A Year and a Day/Год и Один День

             Гермиона проснулась, будто от толчка, ее сердце бешено колотилось, а остатки ночного кошмара цеплялись за ее разум, словно она попала в паутину. Она села на огромной кровати, прижав руку к груди, и стала делать размеренные вдохи и выдохи, снова и снова. Она знала, что ее охватила паника, знала, что это был кошмар, но попыталась вытеснить все мысли и сосредоточиться на своем дыхании, а затем и своих ощущениях.       Вдох — выдох.       Она сидела на самой мягкой в мире постели.       Вдох — выдох.       Она слышала скрип и ветер, дующий за ее окном.       Вдох — выдох.       Простынь была шелковистая на ощупь.       Вдох — выдох.       Она слышала слабое тиканье напольных часов, стоявших в коридоре.       Вдох — выдох.       Она повторяла это до тех пор, пока не пришла в себя, заземляясь, и паника отступила. Гермиона открыла глаза: в комнате царил полумрак, мягкое сияние, исходившее от луны, было ее единственным источником света. Она опустила вторую руку на простынь, больше не нуждаясь в том, чтобы прижимать ее к груди, отслеживая учащенный ритм своего сердца.       Она сглотнула и снова закрыла глаза. Раньше Гермиона никогда не пыталась возвращаться к ночным кошмарам, прокручивая увиденное во сне. Но ее терапевт однажды сказала ей, что иногда полученные травмы могут откладываться в подсознании и преследовать во снах, если не прорабатывать проблему, такой способ организма взывать о помощи.       Гонг, раздавшийся с коридора, заставил ее вздрогнуть. Ее сердце сильно забилось, когда он повторился. Гермиона сосчитала до трех и опустила голову. Ей стоило признать, что она еще на удивление долго проспала. Было три часа ночи, и она проснулась из-за кошмара, который нужно было записать в своем дневнике. Ей не нравилось возвращаться к этому, заново переживать травму, но она знала, что нужно справиться с этим, чтобы избежать бесконечную череду кошмаров и бессонницы, приступов паники и паранойи.       Однажды она уже застряла в этом и предпочла бы больше никогда туда не возвращаться.       Девушка откинула одеяло и соскользнула с кровати. Ее босые ноги почти бесшумно ступали по деревянному полу, когда она обошла кровать и направилась к сундуку у двери в ее неприлично большой шкаф. Она открыла его и отодвинула в сторону большую часть мантий и несколько книг, на самом дне, в углу лежал блокнот в кожаном переплете. Он ощущался в руках так знакомо, и Гермиона почувствовала легкий укол в груди от того, что прошло почти два года с тех пор, как она брала его в руки в последний раз, и вот она неизбежно снова была здесь.       Гермиона взяла ручку и, прижимая дневник к груди, снова забралась на кровать. Она вытащила свою палочку из-под подушки и наложила мягкий люмос. Под приглушенным светом, исходящим от ее палочки, она медленно открыла дневник. Ее последняя запись была сделана 17 апреля 2010 года. Она провела пальцами по написанным ею строчкам, но не стала их читать. Гермиона никогда их не перечитывала. Ее психотерапевт сказала ей, что некоторым людям нравится перебирать и переоценивать все, даже свои собственные мысли о травме, но это было не лучшим решением для нее.       Ваш мозг не может определить разницу между фактическим переживанием травмы и воспоминанием о ней. Если вы будете читать прежитое заново, то есть опасность, что вы воспримите это так, как будто события произошли снова. Так что запишите, но не читайте. Достаньте это из своего подсознания, но затем отложите в сторону.       Гермиона медленно вздохнула и аккуратно вывела дату вверху чистой страницы. Она заставила себя погрузиться в сегодняшний кошмар и вспомнить все подробности. Она ненавидела это делать, ненавидела то, какие чувства это выталкивало на поверхность.       Она бежала.       Залы в Отделе Тайн казались очень длинными. Вокруг летели проклятия, Пожиратели Смерти окружали ее. Долохов. Пурпурный след от темной магии, затем темнота. Холодная, пронизывающая темнота, которая шептала, что она мертва. Мертва.       Мертвая.       Мертвая.       Гермиона тщательно вывела последнюю точку, прежде чем медленно закрыть дневник и с тихим выдохом прикрыть глаза. Она больше не удивлялась тому, что именно приходило ей во снах. Можно было бы подумать, что здесь, в поместье ей должна была присниться Беллатриса, пытки, но это работало не так.       Она с трудом сглотнула. Ей было трудно понять это, когда она впервые обратилась к психотерапевту. Гермионе нравилось все знать, расставлять все идеально по порядку, как по учебнику, и тот факт, что ее собственный мозг и ее собственная травма работали иначе, только усугубляло ее тревогу. Ей нужно было научиться отпускать это, избавляться от своих предвзятых представлений о том, как она должна действовать, что она должна чувствовать, с помощью каких методов она должна исцеляться. Необходимо было отпустить все это, погрузиться во тьму своей души и просто существовать в ней. Никаких ориентиров, никакой возможности угадать, что будет дальше. Она должна была просто быть.       Гермиона ненавидела то, как это работало с ней, она хотела получить рекомендации, правила, нормальные симптомы, которые могла бы свести к контрольному списку, но нет. Она перебирала сочетания триггеров, реакций на травму, симптомов. Ничто из этого не имело смысла, и она помнила, как однажды ее психотерапевт посмеялась, когда она в очередной раз разглагольствовала об этом.       Мы все хотели бы быть идеальными пациентами, Гермиона. Мы все хотели бы свести себя и свои травмы к чему-то простому или управляемому, но вы пытаетесь подобрать идеальную схему к травмированной психике. Тут не обойтись без проблем или подводных камней. Вам просто нужно научиться ориентироваться в этих ловушках и подводных камнях. Вы не можете заранее заполнить все пробоины, так же, как не можете полностью исправить нанесенный ущерб.       Гермиона задавалась вопросом, почему она четко помнит некоторые части своей терапии, когда другие были полностью забыты, может она помнила только самые острые моменты.       Вам нужно быть помягче с собой, потому что это только начало процесса длиною в жизнь.       Ее память снова и снова подбрасывала ей маленькие крупицы, за которые ее мозг цеплялся с таким рвением, с каким утопающий цепляется за спасательный круг. Одно из самых важных вещей, которые сказала ей ее психотерапевт, было… очень трудно принять.       Вы были ребенком, Гермиона. Это была не ваша вина, что некоторые взрослые заставили вас пройти через это.       Она была кавалером Ордена Мерлина первой степени, частью Золотого Трио, Героиней Волшебного Мира, а ее психотерапевт сказала ей, что этого никогда не должно было случиться, что она была всего лишь ребенком, которого принудили к чему-то, что ни один ребенок никогда не должен переживать. Ей казалось это каким-то снисходительным отношением, грубым и принижающим ее достижения. Пока до нее не дошло, что терапевт была права, и это только разозлило ее еще больше.       Она чуть не потеряла себя на этой войне, отдала так много ради войны, которая никогда не должна была ложиться на ее плечи. Этот факт заставил ее возненавидеть Дамблдора и каждого взрослого, который позволил этому случиться. Она знала, почему пошла на это, почему так горячо верила во все, но это не избавляло ее от горечи, чувства, что у нее отняли детство.       С гневом было справиться труднее, но ее психотерапевт ясно дала понять, что ей было позволительно злиться, потому что то, что ее заставили пережить было неправильно. Независимо от цели, независимо от конечного результата, было неправильно взращивать троих детей для дальнейшего участия в войне, а затем позволять им учить других детей вести ту же войну. Это было неправильно.       Ваш гнев — это та часть в вас, которая понимает, что это было неправильно, понимает и презирает случившееся, потому что гнев это та часть внутри вас, которая знает, что вас должны были защищать, должны были укрывать от опасности и оберегать. Этот гнев, который вы испытываете прямо сейчас — это та часть в вас, которая любит себя глубоко и по-настоящему, так, как никто другой не любит и не любил. И этот гнев — та часть, которая ненавидит тот факт, что вам приходится оплакивать то, что вы никогда не должны были терять, потому что те взрослые, кому, как вы считали, вы должны были доверять, сделали это с вами.       Гермиона судорожно вздохнула и открыла глаза. В окне она увидела листья деревьев, которые шелестели на слабом ветру. Неожиданно раздался слабый скрип, и она быстро обернулась, тут же подняв палочку.       — С госпожой все в порядке? — услышав слегка писклявый голос домашнего эльфа, Гермиона расслабилась. — Вас разбудил гонг? — эльф выглянул из-за угла кровати, чтобы посмотреть на Гермиону, и она покачала головой.       — Плохой сон, — она положила палочку на колени и потерла лоб. Гермиона и забыла, что у Малфоев были эльфы. Она не была до конца уверена, что ей следует думать об этом.       — Это нехорошо, госпожа, не хотите ли зелья Сна без сновидений? — на этот вопрос Гермиона отрицательно покачала головой. Она уже имела дело с этим зельем и знала, что лучше не возвращаться к этой привычке.       — Все в порядке. Я, наверное, пойду на свое рабочее место.       Ей нужно было многое подготовить, прежде чем приступать к своим различным проектам.       — Могу я проводить хозяйку? — с надеждой в голосе спросила эльфийка и Гермиона слегка кивнула. Она выросла со времен своего ГАВНЭ, понимала магию, связывающую эльфов с их домами. Ей не нравился тот факт, что волшебный мир так бесцеремонно относился к магии крови, когда дело касалось домашних эльфов, но она не собиралась ставить самих эльфов в неудобное положение из-за этого.       — О, Мэджи так счастлива! — эльфийка радостно захлопала в ладоши, и Гермиона соскользнула с кровати, крепко сжимая дневник в руках. — Ну же, ну же, госпожа! — она почти вприпрыжку направилась к двери, а Гермиона подошла к своему сундуку и спрятала дневник обратно на прежнее место, и поднявшись на ноги, собрала волосы волшебной палочкой, чтобы удобнее было работать.       Эльфийка вприпрыжку бежала по коридору, останавливаясь каждые несколько секунд, чтобы помахать Гермионе рукой.       — Я избавлюсь от часов возле вашей комнаты и вы сможете спать спокойно! Если вам когда-нибудь понадобится зелье Сна без сновидений, дайте знать Мэджи, и она достанет его для вас! — ее большие круглые глаза довольно ярко светились в темноте коридора, и Гермиона криво улыбнулась ей.       — Спасибо тебе, Мэджи.       Услышав слова благодарности, эльфийка совсем растаяла, но вскоре собралась и повела Гермиону прямиком к ее рабочему месту.       Внутри было темно, помещение освещалось лишь висящим в небе полумесяцем.       — Мэджи зажжет вам свет! — она подняла руки, чтобы щелкнуть пальцами и Гермиона вздрогнула.       — Нет! — эльфийка выглядела так, словно ее ударили, и Гермиона поморщилась. — Только никакой магии на рабочем месте. Это может помешать моим исследованиям, — быстро произнесла она, и Мэджи склонила голову набок.       — Никакой магии для создания волшебства? — смущенным тоном спросила эльфийка.       — Магия откладывается на поверхностях, даже магия домашних эльфов может загрязнить новую магию, которую я создаю, она смешивается и заклинания могут работать неточно, — она изо всех сил старалась объяснить Мэджи суть, и эльфийка кивнула.       — Итак, хозяйке нужны свечи. Свечи можно зажечь одну за другой с помощью спичек, а затем погасить одну за другой. Никакой магии, — Мэджи медленно произнесла это, и Гермиона кивнула. Маленькая эльфийка практически вибрировала от счастья, на ее лице сияла широкая улыбка. — О, госпожа так добра! Вы так добры! Мэджи принесет свечи! Мэджи принесет все свечи! — с этими словами она выбежала из комнаты, оставив ее одну.       Гермиона прошла вглубь помещения и принялась за свои исследования, она еще не успела полностью разложить их по стопкам. Подойдя к сундуку, она достала свое незаконченное исследование. У нее была отдельная таблица для каждого незавершенного проекта. Она никогда не была из тех, кто форсирует события и берется за все одновременно , поэтому, она зацикливалась на чем-то одном, а потом переходила к следующему.       Она уже частично разложила вещи на одном из столов, когда вбежала Мэджи, держа коробку со свечами на своей крошечной головке.       — Я зажгу их! — она быстро двигалась по комнате, вставляя свечи в подсвечники, зажигая их одну за другой и расставляя по комнате. Гермиона еще раз улыбнулась, когда мягкое сияние заполнило комнату. Она вернулась к своим делам, пока Мэджи сновала по солярию, освещая его все большим количеством свечей. К тому времени, как эльфийка закончила, в комнате воцарилось приятное сияние. — Хозяйке нужно что-то еще? — Мэджи потянула за подол пижамных шорт Гермионы.       — Да. У вас случайно нет классных досок? — она посмотрела на эльфийку сверху вниз.       — Да! Да, Мэджи принесет! — она понеслась прочь, но тут же вернулась, толкая перед собой доску на колесиках, с коробкой мела, балансирующей у нее на голове. Гермиона подошла, чтобы помочь ей. — Госпоже нужно что-то еще? — Мэджи сложила руки вместе после того, как положила коробку с мелом на край классной доски и посмотрела на Гермиону с таким обожанием, что волшебница почувствовала себя неуютно и задалась вопросом, чувствовал ли Гарри то же самое рядом с Добби.       — На данный момент, у меня есть все, что нужно, Мэджи, — Гермиона улыбнулась ей, а бедная эльфийка выглядела удрученной, но через секунду ее уши навострились.       — Госпоже нужен чай! И еда! — она не стала дожидаться ответа и умчалась прочь до того, как Гермиона успела что-либо сказать. Она тихонько вздохнула, повернулась к классной доске и достала свои исследования по увеличивающему заклинанию. Она быстро написала на доске все, что ей было нужно, а затем уставилась на нее, пытаясь понять, что именно ей необходимо было изменить, чтобы сделать заклинание более эффективным.       Она так быстро погрузилась в проблему, отмечая что-то на доске, иногда стирая или перечеркивая, что пропустила момент, когда Мэджи вернулась с чаем с тостами. Она пропустила восход солнца и приход эльфики, которая уже послушно задувала каждую свечу по отдельности. Пропустила все это и пропустила бы остальное, бормоча что-то себе под нос, стоя у своей доски, если бы в комнату не вошел Малфой.       — Я вижу, у мозгового центра Золотого Трио нет ни минуты передышки. Интересно, ты когда-нибудь спишь или отдыхаешь от исследований, как растение от солнца? Я сомневаюсь, что ты знаешь значение слов «сделать перерыв», — его голос был слегка холоден, но это лишь немного отвлекло ее от текущей проблемы с заклинанием.       — Да, я действительно разобрала его на составляющие, — пробормотала она, склонив голову набок, изучая задачу, вычеркивая что-то еще на своей доске.       — Что?       Она слушала его вполуха, нахмурилась, стерла то, что зачеркнула, и записала на этом месте новую теорию.       — Компоненты, я разбила его на простые компоненты, но проблема с заклинанием заключается не в этом. Увеличивающие амулеты имели проблемы еще на стадии создания. Загрязнение от посторонней магии сбивало с толку, а попытки исправить это становились почти невозможными.       — Грейнджер…       — Хммм? — промычала она, поворачивая к нему лицо, но не глядя по-настоящему.       Послышался звук удара тарелки о поднос.       — Ты завтракала, Грейнджер?       — Завтрак? Зачем мне завтракать? — она взглянула на него и снова повернулась к доске. — Конец света не наступит, если пропустить завтрак, — она придвинулась ближе к доске. — Я могла бы увеличить вращение на четверть оборота… — она изобразила движение палочки мелом, но тут же покачала головой. — Это помешало бы действию заклинания. Нужно увеличить интенсивность, но оборот должен оставаться таким же, — она что-то бормотала себе под нос, хмуро уставившись на доску.       — Ты всегда такая неприветливая по утрам? — в его голосе послышалось раздражение, и Гермиона пожала плечами.       — Ты всегда прерываешь людей в процессе их работы? — она не понимала, почему он к ней пристает. Она совершенно явно была занята, у нее не было настроения посылать его к черту, но текущая проблема требовала этого.       — Ты была такой же с Поттером и Уизелом?       — Гарри понимает меня, и есть причина, по которой мы с Рональдом не поженились и не завели детей, — она слегка поджала губы. — А что насчет взмаха? — пробормотала она, хватая свою книгу о движениях палочкой и перелистывая на нужную страницу.       Малфой секунду молчал.       — Прошу прощения?       — Не отставай, пожалуйста. Рональду не нравилось, что я была занята исследованиями. Он считал, что это отнимает слишком много времени от тех вещей, которые по-настоящему имели значение, — она изобразила кавычки свободной рукой. — Я была не согласна с ним и хотела продолжить обучение. Ему это не понравилось. Следовательно, мы расстались, — она быстро провела пальцем вниз по открытой странице и покачала головой. — Нет, — она захлопнула книгу и небрежно бросила ее на стол. — О чем только думал этот человек, используя загрязненное пространство для создания основы своих магических теорий? — прошипела она, подходя к своей доске и сердито стирая часть заклинания. — Что, если я просто переделаю его? — она покачала головой. — Это займет слишком много времени, — ее мысли метались туда-сюда, пока она быстро рисовала руны на доске, пытаясь выяснить, какие комбинации загрязнений могли присутствовать в рабочем пространстве волшебника, чтобы исправить заклинание и заставить действовать так, как ей было нужно.       — Послушай, Грейнджер. Почему ты не рассказала Проныре о нашем браке? — вопрос прозвучал невинно, и Гермиона замолчала, нахмурившись.       — Его это не касается. Я теперь редко вижусь с ним, — Гермиона нахмурилась еще сильнее, когда она поняла, что он делает.       — Правда? — в голосе Малфоя звучало самодовольство, и она повернулась, чтобы с возмущением посмотреть на него в упор.       — Как ты думаешь, что ты делаешь? — Гермиона уставилась на него, и он скрестил руки на груди, глядя на нее.       — Спрашиваю тебя, не присоединишься ли ты к Скорпиусу за завтраком, так как мне рано уходить на работу, — с этими словами он развернулся и пошел прочь. Она ошеломленно моргнула, глядя на него, и задалась вопросом, сколько же информации она выдала этому мерзавцу. Мел в ее руке сломался пополам, и она со вздохом закрыла глаза.       — Ты не можешь убить его. Ты не можешь убить его, — она положила мел на стол и вышла из комнаты. — Ты не можешь убить его за то, что он воспользовался своим преимуществом. Он гребаный слизеринец. Это то, что они делают, — пробормотала она себе под нос, ненавидя тот факт, что он понял, как может выуживать из нее информацию. Это было неловко. Гарри много раз использовал именно эту тактику против нее, но Гарри был другом.       Гарри не был ее печально известным врагом.