Холод

В этот день крупными хлопьями с утра пошёл снег. Он шёл и ранее, и уже не таял, но тем не менее только сейчас белая крупа начала повсеместно покрывать усталую, от осени, черно-коричневую землю. Зима полноценно вступила в свои права. Брагинский сегодня с трудом восседал на уроках — его маняще звало на улицу. Всё мысли были о том, чтобы уроки поскорее кончились, и он, прихватив с собой коньки, накатался бы до упаду на крепком хогвартском льду. Всем тоже нетерпилось — только банкета, по случаю Хэллоуина. Особенно по поводу жратвы стонал Рональд Уизли. Иван решил, что банкет не стоит его посещения, и уговорил Гермиону выйти с ним. Девочка согласилась, зло посматривая в сторону Рона — тот сегодня сильно оскорбил её на заклинаниях, но Брагинский удержал её за локоть и после занятий просто двинул наглецу в нос, а когда тот, с кровоточащим носом и хныкнувший от боли, оказался на полу, сказал, что девочек обижать нельзя. И в России за это бьют. Коротко и больно. Гриффиндор лишился пятнадцати баллов — от старосты, что снял с Ивана за драку в коридоре, но тот, похоже, сегодня ни на что не реагировал — всеми мыслями и желаниями находясь на улице. С другой стороны — они с Гермионой зарабатывали по баллам абсолютный максимум и потерю могли себе позволить. Но вот уроки прошли, и Иван, едва ли не радостно вопя, спешно скидывал с себя мантию, оставаясь в спортивном костюме, и извлекал из чехла коньки. Впереди были выходные, и он решил пока не утруждать себя выполнением домашнего задания… *** Перепрыгивая по две ступеньки, он перешёл в коридоре на бег. И только у самых входных дверей, ведущих из замка, он перевёл дыхание. Девочка уже ждала его; она взяла с собой с десяток сэндвичей, бутерброды и термос. Иван, который знал, что прыгать на льду легче с ненаполненным желудком, взял с собой скатерть-самобранку, в которую тоже закинул горячее питье, еду и фрукты. Коньки у парня были крутые, профессиональные. Отец подарил ему их в прошлом году — из стареньких его нога выросла. — Тебе не холодно? — спросила шатенка, глубже закутываясь в толстый шарф. — Нет. Холод мне не страшен. Это моя родная магия… — парень повёл плечами в спортивной куртке и жадно вдохнул ледяной воздух, — жду-не дождусь, когда разомнусь и… *** Магия может многое, и даже ссоздать из ствола дерева скамейку небольшая проблема для мага. Иван легко создал её и закрепил чары до самой глубокой ночи. Гермиона уселась на неё и стала наблюдать, как парень разогревается. — Не слушай ничтожество по фамилии Уизли, — говорил Брагинский, прогибаясь в спине, — он не пробует даже пытаться и злится, что у него, такого крутого и потомственного мага, ничего сразу не получается… — Да знаю я, но все равно обидно… Закончив с растяжкой и разминкой, он, присев на лавочку, надел коньки, крепко и плотно их зашнуровав. Гермиона решительно встала, чтобы помочь добраться до льда, но Иван отрицательно мотнул головой. Только сам. Добравшись до льда, он сначала присел на корточки, вздохнув магию в лёд. Лёд на озере был плотным, без трещин. Но все-таки Брагинский заклинанием усилил его и сровнял. Он знал, что, скорее всего, этот лёд — подарок от Генерала Мороза, и был преисполнен к Духу благодарностью. В итоге он снял с лезвий накладки, вручил их Гермионе и сделал по льду первый неуклюжий шаг. *** Сначала он просто обкатал его, привыкая к размерам. Легко скользя, он решил начать с простых элементов… Вращение, дорожка шагов, кантилевер, бильман… Вот и первый прыжок… Он упал, стукнувшись бедром о лед. Не сильно, но обидно. Быстро поднимаясь, он снова начал ездить, затем снова зашёл на прыжок… Да! Тело вспомнило! *** Скоро он начал уже практически летать на льду, все усложняя и усложняя элементы. Гермиона, во все глаза глядевшая на русского, была изумлена так, что на автомате съела второй сэндвич. Ей уже было не холодно. Брагинский настолько отлично катался, что не верилось глазам. Да и сам парень… Порозовел, улыбался во все лицо, глазищи от удовольствия сверкают как самые яркие аметисты! Действительно — лёд это его стихия. Вот он уже катался на пределе стремительности, все усложняя свое катание. Прыжок, который он сделал, был очень высоко, и очень красиво. Так, что она захлопала в ладоши. Он, скоро прекратив, подъехал к краю и немного отдышался. Затем подъехал на середину катка, встал в позу и замер на мгновение. Затем он начал танцевать. Это было… невероятно. *** Грэйнджер открыла рот — такое и по телевизору не увидишь! В танце Иван Брагинский раскрылся в другом ключе. Как изящно, до миллиметра, складывались в жестах руки! С какой отдачей и страстью, буквально кипящей, изгибалось гибкое тело! Как легко он прыгал, на мгновение будто бы зависая в воздухе самым волшебным образом! Какие были невероятные вращения, выполненные на пределе возможности тела! Все кончилось, по мнению Гермионы, слишком скоро. *** Гермиона все ещё была словно оглушена, когда Брагинский надел накладки на лезвия коньков обратно и подошёл к ней. Жадно отпив из термоса, Иван выпрямился. Его глаза до сих пор выражали ошеломляющий восторг. — Если бы я не был магом и не работал, то непременно стал бы фигуристом. Лучшим фигуристом в мире, способным завоевать олимпийское золото. — Это было… потрясающе! Просто потрясающе! — очнулась девочка, — невероятно! — Спасибо. — Сказал ей подросток, который был польщён такими характеристиками. — Давай, получи свои коньки по совиной почте, и прокатимся вместе… *** Когда они вновь ступил на порог замка, то в нем все бурлило. Все были разогнаны по факультетские гостиным, учителя бегали от одного конца замка в другой. На входе их встретила встревоженная МакГонаналл: — Слава Мерлину! Где Вы были? — Мы? На озере, профессор. — сказал тут же Иван. — Я не выдержал искушения поездить по льду, ведь я обожаю кататься на фигурных коньках… и Гермиону уговорил проветриться вместе со мной… — А что случилось, профессор? — спросила тут же Грэйнджер. — По школе разгуливал горный тролль… Брагинский и Грэйнджер потрясенно переглянулись. — От него пострадали Рон Уизли и Дин Томас. Они подумали, что Вы, мисс Грэйнджер, в туалете на втором этаже, и Вас надо спасать… — Я несколько раз повторил в гостиной, — перебил профессора парень, — что ухожу кататься на коньках на лёд. И Гермиона открыто уходила со мной. — Недоуменно протянул мальчик. — С ними как, профессор? Серьёзно пострадали? — Нет, лёгкие ушибы. Они уже вышли из Больничного крыла… Я отведу Вас в гостиную. *** В гостиной их появление встретили ревом — пир был в самом разгаре. Все горизонтальные поверхности были уставлены едой и питьем. — Где Вы были? Что с Вами случилось? Что происходит? — затараторило множество людей сразу. — Всё хорошо, мы на льду катались… и гуляли, — сказал парень, краем глаза отмечая движение за своей спиной. Лезвие тонкого ножа уперлось Уизли в кадык. Толпа отхлынула. — Что нужно, Уизли? — спросил хмуро Иван, не отводя лезвие. — Мы… это… — Надо быть абсолютно тупым и глухим чтобы полезть к троллю, чей класс опасности превышает третий. Я открыто сказал, что иду на улицу проветриться. Гермиона — тоже. Хорошего настроения как не бывало. -… захотели погеройствовать?! Или, может, в Запретный коридор залезть? Рональд стремительно багровел. Но хладный клинок мешал ему напасть на Брагинского. — Я не допущу того, чтобы Ты своим грязным языком вмешивал невинных людей в происшествия, в которых виноват исключительно сам! — Иван! — испуганно проговорила Гермиона. — Не мешай, Гермиона. Как омерзительно, что мы с тобой сокурсники… — скривился Брагинский и медленно отвёл руку с кинжалом от горла, чуть поцарапав. — Ещё раз откроешь свой трепливый рот — горько пожалеешь… Рональд источал ненависть. Но, тем не менее, молчал. Чуть погодя — скрылся в толпе. Брагинский, хмыкнув, спрятал лезвие. — Он тебе отомстит… — Пускай в очередь становится, мститель-неудачник. — С хохотом отозвался парень. — Не хочет признавать того, что из-за дурости собственной пострадал. Они же явно сбежали с пира на тролля посмотреть! И тобой решили прикрыться. Заботливые, аж тошно. Только сегодня оскорблял пару часов назад… -Альтер-эго Александр заинтересованно поднял голову. — Ненавижу лицемеров. Ладно, Герм, я пойду к себе в комнату, мне с бумагами ещё разбираться… спокойной ночи. И больше не оглядываясь, он ушёл к себе. *** Там он широко распахнул окно, и в комнату ворвался порыв зимней стужи. И сел на широкий подоконник. — Генерал Мороз! Я знаю, что сделал для меня! Спасибо за сегодняшний подарок! — крикнул парень в темноту, в слепящую круговерть снега — на улице мело. — Но я хочу узнать, как дела у отца? Генерал завис прямо перед ним. Несмотря на то, что холод теперь был Брагинскому не страшен, от этого холода тот продрог. — Всё хорошо, юный Иван. Об отце не волнуйся. К сожалению, я недолго здесь… Отец шлёт тебе привет и благодарит за проведённую работу. Говорит, чтобы ты помянул родителей… Брагинский кивнул, глядя на зажжённую одинокую церковную свечку у фото. Отец честно ему все о них рассказал, когда Ваня все-все осознал, и дал эту единственную у него фотографию. Да, он перестал считаться гражданином своей страны, но биологическую мать и отца от этого не потерял. Он жив благодаря их самопожертвованию. Пусть и попал позже в ад. Но скоро будут летние каникулы, и он заедет к тем, кто превратил его маленькую, ещё коротенькую жизнь в нескончаемый кошмар… И посмотрим, как они запоют…