Яд станет противоядием

      Протяжный крик заполнил этаж. Этот звук был болезненным и отчаянным настолько, насколько это вообще можно было представить. Обладатель этого тонкого голоса, должно быть, испытывал боль в самом сильном её проявлении, раз так искусно драл себе глотку, не жалея ни себя, ни собравшуюся публику. Каменные стены здания умело отражали любые звуки и приумножали их трехкратно, учитывая отсутствие посторонних шумов даже всякий шорох был отчетливо слышен. — А дальше что делать? — скрывая всякую тень страха за занавесом напряженного сосредоточения на собственной работе Давид — тот самый парень, что рассказывал собственную историю о том, как он мучал заключенного кипятком, — старался не упасть в обморок от сделанной им же работы, всё-таки не хочется позориться перед коллегами. — Как что? — осушив деревянную чашку с элем Форог вытер пенку со своей бороды и, зажмурившись, тяжело сглотнул прежде чем продолжить. — Теперь продолжай в том же духе, ты же не хочешь, чтобы работа осталась незаконченной, — пробормотал тот быстро и кивнул на привязанного крепкими магическими путами безымянного Пожирателя Смерти к каменному столу и отвернулся, возвращаясь к заведенной ранее со своими друзьями беседе.       Дрожащими руками Давид вытер окровавленный скальпель о потертую временем ткань на джинсах и сдул со своих безупречно голубых глаз черную прядь волос. Прошлый общий сбор закончился предложением поднатаскать молодых волшебников хотя бы мизерным навыкам пыток, дескать старшее поколение хотело оставить за собой достойных работников на случай, упаси Мерлин, нового появления Темного Лорда или кого-то похожего на него. И теперь каждый молодой работник должен был пройти как бы экспресс курс по правильному взаимодействию с теми, кто навсегда останется черным пятном в истории Магической Британии. Сегодняшним вечером дошла очередь до Давида, который никогда не отличался жестокостью, его можно было бы даже назвать мягкотелым, но показывать это разумеется никому не хотелось. В Азкабане никогда не приветствовались работники, которые боялись выполнять грязную работу. Да они и не нужны были тут, откровенно говоря. Зачем государству выплачивать зарплату работнику, который боится или, упаси Мерлин, брезгует к примеру убирать мертвые тела или в целом не желает видеть поножовщины. Глубоко и бесшумно вдохнув спертый воздух, маг продолжил с мучительно медленной опаской сдирать кожу с волшебника. — Черт, — выронил тот из рук скальпель от очередной чересчур выраженной конвульсии своего пациента, — я скоро кину в него Ступефай!       Лицо у брюнета раскраснелось от злости на всю эту ситуацию, а доброе сердце кричало, что он поступает неправильно. Невыносимо было и слышать как страдает пациент под неопытной рукой хирурга.       Послышался протяжный и отвратительный, пробирающий разнервничавшегося Давида до мурашек, звук трения ножек стула о каменную поверхность пола, заставивший на секунду замолчать громогласую ранее компанию мужчин — большинство с сожалением посмотрели на несчастного брюнета. Форог сложил костлявые кисти рук за спиной и размеренным неспешным шагом направился к операционному столу, на котором у пациента глаза с помутнившимся зрением практически вываливались из орбит от страха, а тощая грудная клетка с отчетливо выпирающими двадцатью четырьмя ребрами, пятеро из которых были безжалостно сломлены, один из переломов был получен смазанным ударом, однако удар был настолько сильный, что прямо в центре грудной клетки виднелась торчащая кость. — Послушай… разве не очевидно, что в этом то и мастер и должен быть искусен, что может доводить свою жертву до остервенения без вмешательства посторонних заклинаний? Что толку ему снимать кожу, если он будет лишен жалкой и в некоторой степени ничтожной попытки увернуться от, как кажется ему, вездесущего скальпеля? Разве это будет интересно? — нахмуренный седые брови давали парню понять, что с ним лучше не шутить. — Или… может быть ты недоволен условиями выполняемой работы? — пристальные серые глаза опасно сверкнули.       Не выдержав этого напора, волшебник отвел взгляд и буркнул: — Конечно все устраивает, просто для меня это все ново. Достаточно сложно выполнять такую кропотливую работу не задевая само мясо…       Некогда взбушевавшийся болгарский пыл старика остыл и тот успокаивающе похлопал парня по плечу: — Это со всеми бывает в первые разы. Главное верить в себя и не забывать, что рядом с тобой квалифицированный специалист! — ободряюще завершил тот и после настойчивым кивком головы приказал, чтобы тот Давид продолжал. — Ты разве врач по образованию? — прошептал один волшебник, как только Форог сел за свой стул. — Проходил однажды курс по первой помощи и реанимации, — отмахнулся тот.       Восстановив дыхание, Давид принялся за работу. Миллиметр за миллиметром, он живьем снимал с Пожирателя слой кожи, заставляя того с новой силой дергаться и орать что есть мочи, иногда заставляя вроде уже привыкшую к крикам компанию волшебников позади брюнета выдыхать с раздражением спертый воздух подвального помещения. И пару раз волшебник смерял несчастного пациента ободряющим взглядом, жалея его. Хотя на самом деле жалеть тут было некого, связанный маг заслуживал того, чтобы оказаться здесь: в первые годы когда только появился слух о возвращении Темного Лорда этот подонок вместе с небольшой группкой своих сородичей по развитию решил припугнуть мирных волшебников и маглов, вылавливая их и маленьких детей в ночное время, затем всячески издеваясь над волшебниками с помощью различных видов проклятий. К счастью, никаких серьезных увечий они не нанесли — не позволял им этого сделать их недалекий уровень развития, однако эти никчемные попытки были после одобрены самим Хозяином. Но, как говорят маглы, возмездие торжествует!       Через пол часа под столом собралась большая лужа крови, то и дело вибрирующая от сильных ударов деревянных чашек о стол — работники тюрьмы обладали удивительной способностью каждый раз находить повод чтобы выпить, не могли же они пить без повода — это неправильно, — а на самом столе лежало бездыханное тело без кожи. Виднелось всё: мышцы, залитые кровью, пожелтевшие и полупрозрачные сухожилия, которые уже давно утратили свою эластичность, и кости — в некоторых местах все же виднелась неаккуратность выполненой волшебником работы, те же самые поломанные ребра торчали изо всех сторон, уродуя скульптуру. Руки у Давида дрожали от напряжения и он пытался найти им применение, пихая их по карманам джинсов или зализывая мокрые волосы назад. Нежная кожа лица сейчас была сморщена нервным выражением лица, складывалось такое ощущение, что парень еле держится от того, чтобы не пролить позорные слезы. — Ну вот и отлично! — похлопал его по плечу парень молодых лет, под глазами которого залегли огромные мешки, а кожа вокруг глаз отдавала болезненно сине-фиолетовым. — И что теперь с ним будет? — незаметно шморгнув Давид, прикрывая нос раскатанным рукавом посеревшей рубашки как бы от невыносимого запаха вони, источаемого обнаженным в полной мере этого слова телом. — Тоже, что и со всеми экземплярами — мы добавим его в свою коллекцию, — губы скривились в слабой полуулыбке, демонстрируя шрам тянущийся от острых скул до уголка рта.       В прошлый раз, когда весь коллектив работников все-таки смог собраться полным составом в той комнатушке незначительных размеров, опять завязался разговор аля «У кого история покруче». Казалось, взрослые волшебники уже давно не дети и не станут ребячиться, хвастаясь своими кровожадными заслугами, но реальность оказалась такова, что все было как раз таки наоборот: все то и дело мерялись своими рассказами, ужасая самых молодых волшебников, а потом смеясь над выражением их лиц. Старики то и дело ухахатывались от того, сколько страха и отвращения таилось в юнцах. В какой-то момент, когда все уже достаточно много выпили эля, зашел разговор про некую коллекцию, где хранились утонченные работы большинства мужчин. После этого то и появилась идея дать возможность Давиду снять кожу с одного из Пожирателей. Но никто так и не внес ясность про пресловутую среди узких кругов коллекцию, а любопытство съедало молодых парней изнутри, заставляя забыть про страх и шестое чувство, которое подсказывало, что там не будет ничего хорошего. — Послушай, — парень подошел на пол шага ближе, чтобы не было так хорошо слышно о чем разговор, и заговорил полушёпотом: — Я не уверен, что у тебя не задрожат коленки, а после ты не наложишь в штаны, когда ты увидишь это, учитывая, что ты еле справился с такой достаточно простой задачей, вряд ли ты захочешь видеть что там кроется на самом деле. — Хорошо, спасибо, — маг нахмурился, — но если я или кто-то ещё захочет посмотреть… когда это случится? — Они сами решат, — загадочно протянул тот с таким же мистическим лицом, как обычно Дамблдор давал подсказки Ордену.       Через несколько минут все волшебники принялись очищать это место от следов: кто-то занимался очищением полов от следов крови при помощи Тергео, кто-то взял на себя ответственность транспортировки тела в неизвестном Давиду направлении, а кто-то принялся очищать воздух от омерзительной вони, что давно уже въелась всем под кожу и, казалось, её невозможно будет смыть. Многие взрослые волшебники посмеивались друг над другом, издеваясь больше над теми, кому досталась не самая приятная работа — кожу, снятую с мага, тоже надо было куда-то пристроить, не выбрасывать же такой полезный материал. Чаще всего её скармливали вечно голодным воронам, которые буквально за четверть часа уничтожали всякое основание полагать, что бесчеловечно изъятый эпидермис вообще существовал. Иногда чужую кожу использовали в качестве лейкопластыря, который мог подлатать чьи-то раны, к примеру волшебник получил слишком сильный ожог, грозящий ему неминуемой смертью, а его ещё рано списывать со счетов, тогда то и приходится выполнять за измученный организм всю работу: свежую кожу пришивали при помощи магии на участки, где степень ожога граничила от третьей к четвертой и, по возможности, наносили целебный бальзам, чтобы лучше прижилось. Разумеется, информацию никто не утаивал от пострадавшего, пусть лучше знает какие хлопоты он доставляет работникам Азкабана.       В утро воскресенья по плану необходимо было проверять заключенных на наличие жизни. Волшебная тюрьма в этот день кипела работой как никогда — каждый хотел как можно быстрее завершить работу и отправиться домой, а сделать это можно только после того, как будут абсолютно все камеры. Хмурые, ссутуленные мужчины проходили по камерам с вечно осуждающим видом, в глубине души ненавидя всех Пожирателей Смерти за их жалкое существование на белом свете. Многие из них полагали, что если бы этих жалких рабов Темного Лорда не было в живых, то не было бы и изнуряющей и высасывающей всю энергию работы, что приносила немало хлопот.       Форог поручил своему приятелю провести «экскурсию» по правильному обходу камер для молодняка — маги понимали, что до пенсии им оставалось недолго, и им поручили обучить молодых волшебников правильной работе, — пока сам мирно посапывал на твердой поверхности стола, напившись до отвала пивом. — Попрошу Вас держать свои палочки наготове, дорогие мои, — скучающим тоном парировал толстый волшебник, — некоторые из здешних не любят гостей.       Трое из четырех молодых парнишек, еле скрывая бьющую их тела дрожь от омерзительной, пробирающей до рвотных позывов вони, витающей на удивление только на центральных этажах Азкабана. Здесь было также на удивление тихо в отличии от всех остальных этажей, может быть тут волшебники уже давно привыкли к условиям проживания и чувствовали себя как дома, а может просто пытались минимизировать наносимый им ущерб. — Что нам могут сделать побитые псы, которых уже третий год держат в заточении? — напыщенно заявил парень, что казался смелее всех остальных. — Ооо, молодой человек, прошу, не стоит сомневаться в их способностях. Некоторые из здешних до сих пор могут удивлять, несмотря на, как вы сказали, три года заточения.       Это немного смутило рыжика, тот втянул в себя воздух и сделал шаг назад, рыкнув на одного своего напарника за то, что тот оказался рядом.       Вскоре компания подошла к первой на этаже камере. Дверь здесь была поразительно огромной, закованной во множество цепей и сила магии, источаемой от неё поражала, казалось, дверь могла вспыхнуть от малейшей искры. Остин нервным движением руки отодвинул подальше от глаз свои рыжие волосы и ядовито ухмыльнулся: — Кто это у нас вызывает столько опасений, если ему нужна такая усиленная охрана, м? — пролепетал тот с усмешкой и махнул головой старому деду, подтверждая свои намерения.       Взмахом волшебной палочки начали крутиться замки и колдовские чары, образовавшиеся в одно мгновенье, вспыхнули из ниоткуда и своим ярким свечением подтверждали слова юноши — там сидел кто-то опасный, достаточно опасный, чтобы его так усиленно запирали. Омерзительный скрежет последнего замка дал подтверждение, что дверь открыта. Ссутуленный старик тяжело вздохнул и взмахнул рукой, приглашая гостей зайти первыми. Парни замешкались. Все безоговорочно верили старшим магам во все их рассказы про безумные действия на этом этаже и, рисковать собственной жизнью или конечностями не очень то и хотелось. К слову, ужас нагоняла и сама обстановка: здесь совершенно не было света, что увеличивало возможность споткнуться о какой-нибудь камень и сломать себе нос, или раздавить полудохлую крысу или подбитого ворона, оставленного здесь на съедение грызунам, а человек преклонного возраста, без пары передних зубов, оскалившись, грозно прошипел, чтобы полоумные не использовали здесь заклинание Люмос никогда, ибо последствия они точно не вывезут. И парни поверили ему. В этом месте было огромное эхо, поэтому если вода с верхнего этажа назойливо капала в одном конце коридора, то складывалось впечатление, что кто-то движется в другом конце. Пару раз был слышен неуëмный кашель из одной камеры, он был столь продолжительным, что незнакомец внутри должен был, либо давно задохнуться, либо попросту выхаркать уже наконец собственные лёгкие. Сознание, лишенное на какой-то период способности зрительно оценивать окружающую обстановку, играло с ними злую шутку. Благодаря ему обострился слух, и старик видел то, как молодняк то и дело озирается по сторонам и шарахается черт знает от чего. Хитро заулыбавшись, маг незаметно дернул рукой, на ура пользуясь беспалочковой магией, и прямо возле белобрысого парня упал маленький камень. Для дерганых парней это прозвучало как смерть в самом ярком её проявлении: те поподскакивали на своих местах, безостановочно озираясь по сторонам, сбиваясь в одну маленькую кучку, точно маленькие девчонки, напуганные старшим братом.       Раздалось сухое карканье. Мужчина, согнувшись пополам, старался не задохнуться от удушающего приступа смеха. Затяжное «А-а-а» разбавляло ржавый скрежет гортани. — Ну вы и олухи, — вытирая с морщинистой морды капли слез от беззвучной забавы, выдавил из себя он. — Вперед!       Чертыхнувшись себе под ноги Остин, не найдя эту шутку смешной, оскалил свои пожелтевшие зубы и, плотно обхватив огромный замок округлой формы с выпирающими по всему периметру железными ребристыми прутьями, открыл дверь и гордо шагнул первый.       В камере сразу же после преодоления порога почувствовалась сильная влажность, отчего в груди неприятно заныло. Дыхание стало затруднительным. На коже мгновенно можно было почувствовать липкость, как при духоте от сильного испарения воздуха перед дождем. Поморгав немного, парень ощутил слабость во всем организме, но все равно стремительно шёл дальше — ему не хотелось падать в грязь лицом, да ещё и перед коллегами. На противоположной стороне стены от двери пара-тройка дюймовых просветов, через которые сочился солнечный свет, оставляющий блики на низовье. По спине пробежался рой мурашек. Нигде не было видно заложника этой комнаты. Складывалось впечатление, что он либо давно уже сгнил, ведь вонь стояла убойная, либо его здесь просто-напросто не было, и дед решил опять-таки подшутить над юнцами. Медленно повернувнувшись назад, рыжик нахмурился и с опаской покачал головой из стороны в сторону, давая понять, что не видит здесь никого. Но самый старший из них вознаградил парня паршивой улыбкой и настойчиво кивнул вперед, заставляя того подчиниться. Выдохнув сквозь зубы, маг сжал кулаки и направился дальше, ощутив легкое покалывание в теле от преодоления магического барьера прямо на пороге.       На этот раз что-то послышалось. Тонкий и противный тембр в углу комнаты заскулил. Это был женский голос. Пока рыжика подводило собственное скованное тело, звук медленно усиливался и становился громче до тех пор, пока не создалось впечатление, что обладатель этого назойливого голоса не начал приближаться к незваным гостям. Простое мычание сменялось тихим рычанием — заключенный, а точнее заключенная явно не была рада визиту. Остин судорожно вглядывался в темноту и, казалось, начинал различать в пяти метрах от себя чью-то голову, а может это уже и взвинченный мозг подкидывал ему эту картинку. Прижав вспотевшие от страха ладони к бедрам, он коснулся волшебной палочки. Шумно выдохнув, парень судорожно засунул пальцы в карман и после выставил руку в оборонительном жесте и попытался создать для себя видимость, что знает куда ему целиться. Голова загудела. Высокий голосок тихо и по-детски захихикал буквально над ухом волшебника, заставив того дернуться и практически выслать некое проклятье, но он был остановлен твердой хваткой за плечо более опытным компаньоном. — Прекрати пугать гостей, мышка, — протянул не менее неприятный мужчина, как по внешнему облику, так и по звучанию. Он встряхнул молодого парня за то же плечо. — А тебе не престало бояться безоружной ведьмы.       Кинув косой взгляд и мотнув головой в сторону камеры, заставив деда закатить глаза и что-то пробубнить себе под длинный нос со злости. — Rutilanse-lume, — быстро прошептал несколько раз и дважды ударил волшебной палочкой по внешней стороне двери в место возле самого большого замка.       В комнате появилось слабое свечение, которое исходило от, как оказалось, высокого потолка. Все четыре волшебника теперь пятились на зажмурившуюся от слишком яркого и непривычного свечения женщину, пока старый маг в это время ехидно ухмылялся у них за спиной. — Просим любить и жаловать Беллатрису Лестрейндж, — хлопнул в ладоши старик, совершенно не заметивший очевидно сложившегося напряжения между парнями. Все волшебники тайного мира до красных капилляров в глазах ненавидели эту подстилку Волан-де-Морта, которая в гонке за уважением своего Хозяина совершила множество безумных, и даже неподлежащих никакому логическому объяснению вещей.       Когда оцепенение немного улетучилось, а эта порочная, невинно похлопала ресницами и сделала шаг назад, отодвигаясь от света чуть подальше. Кровь прилила к мозгу и первый, кто решил вершить правосудие был низкорослый брюнет, казавшийся самым тихим в их группе. Пока все были заняты делом: парни с осуждением и недоверием рассматривали женщину, а старый волшебник с довольным лицом всматривался в пораженные лица своих подопечных. Стив сжал в тощавой кисти волшебную палочку и с твердым намерением отомстить за причиненный его семье ущерб, сосредоточил в себе всю ненависть, какую имел, желая своим гневом увеличить силу заклятья, и агрессивно прошипел: — Transmogrify, — заклинание полностью меняющее структуру человеческого тела, поражающее внутренние органы, постепенно сращивая все в один большой орган, и подписывающее тебе билет в долгую, мучительную, агональную смерть. Это заклинание не пользовалось особой популярностью лишь потому, что о нём мало кто знал. После войны было выявлено, что за всю войну его использовали пару раз.       Ослепительный фиолетовый луч сорвался с заостренного кончика древа, а за ним полетел ярко белый луч. Все смешалось в одну большую массу. Когда одно заклятье практически коснулось другого, вызывая тем самым обильное выделение серого газа. Глаза заслезились, а горло сдавил сухой кашель, вызвавший тошноту. Стив, приложив рукав кофты к носу, стараясь не вдыхать газ, и прищурился. — В следующий раз я кину это проклятье в тебя, юнец, — грозно заверил дед.       Спустя пару минут когда дым из-за собственной тяжести опустился на пол, все смогли лицезреть здоровую и невредимую Беллатрису, единственное, что поменялось — это её местоположение, теперь она находилась в пяти метрах, но в углу. Очевидно, старый волшебник спас её, откинув подальше, в то время как редкое проклятье прилетело в стену, образовав там теперь черное и до сих пор шипящие пятно. — Не смейте вершить правосудие без спроса! Пока вы стажеры, вам не положено таким заниматься, это понятно? — перешел на крик волшебник. Все часто закивали, кроме Стива — тот, поджав губы отвернул голову в бок, не желая слушать, — тогда он продолжил: — Парень?! Я ясно выразился? Или ты хочешь лишиться волшебной палочки за нерациональное её использование, м-м? У нас достаточно связей в Министерстве, чтобы это обеспечить. — молодой маг кивнул. — Эта гнида лишила меня семьи! — вспылил Стив, заслужив тем громкий фирменно-безумный смех Беллы, от чего захотелось вновь кинуть в неё проклятье даже с учетом риска лишения чар. — Тебе надо отдохнуть, это был насыщенный денёк, — ободряюще положил ему на плечо руку его приятель.       Кинув на последок взгляд с обещанием мести на темную волшебницу, Стив все же прислушался к здравомыслящему напарнику и покинул вместе с остальными камеру. — Откуда ты кстати знаешь это заклинание? Оно вроде не проходится в школьном курсе… — У меня папа работал в министерской библиотеке, — грустно улыбнулся он и хотел было продолжить длинный рассказ о своём детстве, но был перебит.       Старик прекрасно понимал, что могли чувствовать молодые парни, лицом к лицу столкнувшиеся с человеком, который многого лишил волшебного мира — он сам лично видел как Беллатриса пытала Круциатусом его детей, громко смеясь над их мольбами о милости, — и поэтому он окликнул их, пока те не скрылись за поворотом: — В следующий раз у Вас будет возможность посетить камеру правой руки Волан-де-Морта.