Моя тихая гавань

      Странный стук в ушах. Словно с каким-то помехами или шумом. Что это такое?..       М-м-м…       Кажется, это звук собственного сердца.       Всё тело ужасно ломит.       Джеймс болезненно морщится, чувствуя, как неприятно сокращаются мышцы лица. Почему-то открыть глаза кажется настоящим испытанием — вдруг Супамон потерял контроль над собственными веками, ведь далеко не с первой попытки ему всё-таки удаётся это сделать. Но лучше от этого не становится. Ресницы приходится буквально продирать — их словно клеем намазали, а сами глаза находятся в самом, что ни на есть, сухом пламени. И вот понимайте как хотите!       Но Джеймс рано расслабился. Ведь он ещё не до конца пробудился и столкнулся лишь с поверхностными ощущениями измученного тела. Не зря ведь доктора людям вторят, что нужно заботиться о собственном здоровье, что нужно бережно относиться к себе. Но здоровье не имеет никакой стоимости до тех пор, пока не человек не столкнётся с болезнью. Грустно, если подумать, но ещё и очень страшно.       Джеймс резко дёргается, чувствуя пару рук на себе. — Тише, тише, господин Супамон. Вы в больнице.       «В больнице…»       Но почему? Джеймс лихорадочно хватает воздух ртом, чуть ли не плача от ужасающей жгучей боли внутри тела. Так больно дышать, так больно глотать… Что же это такое?! — ПиТул, — юная девушка обращается к вошедшему мужчине, пока Джеймс пытается успокоить растущую панику от диких ощущений в собственном теле. — Господин Супамон пришёл в сознание. — Оставьте нас, — мягко, но непреклонно произносит врач, — итак, господин Супамон. Попытка самоубийства — выход из ситуации? — а сам присаживается рядом с койкой, строго смотря на побелевшего парня. — Я увеличу доза обезболивающего, но это максимум… — Я не… — очень больно говорить. — Я не хотел… Я хотел уснуть… — Для сна нет необходимости пить весь тюбик снотворного, — наигранно возмущается Тул, — Вам повезло, Джеймс. Вам очень повезло, что Вас быстро привезли в больницу. — А кто… — Ваша мама, полагаю. Ей тоже пришлось несладко.       У Джеймса от нервов внутри всё скрутило. — Спокойно. Вам сейчас нельзя нервничать. — Когда… — до слёз больно. — Когда пройдёт боль?.. — Придётся потерпеть какое-то время, — тихо произносит Тул, — у каждого человека это индивидуально. В Вашем случае, думаю, через неделю всё пройдёт.       Глаза Джеймса в ужасе округляются. — Ну что Вы, господин Супамон. С каждым днём будет легче. Полежите в больнице месяц, и будете полностью здоровы. — Месяц?! — вскрикивает и сразу же сжимает губы в тонкую полоску. Лучше вообще не говорить. — Ну… — пожимает плечами мужчина. — А что Вы думали? Пока Вы не пройдёте обязательный курс с психологом, я Вас не выпишу. Это настоятельная просьба Вашей матушки…       Супамон устало прикрывает глаза. Конечно же. Мама теперь всю больницу перевернёт, лишь бы вылечили этого непутёвого сына. — Вам лучше поспать. Во сне Вы не будете чувствовать такой сильный дискомфорт.       Джеймс послушно прикрывает глаза, грея самую тёплую надежду на скорый и долгий сон. Просто проспать весь ужас — о, ха-ха-ха, кажется, именно это он и хотел сделать, в итоге, попав в больницу! Ну как же иронично. Вот только… как теперь объяснить гиперопекающей матери, что попытки самоубийства не было. Во всяком случае, осознанной…       Позже. Все мысли на потом. Сейчас есть только сон, и Супамон правда быстро и крепко засыпает, даже не косясь в сторону болотистых мыслей о массовой травле в интернете. Когда ты оказываешься на пороге смерти, особенно по собственной глупости, когда твоё тело мучается из-за последствий этой глупости — здоровье становится важнее всего. Человек может думать только о том времени, когда мог спокойно дышать, смеяться и есть, когда не приходилось надеяться на сон, чтобы избежать этих мучений.       И Джеймс правда не собирался убивать себя. Но панически-истеричное состояние лишило Супамона здравого смысла полностью. Он совершил ошибку, за которую теперь расплачивается. В конце концов, всё, что нас не убивает, делает только сильнее. Но как же долго кричала его мама. Сначала долго плакала, крепко обнимая сына, безудержно шепча о том, как любит его, что он — самое бесценное сокровище на всей планете, а затем ругала, также долго, вовсе не подбирая слова. Джеймсу не давала даже слова вставить, да и сказать ему ведь особо нечего было. Кому он теперь докажет, что не собирался совершать самоубийство, если оказался в таком положении? Может, только отец поверил его словам, когда они остались наедине. Джеймс расплакался только при нём — всегда строгом и эмоционально сдержанном человеке, Супамон плакал, как ребёнок, всё время повторяя, что опозорил их семью, но он вовсе не собирался убивать себя, лишь просто хотел быстрее заснуть. Мужчина молча слушал монолог сына, крепко держа того за руку, а после крепко обнял. Конечно же он ни в чём сына не винил, и уж точно мужчина не считал, что Джеймс их опозорил. Ситуация, конечно, не из приятных, но ничего столь бесчестного в этом нет.       «- Устроенный для тебя афронт закончится».       Закончится. Общественное поругание прекратится — Супамон знает это, но… Новость о попытке самоубийства уже просочилась в сеть, и новая волна обсуждений и осуждений оказалась масштабнее и сокрушительнее предыдущей. Страшно было телефон в руки брать, а ещё страшнее было читать новостные заголовки. Впрочем, ничего другого Джеймс и не ожидал там увидеть.       «Очередной скандал с участием Супамона».       «Бесчестие — приговор?»       «Супамон выполняет просьбы фанатов».       Лучше не читать. Смысла нет гонять по кругу одни и те же умозаключения, написанные разными словами. Джеймс уже понял, что он — грешник номер один. Ему, судя по записям в сетях, любой святой может позавидовать. Вот только в голове всё равно не укладывается: почему его линчуют, когда в данной ситуации именно Джеймс жертва? И вот думай — не думай, а понять этого не сможешь. И от этого становится так обидно. Конечно же Супамон особых иллюзий не строил — когда у него появились первые поклонники, он прекрасно понимал, что не может полностью рассчитывать на этих людей. С одной стороны они стали его поддержкой, с другой, именно эти люди могли в любой момент свалить его с пьедестала. Что, собственно, сейчас и происходит.       Они называли себя его семьёй — ха-ха, та семья, что готова четвертовать его. Удивительно же! Но не так много людей и поддерживают его в подобной ситуации, а подавляющее их количество вообще не состоят в фандоме Джеймса. Так что же получается, у него с самого начала ничего не было?       В больнице беседы с психологом какие-никакие, но плоды приносят, хотя парень не горит желанием посещать этот кабинет. Во всяком случае, Джеймс больше не плачет, а врач правильно ему говорит, что теперь необходимо расставить приоритеты. А в приоритете для Джеймса теперь только он сам. Принять происходящее — единственный способ побороть трудности, но пока что Супамон не особо понимает, что включает в себя это принятие. Разве он не принял того, что в полной заднице? Не принял ли он того, что потерял всё, чего достиг за долгие годы упорной работы? Ха-а-а-а. Неужели не принял?       В любом случае, делиться личными переживаниями с незнакомцем, пусть и психологом, Супамон желания никакого не имеет. Поверьте его опыту, даже среди врачей частных клиник находятся те, кто продают информацию прессе. Джеймс никому не верит. И ему не нужна ничья помощь. Вот только новый вопрос назревает и весьма актуальный — как ему теперь жить в Таиланде, ведь стоит ему выйти на улицу, как на него налетают с расспросами как репортёры, как и простые люди. Сейчас он самая узнаваемая фигура в Таиланде, и какой смех, когда в сеть просачивается информация (до чего же удивительно), что Супамону предложили рекламу несколько интимных магазинов. Репутация ушла в тартарары.       Это просто какой-то кошмар.       Апатия начала проявляться незаметно. Джеймс даже не заметил, в какой момент у него не осталось сил, чтобы просто с постели подняться. В какой момент новый день потерял своё очарование? О, да, наверное, в тот, когда Джеймса таким ужасным образом предали, когда люди, которые обещали его защищать от нападок, первым вонзили ножи в спину. Любовь фанатов к кумиру так непостоянна и так лжива.       Всё это просто самый настоящий цирк — и лицемерные маски слетают в нём одна за другой. Но Джеймса за даром не нужно это представление. Всё, чего желает парень, это спокойствия и тишины. Так вот она — ценность спокойной жизни. Но в Таиланде парню тишины не видать. Решение приходит со стороны семьи, причём весьма неожиданное, даже, по мнению Джеймса, импульсивное, хотя именно Джеймс находится на эмоциях. И начинающаяся у него депрессия дела не упрощает. Мама предлагает ему поездку в Японию, вернее, на один из маленьких прибрежных островов, в небольшое селение. Там когда-то жила бабушка Джеймса по линии мамы, теперь же Супамону предлагают временно пожить у подруги бабушки.       Другая страна, иной менталитет, отдалённое поселение — даже если кто-нибудь из жителей и узнает Джеймса, то, мало вероятно, что эту тему поднимут на обсуждение. Всё же там живут уже возрастные люди, да и им есть кого любить, помимо актёров другой страны. Во всяком случае, такой вариант предлагают родители сыну, оставляя выбор только за ним.       Но как Супамон может согласиться на подобную авантюру? Как он может оставить родной дом, страну, бросить всё и просто начать всё заново? Так ведь не бывает, и дурная слава найдёт его даже в той маленькой деревушке, где ему предлагают укрыться.       Джеймсу уезжать не хочется, но какой выбор у него есть, если журналисты начали караулить его прямо возле подъезда? Что ему ещё остаётся, если он даже в магазин не может сходить? Так жить ведь тоже не получится, а значит, данный ему выбор изначально был лишён второго варианта. Джеймс уезжает в Японию, и думать тут не о чем. Он позволяет отцу решить вопрос с перелётом, он позволяет матери помочь ему собрать вещи в эту поездку, что неограниченна по времени, ведь самому не получается уложить в чемодан и пару вещей.       Может, там правда станет лучше? Во всяком случае, там не придётся прятать таблетки, выписанные врачом. Узнай мама о них, точно не отпустила бы его, а лично выдавала бы в руки антидепрессанты. Да, скорее всего, уехать в другую страну не такая уж и странная идея. Вполне возможно, что это единственное верное решение, если речь идёт о благополучии и здоровье. Сейчас Джеймсу здесь не сделать даже вдоха, чтобы репортёры не прознали, а он, как нормальный человек с такими же нормальными потребностями, нуждается в тишине и отдыхе.       Раньше Супамон посещал города Японии по работе, теперь же ему лучше не появляться в многолюдных местах, особенно среди молодёжи. Оно и к лучшему на самом деле, ведь пересекаться лишний раз с людьми у Джеймса нет никакого желания. Уже за день до посадки на самолёт, парень вдруг понимает для себя, насколько верным и грамотным оказалось предложение родителей. Они буквально предоставили ему все условия, дали ему невероятную возможность — укрыться от людской ненависти, оставшись наедине с собственной душой. Там не придётся прятаться от камер, не придётся скрывать собственное лицо за проклятой маской, не придётся слушать оскорбления и вопросы, что переходят все возможные границы. Там он сможет преодолеть боль, что сковала его сердце, пережить трудности, с которыми он столкнулся против своей воли. На всё нужно время — Джеймс это знает, а также он понимает, что время вовсе не лечит, но, как и свойственно любым ранам, они затягиваются, оставляя после себя лишь шрамы, которые болят только от воспоминаний.       Кроме родителей Джеймса никто не провожает. Он сам ни с кем не выходит на связь с того самого дня. Честно сказать, он даже не читает сообщения, что ему пишут, не отвечает на звонки. Страх сковывает. Вина душит. Вторая сим-карта даёт относительный покой для Супамона, исключительно, чтобы иметь связь с родителями, но избавиться от первой рука не поднимается. Причин он пока что понять не может, ведь, вроде бы, понимает, что это будет правильным поступком, но… Просто не может. Однако, телефонный номер Ради кидает в чёрный список.       Посадка, к удивлению, проходит спокойно. Никто из компании не слил информацию прессе, потому Супамон имеет возможность спокойно и сердечно попрощаться с семьёй. Не переживая, что кто-то может исподтишка заснять его, либо напасть с порцией каверзных вопросов, смутив и его семью, Джеймс просто крепко обнимает людей, что дали ему жизнь, что растили его, любили и оберегали. Оберегали для того, чтобы какой-то ублюдок его потом разбил…       Настоящих эмоций Супамон старается не показывать. Разумеется, ему так сильно хочется плакать. — Я люблю тебя, милый… — шепчет подрагивающий голос мамы. — Я так тебя люблю…       Сердце сжимается в комок. И больших трудов стоит Джеймсу сдержать подступающие слёзы, каких же сил ему стоит сдержать свой порыв остаться здесь, с ними… Каких же сил ему даётся эта улыбка и спокойное: — До встречи, мам, пап…       Пока внутри всё скручивает, пока внутри всё пульсирует — виноват ведь только Джеймс. Это всё его вина. Это расплата за его ошибки, за его наивность.       Как же всё это тяжело…       Уже сидя на своём месте, натянув кепку посильнее, вставив наушники, Супамон измученно прикрывает глаза, позволяя себе те тяжёлые слёзы, которые он так упорно сдерживал. Жизнь и правда удивительная штука, но ещё более поразительны люди. Как мало нужно, чтобы разрушить человеку жизнь, как ничтожно мало нужно, чтобы кого-то сломать. Роль, что отведена сейчас Джеймсу общими массами, грязная и низкая, и единственное, что он может в данный момент сделать, чтобы сберечь семью от этой грязи, это взять на себя ответственность и исчезнуть. Потеряться в километрах, в улицах, в людях. Пока что это всё, на что он способен.