Рубеж

      Всё ещё находясь в довольно тяжёлом состоянии, Сергей Разумовский лежал на своей койке, стараясь не подавать явных признаков жизни. После очередных тестов, проверок и экспериментов над его моральной составляющей он ощущал себя ещё отвратительнее обычного. Препараты, которые ему назначили, буквально лишали его голоса, запирая один на один с альтер-эго и подсознанием. Этот пузырь становился только плотнее и толще. Пелена, отделяющая его от собственного тела и окружающего мира, уже стала частью его сознания и даже восприятия. Каждое утро он просыпался с мыслью о том, что он не проснется. Не то молился на такой исход, не то отчаянно боялся этого…       Если его мучали кошмары, видения и призраки прошлого, то Сергей после пробуждения, осознания сна мог лишь беспомощно оглядываться по сторонам. Возникало такое ощущение, будто бы это и вовсе не его жизнь, чья-то чужая, а попал он сюда по чистой случайности. Из таких суждений можно сделать один внятный вывод: чтобы всё это закончилось, нужно только проснуться! Что может быть проще и понятнее? Вот только Сергей никогда не просыпался, он не умел выходить из своих снов и забвенье не умел растворять. Всё его существование превратилось в один сплошной цикл кошмаров, у которых просто не может быть конца. А было ли начало?       Дни стали настолько схожими, что прекрасное и успешное прошлое казалось лишь миражом, плодом фантазии, но никак не частью реальной жизни. Действительность не совпадала с воспоминаниями, а чувства противоречили всем составляющим личности, по крайней мере тому, что осталось от неё. Вот только Сергей уже устал разбираться со своими душевными потрясениями и моральными травмами. Он не знает и не может понять, как ему сейчас «правильно» поступать, чтобы хотя бы внутренняя боль ушла на второй план. Поэтому сейчас он вознамерился поступить таким образом: решать проблемы по мере их поступления. Не гениально ли? По крайней мере, в нынешних условиях только это помогло бы ему окончательно не сойти с ума.       — До-о-обр-рое утро, Серёжа, как тебе спалось? Смог набраться сил? У меня есть кое-что очень интересное для тебя, — Альтер-эго подобрался к койке и с лёгкостью взобрался на кровать. Возвысившись над Сергеем, прошёлся по нему выжидательным взглядом, так и излучая подозрительную и до дрожи напрягающую доброжелательность.       — О-оставь м-меня, — хриплый и безжизненный голос еле-еле смог выдавить из себя нечто членораздельное.       — Нет-нет, у меня сегодня целая программа для тебя, — обычно препирательства Сергея всегда раздражали Птицу, но в этот раз у него было пугающе задорное настроение. — Гарантирую, скучно точно не будет!       Нависнув над лицом Сергея, он протянул к его щекам когтистые пальцы. Поцарапав скулу Первичной личности, он почувствовал, как такая же царапина возникла и на его лице. Подтянув одну руку к себе, Птица пальцами стёр капельки крови, начинающие мелкими дорожками стекать по щекам. Облизав окровавленные пальцы, вторичная личность оскалилась, блеснув огоньком в глазах. Ухмылка его была настолько выразительно-свихнувшейся, что Серёжа невольно шумно сглотнул слюну. Одномоментно альтер-эго успело одарить Сергея соответствующим его нынешним характеристикам обезумевшим взглядом. Вживаясь в свой образ, птица даже успел подметить то, как быстро Сережа вышел из полумёртвого состояния. Вторичная личность обожала возбуждать в «главном» стремление жить, даже если проявлялось это как: бегу сломя голову туда, куда глаза глядят. По крайней мере, в момент отчаяния у Серёжи птица начал громко, почти с оглушительной силой смеяться. Этот голос умел разрывать самые тонкие струны души, и ведь самое отвратительное в этом — не отношение птицы к нему, а то, что только он способен создавать и дарить ему эти струны. Не прошло и нескольких секунд, как рот смеющейся галлюцинации наполнился кровью, почти чёрная масса, смешанная с чем-то липким и тягучим, начала капать Сергею прямо на лицо. Пока Разумовский пытался хоть как-то отстраниться от кровавого потока, птица начал захлёбываться в собственной крови, он с грохотом упал на пол, но не перестал содрогаться от смеха.       — В-вот и начало, ш-шо… — Птица так и не смог договорить, как его тело видоизменилось, стало похоже на нечто до боли знакомое, дорогое, ценное, что-то, что имело значение в прошлой жизни Серёжи. Сердце непроизвольно сжалось, но Сергей не успел осознать, как всё померкло, и осталась лишь старая, добрая, знакомая пустота.       — Где я? — пространство отозвалось лишь тихим эхом, что только больше рассердило Разумовского, который и так был на грани лишения рассудка. — Где ты?! Немедленно покажи себя! Хватит играть со мной в эти игры! Покажи всё как есть или прикончи меня уже.       Возникший буквально из ниоткуда Птица с заинтригованным видом стал наворачивать круги вокруг главной личности.       — Меня, безусловно, тешит то, на какую ты жертву готов, но в этот раз я пойду тебе навстречу и сделаю так, как ты меня попросил, — подтянув Серёжу к себе, заговорщицки посмотрел ему в глаза: «Покажу. Тебе. Всё». После этих слов Птица оскалился, обнажая ряд острых, как бритва, зубов. Смех наполнил всё пространство, заставив пленника собственного разума сжать руками уши. Продлился этот шум не очень долго, потому что уже в следующие несколько минут перед Сергеем возникло тёмное полупрозрачное стекло. Темнота сузилась, очертила границы в бескрайнем «ничего» и стала похожа на коробку, в которой не могло быть ни входа, ни выхода.       Тёмная материя рассеялась, являя очень знакомое место. Архитектура чем-то напоминала ему замки в Венеции. Только когда картинка стала более точной, он понял, что действительно находится в Венеции.       «Меня арестовали здесь, да, п-прямо здесь..?» — увидев под собой чёрно-белые плиты, Сергей отшатнулся в сторону.       В момент его осознания в помещении стали появляться образы, блики уже мёртвых людей. Чьи-то лица были размыты, а кто-то был более детально прорисован сознанием Разумовского. Две клетки, наполненные людьми, не сильно выделялись, имели более серые оттенки, уступая двум главным фигурам: ему и майору Игорю Грому. Внутри всё похолодело, по коже пробежал мороз.       Птица вновь возник рядом с растрёпанным и измученным Сергеем Разумовским. Сложив за спиной руки, он спокойно стал наблюдать за разворачивающейся трагедией.       — М-да, в тот момент я думал, что ты опустился окончательно, и ниже уровня уже не будет. Но ты смог меня удивить.       Серёжа проигнорировал слова птицы, прислонившись к стеклу.       

P.s. Далее следует смешанное описание событий из «Майор Гром: Игра» и Сергея Разумовского как наблюдателя за собственным прошлым.

      — Ну наконец-то ты пришёл в чувство! А мы уже начали волноваться… — восторженно произнес Сергей.       — «Мы»? — озадаченно уточнил Игорь, постепенно приходя в себя.       — Вообще-то, помимо меня, тут ещё находятся твои друзья и близкие! Неужели ты забыл о них? Эх, а ведь эти люди так сильно тебя ждали…       — Если ты хоть что-то с ними сделал. Мразь…       — Я? Боже упаси! Да и к тому же кто я такой, чтобы вершить суд? Нет, Игорь, теперь они находятся в твоих руках.       — Что всё это значит? Чего ты хочешь от меня?!       — Реванша!

…

      Наблюдая за всем теперь уже со стороны, Сергей понимал, что он пошёл на поводу своих чувств. Обида вылилась в стремление отомстить, «поставить на место». Однако сейчас он ощущал… вину? Нет, не перед Игорем, они вместе отлично справились с задачей: взаимно разрушить жизни друг друга. Скорее перед своим изначальным планом, амбициями, благими намерениями, идеями. Перед теми, кто, как и напрямую участвовал в их игре, так и косвенно пострадал. Да, лес рубят — щепки летят, но справедливо ли? Имел ли право Сергей Разумовский брать на себя такую ответственность?

…

      — Ты… ты безумный псих… — почти шепотом выдал Игорь, ошарашенный поведением и обезумевшим видом своего противника.       — Да-да, конечно! Правила будешь слушать или как? — с надменной улыбкой Разумовский закатил глаза, активируя экран между ними. — Поставишь мне шах и мат — освободишь всех друзей, оставшихся в живых. Проиграешь — и они умрут. Ну что, начнем игру?

…

      «Я сижу напротив своего заклятого врага и наблюдаю за тем, как он мучается. Словами не передать, какое неземное наслаждение я сейчас испытываю. Месть — самое прекрасное из всех чувств. Я так часто прокручивал в голове различные варианты, выдумывал самые изощрённые способы, но, как и всегда, реальность оказалась куда круче любых фантазий…» — стоя с Главной идентичностью, Птица озвучил те слова, что в тот момент были в его голове. — Это были твои мысли, в этом мы с тобой похожи, оба получаем искреннее наслаждение, когда, по нашему видению идеального мира, вершим суд. И не смей отрицать это. Я всегда воплощал и оживлял то, что было у тебя на уме.       — Ты сам принимал за меня решения! Мои мысли — это моё дело!       — Это никогда не было твоим делом. Без меня ты бы не принял ни одного важного решения в своей жизни! Да и можно ли тебе хоть что-то доверить, если ты не в состоянии довести самое пустяковое дело до конца? — грубо прокомментировал Птица, прекрасно знающий о своем вкладе в образ и личность как Разумовского, так и Чумного Доктора.

…

      — Я не буду играть с тобой, хочешь убить меня — убей. Но подставлять своих друзей я не собираюсь!       — «Шаг первый–отрицание».       — Я предвидел такую реакцию, и вот что я скажу тебе, Игорь… Твоих друзей в клетке гораздо больше, чем фигур на столе. И если ты не станешь играть со мной, то я буду убивать по одному человеку в минуту… начиная с этого момента! — вслед словам Сергея за Игорем начал пищать датчик и угрожающе мигать. Не прошло и нескольких секунд, как раздался первый взрыв.

…

      — Это была незабываемая игра. Триумф, достойный нашего труда, ну больше моего, конечно. Но когда нам в последний раз удавалось так изящно, так тонко отомстить или наказать? Не считая уважаемого психиатра Вениамина Самуиловича Рубинштейна — саркастично подчеркнул последнее предложение.       — Их смерть была напрасной и несправедливой. Это не то, с чего мы начали. Я предал свои идеалы, уступив тебе, — почти обречённо прошептал Сергей.       — Всё ты вечно об одном, смирись с тем, что жертвы — главная составляющая успеха.       Перед глазами Разумовского стали всплывать кадры терактов, что он устроил, создавая для Игоря «поле испытаний». Кровь встречалась в каждом воспоминании. Смерть ощущалась почти в каждом моменте. Насколько длинной была кровавая дорожка, которую он оставил за собой? Сколько людей пострадало и сколько ещё захотят отомстить?       — Вся эта кровь теперь на моих руках. Ты противоречишь своим принципам и правилам!       — Во-первых, не будь таким эгоистом, во-вторых, «на наших руках», без моего вмешательство ты бы не смог убить Волкова и нарушил бы правила игры, так что можешь не благодарить. Я сохранил наше достоинство перед твоим зак…       — Т-ты…мы, то есть я, т-то есть…что?! — истерично перебил, метнув в Птицу взгляд полный паники. На мгновение выпав из мира, также резко повернулся к полю, где начинал разворачиваться его ночной кошмар, вечно ускользающий из его памяти. Серёжа бросился к стеклу, пока Птица чуть с озадаченной, но выжидательной усмешкой наблюдал за ним.       «Нет, нет-нет-нет. Я бы не сделал этого, не…» — закусив губу до крови, затаил дыхание. Сергей вздрагивал буквально от каждого своего резкого движения, громкого слова, прерывистого вдоха.

…

      — Хочешь следующий ход? Ты его получишь! — в гневе, поддавшись порыву эмоций, Игорь съел слона Разумовского.       «Олег…» — так и не произнёс вслух Сергей. Он повернулся, чтобы в последний раз посмотреть на наёмника, как заметил, что его ошейник дал сбой…       — Грёбанная китайская техника… На неё никогда нельзя положиться, — встав со своего места, Сергей выудил пистолет из кармана пиджака. — Что ж… Придётся всё делать самому!       Направив дуло пистолета прямо в Олега, он чуть задержался, а после с лёгкой улыбкой дополнил: «Прости, Олег, но правила есть правила!». Вслед своим словам рука предательски дрогнула, на мгновение показалось, что пистолет обрёл неподъёмную массу. Он уже был готов опустить оружие, как фантомно почувствовал хватку Птицы. Он в одно мгновение нажал на курок. Раздался оглушительный выстрел, а потом ещё один, и вслед за вторым последовало ещё три.       Наёмник и среагировать не успел, но как же это..? Столько лет служил, так мастерски уворачивался от пуль, что летели в спину. А сейчас не увернулся от прямого огня? Возможно, он даже после первого выстрела не мог поверить в то, что Сергей может решиться на подобное действие по отношению к нему. В любом случае, он слишком быстро потерял сознание, чтобы осознать, как сильно он ошибался, и принять то, какую большую ошибку он допустил. Кровь очень впиталась в плотный костюм, а после и достигла пола, создав непропорциональную лужу вокруг бездыханного тела.

…

      — Олег! — Разумовский так и не осознал, вскрикнул ли он или остался недвижимым. Он не слышал ни Птица, ни себя, ни кого-либо ещё. Пульс в висках и звон в ушах перекрывали всё. Сердцебиение также участилось, заставив Сергея буквально задыхаться: «Нет-нет-нет-нет-нет!». Осев на пол, а точнее, упав на колени, Серёжа сделал попытку взять себя в руки, но приступ кашля и подступающий нервный срыв не позволяли сосредоточиться на чём-то одном. Слёзы одна за другой непроизвольно начали скатываться по горящим от боли и переизбытка чувств щекам. Он сам себя всего лишил ради идеи, плана и игры, сам отобрал у себя то, что могло спасти его. Не зря говорят, что лучший палач для человека — сам человек. Только мы знаем, какие слабости и какая боль нас могут окончательно сломить. Сергей Разумовский во многом был жесток и беспощаден, но к себе он проявил такую же «любовь», как и к своим жертвам.       Глаза, бегающие по всему полу, не в состоянии найти точку опоры, зацепили лужу крови, в которой лежал Олег. Испуганно подняв взгляд, Разумовский тут же пожалел об этом. Изо рта Олега всё ещё продолжала течь кровь. Он не подавал признаков жизни, пока игра продолжалась, пока раздавался ещё и ещё один взрыв, последний, после того, как началась потасовка уже другого сюжета, со своей развязкой и новым вступлением. Серёжа бы, не мигая, продолжил взглядом прожигать труп, если бы в кадре Вторичная личность снова не заявила о себе.       Хлопая в ладоши, Птица взмахом руки остановил «запись хроников».       — Браво нам, браво! Это было незабываемое шоу, хоть и пока что последнее, увы. Мы это всё ещё можем исправить и… А… — наконец-то Птица обратил внимание на то, что Серёжа его даже не слушает. Пройдя сквозь стекло, он подсел на корточки и протянул руку к Олегу: «…из-за него ревёшь? Да ладно тебе, он не первый и не последний. Ещё в начале следовало от него избавиться так же, как и от тех журналистов, знавших о…».       — Не трогай его. — Со сталью в голосе Сергей остановил Птицу, кинув на Вторичную личность предупреждающий взгляд.       — …знавших о нас больше, чем все остальные, — недовольно закончил своё предложение Птица и протянул руку к волосам Олега.       — Я сказал, не трогай его! Убери от него свои руки! Сейчас же! — озверевший Сергей был готов уничтожить всех и всё, включая самого себя.       — Это всего лишь твоё воспоминание. Ему уже плевать, что с ним произойдёт, уж тем более в твоих воспоминаниях, — приподняв Олега за волосы, с добродушной усмешкой вгляделся в черты лица наёмника. — Да, определённо всё равно или ты считаешь иначе? — вслед своему вопросу он обхватил Олега за шею, после чего демонстративно показал его окровавленное лицо.       — ХВАТИТ! — закричав так громко, как это сейчас позволяли сделать его связки, с силой ударил в стекло. По нему пошло множество трещин, а вся картина перед ним исказилась. Но даже в искривлённом изображении Сергей видел, как Птица скалится и насмехается над ним.       Снова ударив по стеклу, кажется, войдя во вкус, Сергей стал всё сильнее и сильнее бить. Руки отзывались самой острой болью, но то чувство отчаяния, что с каждой секундой возрастало, не позволяло и задуматься над тем, чтобы остановиться.       — Прекрати истерить и смирись с тем, что произошло! Хватит уже отвергать свою причастность к нашей игре! — Вторая личность не ожидал именно этой реакции, от чего отпустил Олега и стал подходить ближе к барьеру.       Что-то прокричав, Сергей разбил стекло, падая прямо на Птицу. Более не медля, он тут же совсем немного приподнялся, но только для того, чтобы что мочи было врезать Вторичной личности. На лице Альтер-эго тут же остался отпечаток крови от израненных рук Сергея. Ранее он никогда не испытывал такого всепоглощающего гнева. Никогда его злость не брала верх над его разумом. Но сейчас он был готов на всё, лишь бы не останавливаться, бить, уничтожать, разрушать и крушить до того момента, пока не испустит последний дух.       — Это ты во всём виноват! Ты убил его, их, всех. Уничтожил всё, что было так важно для меня! Ты разрушил мою жизнь! Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! — гортанный крик разорвал дымку миража. Поле с клетками, трупами начало растворяться вместе с Птицей, что почти не сопротивлялся, пока его лицо превращали в месиво из кожи, крови и разорванных мышц лица.       Прошло несколько минут, когда Сергей осознал, что в пустоте не осталось ничего и никого, кроме него и тела лучшего друга. Растеряв всю свою моральную и физическую силу, он ощутил, как из носа пошла струйка крови. Спешно стерев её таким же окровавленным рукавом одежды, Разумовский на четвереньках стал подползать к телу Олега. Дрожащими руками вцепившись в пальто Волкова, он подтянул его к себе, будто бы не веря в то, что всё это было наяву. Коснувшись ещё тёплой щеки безжизненного тела, он почувствовал, как в отчаянии и смирении расширяются зрачки. Глаза снова наполнились слезами, размывая труп перед глазами. Сжав тело крепче, будто чувствуя, что оно вот-вот вместе с ним исчезнет, опустил голову к груди. Тяжело дыша, он пытался вымолить у Олега прощение, прерывисто нашептывая что-то нечленораздельное. Всё это длилось до того момента, пока он не увидел, как тело Олега начинает рассыпаться на маленькие частички, которые тут же меркли во тьме.       — Нет, стой, не оставляй меня… — поправляя волосы Олега, он чувствовал, что в последний раз смотрит на него. Сереже не хотелось помнить его таким, но он сам виноват в том, что произошло, и сейчас оставалось сделать только одно — отпустить.       Когда тело исчезло, оставив после себя лишь запах крови и смерти, Сережа огляделся вокруг, понимая, что тёмная материя начала сгущаться и сжиматься. Обычно он начинал сопротивляться и пытаться выбраться, но сейчас он добровольно позволил ей поглотить себя.

…

      В это же время в «Белом особняке»:       Виктор Самуилович шёл по коридорам своей больницы. Его рабочая неделя подошла к концу, и он на пару дней собирался поехать домой. И уже с новыми силами вернуться к рабочему режиму. Однако не успел он пройти половину коридора, как один из молодых медбратьев врезался в его плечо, явно на всех порах спеша к кому-то.       — Ох, Виктор Самуилович, простите, у Сергея Разумовского отсутствует пульс! Он не дышит и ни на что не реагирует, — впопыхах выдал сотрудник, явно не готовый к тому, что обычная проверка, где он успел допустить маленькую оплошность, обернётся таким инцидентом.       — Чего же ты встал как вкопанный? Немедленно вези его в реанимационную. Быстро! — оживив парня повышенным тоном, тот побежал обратно, а на шум, поднявшийся медбратом, прибежали ещё два врача.       Постояв на месте, главврач всё-таки решил самостоятельно провести реанимацию. Учитывая состояние пациента и то, какие ему были прописаны препараты, это был ожидаемый исход. Да, Виктор нарочно назначил ему те препараты, что вызвали в его состоянии серьёзные осложнения. Стоял лишь вопрос времени, когда это скажется на здоровье Разумовского. Оставив сумку в коридоре, он пошёл на третий этаж, намереваясь подняться за нужным ему «лекарством», которое он использовал в таких ситуациях.       Тем временем Разумовского уже перевезли в реанимационную. Его состояние было критическим. Сейчас он стоял между двумя пропастями: клиническая смерть и глубокая кома. Одна яма глубже другой. Попал он в это состояние ещё тогда, когда сам почувствовал, что из носа пошла кровь. Это было единственное, что произошло с Сергеем в реальности, по крайней мере сегодня. На самом деле выходила уж больно трагичная смерть. Предварительно он прошёл путь по всем девяти кругам ада, побывал во всех самых жутких местах своего сознания, опустился на самое дно морального состояния, пережил самую жестокую тираду со стороны Птицы, узнал о том, что самолично убил лучшего друга, подпортил жизнь половине Петербурга, остался ни с чем, потерял всё и просто буквально самостоятельно себя прикончил. Следует ли таким образом закончить столь неоднозначную историю? Сергей для себя уже принял решение. Но согласится ли с этим решением сам Виктор Самуилович Рубинштейн?