Когти ворона

Мидгардские горы молчаливыми титанами возвышались вдалеке. Синий туман объял ледяные вершины. Холодная луна взошла на свой трон и снег заблестел серебром. Скулистый лик, что обрамлён густой косматой бородой, как всегда серьёзен. Будто спартанец закрыт от эмоций. Взгляд его твёрд. Внешний вид пугал многих. Порой даже родного сына. — Н-надеюсь, о-он вернётся, — сквозь клацанье зубов прошептал Синдри. Губы его одеревенели и едва дёргались. Утомлённый призрак Спарты посмотрел на гнома, который, продолжая неловко плестись, всматривался сквозь ночной туман. Брезгливо стряхивая с себя хлопья снега, кузнец поднял голову и вздрогнул, увидев злость на сером лице. Но направлена она отнюдь не на цверга. — Вернётся. — Низкий бас разрезал холодный воздух. Под пенье метели, туман им под ноги стелился, заплетая путь. — Верно, брат. Атрей умный малый. Он не даст себя одурачить. После слов Мимира Кратос втянул носом дыхание зимы и медленно выдохнул. Чем дольше грек думал, тем сильнее гневался. На Атрея, на все те пророчества и на себя. Произошедшее казалось сном. Кошмаром, который душил невидимой верёвкой. Синдри вновь глянул на Кратоса. Тёмные круги под глазами спартанца стали заметнее. Кузнец отвёл взгляд, натянул меховую шапку сильнее и поёжился. Мороз пробирал до костей. Он надеялся, что его маленький, но уже отнюдь не по росту друг вернётся домой. Глубокая ночь сквозь клубки тумана принесла незваных гостей. Стаю ворон. Синдри опасливо спрятался за воином. На поляну чёрным вихрем ворвалась длинная воронка из клокочущих птиц. Глаза их сияли в сумерках. Они взмыли к небу и вмиг исчезли. Одинокая тень в полутьме ночного леса медленно, с поднятыми руками приближалась к ним. — Я поговорить. Как отец с отцом, — Старый Бог чувствовал, что злоба разрывала Кратоса изнутри. Грек достал топор, передал Мимира одним резким движением Синдри. Брезгливый гном с неохотой взял голову за верёвку. — Не представляешь, как я удивился, когда ко мне в гости пожаловал Атрей. С ним, кстати, всё хорошо. Наверное, скоро проснётся. Сонному мальчику ничего не грозит. При условии, что я вернусь в Асгард в ближайшее время. Спартанец неторопливо убрал за спину Левиафан. — Говори! — это слово сошло с языка Кратоса с трудом. — Ты же заметил, что Атрей очень чувствительный, ласковый, добрый, открытый? Мимир недовольно цокнул языком. Его всегда бесило то, как Один сначала ходил вокруг да около, а не сразу приступал к сути разговора. — И ты этим воспользовался. — Сквозь пелену объявшего гнева бывший когда-то мальчик на побегушках смотрел на своего давнего хозяина. — Отпустите его, он всего лишь ребёнок. — Холодный страх скользкой змеёй тянулся по позвоночнику цверга. Маг сделал шаг в их сторону. Ветви деревьев безмолвной тенью нависали над Владыкой Асгарда. — Думаешь, Атрей — пленник в моём царстве? — Смотря на гнома, он пригладил седые волосы, перетянутые ремешком на лбу, и поправил накидку. — Мальчишка не торопится возвращаться. И неудивительно, ведь я говорю ему правду. Даю то, что он хочет. Слова цепляли что-то болезненное, очень личное в душе спартанца. Северный ветер выл, почти мешая разговору, а тучи погружали Мидгард в пустошь мрака. — О, мы вернём парня! — прохрипел Мимир. — Поверь, ты его у нас не отнимешь. Верховный мудец! Не обращая внимания на говорящую голову давнего слуги, Бог Мудрости обратился к отцу мальчика: — Ты знаешь, почему меня называют «Всеотцом?» — Он принял титул «Всеотца» сразу, как великаны потонули в крови Имира. Не слушай эту ложь, брат. — Это не ложь. Я создал Мидгард из его плоти, а ты в те времена, будучи советником, даже бровью не повёл. Скажи, ты сейчас забиваешь свою голову прошлыми заботами или выставляешь себя в лестном свете? — На лице Мимира пролегла тень грусти. Он больше ничего не сказал. — Синдри, а почему ты идёшь одной дорогой с негодяем, который заставил твой народ работать на меня? — Лицо кузнеца теперь выражало бесконечную печаль. Один тяжело выдохнул, раздувая от нетерпения щёки. — Прошу, возьми с собой этого болтуна и дай нам с Кратосом поговорить наедине. Топая короткими ногами по белому зимнему покрывалу, гном с головой в руках всё же нехотя оставил их двоих. Кратос угрожающе шагнул вперёд, всё так же пристально смотря в единственное око. — Каждый Бог чём-то славится. Кто-то милосердием, кто-то эксцентричностью, мудростью. А ты — чудовище. Кровожадное, беспощадное, несущее смерть. Наблюдать за тем, как Атрей поднимает огненную бурю в твоей жестокой душе, весьма грустно. Неужели ты не хочешь ему счастья? Он будил в греке неукротимый гнев, сдерживать который становилось труднее. — Я хочу вернуть сына, а иначе… — А мальчик этого хочет? Родной сын сбежал, если бы доверял отцу? Не думай, что я его дурачу. Несмотря на светлую, невинную душу, он отнюдь не глуп. Я давно не встречал подобных талантов. Наш сын феноменален. — Наш сын? — Оранжевые глаза заволоклись туманом ненависти. — Я позволил вам уйти безнаказанными, хотя вы украли двоих моих пленников, ты убил Бальдра и двоих тупоголовых внуков, но они были моими тупоголовыми внуками. Я отношусь к сыну врага, как к своему родному. Так что да, он теперь и мой сын тоже. Я отец всем. Каждому. — Взгляд Одина стал пустым, слегка угрожающим. — Зачем ты ищешь войны? Неужели хочешь бездумно проливать кровь? — Верни. Мне. Атрея. — Хмм… Он говорил, что до тебя весьма сложно достучаться. Теперь я и сам вижу, — тон мага стал безмятежным, а взгляд таким расслабленным, что Кратос напрягся, — ты изувер, которому плевать на всех, кроме себя. — Всеотец ступил ближе и насмешливым полушёпотом произнёс: — Неудивительно, что сын не спешит обратно в объятия отца, а прижимается всем телом по ночам ко мне. Глаза Кратоса вспыхнули алым цветом. Он взревел. Но не успел призрак Спарты занести удар, как спираль бесконечных воронов поглотила Одина чернотой, прежде чем полностью исчезнуть. Бог Войны чувствовал уколы от тысячи невидимых кинжалов, которые вонзались точно в сердце. Кипящая внутри ярость обрушилась на тёмный лес. Кулаки сбили в труху много тонких берёз, пока разъяренный спартанец не упал на колени. Ранящая правда, что слетела с губ Короля Асов, заставила уронить слёзы.

***

Едва утро позолотило Асгард рассветом, Атрей очнулся ото сна. Мрачность комнаты смягчили солнечные лучи, что осторожно заглянули в окно. Небо по-прежнему чистое, но в воздухе витало прохладное дыхание Фимбулвинтера. Атрей тихо застонал. Руки, которые ночью оплетали спину, уже давно исчезли. Он куксился в кровати от нехватки тепла и объятий. Вспомнил вчерашний день. Мягкий, чарующий голос будто согревал в мороз, а в знойную жару нежно игрался ветром с влажной кожей. Если бы я был Кратосом, то прижимал тебя к себе каждый день… Йотуна охватила зыбкая печаль. Перед глазами Атрея встал лик, высеченный из камня, без единой радостной эмоции. Непроницаемый взгляд, который таил в себе что угодно. За три года Атрей так до конца и не разгадал его. Только глаза хлестали отблеском пожара, освещая зрачки красными оттенками. И столь любимые Атрею линии морщин на серой коже, что пролегали вдоль лба от тягостных дум. Ты предал моё доверие. Кожа покрылась мурашками. Даже в мыслях голос отца, столь низкий, хриплый, заполнял всё вокруг. Будоражил и одновременно пугал. Был подобен рёвю дикого зверя и мог разрушить весь свет. Ради сына. Из-за сына. Юноша вздрогнул, когда услышал с улицы знакомое карканье. Через пару секунд в окно влетел ворон с красными оперением. Птица приземлилась на деревянный стол. — Доброе утро, Хугин. А где Один? Ворон торопливо заклокотал. — Ушёл по делам… ладно. Птаха замолчала на несколько секунд, пристально глядя на то, как парнишка, надевая рубашку, болтал ногами, а потому каркнула уже веселее, с насмешкой. — Что? Нет! Я лишь хотел узнать, когда мы будем работать. Просто… он ушёл, ничего не сказав… Хугин раскрыл крылья во всю ширину, встряхнул перьями и продолжил язвить. — Да не в обиде я! Сказал же! Атрей махнул на птицу рукой. Снова вспомнил, как заснул, объятый Всеотцом, и обиженно хмурил брови, потому что встретил раннее утро без него. Когда йотун отправился завтракать, в большом зале уже трапезничала Труд. — А вот и новый любимчик деда пожаловал. Ты не рановато встал с кровати? — А ты? Зал наполнялся ароматами жареного мяса, но кроме девушки в нём никого не было. — Папа ещё с детства приучил вставать с первым лучом солнца. К тому же я хочу больше тренироваться. Атрей глянул на девчонку, что с аппетитом ела рыбу. Его уже не удивляло странное дружелюбие Труд к убийце её брата. Он понял, что младшая дочь с детства была в тени братьев. Она, как и любой другой ребёнок, хотела получить одобрение и терпеливо ждала. Когда Магни и Моди погибли от чужих рук, то у воительницы появилась чёткая цель — осуществить заветную мечту. Стать валькирией. — Меня тоже отец приучил к ранним подъёмам. Приятного аппетита. Взяв ягодный хлеб, Атрей услышал топот ботинок позади, а потом кто-то встал возле него. Позабыв о беседе, сидящий юноша сильно запрокинул голову. Он встретился глазами с Богом Грома. Тот слегка наклонился. Их разница в росте была до нелепого огромной. Несколько мгновений Тор просто смотрел на хлопающего глазами паренька. Ас нарушил молчание первым. — Выпьем, малец? С восходом солнца от Тора уже знатно разило алкоголем. — Пап, не надо! — Труд шумно отхлебнула из кружки, привлекая его внимание. — Спасибо, но мне сегодня ещё работать с… — И сегодня, и завтра, и послезавтра. Зря ты думаешь, что у тебя будет время на полноценный отдых, пока ты нужен Всеотцу. — Громила вручил ему в руку кружку. — Ну, будем! Сколь! Мальчик пожал плечами. Ежели ради примирения надо выпить, то Атрей не против. К тому же ему нравился Тор. Йотун думал, что они чем-то похожи. Сыновья строгих, требовательных отцов, от которых сложно получить ни то что похвалу, а лишнее доброе слово. Чокаясь, паренёк немного неуверенно произнёс: — Т-твоё здоровье. — Как только хмельное зелье легло на язык, Атрей понял, что пил явно не мёд. — Эль? Подрагивающие уголки губ Тора обернулись хрюкающим смешком. Он залпом осушил собственную кружку с мёдом и стукнул ей по столу, да так, что тарелки с едой подлетели. Рыжебородый не заметил, как оставил глубокую вмятину на деревянной поверхности. — А ты хочешь после мёда как я еле стоять на ногах? Через пару секунд знакомый свист позади Атрея с каждым шагом нарастал. Замечательно! Почти вся семейка в сборе… — Я погляжу, «драгоценный гость» предпочитает вместо мяса хлебушек? Теперь понятно, почему он такой хилый. — Хеймдалль, продолжая громко насвистывать, взял курицу со стола и с набитым ртом продолжил: — Даже к лососю не притронулся? Советую хоть что-то попробовать из рыбы, а то особо… прожорливые всё слопают. Страж Асов глянул искоса на старшего брата, а потом и на племянницу. Он вёл себя как обычно: раздражал всех своим присутствием. Труд делала вид, что чавкающего дяди тут и вовсе нет, а Тор лениво тряхнул головой, скрываясь за прядями. Хеймдалль вновь посмотрел на Атрея: взгляд у паренька то ли потерянный, то ли лукавый. — Ну же! Поешь мясца или рыбки, солнышко. — Меня и хлеб устраивает. — Не ожидал, что когда встречу воина йотунов с ним будет так… скучно. — Светловолосый окинул Атрея беглым взглядом, продолжая жевать. — Элегантный асовский лук, волшебный меч и новая броня… Выглядишь совсем как асгардский принц. — Фиалковый взгляд теперь пристальный, тяжёлый. Хеймдалль бесцеремонно копался в голове Атрея, выискивая, за что можно ухватиться. — Всеотец наверняка поёт самому крошечному великану, которого видели Девять Миров, хвалебные дифирамбы. Верно? — Верно. Про тебя не вспоминает. — Атрей не хотел этого произносить, но язык решил иначе и отпарировал грубость. Труд чуть не подавилась рыбой, а у Тора глаза полезли на лоб. В совместном неутихающем гоготе отца и дочери слышались уважительные нотки. Их смех изрядно действовал на нервы стражу Асов, а своим поведением Локи вызвал у Хеймдалля несвойственный ему интерес. — Хм… голос у мелкого гадёныша прорезался, — губы, растянулись в ухмылке, обнажая золотые зубы, — считаешь, что Всеотец станет тебе побратимом? Один выплюнет тебя, словно… — глянув на пожёваную курицу, он выудил из белого мяса косточку и кинул её в мальчишку, — …обглодыш. Атрей с брезгливостью отмахнул пальцем мокрую кость со своей тарелки. — Ревнуешь? — спросил хмельной Бог. Красный от смеха и удушья, он утёр толстым пальцем одинокую слезу с глаза. — Знаешь, сидеть на коленях у папки становится неловко, когда тебе уже более двенадцати зим. Носитель Гьяллархорна театрально хлопал глазами, изображая мнимое негодование. — Я хотя бы сидел у него на коленях в детстве… братец, — к концу весёлый тон стал резковатым. — Теперь вместо Бальдра там будет шкет… братец. Наступила оглушающая тишина, говорящая громче любых слов. Язвительность, которую привыкли наблюдать на лице неуязвимого Аса, сменилась злобой. Но лишь на миг. — А ведь ты прав, жирдяй, — Хеймдалль сощурил глаза. С его уст сорвался смешок. Лающий и глумливый, — мальцу тяжко находиться в постоянных ссорах с Кратосом, ожидания родного отца не оправдывает. А вот Один такой сердобольный… — Ядовитый цвет очей снова впился в Атрея. — Иной раз явно чересчур. Но я не могу винить малыша за желание сменить отца, ибо все знают, что мудрость Всеотца неисчерпаема. Верховный Бог не ровня его папаше. Атрею очень хотелось плюнуть Хеймдаллю в лицо, сбить с толку, стереть высокомерие. На сей раз вмешалась Труд. — Дай позавтракать в тишине, без очередных угроз в чужой адрес. Но Хеймдалль не сводил взгляда с «драгоценного гостя», который выглядел как озлобленный волчонок в клетке. — Ах, подумать только… судьба смеётся Кратосу в спину и в следующий раз придумает что-нибудь каверзное. Когда папуля Локи падёт от моего меча, смеяться будет уже не судьба, а я. Торжество в фиолетовых очах взбесило лучника. Атрей сжал кулаки до побелевших костяшек. — Замолчи! Йотун чуть не сорвался на крик. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, словно в немой битве. Послышался громкий лязг стали из ножен. Юноша поспешил остановить Ингрид за своей спиной. Громадная ладонь, унизанная кольцами, легла на хрупкое плечо в защищающем жесте. — Любви Всеотца тебе вовек не сыскать, Хейм. — после второго вмешательства Тора смех Стража Биврёста оборвался. Хозяин Мьёльнира глядел на младшего брата спокойно, но низкий голос был отнюдь не добрым. — Любимчиком ты никогда не был и не будешь, а вот мелкий… кто знает… братец. Тор был внешне спокоен, но Страж Асов сразу понял: у пьяного брата чесались кулаки. Рыжебородый напоминал огромного пса, которому не давали спуску с цепи. Миновать удары здоровяка обманными движениями почти невозможно. Молот бы рассёк нос, и младший, встретив головой стол, увидел бы перед глазами сноп разноцветных искр. Другой же исход был не насильственный: Тор попросту бы напомнил Одину о дурном поведении его «правой руки». Пока Вестник Рагнарёка думал, как поступить, затяжное молчание играло ему на нервы. — Вынужден оставить вас. — Хеймдалль потянулся через стол и выбрал из плетёной тарелки самое красное яблоко. — Аппетит пропал в этом свинарнике. Не моргающий взгляд толстяка безотрывно следовал за уходящим братом, что подкидывал в воздухе фрукт. — Как ни странно, но у меня тоже, — сказала Труд, давя в себе раздражение. — Локи, я буду тренироваться на улице. Как закончишь работать с дедом, приходи на стрельбище. Выпустим пар вместе. Атрей медленно выдохнул. Произошедшее несколько секунд назад теперь казалось чем-то незначительным. Он кивнул ей вслед и глянул на Тора. — Спасибо. Хмельная улыбка Бога Грома получилась не просто ободряющей, а лихой. Он задумчиво покрутил кружку, молча встал и пошёл вразвалочку, то ли вслед за дочерью, то ли просто подышать свежим воздухом. А может, и вовсе искал пьяной драки. Асы… Что-что, а скука с ними не грозила. Мимир говорил, что они заядлые пьяницы, яростные воины, хитрецы и страстные любовники. Придя в Асгард, Атрей нашёл в них свободу, красоту, но так же тьму и жестокость. Мальчишка теперь ел в зале один, но мирную тишину опять прервали. Хугин приземлился на стол и прямо возле тарелки. Мягко клюнув ладонь, пернатый глянул на полубога снизу вверх. — А меня ругать не будут? Животное лишь нагло продолжило щёлкать клювом. Атрей посмотрел через одно плечо, а потом через другое. Ни единой души. Он потянулся через стол и выбрал самый мягкий хлеб. Оторвав кусочек поменьше, дал его птице, которая с радостью съела угощение. — Нравится? Хочешь ещё и с малиной? Мне мама когда-то делала похожий. Крылатый одобрительно кивнул и взмахнул крыльями. Атрей засиял от радости, зная, что осчастливил животное. — Этот засранец не заслужил, чтобы его баловали. Атрей слегка дёрнулся от неожиданного появления Всеотца. Вмиг перестал почёсывать чёрно-красные перья. Верно говорил Мимир, что Один подобен тени, которая всё знает. Всё видит. — Нет, он хороший. Просто хочет чего-нибудь вкусного. — Ага, конечно. — Слегка закатывая глаз, хозяин обратился к питомцу: — Хугин, ты засранец! — Привычная лёгкая улыбка мага сменилась обеспокоенным взглядом. — А ты почему невесел, Локи? Он смотрел на Атрея с большим жарким интересом. — Пустяк… Когда мальчишка повернулся к нему, это выражение пропало как луч света, скрытый в серых тучах. Одинокий глаз вернулся к своей птице. — Хугин, он говорит правду? — Крылатый зверь сел хозяину на плечо и тихо поведал о случившемся. — Ммм… снова Хеймдалль… — почёсывая бороду, Бог Мудрости видел, как улыбка на лице юноши гасла. Лучник опустил голову, пока ворон продолжал свой рассказ. — Правда? Локи обиделся, что я оставил его одного? Что я ушёл ничего не сказав? Подняв руку, маг ждал, когда птица исчезнет. Хугин напоследок ворчливо каркнул и обернулся татуировкой на коже Короля Асов. Один не смог сдержать тихого смешка. Всё так просто. Не нужно было ходить вокруг да около, подобно змее, загоняющей в ловушку маленького зайчонка. Сладкие речи травили невинный разум бойче любого зелья. Вчера вечером долгожданный образ не только наставника, но и друга не разрушился, а стал лишь крепче. — Я не обиделся… Просто… Атрей проглотил остаток фразы, чувствуя, как щёки горели румянцем. Тронув краешек подбородка юноши, Один поднял его на себя. Обстоятельно и по-хозяйски, но в то же время бережно. — Ты скучал. Верно, сынок? Большие глаза стали прикованы к Всеотцу от этих слов. Глаз мага блуждал по лицу Атрея. Редкие веснушки рассыпались, словно звёзды. Они были на щеках, на курносом носике и на лбу. Маг подушечками чертил рыжие созвездия. Жар от ладони разливался по телу Атрея. Спускался к животу, а потом и ниже. Воля мальчишки таяла подобно льду. Предвкушение, интерес и… желание глядели на Одина из-под ворса густых рыжих ресниц. Серебряный кубок, стоящий на столе, привлёк внимание Всеотца. Взяв его, Бог пригубил вино. — Моё любимое. — Один меланхолично вертел флют в руке. — Хочешь? Атрей кивнул. Король Асгарда ухмыльнулся, поднёс кубок ко рту юноши. Розовые губы покорно открылись в томлении, и полусладкий нектар, слегка обжигая нёбо, растёкся по горлу. Несколько капель бежали по подбородку. Владыка Девяти Миров прошёлся языком по влажной дорожке, слегка тронув краешек губ. Мальчик хлопал ресницами, а вино волнами плескалось уже в голове. Он захотел поцеловать Одина. Дыхание с терпкостью алкоголя и… морозной свежести ударило в лицо Атрея. Отрезвило. — Т-ты был в Мидгарде? Всеотец шикнул и приложил указательный палец к устам Локи. Ухмылка хитрого Бога была с капелькой яда. Она медленно ползла вверх. Палец неторопливо, с упоением погружался в тёплый рот, гладил язык. — Сначала распробуй. — На шершавой подушечке осел слабый винный привкус. — Чувствуешь? Ягоды. Йотун мыча закивал. — Д-да. Как только Локи заскользил языком по пальцу, Всеотец стал высовывать его, наблюдая за нитью слюны, которая вскоре оборвалась в воздухе. Эхо удовольствия мальчишки яркое. Возбуждение, проходило через всё тело, заставляя обиженно стонать. Атрей поддался вперёд, но учитель схватил негодника за подбородок. Ладонь слегка давила, предупреждая остановиться. — Доедай и пойдём работать дальше. — Он говорил спокойно, словно минуту назад ничего и не было. Поднявшись, Один зашагал к себе в кабинет. Казалось, эта игра никогда не надоест. Владеть юным телом Верховный Бог ещё успеет, главное обладать разумом мальчонки.