтра провезти тебя по всем угодьям моего поместья и всё показать. Утром, после завтрака прикажу заложить коляску.       – Хорошо, – не стала спорить и настаивать Соня, хотя ей и не терпелось вступить в роль хозяйки дома. – Давай завтра поедем. Но потом я все равно должна сделать обход и посмотреть, как привести в порядок те комнаты, где обстановка давно не менялась. А потом надо навести порядок в кладовой, посмотреть, какие припасы есть, а каких не хватает. И в саду мне хотелось бы устроить цветники, а то они заросли и цветов совсем не видать.       Долохов засмеялся:       – Какая хозяйственная мне попалась жёнушка! Я не прогадал, женившись на тебе.       Соня улыбнулась в ответ, принимаясь за десерт:       – Да я практически тем же самым занималась в Лысых Горах. Графиня Марья во время беременности чувствовала себя плохо, а потом была занята ребёнком, вышиванием, беседами со странниками и чтением душеполезных книжек. Так что роль хозяйки приходилось исполнять мне. А завтра ты сам будешь править лошадьми или кучер? – спросила она.       Долохов ответил:       – Сам справлюсь. Это не долгая дорога, как сюда, в имение, так что устать я не успею.       – Можно тогда кое-о-чём тебя попросить? – спросила Соня.       – Попроси, кошечка, всё, что в моих силах, для тебя сделаю, – со значением произнёс Долохов.       Соня помолчала, а потом выпалила:       – Я хочу научиться править экипажем. Научишь меня?       Долохов пожал плечами.       – Да, конечно. Это не так-то просто, но ты у меня умница и быстро научишься. За один урок, конечно, всех премудростей не освоишь, но у нас много времени впереди.       – Спасибо, я очень рада. Мне давно хотелось научиться, но не у кого было, – радостно улыбнулась Соня.       – А ты не хочешь научиться ездить верхом? – внезапно спросил Фёдор.       – Я умею ездить верхом, и даже очень хорошо, – ответила Соня. – Только у меня амазонки нет. Была когда-то давно, но стала такой старой, что я её выбросила. А о новой для меня никто не озаботился, сам понимаешь.       – Амазонку мы тебе сошьём, когда поедем в Эн-ск заказывать твой новый гардероб, – сказал Фёдор. – Но я имею в виду верховую езду не дамским способом, когда ездят на боку, а по-мужски.       Соня посмотрела на него в недоумении.       – Такой способ считается скандальным для дам нашего сословия. Да и для того, чтобы так ездить, нужно одеть мужские штаны, а не юбку, – сказала она.       Долохов улыбнулся.       – Штаны я тебе могу одолжить и мои, у меня их достаточно. Оденешь мой редингот [1], волосы заберёшь под мужскую шляпу и будешь кататься вместе со мной. Обещаю, что здесь, в нашем имении, ты не встретишь строгих блюстителей приличий, которые бы осудили тебя. А если и встретишь, то мы просто пошлем их к чёрту. Это наша земля, и мы можем вести себя на ней как угодно. Ну как, согласна?       Соня покачала головой.       – Мысль заманчивая, но я должна подумать. Не могу так сразу решиться. А почему тебе не нравится дамский способ верховой езды?       Долохов помрачнел.       – Он неестественный и слишком опасный. Мою сестру Аню в возрасте двенадцати лет стали учить ездить на лошади. Она неплохо осваивала дамскую посадку и езду, но однажды лошадь закапризничала под ней и встала на дыбы. Сестра упала и сильно ушибла спину. Доктор даже говорил, что у неё какое-то повреждение позвоночника. Полгода она провела в постели, потом всё-таки встала, но именно после этого спина у неё искривилась и начал расти горб. Она не родилась с этим изъяном.       – Понимаю, – тихо сказала Соня в ответ на этот грустный рассказ. – Я подумаю над твоим предложением.       После ужина Долохов попросил Соню сыграть и спеть ему под гитару. Эту гитару когда-то давно купили Наташе, когда она вздумала учиться играть на этом инструменте. Но её увлечение быстро прошло, и она полностью отдала гитару Соне. Поэтому Соня посчитала себя вправе взять гитару с собой из Лысых Гор. Соня принесла инструмент, они устроились в гостиной, и Соня начала петь. Она спела несколько романсов, в том числе и тот, которому выучилась у цыган. Долохов слушал, сидя в кресле напротив и глядя на поющую Соню мечтательным взглядом.       – Я бы мог слушать тебя вечно. Ты великолепно играешь, и голос у тебя хороший. Конечно, таким со сцены в опере не поют, но все равно звучит чудесно, – сказал он, когда Соня закончила. И спросил, – Будешь играть и петь здесь по вечерам?       – Конечно, и с радостью, – отвечала Соня. – Для меня музыка всегда была огромным удовольствием. Единственное, о чем я жалела, покидая Лысые Горы, это о том, что нельзя взять сюда фортепиано или клавикорды. А в твоём доме, к сожалению, этих инструментов нет.       Долохов ничего не ответил ей, но мысленно сделал заметку себе.       – Будем в Петербурге, я обязательно привезу к нам цыган. Жаль, что поехать к ним ты не можешь, это был бы скандал. Но я знаю несколько хороших певцов и певиц, которых можно пригласить на дом. Послушаем их песни. Если понравятся какие, можешь их разучить и потом петь.       Соня сказала:       – Думаю, что мне ещё немало их песен понравятся. К сожалению, ноты на цыганскую музыку никто не издает, так что я рада буду послушать их песни и записать слова. А вот мелодию я запоминаю с первого раза, у меня очень хороший музыкальный слух. И песни цыган имеют успех. Помнишь, я пела цыганский романс на музыкальном вечере Жюли Друбецкой. Тогда все были в восторге от него.       – И от тебя тоже. Ты была прекрасна, когда пела этот романс. Так же прекрасна, как на маскараде, когда вырядилась словно восточная райская гурия. И в том, и в другом случае мне до безумия хотелось взвалить тебя на плечо, как какому-то дикарю, утащить с собой и любить тебя до потери сознания, – рассмеялся Фёдор.       После импровизированного концерта они отправились спать. Соня прошла в свою гардеробную, где её уже поджидала молодая девушка, которую экономка выбрала для Сони и посоветовала молодой хозяйке взять её в горничные, рекомендуя как расторопную и старательную. Соня разделась и распустила волосы с помощью горничной, надела ночную сорочку и босиком по ковру отправилась в их общую супружескую спальню. Когда она открыла дверь, её глазам предстала потрясающая картина – на широкой кровати лежал Фёдор в чем мать родила. Руки он закинул и подложил под голову, а его обнажённый член уже напрягся и мощно восстал.       – Так как я хочу научить тебя кататься верхом по-мужски, то предлагаю тебе попрактиковаться в верховой езде заранее, – многозначительно произнёс он и скомандовал, – иди-ка ко мне, моя прелесть.       Соня с улыбкой подошла к постели, взобралась на неё и села перед мужем на колени.       – Мне очень интересно знать, как ты добился подобного результата без меня, – лукаво спросила она, кивая на пришедшую в боевую готовность интимную часть его тела.       Фёдор подмигнул ей.       – «Всё, что может рука твоя делать, по силам, делай». Это в Библии у Екклесиаста сказано. А кто мы такие, простые грешники, чтобы не следовать Священному писанию?       Соня покатилась от смеха.       – А теперь ночную сорочку долой, – продолжал командовать Фёдор. Соня подчинилась и сбросила ночную сорочку, оставшись такой же обнажённой, как и он.       – Ты уже мокрая? – спросил он.       Соня уже начала влажнеть от вида обнажённого мужа и предвкушения нового наслаждения, но пока недостаточно. Она дотронулась до своей промежности и ответила:       – Не совсем.       – Что-то я сегодня разленился, кошечка, – вальяжно произнёс Фёдор. – Давай-ка основную работу сегодня выполнишь ты. Поласкай себя сама.       – О, – невинно моргая глазами, сказала Соня. – Ты и меня хочешь приобщить к Священному Писанию? – И повторила цитату Фёдора. – «Всё, что может рука твоя делать, по силам, делай».       – Давай, давай, не ленись, – так же вальяжно сказал муж, не вынимая рук из-под головы.       Соня приподнялась на коленях, раздвинула ноги и начала сама себя возбуждать, двигая пальцами так, как это делал с ней Фёдор. Вскоре она повлажнела, а грудь её напряглась. Увидев, что она уже готова, муж скомандовал:       – А теперь оседлай меня и скачи, как на жеребце.       Соня ещё не очень понимала, что она должна делать, и спросила:       – Как?       – Да очень просто. Давай покажу, – ответил муж.       Следуя его указаниям Соня постепенно села на жезл Фёдора, полностью вместив в себя его плоть. Её охватило чувство чудесной наполненности, а Фёдор ощутил себя словно в горячих влажных ножнах. Когда Соня начала движения, она почувствовала, что эта новая для неё поза очень нравилась ей – теперь она сама, по своему желанию, могла установить темп их соединения. Фёдор помогал ей двигаться, обхватив своими сильными руками её округлые бёдра. Вскоре Соня достигла экстаза и упала на него со стоном. Фёдор несколько раз рванул её на себя и тоже присоединился к ней в ослепительном наслаждении. Некоторое время расслабленная Соня лежала на таком же расслабленном муже, продолжая чувствовать его внутри. Потом Фёдор звонко шлепнул её по попке и снял с себя. Какое-то время они просто лежали рядом, обмениваясь сонными и нежными поцелуями, потом заснули, крепко прижавшись друг к другу.       Глубокой ночью Фёдор снова разбудил жену, чтобы заняться с ней любовью. В полусне она протестовала, но не слишком активно.       – Я же спать хочу, – бормотала она, не открывая глаз.       – Спи сколько угодно, – отвечал он, ложась на неё сверху и вводя член в её тело. Она закрыла глаза, пытаясь задремать и пассивно позволяя мужу любить себя, но не двигалась сама. Однако, когда движения его жезла в глубинах её тела стали быстрее, Соня поняла, что продолжать спать она не может. Она обвила бёдра Фёдора своими ногами, скрестив их на пояснице, и начала двигать бёдрами в такт его движений. Они снова кончили вместе и потом провалились в сон.       Утром Соня проснулась от нежных поцелуев мужа в уголок её рта. Когда она открыла глаза, он прошептал:       – Доброе утро, кошечка.       – Доброе утро, – отвечала она сонно, такая милая, тёплая и растрёпанная.       Фёдор поцеловал её долгим поцелуем, проникая языком в её рот. Соня начала отвечать ему с просыпающимся желанием. Когда поцелуй закончился, муж спросил ее:       – Как ты чувствуешь себя сегодня, сладкая? На этот раз я не повредил тебе?       Соня прислушалась к себе и даже провела пальчиком по промежности       – Мне ничуть не больно.       – Вот видишь, я же говорил, что ты привыкнешь. Кажется, ты уже и начинаешь привыкать, – вкрадчиво продолжал Фёдор, поглаживая своей рукой её шелковистую промежность.       – У меня хороший и осторожный учитель, – назидательно произнесла Соня.       – Я стараюсь. Мне ещё много чему хочется тебя научить.       – Есть что-то ещё? – спросила Соня.       Фёдор снова поцеловал её:       – Конечно, много ещё чего есть. Только давай не всё сразу. Я буду учить тебя медленно и постепенно, пока ты не станешь самой опытной и умелой любовницей на свете. А теперь, если уж у тебя всё в порядке, давай я ещё разок хорошенько трахну тебя.       Соня рассмеялась и обняла его. Они снова занялись любовью, медленно и неспешно, и Фёдор опять довел её до оргазма дважды, прежде чем кончить самому.       Утром после завтрака они сели в поданный экипаж, и Долохов повез её осматривать имение. Они проехали по деревне, потом выехали в поля, и муж подробно рассказывал Соне, где что посажено и какой урожай ожидается. Потом они подъехали к неширокой, но быстрой речушке, на берегу которой стояла старая мельница, где вовсю кипел ремонт. Часть мастеров занималась восстановлением самой мельницы, другая часть ремонтировала запруду на реке. На обратном пути Долохов вручил Соне вожжи и дал несколько первых уроков вождения экипажа. Когда он решил, что на сегодня уроков хватит, он повернул лошадь, снова провез Соню по деревне, высадил у небольшой церквушки и познакомил с местным священником. Потом они снова сели в коляску и поехали в усадьбу. Недалеко от главных ворот находилось конное хозяйство Долохова. Там они тоже вышли, и Соня осмотрела загон, где паслись несколько лошадей, а также захотела пройти в конюшню и посмотреть остальных. В конюшне было чисто и светло, она была совсем новой. Лошади в стойлах зафыркали при их появлении и высунули морды из стойл, чтобы посмотреть, кто пришёл.       – Какие они милые, – с улыбкой сказала Соня, оглядывая красивых и сильных созданий.       – Да, – подтвердил Долохов. – Все они хорошей породы, стоят немалых денег, но и доход от них ожидается неплохой.       Когда они выходили из конюшни, Соня заметила вдалеке какое-то покосившееся строение типа сарая.       – А это что? – спросила она.       – Старая сыроварня дяди, – ответил муж. – До неё пока руки не доходят, но скоро я и ей займусь. В деревне ещё остались мастера, которые молодыми работали там при дяде и много чего понимают в этом деле. А кроме восстановления сыроварни, ещё нужно будет прикупить хороших молочных коров для изготовления сыров. Пастись им будет здесь хорошо, луга и травы тут чудесные.       На следующий день Соня вместе с экономкой стала обходить дом. Она внимательно осматривала помещение за помещением и записывала, что нужно сделать в каждой комнате. Где почистить окна как следует, где ремонтировать или выбросить покосившиеся стулья или стол с обломанной ножкой, где сменить занавески и тюфяки на кроватях, убрать разбитую люстру и заменить её новой, где сменить обивку кресел и диванов. Список получился внушительный, и Соня решила, что всё выбрасывать и покупать новое будет слишком дорого. Какую-то часть работ можно выполнить прямо в имении. Например, сшить новые пологи для кроватей или занавески, отремонтировать мебель, которая ещё была в приличном состоянии. Она поговорила с мужем, и он обещал найти и прислать хорошего столяра. А за шитьё Соня решила усадить горничных. Приказчик поехал в Эн-ск и через пару дней привез закупленные там отделочные ткани. На следующий день Соня усадила горничных в девичьей за шитьё. Работа закипела, и Соня с удовольствием видела, как медленно, но неуклонно дом преображается изнутри. Что касается Долохова, то он тоже был занят своими делами и постоянно ездил то в поля посмотреть, как идет сев яровых, то на конский двор, то проверить работу мастеров, восстанавливающих мельницу. На домашние дела в старом запущенном доме времени у него никогда не хватало, но Соня теперь всё взяла в свои умелые руки.       Она быстро наладила контакт с горничными, которые прислуживали в усадьбе. Видя, что новая барыня не белоручка и не лентяйка, а имеет опыт хозяйствования и управления слугами в большом доме, они признали её авторитет. И теперь Долохов часто с улыбкой наблюдал, как то одна, то другая служанка прибегали за советом к молодой госпоже.       – Барыня, я вот начала чистить бархатные шторы, как вы сказали, в угловой комнате, а они возьми и оборвись. Я не виновата, ей Богу, они все такие старые и ветхие, а тяжёлые. Кажись, их снова уже не повесишь, а новых для той комнаты пока нет, – тараторила одна служанка, и Соня торопливо шла разбираться, что делать с окаянными шторами: выкинуть сразу или всё-таки ещё можно как-то повесить на время, пока новые не сшиты.       – Барыня, а вот в диванной у кресла обивка на боку треснула… а вот в спальне, что на первом этаже, одеяло шерстяное моль проела… а вот не знаю, что с тюфяком делать – он ещё хорош, да с одной стороны отсырел и плесень появилась, может, отчистить как-то или выкинуть совсем… – эти и другие вопросы сыпались на Соню от горничных со всех сторон. И она ходила разбираться, решать, указывать и рекомендовать. Завела себе ещё один список, куда записывала, что они должны будут приобрести нового из домашней обстановки вместо окончательно пришедшего в негодность домашнего хлама в Эн-ске, куда осенью обещал поехать с ней муж.       Одновременно с хлопотами по дому Соня решила заняться и садом. Полностью благоустроить его ей, конечно, не удастся в этом году, но хотя бы лужайку перед домом она приведёт в божеский вид. Познакомившись с садовником имения, Соня быстро поняла, что он человек леноватый и с хитрецой. У Долохова не доходили руки до сада, и потому и сам садовник, и приставленные к нему помощники из числа дворни делали всё спустя рукава. Соня решила это прекратить и сказала садовнику, что следить за садом надо лучше, а для начала очистить клумбы от сорняков, потом обрезать от старых веток и привести в аккуратный вид кусты перед домом. А также расчистить садовые дорожки от листвы и убрать все упавшие деревья. Садовник что-то начал плести про лень помощников, про «неспособную» для работы погоду. Соня быстро прервала его и сказала холодным тоном, что если ему работа не по силам, то она не будет держать его в своём доме. Садовник был не нанятый, как у Ростовых в Лысых Горах, а из местных мужиков. Он давно уже не жил в деревне, а жил с семьёй при господском доме, где жизнь была намного легче деревенской. Пользуясь тем, что у много лет у господ руки до сада не доходили, он свою работу исполнял через пень колоду и сильно запустил сад. Но, поглядев в глаза молодой барыне, увидел там железную решимость и испугался перспективы вернуться в деревню. Ему совсем не хотелось снова тащить тяжёлую крестьянскую лямку, от которой уже отвык, проживая в господской усадьбе. Однако он попытался найти ещё отговорку:       – Барыня, да у нас весь садовый струмент старый да ржавый. Сколько лет уже нового не покупали, работать на нём невозможно.       Соня молчала и только пронизывала садовника ледяным взглядом. Долохов, который тоже присутствовал при том разговоре «для моральной поддержки», как он выразился, уже хотел вмешаться и как следует словесно вломить лентяю. Но заметил, что его вмешательство совершенно не нужно. Жена прекрасно справлялась сама. Под её взором садовник словно съежился и начал неловко переминаться с ноги на ногу. Наконец, Соня смилостивилась над его замешательством. Холодным бархатным голосом, с самым непроницаемым выражением лица она заявила:       – Ты, друг любезный, не финти. Думаешь, что если я барыня, то в твоих делах разбираться поленюсь или побрезгую? Только я, знаешь ли, не гордая. Вот завтра я прогуляюсь до помещения, где весь твой «струмент» хранится, и покопаюсь там хорошенько. Если всё так, как ты сказал, то от некоторых работ можно отказаться. Но если ты говоришь неправду…       Она не закончила фразу, только продолжала смотреть на него в упор. Под её пристальным взглядом садовник как-то съёжился и забормотал, что, пожалуй, кое-что исправное найдется, хотя большинство инструментов все же худые, но если барыня хочет, то все будет сделано…       – Отлично, – тем же холодным тоном с бархатными нотками сказала ему Соня. – Иди, работай и старайся получше. Завтра я все проверю.       Когда садовник ушёл, Долохов, который следил за этим разговором, прислонившись широким плечом к дверному косяку и сложив руки на груди, одобрительно сказал:       - А у тебя получается командовать! Помнишь, ты как-то в Лысых Горах говорила мне, что командовать в каком-то мирном деле у тебя получится. Теперь признаю, что ты тогда не бросала слов на ветер.       Соня засмеялась:       – Тут только надо выработать несколько приёмов. Вот я, например, специально не закончила фразу, когда сказала «если ты говоришь неправду…». Твои слуги меня ещё не знают и не знают, чего от меня ожидать и насколько строгой хозяйкой я могу для них быть. Если бы я прямо чем-то пригрозила, то не на всякого угрозы действуют. Кто-то побоев особо не боится, кому-то нестрашно быть выгнанным, кто-то думает, что у барыньки душа хлипкая и свои угрозы она не осуществит. А если они не знают наверняка, что я могу с ними сделать, для того я и не закончила фразу, то будут гадать, что такого может мне взбрести в голову. И будут стараться, чтоб на всякий случай не вызвать мой гнев. А то кто эту новую барыню знает, что она там придумает в качестве наказания. Пускай чешут в затылке и предполагают самое страшное. Неизвестность всегда пугает больше, чем прямые угрозы.       – Когда ты с садовником разговаривала, у меня было чувство, что я присутствую на аудиенции у императрицы Екатерины Великой, которая отчитывает нерадивого канцлера. Ты просто мать-командирша! – улыбнулся муж.       Соня самым забавным образом вытращила глаза, как это иногда делали нижние чины перед офицерами, отдала честь и, имитируя низкий мужской голос, произнесла:       – Рад-стараться-ваш-благородь!       Долохов рассмеялся – уж больно похоже и удачно она изобразила туповатого, но старательного солдафона.       Тактика Сони подействовала. Уже на следующий день садовник вовсю работал сам и гонял дворовых, приставленных к нему помощниками. Пока помощники сгребали прошлогоднюю листву, выдёргивали сорняки и копали землю под новые посадки цветов, Соня указывала, какие кусты надо обрезать в первую очередь, а также выясняла, какое количество семян цветов и каких именно цветов имеется в наличии. Одновременно она обещала садовнику, что обязательно закупит и привезёт в имение новые лопаты, мотыги и другой садовый инструмент вместо старого, ржавого и поломанного, когда они поедут ближе к осени в губернский город Эн-ск.       Через пару дней за ужином Соня, которая уже провела полную ревизию сада, подробно говорила мужу, какие работы она запланировала в саду, какие собралась разбить клумбы и цветники, что посадить и что привести в порядок. Она увлечённо рассказывала о цветах, которые собиралась высадить, названия многих из которых Долохову даже не были известны, обещала привести в нормальный вид зачахшие кусты любимых ею роз, перечисляла работы, запланированные ею в других частях сада.       – Плодовый сад очень запущен, – огорченно говорила она. – Яблонь, вишен, слив и груш много, но все они старые, и с ними придётся подождать, чтобы их обрезать и омолодить. Кое подо что надо бы где-то черенков достать. И клубники садовой мало. На еду хватит, но варенья сварить не придётся. Ладно, я в следующем году обязательно ещё грядки с клубникой разобью. Хорошо, что малины, смородины и крыжовника много. Ну да они неприхотливы особо, так что из них варенья наварим. Да, я ещё поговорила с горничными, они говорят, тут хорошие ягодные места, летом навалом земляники и черники. Вот придёт пора, я буду девушек из девичьей посылать на сбор, а может, и сама пару раз прогуляюсь. Мы с Наташей, когда жили в Отрадном, иногда ходили вместе с нашими горничными по ягоды.       – Не загоняйся особо, – улыбнулся Долохов, – я ж вижу, как ты и по саду, и по дому юлой носишься.       – Ну, в доме дела потихоньку идут, – с улыбкой отвечала Соня. – А вот кто у тебя действительно молодец – это твоя повариха. Я на днях забралась на кухню, и так там мне всё понравилось. Чистота, порядок, ни пыли, ни паутины, ни тараканов. Вся посуда начищена, блестит. Это хорошо. Ведь в еде всякую гадость можно подцепить, если в кухне непорядок.       – Я, когда обустраивался здесь пару лет назад, хотел повара нанять в Москве, да хорошо, что староста подсказал, что хорошая повариха в деревне живет. Её мать была поварихой у дяди, но постарела, а вот дочь все у матери переняла, – пояснил муж. – Я её сделал поварихой и не пожалел. Правда, готовит она только простые блюда, не французская кухня со всякими кандибоберами, но очень всё вкусно.       Соня махнула рукой.       – Бог с ней, с французской кухней. Я тоже люблю простую еду. А готовит она действительно вкусно… Да, кстати, я нашла в саду несколько кустов жимолости с ягодами. Вот через месяц поспеют, я знаю один рецепт десерта из жимолости, узнала от экономки в Лысых Горах, поделюсь с твоей поварихой, если она не знает. Увидишь, как вкусно. А пойдут яблоки, обязательно наделаем яблочной пастилы. Я её обожаю. Сегодня говорила с твоей поварихой, она рецепта не знает. Зато у меня есть отличный рецепт, вызнала у повара тоже в Лысых Горах. Так что я её научу обязательно и будем весь год лакомиться.       – Вот погоди, скоро начнем делать визиты по соседям, – сказал Долохов. – Я-то со всеми перезнакомился в прошлом году, но буду счастлив представить такую красавицу, как ты, в качестве моей жены. У одного из них жена тоже садовница прирожденная, сад ухожен, как игрушечка, и чего там только нет, просто утопает в цветах. Роз очень много, и красных, и белых, и розовых. Думаю, сможет с тобой поделиться и семенами, и черенками, и вообще всем, что нужно для сада.       – Спасибо, буду рада познакомиться с такой же, как я, увлечённой садовницей, – улыбнулась Соня.       Долохов улыбался, глядя на оживлённо болтающую жену, и у него теплело на сердце. Он понимал, что она своими нежными и умелыми ручками привнесёт в его жизнь тысячи небольших, но приятных мелочей, о которых задумываются и хлопочут только женщины, а сам он и понятия никогда не имел об этих мелочах. Счастье присутствия Сони в его жизни было настолько полным, что казалось, что переливается через край. Однажды вечером он услышал, как Соня молится за него. О здравии и благополучии раба Божия Фёдора, о прощении ошибок его юности, о даровании ему покоя, радости и жизни вечной, о непреходящей любви к ней. У него тогда комок подступил к горлу, и он вспомнил пословицу: «Муж за жену не замолит, жена за мужа замолит». Сам он никогда не считал себя особо верующим и в церкви бывал лишь по самым великим праздникам, да ещё когда полагалось по воинской службе. Но если и были какие-то вышние силы в этом мире, то он верил – любовь и молитвы этой прекрасной женщины, которая вошла в его жизнь и озарила её счастьем, обязательно искупит все ошибки его прошлого.       В домашних и иных хозяйственных хлопотах проводили время и Соня, и Долохов почти каждое утро, встречаясь лишь за обедом. Вечерами Соня играла на гитаре и пела для мужа, иногда они просто дурачились, вспоминая, как вместе танцевали вальсы в Петербурге. Тогда они кружились по гостиной под негромкий напев какой-нибудь мелодии, который исполняла Соня. Или же в качестве аккомпанемента для танцев заводили музыкальную шкатулку, которую Долохов в прошлую зиму тоже купил в Петербурге и вручил Соне в качестве ещё одного свадебного подарка. Одновременно с другими хлопотами Соня потихоньку начала разбирать книги в библиотеке. Почти все они были конца прошлого века и, видимо, приобретены ещё дядей мужа. Впрочем, были новые, но их было немного. Очевидно, что их покупал сам Долохов с тех пор, как решил хозяйствовать и поселился в деревне. К радости Сони, как в старых, так и в новокупленных книгах нашлось достаточно нечитанных ею, и поэтому они с мужем некоторые вечера посвящали чтению, сидя в библиотеке. Семейная жизнь потихоньку налаживалась и казалась Соне прекрасной. Гораздо лучше, чем унылое существование бедной родственницы в Лысых Горах.       Как и ожидал Долохов, его жена очень быстро сумела приманить и приручить кошку, которая давно поселилась в его доме и исправно отлавливала мышей. Не прошло и месяца, как это горделивое существо, которое всегда лишь снисходительно позволяло другим обитателям дома изредка гладить её, уже вовсю пылко ластилось к Соне, мурлыкало у неё на коленях и шло на её зов.       – Неблагодарное создание, – шутливо ворчал Долохов. – Ведь это один из моих слуг два года назад подобрал её мокрой и замерзающей в саду и притащил в дом. И всё это время она лишь снисходила до него и до других, когда они хотели её погладить. А если ей казалось, что они уж слишком часто это делают, просто фыркала и убегала. А у тебя она с рук не слезает. Слушай, Соня, ты просто обязана объяснить мне, как ты это делаешь!       Соня подозрительно спросила:       – А твой слуга, случайно, не за шкирку её тащил в дом?       Долохов пожал плечами.       – Вроде бы за шкирку. Она же мокрая и грязная была, что ж её – к груди прижимать?       Соня рассмеялась, показывая свои ослепительные ямочки на щёчках, от которых Фёдор всегда был без ума, и сказала:       – Вот тебе и объяснение. А другие слуги, я заметила, могут и ногой её отшвырнуть, если она на пути появится в неподходящий момент. Так что она им не верит, опасается и любить никогда не будет. Мне с детства нравились кошки, я всегда следила за ними и многое про них поняла. Я усвоила, что кошек нельзя обижать и принуждать. Никогда и ни за что. Они не прощают этого. Их нельзя хватать на руки сразу, а тем более удерживать силой, если они желают уйти. Потом они ужасно не любят резких движений, движения рук с ними должны быть как можно более медленными и плавными. Обязательно надо кошек хоть какое-то время кормить любимыми лакомствами с рук, пусть поймут, что твои руки дают им только еду и ласку. И торопить их нельзя, с ними надо огромное терпение, чтоб они к тебе привыкли и привязались. Короче, кошки никогда и никому не подчинялись, если речь идет о грубой силе и диктате, и не собираются делать этого впредь. Но если ты сам подчинишься кошке и будешь делать только то, что ей приятно, то она сделает для тебя всё. Абсолютно всё на свете. Такой вот парадокс. Слушайся кошку во всём, и она во всём будет слушаться тебя.       Фёдор с улыбкой покачал головой.       – Ну, тогда ты действительно самая настоящая кошка. Я уже успел усвоить, что ты самое послушное и ласковое создание на свете, только если сама хочешь что-то сделать. А вот попробуй тебя заставить сделать что-то, чего ты не хочешь – и будешь весь в царапинах от твоих острых коготков.       Соня только лукаво улыбнулась на эти слова Фёдора.       – У меня самый умный муж на свете! – сказала она и поцеловала его.       Самой приятной стороной семейной жизни для Сони, конечно, стали занятия любовью с мужем. Они неистово отдавались друг другу каждую ночь. В спальне Фёдор был полностью лишён такого человеческого свойства, как скромность. Впрочем, и в жизни он этим особенно не страдал, с улыбкой думала Соня о своём муже. Но в спальне ему ничего не стоило разгуливать в абсолютно голом виде, чего поначалу Соня стеснялась делать сама. Однако под влиянием мужа она становилась более раскованной. Фёдор учил её всё новым и новым способам любви, учил, как прикасаться к его телу и ласкать его, сам находил всё больше мест на теле жены, прикосновения к которым возбуждали её страсть и желание отдаться мужу. Иногда Соня думала, что любовные игры с Фёдором стали для неё необходимы, как воздух. Неоднократно было такое, что ей достаточно было просто посмотреть на него, как у неё твердели соски грудей и появлялась приятная тяжесть в низу живота. К своему удовольствию, она видела, что и сама действует на него не менее возбуждающе: он как-то сказал ей, что его охватывает желание и страсть в самых неподходящих местах, стоит ему лишь подольше посмотреть на неё. Впрочем, Соня сама это много раз замечала.       Когда желание охватывало Фёдора, он просто затаскивал жену в спальню, заваливал на кровать, и они бурно и быстро занимались любовью в самое разное время суток. Несколько раз, впрочем, он не удосуживался даже довести её до спальни. Однажды в библиотеке, где они читали, он отвлекся от книги и долго смотрел на увлечённую чтением жену, которая сбросила туфли, забралась с ногами на кресло и свернулась там в изящной «кошачьей» позе. А потом отбросил книгу, подошёл к двери, запер её и вернулся обратно. После этого он быстро подошёл к жене, сразу резко поднял её и страстно поцеловал. Когда вначале удивлённая Соня начала отвечать на его поцелуи и возбуждаться, он просто подтащил её к столу, посадил на него, а потом задрал ей юбки, содрал с неё панталоны и начал ласкать её сокровенное место. Соня очень быстро повлажнела, тогда он расстегнул свои штаны и овладел, вбиваясь в неё сильно и даже грубо. Соня совершенно не противилась, ей нравилась эта неистовость мужа, она обвила его бёдра ногами и страстно отвечала ему. Очень быстро они почти одновременно испытали мощный оргазм. Когда они немного отдышались от этой схватки, он крепко поцеловал её и резко потребовал:       – Я хочу, чтобы ты перестала носить панталоны в доме. Мне хочется, чтобы ты всегда была готова и доступна для меня.       Соня рассмеялась и обняла его:       – В таком случае и я могу потребовать, чтобы ты ходил без штанов, чтобы и ты был всегда доступен для меня.       – Я был бы не против, но это увидят все слуги. А вот отсутствие панталон на тебе под длинными юбками никто не заметит, – с улыбкой и новым поцелуем ответил муж.       Впрочем, тогда Соня подумала, что он просто шутит, и не придала значения его словам. Однако через пару дней она убедилась, что он говорит серьёзно. В этот день она стояла в маленькой кладовой, где на полках было разложено постельное бельё, какая-то посуда и разный старый хлам. Соня решила, что завтра с горничными потихоньку начнет всё это разбирать и решать, что выбросить, а что ещё годится в дело. В это время по коридору проходил Фёдор и заметил её. Он шагнул в кладовую, захлопнул за собой дверь, в темноте прижал Соню к свободной от полок стене и начал страстно целовать. Растерявшаяся поначалу Соня, впрочем, скоро начала так же пылко отвечать на его поцелуи. Она думала, что этим дело и ограничится, потому что в кладовке было очень тесно и не было никакой возможности принять те позы для любви, к которым она уже привыкла, но тут почувствовала, что руки Фёдора задирают её юбки.       – Опять ты надела панталоны, – произнёс Фёдор. – Я же говорил тебе, чтобы дома ты их не одевала. Подержи, – скомандовал он и сунул скомканную юбку в её руки.       Соня послушалась и почувствовала, как он разрывает завязку её панталон и стаскивает их с её тела. Потом он быстро расстегнул свои брюки, вытащил уже готовый член и, подхватив Соню под коленки, поднял своими сильными руками так, что головка его члена оказалась рядом с уже влажной щёлкой Сони. Сделав резкое движение бёдрами и слегка опустив Соню, он буквально насадил её на свой стержень, прижал к стене и начал быстро двигаться внутри её тела. Соня опустила юбки и схватила его за плечи, задыхаясь от удовольствия. Фёдор быстро довел её до сокрушительного оргазма и кончил сам внутри её тела. Потом он опустил Соню на землю, но должен был придержать, потому что ноги её ослабели и дрожали. Некоторое время они стояли, просто обнявшись, и Соня прижималась к мужу, как последнему оплоту в её жизни. Фёдор в темноте склонился к её губам, поцеловал их, раскрывая своим языком, и сказал:       – В следующий раз, если я ещё раз увижу на тебе панталоны в доме, я просто порву их в клочья.       Соня сочла за благо подчиниться его прихоти. Действительно, под её юбками никто ничего не замечал, а в сознании, что она всегда открыта и доступна ласкам мужа, было что-то возбуждающее.       Впрочем, через пару недель после приезда в имение у Сони начались месячные. Она сказала об этом мужу в спальне, когда они готовились ко сну, и добавила:       – Мне очень жаль, но придётся подождать и не заниматься любовью дня три-четыре. У меня всё довольно быстро проходит, – попыталась она утешить мужа.       Но тот не выглядел расстроенным.       – Ты просто прелесть, как невинна до сих пор, кошечка. Мы вполне можем не прерывать наши забавы, пока у тебя женское недомогание. Просто надо знать некоторые приёмы, которые позволяют обходить это маленькое неудобство.       Соня заинтересовалась:       – Что это за приёмы?       Вместо ответа он подошёл к столу в одних брюках – рубашку он уже успел скинуть. Присел на край стола, слегка расставил ноги и поманил её к себе с дерзкой ухмылкой:       – Иди сюда, моя сладкая.       Когда Соня, одетая в одну ночную сорочку, подошла к нему, он поставил её между своих расставленных ног, поцеловал и спросил, глядя ей в лицо с распутной усмешкой:       – Тебе нравится, когда я ласкаю тебя языком?       – Да, очень, – ответила она.       – Ты можешь оказать мне ответную услугу, – продолжал Фёдор.       – Как? – спросила Соня.       Вместо ответа муж легонько надавил ей на плечи и заставил встать на колени между его расставленных ног.       – А теперь расстегни брюки и вытащи мой член, – продолжал он командовать. Соня послушно и не без труда начала расстегивать пуговицы – затвердевший и восставший орган мужа давил изнутри, и пуговицы поддавались с трудом, так сильно были натянуты в паху его брюки. Но она справилась, и вскоре его жезл выскочил из расстегнутых брюк.       – Возьми его в рот и двигай по нему губами и языком, – сказал Фёдор.       Соня взяла член мужа в рот, удивлённо ощущая его твердость и пульсацию, незнакомый пока мужской вкус и горячую бархатистость. Следуя указаниям Фёдора, она старательно принялась доставлять ему удовольствие своим ртом. От острых ощущений у её кружилась голова, и она почувствовала, как возбуждение охватывает её просто от того, что она делает. Фёдор подбадривал её, подсказывал, как ещё она может ублажить его, направлял движения её головы своими руками. Ему хотелось, чтобы это длилось вечно, но надолго его не хватило. Чувствуя подступающий оргазм, он в последний момент отстранил голову Сони, выхватил из кармана брюк платок и приложил его к своему члену, достигнув завершения парой резких движений. Волна блаженства накрыла его. Отдышавшись, он поднял Соню, благодарно поцеловал её и, подняв на руки, отнёс в постель. Там просто засунул руку под её ночную сорочку и довел до оргазма руками. Пока Соня приходила в себя от пережитого удовольствия, он обмыл свою руку водой из кувшина, который вместе с тазом стоял в спальне, и вытер её полотенцем. Потом вернулся к кровати, стянул полурасстёгнутые брюки и лёг вместе с Соней в постель, натянув на обоих одно одеяло. Они обнялись и провалились в сон.       Вскоре месячные у Сони прошли, и они возобновили свои любовные утехи. Но теперь Соня, узнавшая новый способ любви, довольно часто использовала его, чтобы снова доставить удовольствие мужу. Он тоже постоянно ласкал её своим языком и губами в её сокровенном местечке.       Впрочем, в любовной жизни Сони и Фёдора был один момент, который вызвал некоторое недоумение и огорчение у Сони, а у её мужа – только смех.       Однажды, когда Соня из постели любовалась мужем, который утром полностью раздетый ходил по их спальне, она заметила на его спине и плечах какие-то небольшие красные вмятины. Она быстро накинула на себя ночную сорочку, подошла к нему и спросила:       – Что это у тебя там на спине?       Фёдор оглянулся через плечо, ухмыльнулся нахально и ответил ей:       – А это следы от твоих коготков, моя пылкая кошечка!       Соня онемела на несколько секунд, а потом ошеломлённо забормотала:       – То есть… ты хочешь… ты хочешь сказать, что это я делаю?       – Ты, – с прежней ухмылкой отвечал муж. – И, как я понял, ты даже не замечаешь того, как впиваешься в мою многострадальную спину своими ноготками?       – Нет, – растерянно продолжала Соня и посмотрела на свои ногти. Они не были у неё особо длинными, но царапнуть ими она вполне могла. – Я просто этого не помню. У меня с тобой бывают такие мгновения, что я вообще не помню и не соображаю, что делаю. Извини, пожалуйста, я постараюсь больше так не делать.       Фёдор расхохотался и обнял её.       – Можешь не переживать по этому поводу. Многие мужчины совершенно не против иметь в своей постели дикую кошку. Я уж точно не против. Не до крови же ты меня царапаешь. А небольшие отметины быстро проходят, я же тебе говорил, что на мне все очень скоро заживает.       Тем не менее, Соня пообещала ему:       – Я сегодня же остригу ногти как можно короче. Если уж я не соображаю, что делаю, то, по крайней мере, отметки от моих ногтей на тебе будут поменьше.       Фёдор снова рассмеялся и подмигнул ей:       – Ничего, шрамы украшают мужчину. Особенно полученные в любовных баталиях.       С тех пор Соня раза два в неделю сосредоточенно обрезала себе ногти как можно короче. Потому что, как она не старалась сохранить контроль над собой, у неё почти никогда это не получалось. Муж каждый раз смеялся, когда заставал Соню за этим занятием – его-то эта особенность жены никак не волновала. И, несмотря на старания Сони, небольшие отметины на его спине и плечах продолжали появляться с огорчающей Соню регулярностью.       Однажды ночью, после долгих, упоительных и изощрённых занятий любовью, Соня готовилась заснуть, обняв мужа и закинув на него свою стройную ножку, как вдруг Фёдор приподнялся на локте, слегка толкнул её и произнёс шёпотом:       – Знаешь, что я хочу тебе сказать?       – Знаю. Ты хочешь сказать, что я самая красивая в мире и ты любишь меня больше жизни, – улыбнулась Соня, которая уже привыкла к тому, что муж постоянно говорил ей эти слова. Впрочем, и она тоже постоянно говорила ему о своей любви.       – Это, конечно, так, ты действительно самая красивая в мире, и я люблю тебя больше жизни, но сейчас я хотел сказать тебе другое, – ответил муж.       – А что тогда? – удивлённо спросила Соня.       – Пойдём купаться. Сейчас. Ночью. В озере.       Соня на мгновение опешила от такого предложения, но вдруг почувствовала, что мысль ей кажется соблазнительной. Наступили очень тёплые дни, и днём все изнывали от жары. Ночи тоже были теплые и душные, и искупаться в прохладной воде было бы приятно. Они и раньше плавали в озере, Фёдор давно поставил там купальню, но только днём. А вот ночью – такое предложение поступило от него в первый раз. Недолго думая, она согласилась.       Накинув на себя халаты и уличные туфли, Соня с Фёдором, словно парочка расшалившихся детишек, на цыпочках, чтобы не разбудить слуг, выбрались из дома на улицу. А потом со смехом побежали к озеру, которое находилось сразу за оградой сада. На берегу озера Фёдор разделся догола, а Соня осталась в сорочке. Муж уговаривал снять и её, но Соня не решалась. Так и плавала в ней. Они долго плавали, плескались и играли в воде. А потом вышли и занимались любовью прямо на берегу. Благо было темно, и никто их не видел, все давно спали. А не следующую ночь Фёдор всё-таки уболтал Соню скинуть и сорочку, и она плавала тоже полностью раздетой, чувствуя невыразимую радость и удовольствие. Потом, когда они вышли на берег, она начала кружиться под звёздами на покрытой ночной росой траве:       – Ты не представляешь, какой восторг и свободу я сейчас чувствую! Никогда в жизни такого счастья не испытывала, – сказала она мужу и, перестав кружиться, кинулась ему на шею. – Если бы не ты… если бы не приехал за мной год назад, я бы сейчас кисла в Лысых Горах да оплакивала ночами свою пропащую жизнь. Спасибо тебе, что помнил меня долгие годы, спасибо, что приехал ко мне! Я люблю тебя, я так люблю тебя!       И она начала покрывать лицо Фёдора горячими поцелуями, он ответил ей со всей страстью и сказал:       – И тебе спасибо, что согласилась быть моей женой. Если бы не это, я бы тоже был несчастлив всю свою жизнь. И моя бы жизнь пропала без тебя. И этой волшебной ночи не было бы.       Конечно, поцелуи привели к закономерному итогу – они снова занялись любовью на берегу. С тех пор несколько ночей подряд они снова ходили по ночам плавать в озере, пока не пошли дожди и не стало прохладнее.       В хлопотах по дому и имению, в пылких любовных ласках незаметно пролетели три летних месяца. Соня уже уверенно освоилась в качестве хозяйки дома, который потихоньку преображался и обустраивался благодаря её хлопотам. Сад с помощью преодолевшего свою леность садовника она тоже немного привела в порядок. Он, конечно, пока ещё не напоминал ухоженный сад Лысых Гор, но уже и не производил впечатления полностью запущенного. Что касалось Долохова, то и он был доволен тем, как идут дела в имении. Рожь и пшеница были уже убраны с полей, и урожай оказался отменным. Такой же отличный урожай ожидался и от овса. Мельница была уже полностью достроена и начинала работу. Со всей округи крестьяне и даже помещики везли своё зерно на долоховскую мельницу, как её начали называть. Несколько кобыл уже ожеребились, и приплод тоже обещал неплохой доход в случае продажи. Теперь Долохов решил, что пора восстанавливать заброшенную сыроварню.       Во время уборки урожая Соня часто ездила сопровождать мужа, который объезжал свои поля. Эти поездки они использовали, чтобы Соня училась управлять экипажем. За месяц она освоила все премудрости, и теперь часто Фёдор доверял вожжи ей. Кроме того, она всё-таки рискнула ездить по-мужски, как ей и предлагал муж. Однажды вечером она предложила ему конную прогулку верхом и сказала, что готова переодеться в мужскую одежду. Они так и сделали и потом пару часов катались по окрестностям, любуясь закатом и прекрасными видами. Когда они приехали домой к ужину, Соня сказала, что этот способ ей нравится гораздо больше, чем сидение на дамском седле на боку. Такие прогулки стали для них обычными, правда, Соня рисковала переодеваться в одежду мужа и кататься с ним под видом мужчины только по вечерам. Слуги в доме, конечно, знали и болтали о капризе барыни, которая переодевается мужчиной, чтоб кататься в таком виде на лошадях верхом, наверняка, какие-то слухи доходили и до соседей. Но и Соне, и Долохову было на эту болтовню и слухи наплевать. Они были безумно счастливы друг с другом, и пересуды других людей их не трогали.       Однажды, когда Соня уже неплохо освоила мужскую посадку в седле, муж предложил ей соревнование. Они ехали неспешной рысью по проселочной дороге между полей и лугов. Внезапно Фёдор указал рукой вперед.       – Видишь тот лесок в версте отсюда? Спорим, что я доскачу туда быстрее, чем ты, даже если дам тебе фору?       Соня гордо задрала нос.       – Мне не надо форы. Я обгоню тебя без всякой форы, хвастун. Я уже прекрасно держусь в мужском седле и езжу не хуже тебя. А на лошади все равны. Тут у мужчин преимуществ нет, несмотря на более высокий рост и физическую силу.       Фёдор ухмыльнулся:       – Тогда предлагаю пари.       – А что получит выигравший? – спросила Соня.       – Тот, кто прискачет первый, будет сверху, – с нахальной улыбочкой ответил муж.       Соня сначала растерялась, а потом лукаво улыбнулась.       – Э-э-э… если я правильно поняла, то ты предлагаешь в конце соревнования заняться любовью?       – Ты правильно поняла, моя прелесть, – с той же улыбкой ответил Фёдор. – Если первым буду я, то я покатаюсь на тебе. Ну а если ты, то я позволю тебе поскакать на мне.       Соня расхохоталась:       – Весьма интересное пари! Кто бы не проиграл, выигрыш все равно обеспечен. Ну ладно, я согласна. – И тут она резко пришпорила коня и с неспешной рыси перешла на быстрый галоп. Вырвавшись вперед, она крикнула мужу, – догоняй!       Фёдор опешил на мгновение, но тут же пришпорил коня и помчался вслед за ней по дороге. Какое-то время они ехали почти вровень, стараясь выжать из своих коней всё, что можно. Их лошади были практически одинаковы в своей резвости и силе. Оба безмерно наслаждались скачкой, непередаваемым ощущением свободы и счастья, предвкушением любви. Под конец Соня, скорее всего, за счет своего более лёгкого веса, сумела вырваться вперёд на полкорпуса лошади. У опушки небольшого лесочка, к которому они подскакали, они соскочили с коней, завели их поглубже в лес, привязали, а сами начали страстно целоваться и срывать с себя и с друг друга те части одежды, которые мешали любви. Потом оба упали в густую сочную траву и занялись любовью. Как и полагалось по условиям пари, Соня оказалась сверху. Потом они не раз повторяли подобное соревнование. Временами выигрывала опять Соня, а иногда и Фёдор. Эти минуты навсегда оставались в их памяти, как одни из самых счастливых.       На исходе третьего месяца их брака Соню поджидал на редкость приятный сюрприз. Однажды днём во двор перед домом въехала фура, запряжённая четверкой лошадей. Недоумевающей Соне, вышедшей встречать непонятную повозку, приказчик, сопровождавший её, пояснил, что это заказ из города Санкт-Петербурга. Когда ящики внесли в дом и распаковали, оказалось, что это небольшое комнатное фортепиано. Мастера быстро собрали его и поставили в библиотеке – на эту комнату указала Соня. В это время с мельницы вернулся Долохов и увидел полный восторг на лице жены.       – Боже мой, неужели ты купил для меня фортепиано? – улыбаясь и радуясь, как девочка, спросила Соня.       – Помнишь, ты говорила мне, что единственное, по чему ты будешь скучать из того, что осталось в Лысых Горах – это фортепиано и клавесин? – ответил муж. – Я тогда вспомнил, что, когда был в Петербурге, услышал случайно, там какие-то немцы по фамилии Дидерихс открыли мастерскую по изготовлению фортепиано [2]. Я написал моему полковому товарищу, который постоянно живёт в Петербурге, переслал ему деньги и сделал заказ. И вот твоё фортепиано прибыло – можешь сколько угодно играть на нем.       Соня бросилась мужу на шею и начала пылко целовать его:       – Спасибо, спасибо, тысячу раз спасибо, лучшего подарка я никогда ещё не получала!       – Для тебя – всё, что угодно, кошечка моя любимая, – отвечал Фёдор, сам обнимая и целуя её в ответ.       В тот же вечер Соня сыграла на фортепиано любимые ею сонаты Бетховена, и с тех пор её виртуозная игра на этом инструменте стала обычной для их деревенского дома.       Кроме того, став хозяйкой в доме, Соня дала полную волю своей фантазии в составлении букетов и цветочных композиций. Весь дом был уставлен плодами её фантазий – они стояли не только в столовой, но и в спальне, библиотеке, кабинете и других комнатах. Выдумки её уже не ограничивались только травами и цветами – как садовыми, так и луговыми. Она использовала листья, мох, лесные папоротники, оголенные ветки разных деревьев и кустов без листьев, сами листья, даже перья птиц, которые находила во время прогулок по саду. И даже небольшую круглую гальку и ракушки, которые нашла на дне ручья, у которого как-то с мужем они отдыхали во время конной прогулки. Располагала свои цветочные композиции не только в вазах, но и в разных блюдах, куда наливала воду, а живые цветы и травы оставляла как бы плавающими, придавливая основания галькой. Получалось совершенно необычно, но удивительно красиво.       К числу занятий Сони относилась и переписка с Наташей. Наташа, которая перед свадьбой Сони предложила им переписываться, писала довольно часто, рассказывала про то, как идут дела в их семье, а также в семье Николая и Марьи. Это была единственная связующая ниточка между семьёй Ростовых и Соней, потому что ни Николай, ни Марья Соне не писали. Соня охотно поддерживала переписку – ей хотелось хоть на расстоянии, но возобновить некоторое подобие прежней дружбы с Наташей. Ещё в начале лета Наташа сообщила Соне, что снова беременна и ждёт ребёнка в ноябре. При этом написала, что хотела бы родить сына, потому как двух дочерей ей хватает. А в августе сообщила о новой беременности графини Марьи, которая ожидала рождения ребёнка после Нового года. Соня от всей души поздравила Наташу и пожелала хорошего здоровья на время беременности, а также просила передать подобные же пожелания Марье, если они с Наташей увидятся до родов. Соня давно уже забыла все обиды и придирки, которые она перенесла от Марьи, проживая с ревнивой графиней в одном доме. Всё это уже казалось ей далёким и не имеющим значения. Отправив письмо, она подумала, что у себя пока никаких признаков беременности не наблюдает. Эта мысль немного огорчила её, но потом она решила, что расстраиваться ещё рано, не так много времени прошло с тех пор, как они с Фёдором поженились, и дети могут появиться в своё время.       Фёдор тоже вёл переписку с разными людьми: с некоторыми полковыми товарищами, проживающими в Москве и Петербурге, с Денисовым и с Анатолем Курагиным. Последнему он писал чаще всего, но не на каждое его письмо был ответ. Однажды Соня полюбопытствовала, глядя на мужа, который читал очередную редкую весточку от друга:       – О чём он пишет?       – По его письмам ничего не поймешь, – отвечал Долохов. – Всякую ерунду, по большей части, воспоминания о наших прежних кутежах и гулянках. Чтоб понять правильно в каком он настроении, лучше видеть его самого. Я съездил к нему за неделю до того, как приехать в Лысые Горы и сделать тебе предложение. Он вроде немного ожил. Но это пока ещё очень неустойчиво, так как даже при мне он часто впадал в мрачность и меланхолию. По крайней мере, я сейчас не боюсь, что он покончит с собой, хотя – кто его знает… Раньше я его знал как облупленного и мог предугадать его поведение. Но после ранения и ампутации он сильно изменился, и его поведение стало непредсказуемым.       Долохов не стал рассказывать жене, как в одном из писем в ответ на сообщение Долохова о его женитьбе на Соне, Анатоль прислал нечто вроде издевательского поздравления. Мол, известный гуляка и бретёр Долохов, который в юности клялся, что не женится никогда и отвергал власть женщин над собой, теперь оказался банально окольцован «обычной девчонкой». Долохов тогда был вынужден в ответе напомнить, что и сам Анатоль однажды оказался окольцован самым позорным образом – его принудили жениться. По крайней мере, он, Долохов, женился на Софи с огромной радостью и желанием. А если Анатоль ещё раз позволит себе высказаться подобным образом о его жене, то их дружбе конец. Анатоль в ответном письме извинился, и на этом инцидент был исчерпан.       Когда наступил сентябрь и основные работы по сбору урожая подходили к концу, Долохов сказал жене, что пора им поехать в город Эн-ск, чтобы там, наконец, заказать ей полный новый гардероб. Они собрались в несколько дней и поехали. [1] Редингот – разновидность костюма для верховой езды. [2] Действительно, первая мастерская по изготовлению фортепиано в России была открыта в начале XIX века в Санкт-Петербурге братьями Дидерихс.