Холод

— К чему такая спешка? — кривит рот сэр Артур Керкленд, переминаясь с ноги на ногу — Брагинский в ультимативной форме потребовал с ним экстренной встречи. — Артур, потому что это желание сына. Ты же сам был когда-то отцом, знаешь же сам все это… прекрасно. — Я был не отцом. Скорее всего, опекуном. И только. — С тяжёлым вздохом проговорил Великобритания. — Столицы у меня появлялись сами собой… я обращал в персонификации… угодных и преданных мне. — Да? — искренне поднял брови Брагинский. — Ну ладно. Да, наверное, поэтому, мы с тобой так и отличаемся. Дело в том, что и Москва, и Петербург — Лиза и Пётр мои дети. Действительно дети… Керкленд сбился с шага. Дело в том что они с Брагинским сейчас шагали к выбранному им обоим месту — Стоунхенджу. Это вполне устроило Россию, который настоял на особо сильном магическом месте, довольно-таки нейтральным по магическому окрасу. То, что говорил ему Россия, сейчас не укладывалось в голове… — Я действительно многодетный отец. Я любил, как и обычный человек, не воплощение, вступал в законный брак с любимыми женщинами, которые становились мне верными жёнами… конечно, я иногда и изменял им… но это не так часто, крайне редко. И у меня рождались дети — иногда обычные люди, иногда и воплощения… мы, ведь, все знаем и чувствуем на родной земле. Но я много раз и терял собственных детей, и не только обычных, людей… но и воплощений… — Это… больно. — Это не просто больно, Артур. - Перебил его Россия. – Ты даже не знаешь, какая это на самом деле бездна и океан боли. Америку ты, вынужденно, отпустил… я прекрасно понимаю, что ты чувствовал в этот момент. Но это не умирающий у тебя на руках такой сын, ребенок… пусть и возмужавший. Я желаю никогда тебе не почувствовать такой боли, Артур Керкленд… — Федерация улыбается. Так грустно… — это ударяет не по сердцу. А по душе… душу не просто рвёт, а буквально выворачивает наизнанку… Теперь-то Керкленд понял, почему Брагинский так жесток и непримирим в отношении территориальных вопросов, вопросов по сёстрам, и защищает некоторых ценой собственной жизни. Они все — не просто воспитанники. Они — его дети, а это гораздо ближе… одна из его сторон характера, как жестокость, всплыла неожиданно по-другому… часть правды, но зато какой… — Мы пришли, — сказал Керкленд. — Только зачем мы здесь? — Мой Ваня хочет сразу привязать Спутницу к себе. Для этого мне нужно абсолютно нейтральное место… — Догадываюсь… Она из моих… — Да. Он долго думал… — Мне все равно, Брагинский, если честно. Пусть только убережёт меня от Второй Магической Войны… тем более мне не за что к нему придраться, — немного зло проговорил Керкленд, — «подарок» прошлого года это доказал. *** Пётр, который пребывал в Англии с дружественным визитом к столице Керкленда — им было что обсудить, привёл юную двоицу к сакральному месту. Артур не мог не понять, что Ваня взрослеет быстро. Сейчас он тянул на подростка лет тринадцати-четырнадцати, а уж точно не двенадцати… и, если на то пошло, впервые обратил свое внимание на ребёнка Брагинского, и, как он ранее сам сказал, на Петербурга. Да, несомненно, Брагинский подарил сыну кое-какие характерные для его внешности признаки — роста они были почти одинакового, у Петра были те же черты лица, только более тонкие, он был явно физически силен, как его «папа». Волосы были у него цвета земли, а не светлые, белые или золотые, и чуть кудрявые. Глаза были цвета тёмный воды, темно-синие, почти чёрные… Керкленда почему-то молнией пронзило старое воспоминание, как Брагинский встречал их на Эльбе в сорок пятом. Брагинский тогда напоминал ходячий скелет, перемотанный битами, а кое-где они были в крови, и мало интересовался происходящим. С германскими братьями уже прекрасно было… все ясно… Только, пожалуй, его тогдашний босс и командование приводило СССР в чувство — Иван внутренне собирался и живо обсуждал все вопросы, требующие немедленного разрешения. Уже позже Артур и Альфред узнали о том, что у него был при смерти кто-то из близких ему воплощений городов. О Брагинском тогда вообще предпочитали упоминать мало — кое-кто говорили, что из-за гибели его воплощений Иван Брагинский стал настоящим безумцем… съехал с катушек… Девочка, которую теперь придётся вводить в курс дела поневоле, была рядом с юным Иваном. Держалась та хорошо… для той, чья жизнь теперь уже неразрывно будет связана с Брагинскими… до конца её дней. Кстати, она была чем-то даже похожа на них. То ли бледноватой кожей, то ли светлыми волосами… все никак не мог вспомнить Артур — где ещё ему встречалось подобное, как у этой девочки, выражение лица… Брагинский коротко провел обряд — так как девочка «идёт к ним», а Артур вовремя «отрекся» от неё, так как это была его гражданка. Ну и на груди девицы повис амулет — «фирменный» двуглавый орёл Брагинских на цепочке. — Поздравляю, — сухо сказал Керкленд. Политес требовал поздравить с первой Спутницей. — Брагинский, твоё пребывание здесь… — Я знаю, — добродушно замахал руками Россия. — Уже ухожу. Дай только сына обнять… Двояко получилось. Брагинский попрощался как с Питером, который поклялся ему вернуть этих двоих в замок, так и с Ваней. Девице он напоследок просто кивнул. Та послушно склонила голову. *** Петербург повёл Ваню и Полумну прочь со Стоунхенджа. Им предстояла поездка на автобусе Ночной Рыцарь — или, как позже пошутил сам Ваня, на фирменной «питерской маршрутке» с водилой-лихачем. По приходу в школу — Петр отпустил их, чай не малыши, дойдете сами, их встретила профессор МакГонагалл. Она была невероятно встревожена. — Профессор? — Мистер Брагинский, мисс Лавгуд. Я отведу Вас обоих по Вашим гостиным. У нас произошло чрезвычайное происшествие. Кто-то заколдовал кошку мистера Филча… — Это… плохо, — тут же сказал парень. — Мы, славяне, сведущи в различных областях магии… Я могу посмотреть на нее? Профессор помедлила с ответом. Они втроем упрямо шли к замку. — Можете… Все сейчас у директора школы… *** Младший Брагинский переступил порог кабинета Альбуса Дамблдора как только они с профессором проводили Лавгуд до двери, ведущей в башню ее факультета. Обнявшись напоследок, пообещав встретиться с ней завтра, юная персонификация отправилась следом за МакГонагалл. В кабинете, как и говорила женщина, было людно. Преподаватели подписали собой стены, книжные шкафы, рассосавшись по углам. По кабинету шёл встревоженный гул голосов. У директорского стола стояли только сам Дамблдор, всхлипывающий Филч, Снейп и Локонс, при самодовольном виде которого хотелось впихнуть ему в рот лимон. На столе перед мужчинами лежал комок шерсти. — Кошку определённо убили заклинанием! Скорее всего, Трансмогрифианской пыткой. Я столько раз видел, как оно действует! Жаль, что я не был рядом: мне известно обратное заклинание. Я бы спас кошку… — разглагольствовал Златопуст. — Бред, — раздался позади них голос парня, — мой отец, когда-то очень давно пользовался пыточными… Это не она… Вы вообще знаете о том, как она действует?! — окрысился подросток, не переносивший на дух этого клинического идиота. — Профессор Дамблдор, позвольте мне… Белый маг, остро взглянув на сложившего руки на груди подростка, неожиданно кивнул и отступил в тень. Вздохнув, Иван сделал шаг вперед. *** Он медленно поводил руками, считывая тонкие биотоки магии. Отклик был явно не черной магии… — Черной магии нет. Точно. Так… Несколько минут Иван осматривал полностью оцепеневшую, как восковая фигура, кошку, затем с озарением стукнул себя по лбу, и быстро начал шариться у себя в рюкзаке: — Не то… Не это… Так… Вот! Нашел! Брагинский достал фляжку, быстро подошел к кошке, отвинтил крышку, и капнул одну-единственную каплю в полуоткрытый рот миссис Норрис. Сначала ничего не происходило, а затем кошка с бешеным «Мя-я-яу!» ожила, задышала и задергалась. У Локонса было такое выражение на лице, будто бы ему залепили пощечину. — Это настойка мандрагоры на мертвой воде. Сильное средство чтобы снять влияние любой магии, — объяснил парень, пряча флягу. Филч, ликуя, подхватил свою питомицу на руки, мгновенно осушая свои слезы. — Спасибо, парень! — поблагодарил от души мужчина мальчика, — миссис Норрис единственная мне, близкая… — Красивая у Вас кошка. У меня тоже дома несколько кошек живут… — Я очень рад, — прибавил Дамблдор, — что сей инцидент исчерпан… У Вас мощное средство с собой, мистер Брагинский… — Отец решил, чтобы я был во всеоружии. Он же далеко. Могу сказать одно — черных чар на кошке не было. Только… оцепенение. — Я думаю, что коль инцидент исчерпан, то мне пора отвести своего студента обратно в гостиную, — сделала шаг МакГонагалл, — уже очень поздно. И, мистер Брагинский, пятьдесят баллов за Ваш поступок. — Как скажете, профессор. *** Брагинский устало плюхнулся на свою кровать в комнате. Так много произошло за столь маленький промежуток одного дня! Лавгуд, отец, визит Петра, его старшего брата, ритуал… Поездка на «бешеной английской маршрутке…» Еще и это странное кошачье оцепенение, причем кошки мистера Филча, и так безмерно осторожной — почти все ненавидели преданное лично хозяину существо, которое звало Филча на возникновение нарушений и опасности, и пытались напасть, чтобы, например, покрасить или вовсе подпалить ей шерсть… Что по-настоящему случилось на Хэллоуин, когда их в замке не было? Нужно завтра узнать у Боунс… как у нейтрального человека.