Do Not Go Gentle

Дерек так и не засыпает. Просто сидит, баюкая скрючившегося в его руках саба, прислушивается, пытаясь уловить что-нибудь, что могло бы помочь ему определить, с чем он имеет дело и где его держат. Из-за вынужденной близости к мальчику он начинает отличать его индивидуальный запах от засохшей крови, забившей нос и пропитавшей всю комнату. В основном малыш пахнет кисло: болью, несвежим потом и страхом – свидетельство многих дней в этом месте. Он человек, и под миазмами заточения пахнет молодостью, здоровьем и свободой – Дерек не чует метки. Так что это не очередная глава его трагической жизни, скорее кошмар, неприятное событие, в котором он оказался совсем недавно. Дерек чует на нем запахи охотников: смазанные следы на волосах и шее, от которых несет порохом и аконитом. Хотя разницу между Домом и сабом невозможно учуять, Дерек еще не видел, да и не слышал об охотнике на сабов – за одним только вопиющим исключением, – он непроизвольно выпускает когти, когда он думает, насколько беспомощным был бы мальчик в комнате, окруженный аморальными и безжалостными Домами. Количество света начинает медленно увеличиваться, и Дерек понимает, что за дверью их своеобразной камеры должно быть окно, и что приближается рассвет. Он вздыхает, а затем сдвигается, безмолвно урча глубоко в груди, пытаясь облегчить сабу пробуждение. Его руки не останавливались всю ночь, уверенно двигаясь по руке и плечу мальчика, они обвивали его лодыжки, прижимая его к теплу собственного тела. Но сейчас, услышав вдалеке шум двигателя, он смещает свою хватку мальчику на шею, осторожно надавливая. – Эй, – шепчет он. – Думаю, уже утро. Тело в его руках будто наэлектризовалось от звука его голоса, потрясенное пробуждение пронизывает каждую конечность. Со звонким вздохом ребенок откидывается назад, выгибая спину и толкаясь ногами, изо всех сил стараясь вырваться. – Воу, нет, – Дерек правда пытается, чтобы его голос звучал спокойно и тихо, – Нет, нет. Шш-ш, малыш, шш-ш. Он инстинктивно крепче сжимает руки и ноги саба, ограничивая его движения, крепко прижимая его к себе. – Тише, я для тебя не угроза, хорошо? Я тоже пленник. Саб брыкается и несколько минут молча пытается выпутаться из хватки, пока слова мужчины не начинают просачиваться сквозь его напуганное, взбудораженное сознание. Дерек не ослабляет хватку, но и не пытается насильно успокоить саба тем тоном, беспокоясь, что подобное могло случаться слишком часто за время его заключения и чувствуя себя виноватым, что он уже однажды использовал это. Наконец отчаянно брыкающийся мальчик успокаивается, постепенно затихая в крепких руках от небрежных тихих нежностей, напеваемых Дереком. Он вспотел и тяжело дышит, но, по крайней мере, больше не вырывается. – Они наверху – тихо говорит Дерек через несколько мгновений. Он слышит и звон ключей, и хлопанье входной двери, и то, как тяжелые ботинки небрежно ступают по деревянному полу над их головами. – Ты знаешь, чего они хотят? Лицо саба едва видно, оно освещается только серым светом из щели под дверью, и Дерек на мгновение жалеет, что у него нет больше времени, чтобы рассмотреть его, увидеть больше. Сейчас он видит восковую кожу, острые выступающие кости щек и бровей, обрамляющие впалые щеки, что свидетельствует о недавней и быстрой потере веса. Широко посаженные глаза слепо смотрят через его плечо: человек еще ничего не видит. Дерек раздраженно встряхивает его. – Ты должен ответить. Кто они. Сколько их. Как давно ты здесь. Саб качает головой, и Дерек раздраженно рычит, вызывая в маленьком теле дрожь и съеживание. Он отсаживает мальчика в сторону, встает, и начинает расхаживать по комнате, чтобы не сорваться на нем. Раны Дерека зажили; теперь о вчерашнем свидетельствовала только его рваная и окровавленная одежда. Сейчас света хватало, чтобы разглядеть комнату в оттенках серого: прочные бетонные стены, стальная дверь без ручки с этой стороны. Затемненный светильник врезан в потолок из гипсокартона, аккуратно отделанный. В углу туалет и грязная раковина. Дерек улавливает четыре сердцебиения наверху, одно из которых намного быстрее остальных, и одно с отчетливым свистящим звуком. Разговоры ни о чем: нытье о Стрелке, пролившем кофе, раздражение из-за густого тумана снаружи, шорох сброшенных курток, характерный звук оружия, выкладываемого на стол. И пока ни слова о тех, кто сейчас в подвале. Дерек проводит руками по двери, выпускает когти, чтобы посмотреть, есть ли что-то, за что можно ухватиться, но ничего не чувствует, что его не удивляет. Он возвращается к сабу, садится перед ним на корточки и хватает его за челюсть, поднимая голову. – Расскажи мне, – требует он доминантным тоном. Он загнан в угол, у него нет времени возиться с этикетом, а симпатия к сабу исчезает перед лицом непосредственной угрозы. - Чем они занимаются? Какой у них распорядок дня? Мальчик застывает как по команде, вздрагивает и едва ли не трясется под влиянием приказа, но не выдает ничего, кроме маленького стона, быстрого стука зубами и пары задыхающихся вдохов. Это ненормально. Ни один саб не должен быть в состоянии сопротивляться Доминантному тону. Не должен хотеть этого. Под влиянием внезапно возникшей мысли – возможно немного абсурдного предположения – Дерек бесцеремонно оттягивает челюсть мальчика и засовывает два пальца ему в рот. Их тут же пытаются вытолкнуть влажным языком и неистовым размахиванием рук. Дерек вытаскивает пальцы, проводя по пухлым губам, чувствуя облегчение от того, что не нашел обрубок вместо столь важного органа. – Ты что, не можешь говорить? – требовательно спрашивает он, озадаченный и сердитый. Саб сглатывает и качает головой. Его плечо ритмично дергается, и Дерек внезапно чувствует запах крови. Свежей крови. Он опускает взгляд и видит, как мальчик вцепился ногтями в собственную руку, царапая так сильно, что кожа рвется. Удивленный, он кладет свою руку сверху, останавливая его. – Хватит, – шипит он. – Прекрати. Дерек злится, когда мальчик снова отскакивает от него. – Все хорошо. Блять. Конечно, он оказался заперт с сабом. Немой, саб, практически ребенок. У него не могло быть более бесполезного сокамерника. По крайней мере, он будет тихим, полагает Дерек. Если это вообще можно взять за утешение. Он отрывает загребающие пальцы мальчика от поврежденной руки, вытирает с них кровь, а после – свою руку о собственные джинсы. Он вздыхает, прежде чем качнуться в сторону и прислониться к стене в ожидании. Делать все равно было нечего. Проходит несколько часов. Из разговоров наверху он узнает, что в доме четверо охотников. Стрелок, кофейный растяпа, который к тому же полный мудак и имеет привычку ворчать на своих товарищей, часто приправляя это яростными криками и пустыми угрозами; Лакшми, кажется, главная, которая говорит не больше, чем Заткнись; Барон, крупный мужчина, судя по тяжести его шагов, не казавший ни слова; и Руди – что-то вроде льстивой версии Стрелка. Дальше сыпется немерное количество взаимных поздравлений с поимкой Альфы, шелест бумаги и шум запускаемых приборов, пока они обсуждают стратегии поиска остальной части стаи. Пока Стрелок не пожаловался на голод, никто не упоминал о сабе, который в настоящее время заполз обратно в угол, плотно свернувшись калачиком и источая запах нервозности и тревоги. Дерек на мгновение задумался, не стоит ли ему подойти и, за неимением лучшего слова, обнять мальчика; но он реально не заинтересован в сближении с каким-либо сабом, особенно с тем, который кажется одновременно несовершеннолетним и травмированным. Пока у мальчика нет приступа паники, значит со стороны Дерека нет необходимости в подобных действиях, поэтому он остается на месте, прислонившись к стене прямо напротив двери и ожидая. – Давайте притащим эту маленькую сучку, – говорит Стрелок. – Я голоден. Что хорошего в рабе, если держать его взаперти? Барон издает ворчливый звук, соглашаясь, а Руди смеется, коротко и гнусаво. – Если он еще жив, – говорит он. – Вряд ли Альфа оставил от его тела достаточно, чтобы он мог работать. Стрелок замолкает на минуту, осознавая. – Дерьмо, – говорит он. – Об этом я не подумал. Ну, если он мертв, я точно не буду готовить или убираться за вами, уёбки. Лакшми ерзает, стул скрипит под ней. – Вы трое, – гаркает она. – Идите проверьте. Мне ведь не нужно говорить об осторожности? Я гарантирую, что это животное слышит все, что мы говорим, и будет готово напасть еще до того, как вы откроете чертову дверь. – У нас есть газ, мисс Лакшми, – наконец раздается голос Барона. Глубокий и звучный, он приправлен медленным говором южной глубинки. – Проблем не будет. Дерек слышит, как открывается дверь, а следом – глухой звук ботинок на крыльце. Скудный свет, бьющий из-под двери, становится ярче: за ней включили свет. Они спускаются в подвал и подходят к двери, напротив который сидит Дерек. – Йоу, Стайлз, ты еще жив там? Большой злой волк съел тебя? – Голос Стрелка резкий и саркастичный. – Ладно, волчонок. Лучше задержи дыхание. Слышится шипение газового баллона, и Дерек чувствует запах аконита и других химикатов: вязкая, гнетущая тяжесть в воздухе. Он задерживает дыхание, на несколько, казалось бы, бесконечных минут ему удается подавить рвущееся из него инстинктивное рычание, глаза горят и вспыхивают красным. Саб... Стайлз?.. с совершенно бледным лицом съежился в углу, вздрагивая от панических вздохов. Он смотрит на Дерека, беспомощно и испуганно, с его губ срывается только высокий, обрывистый всхлип. – Задержи дыхание, – рычит Дерек, но мальчик только трясет головой. Дерек сжимает кулаки, но не двигается. Он раздумывает, стоит ли подходить ближе к двери, чтобы напасть, но решает, что там газ будет сильнее. Никогда раньше он не сталкивался с подобной ситуацией. – Может быть, волк не съел мальчика, а? Может быть, он просто трахнул его, – у Руди чикагский говор, он говорит протяжными гласными, а произношение быстрое и смазанное. Он пару раз стучит по двери и кричит: – Ты ведь сделал это, гребаное животное? Приказал ему встать раком? У тебя было чертовски много времени. Держу пари, ты сверлил его маленькую грязную дырочку, да? – Вот гадость, – жалуется Стрелок. – Это так чертовски отвратительно, что я даже думать об этом не хочу. Может, нам стоит просто убить ребенка из милосердия? Никому не нужен собачий член в заднице. Дерек ведет когтями по цементу позади себя, одним из них нащупывает небольшую неровность. Он достигает предела возможностей своих легких. Даже не дыша, чувствует запах газа в воздухе, куда более концентрированного теперь. Его когти понемногу втягиваются из-за аконита, подавляющего трансформацию. Стайлз корчится в хриплом кашле, размахивая рукой перед лицом, будто это поможет. – Я не буду убираться, если там кровавая баня, – ворчит Стрелок, и Дерек почти закатывает глаза – этот мужик, кажется, одержим увиливанием от подобной работы. – Но ставлю двадцать баксов, что они оба еще живы. Зачем Альфе заморачиваться с жалким сабом, а? – Кому какое дело, придурок, – говорит Барон. – И нет причин, по которым ты должен это убирать. В любом случае, никто там надолго не задержится. – Мы должны дождаться мистера Уиллиса, – ворчит Стрелок. – Это может занять недели, и я хочу сохранить своего гребаного раба, пока мы должны торчать в этой ебучей заводи. Он пинает дверь. – Эй, вервульфский кусок грязи, ты там еще не уснул? Барон насмешливо фыркает. – Правда думаешь, что он тебе ответит? Тупица. У Дерека пляшут пятна перед глазами, он отчаянно впивается когтями в ладонь, чтобы не вдохнуть. Действует это недолго, и с отчаянным вздохом он втягивает загрязненный воздух в легкие. Эффект мгновенный: едкая боль в носу и горле, судороги в легких, как будто они обызвествлены. Это похоже на вдыхание табака, холодный пот и мурашки покрывают его кожу, когда он изо всех сил пытается оставаться в вертикальном положении. Саб остается стоять, зажатый в углу, лицо сморщено как будто он вот-вот заплачет. Он кашляет, но очевидно, газ не воздействует на людей с такой же токсичностью. Через несколько минут Дерек падает на колени, согнувшись пополам, его легкие надрываются. Он будто тонет. Внезапно становится невыносимо ярко: снаружи включили верхний свет в их комнате. Дверь распахивается прежде, чем глаза Дерека успевают привыкнуть, и он с рычанием прыгает вперед. Что ж, таков был план. На самом же деле он, немного пошатываясь, поднимается и опирается рукой о стену. Крупный бородатый мужчина, смахивающий на викинга, смеется над ним, Дерека внезапно толкают, а следом он уже чувствует, что его бьет током. Он шарит рукой над сердцем, куда пришелся удар тазера, но координация сейчас - воспоминание из прошлого. Зрение затуманено, тело содрогается с каждым разрядом тока. Худой мужчина в вычурной ковбойской шляпе и пришпоренными сапогами проскальзывает в дверь позади великана и пялится на мальчика. – Глянь-ка, Руди. Живой и все еще одетый. Кажется, ты должен мне двадцать баксов. – Что тебя остановило, Альфа? – стебется Руди. – Ты ведь не кастрирован? Яиц не хватило прикончить его? Не можешь даже трахнуть саба? Дерек хочет зарычать, но он слишком слаб. – Вылезай оттуда, мелкий говнюк, – теперь обращаются к сабу. Дерек настолько одурманен, что едва может различить Стайлза боковым зрением, когда мальчик стискивает зубы и мотает головой. – Ползи! – Стрелок использует доминантный тон. Стайлз вздрагивает всем телом, и Дерек видит, как дрожат и подгибаются его колени, но он снова качает головой, снова расцарапывает себе предплечья, сдирая только начинающие заживать полосы. Руди, коренастый молодой парень с самодельными татуировками и узорами, выстриженными на песочного цвета волосах, тоже выходит вперед и начинает скандировать со Стрелком: – Ползи! Ползи! Ползи! Для мальчика их голоса были подобны плети. Последнее, что Дерек видит перед тем, как все погружается в темноту, это Стайлз, сломленно падающий на четвереньки с обнаженной шеей.